Дорога менестреля

— Ясно. Значит, вот кого ты без штанов видела! — очень красноречивый взгляд был устремлён на мою талию.

Я остолбенело замерла на лавке.

О Богиня, он что думает, что мы с Таром... что я.... беременна!

— Не смей! Не смей даже думать! — взбешённо закричала я, вскакивая.

Карис молча встал из-за стола, достал из тайника свёрток с ножами и — так же молча — вышел.

Я отнесла посуду на кухню, а, вернувшись, занялась комнатой: вытащила для просушки обе постели; забравшись на лестницу, прошлась веником по потолку, и, напоследок, вымыла пол.

Выйдя на задний двор, выплеснуть грязную воду, я услышала очень знакомый, но давно позабытый звук: глухой стук вонзающегося в дерево ножа.

Карис раздобыл где-то толстую деревянную доску и начертил углём мишень. Похоже, братец твёрдо решил вспомнить прежние навыки. И, кажется, действительно вспомнил: когда я остановилась на пороге, с его ладоней серебряными полосами в воздух взвились сразу два кинжала.

— Погоди, может лучше так, — я подошла к мишени, вытащила кинжалы и прислонилась к доске. — Что стоишь, обводи.

Карис немного подумав, достал уголёк и осторожно обвёл контур моей фигуры.

— Совсем как раньше...

— Да, — вскинув глаза, я увидела на лице Кариса ту же сладко-горькую грусть воспоминаний.

Поздняя весна. Полянка, обрамлённая пестроствольными березами. В одном её конце разноцветной стайкой, опустившихся на отдых перелётных птиц, сгрудились фургоны. Оттуда слышны разговоры и смех, тянет дымом костра и аппетитным запахом кипящей похлёбки.

Мы с Карисом, удобно устроившись на толстом поваленном стволе, зачарованно смотрим, как пляшет в руках мужчины серебряный веер кинжалов, как один за другим они отправляются в полет, устремляясь к женщине, упирающейся спиной в толстую доску. Она стоит спокойно и неподвижно, лукаво улыбаясь метателю. Когда последний, десятый кинжал впивается в дерево над её головой, Карис, не выдержав, срывается с места:

— Пап, можно... — Отец медлит с ответом, убирая боевые кинжалы. — Ну, можно, я...

— Лиат, не мучай сына, — доносится от мишени. Мама подходит к нам, неся кинжалы, вынутые из доски.

— Как скажешь, родная, — отец улыбается, откидывая со лба непослушную пепельную прядь, и опускает ладонь на плечо Кариса. — Сейчас, Ари, подожди минутку. Дара, поди-ка сюда.

Я подлетаю раньше, чем он успевает договорить. Мама берет меня за руку и ведет к мишени. Я прислоняюсь к доске и, замирая от восторга, воображаю себя на помосте, под взглядами зрителей. Но мечты неожиданно обрываются. Мама обрисовывает меня угольком и решительно уводит на другой конец поляны.

— Пойдём, Дара, не будем им мешать.

Я обиженно надуваю губы, но, не выдержав, дергаю маму за подол.

— Мама, а почему мне нельзя? Ты же помогаешь папе?

Мама наклоняется и тёмные, пахнущие мятой пряди касаются моего лица.

— Ты тоже будешь помогать Ари, когда немножко подрастёшь.

— Обещаешь?

— Конечно, обещаю, а теперь пойдем. Ты, наверно, уже проголодалась.

За спиной одновременно со стуком кинжала о мишень раздается радостный вопль.

Прикосновение к плечу вернуло меня на задний двор корчмы, но губы невольно прошептали:

— Мы так и не успели...

— Не грусти, сестрёнка, — Карис вскинул голову, в зеленых глазах замерцали золотые искры. — Всё будет хорошо, вот увидишь.

Я невольно улыбнулась и кинула завистливый взгляд на кинжалы на поясе брата.

— Хочешь попробовать? — Карис достал один из кинжалов и передал мне. — Давай, посмотрим, какой из меня учитель.

Это был один из наших секретов. Когда папа начал обучать Кариса (вернее, когда я начала понимать, чему Карис учится), я не отставала от них и почти все уроки сидела на поляне, как приклеенная. Отца я не просила, знала, что бесполезно, а вот Карис от меня натерпелся. Последней каплей стала устроенная мной (когда мама и папа были на выступлении) жуткая истерика со слезами и воплями.

Так что пришлось брату превратиться из ученика в учителя.

Я взвесила кинжал на ладони, и тут меня толкнул в бок какой-то бес.

— Так неинтересно, — протянула я капризным тоном.

Карис выгнул бровь.

— И что ты предлагаешь?

— Давай на спор. У кого вся десятка попадёт в 'яблочко' — тот выиграл.

— Идёт. Что поставим?

— Если выиграю я, ты, не сходя с места, сочиняешь для меня стих.

— Любопытно. Согласен. А если выиграю я, ты отказываешься от помолвки с Таром. Идёт?

За кого он меня принимает?!! Может, хватит указывать, что мне делать!

Я вскипела по-настоящему: рука взметнулась сама собой, и Карис получил отменную пощёчину, в ушах зазвенело точно.

Впрочем, опомнилась я быстро. Карис посмотрел на меня очень странным взглядом, потёр щёку и тихо сказал:

— Извини. Ты его в самом деле любишь?

Вот теперь мне очень захотелось провалиться под землю. Кажется, я сделалась совершенно пунцовой. Эль я соврала, не моргнув глазом, а Карису не могу — язык не поворачивается.

Карис, похоже, принял моё смущение за утвердительный ответ, вздохнул и добавил:

— Ладно, ставлю другое условие. Если я выиграю, ты сегодня заменишь меня в корчме, споёшь посетителям.

Ну и змей же ты, братец. Но мы ещё увидим, кто кого.

— Договорились. Ты первый.

Карис, видимо, не сомневаясь в победе, усмехнулся углом рта.

— Как скажешь, лапочка.

Убью! Ненавижу, когда меня так называют! Ну всё, любимый братик, сейчас я тебе покажу.

Кинжалы, один за другим, ложились в центр мишени. Остался последний — десятый.

Проигрывать совсем не хотелось, и... нет, я ничего не делала, только смотрела, правда, очень пристально.

И мне снова удалось. Кинжал, слегка отклонившись в полёте, воткнулся на полпальца правее центра, а Карис на время лишился дара речи.

— Моя очередь.

Карис отошёл к мишени, вынул кинжалы и вернулся — не произнеся ни слова.

Я, примериваясь, взвесила кинжал на ладони, собралась, и серебряная полоса, рассекая воздух, вонзилась точно в середину. И так — все десять.

Карис не поленился ещё раз прогуляться до мишени, чтобы посмотреть на мой результат с близкого расстояния. Вернулся он слегка ошарашенный, а я победно улыбнулась и медовым голосом пропела:

— Я очень внимательно слушаю.

Карис немного помолчав, произнёс:

— Ты платишь за песню полной луною, как иные платят звонкой монетой; (1)

В дальней стране, укрытой зимою, ты краше весны и пьянее лета:

Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье,

Полетим с тобой в ненастье — тонок лед твоих запястий;

Шелком — твои рукава, королевна, златом-серебром — вышиты перья...

Всю мою недавнюю злость, словно водой смыло. Я, задохнувшись от восторга, кинулась брату на шею. Карис едва успел выронить кинжалы и подхватить меня.

— Спасибо! Ой, мама! — мой неожиданный порыв оказался слишком бурным, и мы, потеряв равновесие, упали на землю. Карис основательно приложился спиной — не стал уворачиваться, оберегая меня.

— Цела? — сдавленно поинтересовался он.

— Да, — я поднялась почти сразу же и протянула Карису руку, помогая встать. — Я же на тебя упала. А ты?

Карис слегка поморщился.

— Вроде ничего не сломал. Хватит с нас на сегодня. Пошли-ка домой.

Я ещё не успела скинуть 'второе видение' и только поэтому сумела расслышать в обычном шуме и гомоне скрип главных ворот и негромкий женский голос. Но нет, чтобы промолчать, так взяла и ляпнула, не подумавши:

— Мне пора, нехорошо заставлять ждать будущую свекровь.

— Как скажешь, — обронил Карис, тщательно перевязывая свёрток с кинжалами.

Странно, он совсем не удивился. Неужели знает?! Нет, не может быть, я ведь ничего не рассказывала.

Так или иначе, но к воротам я подошла в такой задумчивости, что чуть не прошла мимо тёти Виаты. Она тут же расцеловала меня в обе щёки, и, подхватив под локоть, повела в комнату. Я почему-то почувствовала себя несчастной жертвой, отправленной на допрос к коронному дознавателю.

Как оказалось, это были цветочки.

И кто меня, вправду, за язык тянул? Через полчаса, обмотанная полотном, обвязанная в тридцати местах мерными лентами и щедро усеянная иглами, я превратилась в самого настоящего ежа. Да, свадебный наряд, конечно, дело важное, и я, боясь пошевелиться под пристальным взглядом голубых глаз тети Виаты, покорно терпела, сцепив зубы и проклиная себя за идиотскую мысль, олуха Тара — за то, что согласился подыграть, тётушку Мелану и остальной мир — просто так, ради удовольствия.

Наконец моя мучительница соизволила выпутать меня из этого ужаса, и я рухнула на лавку, удивляясь тому, что ещё жива. Тут же явилась тётушка с полным подносом, и начался увлекательный разговор о приданом. Две почтенные кумушки упоённо беседовали о том, сколько, чего и как за мной полагается дать, а я тихо зверела от перечисления одежды, тканей, посуды и всего прочего. Когда дело дошло до домашней живности, я была готова завыть и покусать кого-нибудь.

Но вот в разговоре прозвучало магическое слово 'деньги', и тётушка, мгновенно встрепенувшись, сладким голосом пропела:

— Дара, деточка, иди погуляй.

Я вылетела из комнаты, как помилованный узник — из темницы.

Поднявшись к себе, я вытащила из сундука чистую одежду, в такую жару можно было обойтись и без юбки, одной длинной рубашкой. Сначала уборка, потом этот кинжальный спор, примерка — день, можно сказать, удался на славу. Мне ужасно хотелось искупаться, но не возиться же летом с тяжеленной бадьей — значит, пойду на озеро.

Свернув рубашку и прихваченное полотенце в узел, я на цыпочках (не дай Богиня, опять тётя Виата увидит, и окажется, что ещё кое-что надо примерить — умру на месте!), спустилась по лестнице и прокралась через двор, но у самой калитки натолкнулась на Кариса. Вот незадача: я-то думала, он давно ушёл. В этот момент братец как две капли воды походил на кота, удачно подкараулившего зазевавшуюся мышь.

— И куда это ты собралась, позволь спросить? — в хитрющих зелёных глазах плясали бесенята.

Я подавила сильное желание испробовать на нём какой-нибудь приём и самым невинным голосом ответила:

— Купаться, а что?

— Надо же, как кстати. Я тоже только что об этом подумал.

— Ты что, на солнышке перегрелся? А если нас увидят? Наплетут такого, что век не отмоешься.

— Что-то ты от счастья мигом поглупела. А твоё любимое озеро в лесу?

Я только растерянно хлопала глазами, не зная, что сказать. Надо же, мой секрет — вовсе не секрет. И тут до меня дошло.

— Ты меня выследил?!! — я едва не залепила Карису вторую пощёчину.

— Очень нужно. Сам нашёл, вернее, мне показали.

— Кто?

Вопрос остался без ответа, но я успела заметить странный блеск в глазах брата, и тут меня осенило: 'Ведана! Там рядом есть парочка мест с полезными травками. Но с какой стати Ведана будет Карису что-то показывать, а тем более — озеро? Ой-ой-ой... если это действительно то, о чём я подумала...'.

— Дара, ты идёшь или нет? — поинтересовался Карис. И ехидно добавил:

— Вот что любовь делает, разом весь ум потеряла. Может, мне Тара тоже квасом облить?

Я наклонилась, подняла какой-то камушек и запустила в Кариса. Он играючи увернулся и рассмеялся:

— Недолёт.

Я слегка разозлилась и погналась за ним, но этот нахал умудрялся всё время опережать меня на два шага, так что, когда мы вылетели к озеру, я уже воображала, красочно и подробно, как лучше его утопить.

У берега Карис предусмотрительно остановился, а я, бросив узел на траву, влетела в воду прямо в рубашке. Карис только хмыкнул и устроился на поваленном стволе, повернувшись ко мне спиной.

Я просто блаженствовала: не вода, а сказка. И главное, никаких подкарауливающих остолопов! Поплескавшись с минутку, я стянула намокшую рубашку и совсем собралась швырнуть её на берег, как вдруг в голове созрел восхитительно-злодейский план. Я как можно тщательнее выполоскала её в воде (чтобы была помокрее), свернула в тугой комок, и, подплыв на удобное расстояние, метнула Карису в спину.

Получилось просто чудно: он прилично промок, от неожиданности потерял равновесие и чуть не свалился в траву.

— Ну, чертовка, — далее последовала парочка, м-м, довольно занимательных выражений, тихо, чтобы я не услышала. Зря старался.

Я отплыла чуточку подальше и сообщила с безопасного расстояния:

— Я раньше такого не слышала, что-то новенькое? Кто научил?

— Выпорю, — раздалось с берега. nbsp;

&

&

&

&

&

&

&

&Поздняя весна. Полянка, обрамлённая пестрос