Легенда мертвых земель. Ended.

"Чего ты вопишь?! Я из-за тебя чуть с обрыва не слетела!" — рассердилась Камия.

Летсис смерил ее рассеянно-нахальным взглядом и шутовски развел руками.

"Каюсь. Бываю громок сверх меры".

Он грациозно подобрал полы плаща, сработанного с претензией на элегантность, но ужасно истасканного и грязного, и присел рядом. Девушка в восторг от такого соседства не пришла, размышляя, как отделаться от Летсиса. Кошмарный тип.

"Голосом, значит, ворожишь?" — непосредственно поинтересовался он, придвигаясь ближе, в то время как Камия постаралась незаметно отодвинуться. И тут же, безо всякого перехода, добавил: "А хочешь, расскажу тебе, в чем мой дар проявляется? Все споры выиграешь!"

"Спасибо. Сия тайна для меня не новость. Ты можешь управлять хором синих рогатых жаб, не так ли? И превращать навоз в алмазы" — церемонно отказалась та, отмахиваясь от длинных грязно-белых прядей склонившегося к ней заговорщика.

"Я серьезно" — немного обиженно протянул Летсис, разжигая ароматную дымокурительную палочку.

"Конечно. Я тоже. А сейчас мне пора. Видишь ли, нужно...".

"У меня сходный дар. С твоим похожий"

Камия распахнула рот и так резко развернулась обратно, что едва не исполнила балетное фуэте.

"Ты ведь тут не просто развлекалась, а птичка? Это было опасно. Что ты пыталась сделать? У меня волосы на голове зашевелились, такое в воздухе напряжение повисло. Ты грозу наколдовать пыталась, подобно древним шаманам?"

"Тебе что за дело?" — со всей возможной грубостью возмутилась Камия.

"Никакого. Думаешь, я тебя допрашивать пришел? Вовсе нет. Я же говорю, мы с тобой похожи".

Летсис от души рассмеялся проступившему на лице девушки гневу.

"Я голосом убить могу. Хочу одного, хочу всех, кого вижу, и даже больше. "Голос моря", слышала о таком? Я могу управлять инфразвуком, избирательно и всеобъемлюще". И хотя звучало это так же вздорно, как и сотворение золота из полиэтилена, культового материала предков, и прочих приписываемых циркачами Летсису качеств, в этот раз он, похоже, сказал правду. Хотя бы потому, что невозможно врать постоянно, иначе ложь вывернется и станет истиной по закону двойного отрицания.

"Доказать можешь?" — все же спросила Камия.

Летсис вдохнул и выдохнул, выпуская бесцветное облачко ароматного дыма. Лениво отбросил использованную палочку, перевел ставший еще более бессмысленным взгляд на Камию.

"А что мне за это будет? Давай ты хотя бы догола разденешься?".

Девушка вторично распахнула рот и, не удержавшись, расхохоталась. Воистину, Летсис был самым странным обитателем цирка, если его интересовали подобные вещи. Прежде ей не приходилось сталкиваться с подобным, но теперь можно было предположить, что его странные действия, речи и взгляды казались ей таковыми, потому что носили отпечаток его желаний. Она интересовала его как объект противоположного пола. Подумать только. Он казался слегка смущенным, но в силу врожденной развязности продолжал смотреть на нее. И он, пожалуй, представлял собой симпатичного молодого человека, если размышлять в сходном направлении.

В век эмоционального инвалидства такого не ожидаешь. Пожалуй, смеяться было невежливо, подумала Камия. Но его речи таковыми также не являлись, так что извиняться не стоит.

"Хорошо. Это даже любопытно", — отсмеявшись, сказала она.

"Правда?! А я пошутил..."

Камия с укором посмотрела на Летсиса.

"Я вижу ты настаиваешь? Ой, только не надо меня бить! Давай ты меня просто поцелуешь, договорились? И мы в расчете".

Летсис немного отстранился и пристально посмотрел ей в глаза. Затем он открыл рот, но из горла его не выходило ни единого звука.

И все же, что-то происходило.

Голова ее взорвалась тысячью кусочков боли, и каждая клеточка мозга, казалось, возопила в едином хоре муки. Потом — словно схлынула волна, оставив только пустоту, и вновь накатила , чтобы вновь исчезнуть. Так "маятник" качнулся несколько раз, а потом все снова изменилось — Камии стало казаться, что все ее тело разрезают на полоски мяса, обстругивают ее, как деревяшку, а она никак не умрет, хотя смерть желаннее, чем очередное прикосновение лезвия. Она не могла дышать, оглохла, почти потеряла самую свою суть. Сквозь кровь, заливающую глаза, она с трудом различила бесформенные обрубки рук, пульсирующие органы, почти вываливающиеся из вскрытой грудной клетки — и кровь, повсюду кровь, гораздо больше, чем можно вместить воображением в человеческое тело. Мир стал багровым. И только боль, боль, боль...

Камия глубоко вздохнула, заклокотав забитым кровью горлом. Ощутив влагу на лице, она прикоснулась к ней рукой и увидела оставшийся на ней алый след. Глаза и уши слегка сочились кровью.

"Это самое слабое воздействие, которое я могу воплотить. Меньше четырех секунд я не умею", — извиняющимся тоном произнес Летсис, рукавом рубашки помогая ей оттереть щеки.

"Мне казалось, это была вечность".

"Это нормально. Человеку свойственно воспринимать время исключительно субъективно".

"Не умничай, пожалуйста, а?" — простонала Камия, запрокидывая голову, точно в надежде, что вытекшая кровь снова вернется туда, куда нужно.

"Как хочешь".

Осторожно подхватив ее, Летсис пересадил ее к себе на колени, прислонив голову на плечо. Все так же осторожно, почти вкрадчиво, прикоснулся к ее губам своими, заставляя раскрыться, податься ему навстречу.

"Это намного приятнее", — прошептала Камия ему на ухо, и почувствовала, что его губы растянулись в улыбке. В темноте она почти не различала его лица. Соленого привкуса во рту почти не осталось, он сменился чем-то другим, приятным. От Летсиса исходил неуловимый, притягательный запах, и девушке казалось, что он теперь пропитал и ее, оставшись в волосах, одежде, коже.

"Обычно я начисто оглушаю понравившуюся девушку, и уволакиваю с собой, как трофей", — так же тихо рассмеялся Летсис, обнимая ее. Это было даже приятнее, чем поцелуи, делиться друг с другом теплом, — совершенно незнакомое чувство, которого, как на чувствовала, ей ужасно стало не хватать, как только она его обрела.

"Ты же шутишь, правда?" — Камии вдруг стало страшно до дрожи, что все это Летсис проделал от скуки, в шутку, подгадав удобный момент. В конце концов, что она о нем знала?

"Глупая. Ты замерзла? Пойдем, я провожу тебя до твоей палатки. Давай завтра встретимся тут пораньше, до заката. Ты придешь?"

"Сам глупый" — счастливо выпалила Камия.

Она забрала у него курительную трубочку, и не соглашалась отдать до следующей встречи — отчасти потому, что хотела иметь хотя бы призрачный повод для встречи, отчасти потому, что ее аромат немного напоминал запах Летсиса, являясь его частью. "До встречи", шептали они друг другу, но ни один не отпускал руки. Камия чувствовала всю силу неловкого, вдруг вспыхнувшего чувства — и незнакомую боль в душе, и восторг, и трепет.

Оставшись одна, она пришла в ужас. Словно помешанная, металась она по маленькой палатке, едва не срывая ткань с опор, когда задевала стенки.

"Что я наделала?"

"Почему это произошло?!"

И чудовищное чувство вины. Разрастаясь, оно поглотило все прочие, заполнило ее до краев, как дождь пустую чашу.

Нужно уходить отсюда. Но куда? Нет. Ей некуда пойти. У нее есть причины оставаться именно здесь.

Тогда, просто избегать Летсиса. Это несложно, легкомысленный "фокусник" найдет себе другое развлечение. Эти мысли отдались в ее душе новой болью, но что ей делать, Камия не знала.

На следующий день, в кипящем жизнью лагере, она только и думала, как бы не столкнуться с Летсисом, и ей это без труда удавалось — о его приближении возвещала собравшаяся вокруг толпа спорщиков. Судя по выкрикам, он и не думал открывать прочим суть своего дара. Это снова заставило ее почувствовать себя страшно виноватой.

Когда же солнце начало менять цвет с золотого на оранжевый, он, точно по волшебству, вырос из ниоткуда прямо перед ней.

"Так я и знал! Новый день настал, и можно сделать вид, что ничего не было!" — возмутился Летсис, пресекая робкие попытки Камии скрыться.

"Ну и что? Мое право!" — с отменным вызовом бросила она, выдергивая руку.

Показной гнев на его лице сменился растерянностью. Оттого он стал намного казаться совсем юным, много моложе, чем казался с нахальной улыбочкой и длинным плащом. Сейчас он был в чистой, простого кроя одежде, без манерных жестов своего привычного образа.

"Ты всерьез? Что на тебя нашло?"

"Оставь меня в покое. Что тебе вообще от меня понадобилось?" — все так же быстро, грубо говорила Камия.

"Ну, как же?", — Летсис все еще непонимающе, незаслуженно улыбался, уже начиная понимать, но пытаясь обратить все в шутку. — "У каждого подлеца, мятежника и эгоиста должна быть женщина, которая, как в книгах, осветит его жизнь любовью и смыслом. Этакий идеал, ради которого он все эти годы болтался и увязал в грязи бытия".

"Ты ошибся", — не дослушав его слов, отрезала девушка.

Больше она ничего не сказала, торопясь уйти, чтобы не слушать и не видеть Летсиса, со всеми его глупостями, которым ей отчаянно хотелось верить.

То, что с ними случилось, было до безумия странно. Странно, как удалось им среди всеобщего эмоционального отчуждения притянуться друг к другу, отличить живое среди спящего — только затем, чтобы оттолкнуться вновь.

И долго еще Камия, невольно сталкиваясь среди циркачей с Летсисом, ловила его пристальный, больно вопрошающий взгляд.

Через полгода, когда все настолько привыкли к суровым землям на краю пустыни и хлипким палаткам как к постоянному дому, долгие сборы и приготовления были завершены. Кроме людей, занимающихся продовольственным снабжениям, никто за полгода никуда не выезжал из лагеря, и теперь все были переполнены предвкушением вперемежку с тревогой. Начиналась новая веха в жизни многих, кто оказался в новичках, и новый сезон для старожил. Пахло краской и свежей древесиной, слышалось ржание множества лошадей — единственных животных в цирке Амаджи, купленных для повозок. Ткачихи спешно дошивали новые костюмы — в отличие от цирков в исконном смысле, здесь носили простые и неброские вещи, не отвлекающие от основной части зрелища. Зато эта одежда была из хорошей ткани и ладно сидела на тех, кто в своей жизни зачастую не носил ничего лучше лохмотий.

Камия в длинном белом платье и в булавках после последней примерки, увидела неподалеку своих давних знакомых. Близнецы стояли в левом углу от нее углу шатра, в одинаковых иссиня-черных костюмах. Амаджи, устав выяснять, кто устроил очередную каверзу в лагере, придумал очень простой способ различать мальчишек, и теперь у них на щеках красовались витиеватые татуировки белой краской — номер один и номер два. Успехи они, по слухам, сделали весьма значительные, и это наверняка так и было, иначе вряд ли они остались бы в цирке, выбыв либо живыми, либо мертвыми. Заметив, что Камия смотрит на них, Альтри махнул ей рукой. И хотя расстояние было значительным, девушка почувствовала, как уходят прочь все ее тревоги, и внутри нее словно растет легкость, будто теплое облако: таков был дружелюбный жест целителя. Да, мальчики многому научились. Здесь не было учителей, да их и не могло быть при столь различных дарованиях, но был один для всех закон — борись и учись, иначе не выживешь.

Нейла сгорела, причем буквально — яркая вспышка, и ее не стало. Она попыталась зажечь новую звезду, хотя и знала, что это наверняка ее погубит. Камия понимала, что толкнуло ее на подобное — каждый из талантов, вне зависимости от характера, рано или поздно желал узнать, на что он способен по-настоящему, выложившись на полную мощность. И каждый однажды пересекал предел, за которым это желание оборачивалось против него. Она — пока — не хотела знать, что будет, когда она подымется к неведомым высотам музыки. Не рухнет ли она затем в бездну отвратительных фальшивых звуков, не дотянувшись до нужных нот, или еще, не станется ли она напрочь без своего волшебного инструмента?

По вечерам она все так же приходила на обрыв, хотя казалось, с уходом Нейлы краски заката потускнели. Пока не стало слишком холодно, она пела, без слов, просто следуя чувствам. Летсис к ней больше не подходил, хотя порой она чувствовала знакомый запах, словно он только что, за мгновение до нее, покинул это место, и, скорее всего, так оно и было. Тогда ее охватывала тоска, примешанная к давнему отчаянию, о том, что могло бы произойти между ними, но не случилось. Просто потому, что она родилась не такой, как обычные люди, и даже не как обычные Стражницы.

Сегодня она снова пришла сюда, в последний раз. Завтра цирк снимется с места и двинется в путь. До поздней ночи в лагере кипела жизнь, шли сборы, слышался шум и крики. Времени осталось совсем немного, резко пришло понимание: все это никогда не повторится, и вообще ничего уже дальше не будет. Все.

Со стороны пустыни ползла мгла непрогляднее ночи, но Камия ее не замечала, погруженная в свои мысли. Она была словно абсолютная тьма, не цвет и не тень, а пустота, анти-жизнь, свет со знаком минус. Будь она такой, как прочие Стражницы, она бы не усомнилась в ее зловещем происхождении, и узнала Чернильницу, и смогла принять меры. Но Камия в мыслях забыла даже имя свое, и кто она, и откуда. Столетие не было в мире ни единого крупного нападения нежити, и хотя Стражницы и Целители помнили об опасности, но и они позволили себе неосторожность в ослаблении бдительности. Что до простых жителей, они за несколько поколений благополучно изжили самые страшные воспоминания, заменив их легендами и сказками, где добро всегда побеждает зло.

Летсис тоже видел, как целенаправленно, прямо к его возлюбленной ползет нечто жуткое, вихрясь черными клочьями почти у ее ног. Если бы не болезненная привычка в течение дня незаметно следить за ней, подобно лучшему из маньяков, он бы не оказался сейчас рядом с ней.

"Камия, беги!"

И пока девушка оцепенело оборачивалась на его голос, он бросился к ней, оттаскивая от успевших окружить ее клочьев живой тьмы. Затрещал ворот платья, за который он дернул ее. И Камия вскрикнула, когда в последний момент два отростка все же обвили ее руки — там, где они коснулись ее, на месте плоти остались черные, как смола, следы, разом обуглившие ее запястья. Боль и в самом деле была такая, словно руки окунуло в горящий напалм, а Летсис все тащил ее за собой, прочь от Чернильницы. Скорее генетической, чем своей накопленной памятью, она вспомнила о ней.

"Стой!" — Камия попыталась затормозить, что с ее легким весом было непросто против рослого юноши. — "Надо остановить ее!"

"Ты самоубийца?!", — зло бросил ей Летсис, даже не оборачиваясь на свой буксируемый груз.

"Нам-все-равно-не-у-бе-жать!", — выдохнула Камия. Кажется, этот аргумент подействовал.

Уже остановившись, она сообразила, что у нее нет никакого оружия. Радом стоял Летсис, и за него ей было страшно, хотя правда была в том, что им действительно было некуда бежать. Чернильница, как черные дыры Вселенной, поглощали все на своем пути, со временем все разрастаясь. Вдобавок ко всему, они еще и обладали зачатками разума. Надеяться оставалось только на генетику, и Камию передернуло при мысли, насколько это больно.