Осколки зазеркалья (главы 1-9)

Враги мои подразделялись на несколько категорий: враги меня как вампира, враги меня как барона Неренгерт и, собственно, враги меня как меня — вне зависимости от каких-либо прочих факторов. С первой категорией все было предельно ясно: как правило, фанатики — они все-таки ограничивались вампирами, не трогая людей, считая, что вампир мог человеку угрожать, заставить его силой, подчинить, наконец, себе его волю. Поэтому то, что случилось с Элис — попросту не их стиль. Возможно, конечно, это лишь часть коварного плана, в финале которого предполагается моя мучительная смерть под слезы одетой в белое, но уже запачканное кровью платье Элис... Впрочем, едва ли. Я нахожусь под бдительным присмотром охраны — это во-первых. Во-вторых, для любого вампира единственный способ сотрудничества с подобными организациями — это самоубийство. В прямом смысле слова. А в доме Элис работал именно вампир, это сомнений не вызывало.

Вторая категория перешла ко мне по наследству — вместе с титулом, поместьем, золотом и ценными бумагами. Их, как правило, волнуют те же проблемы, что и меня — и это отнимает у них, как и у меня, немало времени. Поэтому случая сделать гадость они не упустят, но специально закручивать не самую простую комбинацию не станут. Не тот случай. У них хватает и своих проблем, а потому эту категорию тоже практически можно списывать со счетов. Не полностью, разумеется. Я все равно проверю оба этих варианта.

Но основные силы будут пущены по следу третьей, самой опасной и непредсказуемой категории. Мои личные враги. Однако здесь тоже все не так-то просто — кто бы сомневался! Молодые вампиры ко мне не сунутся, даже те, кто постарше — едва ли рискнут. Репутация моя держится не только на родовом имени. Для тех же, кто вполне мог ввязаться в подобное без особого риска — слишком все просто. Во-первых, члены Совета предпочитают интриги посложнее, оттачивая их едва ли не до произведения искусства, во-вторых, они слишком заняты друг другом, чтобы тратить свое драгоценное время на меня. Как бы это ни било по моей гордости, я пока еще не в их весовой категории. А то, что кто-то, обладающий силой и властью, стал бы помогать новичку... Сомневаюсь, что обладающий хоть какими-то мозгами подросток добровольно полезет в кабалу — а в результате его ждет именно она, этого нельзя не понимать. Кроме того, не тот уровень игры. Попросту не тот.

Как бы то ни было, пока что я оставался в тупике. Слишком интересное переплетение простого и сложного. Слишком... странное. В любом случае, оставался шанс, что Элис не оставят в покое. А так как она под надежным присмотром, у меня может появиться зацепка. Хотя я бы поставил на то, что зацепка, если она и будет, окажется заведомо ложной — лишь бы только увести меня в сторону еще сильнее.

Выходя из машины и направляясь к одному из офисов своей компании, я нехорошо усмехнулся. Никому не позволю играть с собой и с тем, что (и кого) я считаю своим. Эту простую истину я готов был донести до любого, кто осмелится проверять ее на личном опыте. Сейчас же... рутинные дела еще никто не отменял. И едва ли отменит. А потому, отдав ряд приказов, я приступил к делам. Но несмотря на то, что профессиональным качествам своих вампиров я доверял, мне было неспокойно. Ведь сейчас, по сути, я словно находился на пороховой бочке, вокруг которой пляшут факелы. Пока — пока! — я выгляжу для других незыблемой скалой. Но если хоть кто-то из тех, кому я поручил добывать информацию, окажется недостаточно осторожен — он привлечет ко мне ненужное внимание. Само по себе это не смертельно. Вопрос лишь в том, какую сторону захотят занять эти сторонние — опять же, пока еще — наблюдатели. Кроме того, если на огонек заглянут шакалы, они могут и не дожидаться развития событий. Что-что, а это мне совершенно не нужно. Все, чего я хочу — спокойно разобраться с происходящим, обезопасить Элис и... Пожалуй, вступить-таки в права наследования.

Элис

— Я подумаю об этом завтра, — промурлыкала я себе под нос. Небезызвестная заповедь Скарлетт О'Хара внушала оптимизм уже хотя бы тем, что позволяла надеяться: завтра у меня все-таки будет.

Однако вопрос касаемо сегодня все еще оставался актуальным. Ведь этот день тоже надо было как-то пережить и, желательно, с наименьшими потерями и наибольшим удовольствием. Ну а первой в череде насущных проблем стояла исконно женская.

— Что же тут у нас хорошего? — я придирчиво оглядела содержимое шкафа и тяжело вздохнула. Как обычно, при видимом разнообразии вещей выбор был не так велик, как того бы хотелось. Немного подумав, я предпочла льняной брючный костюм и легкую светлую блузку. В конце концов, мне предстояло не отдыхать, а работать.

Слегка подкрутив волосы, я закрепила локоны лаком для волос.

И тут раздался звонок в дверь. Я выронила из рук флакон с лаком. Первой мыслью было: "Меня пришли убивать". Хладнокровно. Средь бела дня — вернее, утра. Второй — стало навязчивое желание сбежать и спрятаться. Куда? Да вот хотя бы под кровать! Или под одеяло, поскольку забиться в те несколько сантиметров, что отделяли кровать от пола — задача не слишком-то выполнимая. Впрочем первый приступ паники прошел довольно быстро. Я строго напомнила себе: "Кирс!" В самом деле, даже если за дверью и впрямь находится убийца, оставленная бывшим охрана меня убережет. Наверное. Мотнув головой, я попыталась себя подбодрить: "Зато если это и в самом деле за мной, у меня есть шанс, что все закончится с минуты на минуту. И я продолжу жить счастливо. А главное, спокойно! Если выживу..."

Отогнав непрошенные мысли, — нездоровый пессимизм с успехом прорывался сквозь попытки храбриться — я сделала шаг к двери. Дрожащей рукой потянулась к замку. В последний момент напомнили о себе остатки здравого смысла, и, прежде чем открыть, я посмотрела, кто же ко мне пришел.

Лестничная площадка даже сейчас была практически не освещена. Лишь слабые солнечные лучи со стороны лестницы, а там находилось окно, добирались до угла, где стоял мой гость. Впрочем, этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы узнать его — и для того, чтобы я хоть как-то успокоилась. Во всяком случае, приглашая посетителя войти, я уже почти не паниковала.

Да, я его знала. Хотя, наверное, "знала" — чересчур. Так, видела от силы пару раз. Покопавшись в памяти, я все-таки сумела припомнить его имя — показаться невежливой мне не хотелось категорически

— Проходите, пожалуйста, Юрий Степанович, — слегка вымученно улыбнулась я. Именно так моего гостя называл когда-то дед.

Так уж вышло, что в детстве обо мне заботился, в основном, дед. Бывший летчик, на ночь он рассказывал мне сказки про небо и облака, про ветер и птиц... Это когда у него было лирическое настроение. Когда он начинал тосковать по полетам, я слушала уже совсем другие сказки: о моделях самолетов, об их устройстве, о строении двигателя и о приборах в кабине пилота. Дед гулял со мной, играл. Учил ездить верхом, когда мы были в гостях у его старинного друга — владельца огромного поместья и небольшой конюшни. Мы с дедом играли в индейцев и пытались стрелять из самодельных луков. Дед принимал живейшее участие во всем, что так или иначе меня касалось. Когда я пошла в школу, он не только занимался со мной, объясняя все, что вызывало затруднения, но и рассказывал вещи, выходящие за рамки школьной программы. Так продолжалось до пятого класса. А потом он умер.

"Сердце", — сказали врачи. "Тоска по небу", — утверждали его друзья. Как бы то ни было, но деда я любила до сих пор. И всегда вспоминала о нем с неизменной теплотой.

Друзья и знакомые деда мне, в общем, нравились. Они относились ко мне хорошо, не упускали случая угостить ребенка конфетой или другой сладостью и охотно отвечали на провокационные вопросы, касающиеся, как правило, устройства мира.

Но Юрий Степанович не понравился сразу. Мне тогда было три года. Он просто улыбнулся и протянул шоколадку. А я испугалась и с ревом спряталась за деда. Сколько потом ни допытывались, что же случилось, внятно объяснить я ничего не могла. Однако ощущения запомнила — неприятные, немного липкие. Наверное, потому мне запомнилось и имя — странное, непривычное. И когда мы встретились второй раз — тогда мне было уже почти семь — я вежливо с ним поздоровалась, обратившись по имени. Я больше не пряталась, однако вела себя настороженно.

Деда уже давно не было рядом, но как же мне порой — например, сейчас! — хотелось спрятаться за его широкую спину.

Под суровым, испытывающим взглядом гостя хотелось поежиться. Однако я только мысленно фыркнула. Не вампир, и ладно.

— Элис, — голос Юрия Степановича был под стать взгляду. Такой же суровый, жесткий и пробирающий чуть ли не до костей. Слыша такой голос, хотелось не то вытянуться в струнку, не то начать каяться во всех грехах — в том числе и не существующих. — Элис. Ты связалась с вампирами, — что интересно, в голосе Юрия Степановича не было ни грамма пафоса. Как ему это удается? — Как. Ты. Могла. — буквально чеканя каждое слово, выговорил он. И да, это не было вопросом. — Что бы на это сказал твой дед?

Наверное, предполагалось, что я тут же начну раскаиваться. Однако... Сама себе поражаясь, я лишь пожала плечами.

— Скорее всего, порадовался бы за меня. Что какое-то время его любимая внучка была счастлива.

— Ни один охотник, — неожиданно прошипел гость, — не будет рад тому, что его близкие связались с вампиром!

— Так то охотник, — фыркнула я. Это вообще здесь при чем?

— Именно. Охотник.

И только тут я поняла, на что мне намекают. Вернее даже, говорят прямым текстом.

— Дед был буддистом, — сказала я. Мне стало смешно. Не то что бы я знала о буддизме так уж много — вовсе нет. Но в одном я была уверена. — Дед был против отнятия жизни.

— Жизни, — почти улыбнулся Юрий Степанович. — А вампиров назвать живыми в полной мере нельзя.

Вот тут-то он был неправ. Уж этом вопросе благодаря Кирсу я оказалась подкована получше многих.

— Немертвых — возможно. И то — лишь в определенной мере, — кивнула я. — А аристократы — вполне даже живые. У них бьется сердце.

И циркулирует по венам кровь... Это я знала совершенно точно. Кроме того... мне нравилось засыпать у Кирса на руках, прижимаясь к его груди — под тихий звук биения его сердца.

— Это не показатель, — качнул головой мой собеседник. — Часы тоже издают похожий звук. Но никому ведь не приходит в голову называть их живыми.

— Интересная мысль, — мне как-то резко расхотелось смеяться. — С часами, кажется, вампиров еще не сравнивали.

— Элис, живыми вампиров называть или нет — это все слова, — махнул рукой он. — Ты же понимаешь, на деле все гораздо серьезнее. И шутки, увы, уместны не всегда.

— Именно, — кивнула я. Юрий Степанович встрепенулся рассчитывая на успех — что бы ему там ни было нужно. Но я его разочаровала. — Это все слова. Все, что вы мне сейчас сказали — всего лишь слова. Не подтвержденные, замечу, фактами.

Я демонстративно посмотрела на часы.

— Прошу простить, Юрий Степанович, — холодно улыбнулась я. — Но мне уже пора. Не хотелось бы опаздывать на работу.

— Что ж, Элис. Твое право. И твой выбор. Смотри, не пожалей потом.

Я промолчала, надеясь, что это не было угрозой. И молча проводила неожиданного визитера, так и не поняв ни что ему было нужно, ни добился ли он желаемого.

Да и вообще, странно все это: то вампир напал, то теперь вот охотник пожаловал — если, конечно, он и в самом деле охотник. Впрочем, такое вполне могло быть — чувствовалось в Юрии Степановиче что-то такое... страшное. Но вот насчет деда я ему не верила. Совершенно.

Зато своим часам я верила. На работу я уже почти опоздала.