Мне нравилось бегать — и на короткие дистанции, и на длинные. Заниматься на тренажерах и плавать тоже нравилось. Не любил я футбол, баскетбол... в общем, игровые виды спорта — совсем не мой конек.
"Хорошо бы сейчас пробежаться", — подумал я. Сделал несколько глубоких вдохов — и не почувствовал ничего такого неприятного в груди. От этого мне еще больше захотелось вскочить и присоединиться к остальным.
И в то же время что-то во мне вопило от ужаса. Как будто, стоит мне начать бегать и прыгать, и тут же в моих легких снова образуется дырка.
"Третьего приступа у тебя не будет". Так сказал отец, однако эти слова звучали не настолько убедительно, чтобы принимать их всерьез. Если я по глупости перетружусь, меня снова ждет весь тот кошмар, а этим я уже сыт по горло. Так что сейчас мне надо какое-то время просто расслабляться. Без вариантов.
Девчонки прыгали в длину в песочнице, которая была в западной части спортплощадки.
Я подумал, что смогу разглядеть там ее — Мей Мисаки. Прищурился, вгляделся — но они были слишком далеко, я никого не разобрал.
Если учесть, что у нее повязка на левом глазу, — может, она тоже сидит где-нибудь в сторонке. Тогда она, возможно, на одной из лавок неподалеку...
Я заметил кое-кого, кто вполне мог бы оказаться ей.
Одинокая фигурка в школьной форме стояла под деревом неподалеку от песочницы; это она?
Из-за большого расстояния я не мог понять, это Мей или нет.
И нельзя же весь урок пялиться на девчонок. Вздохнув, я сцепил пальцы за затылком и откинулся на спинку лавки. Зажмурился и тут же, словно наяву, услышал пронзительный голос майны Рей-тян: "Почему?"
Минут через пять-шесть.
— Ээ, Сакакибара-кун.
Кто-то обратился ко мне.
Я удивился и вяло открыл глаза. В метре от меня стояла девушка в темно-синем блейзере.
Но это была не Мей Мисаки.
Вместо повязки у нее были очки в серебряной оправе. Волосы не коротко стриженные, а спадающие на плечи. Юкари Сакураги, староста класса.
— Ты освобожден от физкультуры, да?
Стараясь ничем не выдать легкого разочарования, охватившего меня, я ответил:
— Ага. Всего неделя как из больницы, ну и так далее. Врач сказал пока что не заниматься физрой и посмотреть, как я себя буду чувствовать. А ты тоже освобождена? Болеешь?
— Я вчера упала и подвернула ногу.
Юкари Сакураги опустила взгляд. Лишь после этого я заметил повязку на правой ноге, закрывающую колено и голень.
— Эээ... ты случайно не на холме за задними воротами упала? — полушутя спросил я. Сакураги улыбнулась, будто сбрасывая напряжение.
— Мне повезло, я упала в другом месте. Ты, значит, уже знаешь про этот сглаз, да?
— Ну да.
— Тогда... — начала было она, но я ее перебил:
— Хотел сказать тебе спасибо, что пришла тогда в больницу.
— О... да нет, ничего особенного.
— Не хочешь сесть?
Я встал, освобождая лавку для травмированной девушки. После чего сменил тему.
— Не скажешь, почему физрой не занимаются два класса сразу?
Эта мысль меня уже какое-то время занимала.
— Я думаю, это нормально, что если занимаются отдельно мальчишки и девчонки, как сейчас, то можно объединить два класса? Особенно в муниципальной школе? Ведь учителей же все равно двое, один для парней, второй для девчонок, и если класс один, то у каждого вдвое меньше учеников...
Во всяком случае, с таким количеством народу мы не сможем играть в футбол. Не то чтобы я особо тосковал по недоступной возможности.
— В других классах не так, — ответила Сакураги. — Классы один и два занимаются вместе, классы четыре и пять тоже. Только класс три занимается сам по себе.
— А почему именно три?
Я вполне понял ситуацию, раз уж третьих классов нечетное количество, но почему лишним оказался именно класс 3? Обычно ведь в такой ситуации выпадает класс 5?
— Ты на большой перемене был с Кадзами-куном и Тэсигаварой-куном? — на этот раз сменила тему уже она.
— Ну да. А что?
По-прежнему сидя на лавке, она подняла голову и посмотрела мне в глаза.
— А они... тебе что-нибудь рассказали?
— Те двое?
— Да, они.
— Они провели меня по-быстрому по школе. Ну, вроде — смотри, это корпус А, за ним корпус S, там проходят спецзанятия — в таком ключе. И рассказали страшилку про пруд с лотосами.
— И все?
— Под конец мы подошли к нулевому корпусу, и они еще немного рассказали, что в этом старом здании.
— И это все?
— Вроде все, по-моему.
— ...Ох, — тихо выдохнула Юкари Сакураги и повесила голову, потом продолжила еще тише: — ...Надо сделать как следует, иначе Акадзава-сан рассердится...
Я разбирал лишь кусочки фраз, которые она шептала себе под нос. Акадзава-сан? Одного из учеников, которые сегодня не пришли в школу, точно звали Акадзава.
Сакураги медленно встала с задумчивым выражением лица. Я четко видел, как она подстраивает свои движения, чтобы поменьше беспокоить травмированную правую ногу.
— Да, Сакураги-сан, — я решил просто попробовать. — Эээ, слушай, а где Мисаки-сан?
— ...Э...
Она склонила голову набок.
— Мей Мисаки, девочка такая в нашем классе. Ну, знаешь, с повязкой на левом глазу. Она тоже освобождена?
Сакураги так и продолжала экать, склонив голову набок. Вид у нее был абсолютно переполошенный. Почему? Откуда такая странная реакция?
— Я наткнулся на нее возле нулевого корпуса на большой перемене.
Как раз в этот момент где-то вдалеке раздалось низкое, раскатистое "грррррр". Это что, самолет взлетает? Нет, по звуку непохоже. Может, гром?
Я задрал голову и посмотрел на небо.
Отсюда, из-под дерева, оно выглядело точно таким же, как раньше, — чистое майское небо. Таким оно казалось поначалу; но оглядевшись по сторонам, я обнаружил ближе к северу зловещие тучки. Значит, то, что мы слышали, — это правда был гром?
Как только я так подумал, издалека снова донеслось то же самое "гррррррррр".
Значит, он и есть. Весенний гром.
Может, вечером будет дождь.
На такой прогноз меня сподвиг северный край неба.
— О?
Я обнаружил что-то там, где совершенно не ожидал, и у меня сам собой сорвался вопрос:
— Кто это... вон там?
Корпус С — трехэтажное здание к северу от спортплощадки. Там, на крыше -
Кто-то стоял вплотную к ограждению. ...Это не?..
Это она. Мей Мисаки.
Осознание пришло мгновенно. Хотя с такого расстояния я никак не мог разглядеть ни ее лица, ни даже одежды.
В следующую секунду я, оставив Юкари Сакураги стоять все с тем же ошарашенным выражением лица, побежал к корпусу С.
10
Моя дыхалка кончилась, еще когда я бежал верх по лестнице. Я мысленно видел рентгеновский снимок своего съежившегося легкого; однако силуэт, который я заметил от спортплощадки, интересовал меня больше.
Дверь на крышу нашлась легко.
Это была стальная дверь, выкрашенная в кремовый цвет. К ней была прилеплена картонная табличка с красной надписью: "Выход без уважительной причины воспрещен".
Менее чем за секунду я принял решение проигнорировать столь туманный запрет. Дверь была не заперта. Я толкнул ее и вывалился наружу.
Чутье меня не подвело. Фигура действительно принадлежала Мей Мисаки.
На крыше школьного здания, мрачной железобетонной коробки. Одна посреди всего этого -
Она стояла, прислонясь к ограждению, на краю крыши, обращенном в сторону спортивной площадки. И смотрела в мою сторону, а значит, наверняка увидела меня сразу же. Но, не произнося ни слова, тут же повернулась ко мне спиной.
Пытаясь привести в порядок сбитое дыхание, я подошел к ней и встал неподалеку.
— Ээ, слушай — Мисаки-сан, — начал я слабым голосом. — Ты тоже освобождена от физры, да?
...Никакой реакции.
Я придвинулся на шаг, потом еще на один.
— А это нормально? В смысле, тут можно находиться?
Все еще стоя ко мне спиной, она ответила:
— Что такого? Вблизи смотреть ничуть не лучше.
— А учителя не будут на тебя орать?
— ...Вряд ли.
Последние слова она произнесла шепотом и наконец развернулась. Я увидел, что к груди она прижимает альбом размером с небольшую книжку.
— Ты ведь тоже здесь, — вернула она мне мое же замечание.
— Что такого? — скопировал я ее ответ. — Просто смотреть, как другие занимаются физрой, правда неинтересно. А ты рисуешь?
Она не ответила, лишь спрятала альбом за спину.
— Я уже сказал, когда наткнулся на тебя во время большой перемены, но... эмм, я только сегодня перевелся в класс три-три...
— Сакакибара-кун, да?
— А, ага. А ты Мисаки — Мей Мисаки-сан, да? — я кинул взгляд на бейджик у нее на груди. — А как пишется "Мей"?
— Как "вой".
— Вой?
— Или "звук". Как в слове "резонанс". И в слове "крик".
"Вой", значит. "Вой с видом на мыс".
— Ээ... а ты помнишь? Мы недавно встречались в больнице.
Наконец-то я сумел задать ей этот вопрос, но мое сердце по-прежнему никак не хотело биться ровно — оно колотилось, как у загнанной лошади. Его стук даже в ушах отдавался.
— В понедельник на той неделе. Я в больнице случайно вошел в тот же лифт, что и ты, а потом ты вышла на втором подвальном этаже. Ты сказала, как тебя зовут, когда я спросил. Не помнишь?
— На той неделе, в понедельник... — прошептала Мей Мисаки, и ее правый глаз, не закрытый повязкой, медленно закрылся сам. — Кажется... было такое?
— Я так и думал. Знаешь, у меня это с тех пор... из головы не выходило. И когда я увидел тебя сегодня в классе, я был просто в шоке.
— Вот как.
Короткий ответ; однако на ее тонких губах словно проступила тень улыбки.
— А зачем ты тогда спускалась на второй подвальный этаж? — продолжил я. — Ты сказала, тебе надо было что-то отнести? Но кому? Ты тогда несла белую куклу — ну, похоже было. Ты ее должна была отнести?
— Ненавижу такой допрос, — так же коротко ответила она и отвернулась.
— Ой, прости, — тут же извинился я. — Я вовсе не пытался заставить тебя отвечать. Просто...
— В тот день случилось кое-что печальное.
"Меня там ждут. Моя бедная вторая половинка".
Вроде она так сказала тогда в лифте?
"Бедная... вторая половинка".
Эти слова давили мне на мозг, но, конечно же, спросить ее об этом я сейчас не мог. А сама она чем-то еще делиться не спешила.
Вдали снова громыхнуло. Ветер, обдувающий крышу, казался чуток холоднее, чем раньше.
— Тебя... — вновь раздался голос Мей Мисаки, — зовут Коити Сакакибара. Правильно?
— Ага.
— Тебя это наверняка беспокоит.
— Э... эээ?
Стоп, погодите. Она что, собирается поднять ту историю?
— П-почему ты это...
Я поспешно попытался взять себя в руки. Мей смотрела молча, потом сказала:
— Ну, это же было в прошлом году как раз весной? Вся страна была в панике. И с тех пор еще и года не прошло.
— ...
— Сакакибара... Хорошо, что твое имя не "Сэйто".
После этих слов тень улыбки снова появилась у нее на губах.
Честно говоря, я был ошарашен.
Давно уже об этом никто не вспоминал — и в новой школе про ту историю пока никто не заговаривал. И вот надо же — услышать это не от кого-нибудь, а от Мей Мисаки.
— Что-то не так? — Мей с любопытством склонила голову набок. — Ты не хотел, чтобы я об этом говорила?
Я попытался сказать "да мне по барабану" и сделать вид, что мне действительно по барабану, но у меня не получилось. И прежде чем хотя бы начать думать, что делать дальше -
— У меня плохие воспоминания, — я принялся выкладывать все как есть. — В старой школе в том году, когда случились те убийства в Кобэ и все начали говорить про Сэйто Сакакибару, пришлось несладко еще одному четырнадцатилетнему...
— Издевались над тобой, да?
— Нет, ничего такого серьезного, что тянуло бы на "издевательство", не было. Но...
Да... ничего такого уж плохого. Не было какой-то явной злобы, злого умысла. Все просто думали, что это прикольно...
Они писали мою фамилию теми же кандзи, которыми писал он, или звали меня Сэйто. Вполне безобидные детские шутки. Однако...
Как правило, я просто отшучивался и смеялся со всеми, но иногда я это ненавидел сильнее, чем мог вытерпеть, сильнее, чем мог сам себе признаться. А потом -
Прошлой осенью, когда я продолжал терпеть этот ежедневный груз. Тогда и случился мой первый спонтанный пневмоторакс. Может, вся та фигня насчет Сакакибары как раз послужила одной из причин. Если вспомнить все, что было, это предположение не казалось таким уж натянутым.
И когда отец уехал из Японии на год, меня отослали к бабушке с дедушкой в Йомияму — как раз потому, что отец узнал, что происходило, и проявил редкую для него родительскую заботливость. Думаю, он решил, что лучше всего мне сменить среду обитания и нажать кнопку перезагрузки своих отношений в школе, становящихся все более напряженными.
...Рассказав в общих чертах, что произошло, я не дождался от Мей Мисаки ни сочувствия, ни смущения по поводу своих слов.
— Здесь тебе уже кто-нибудь об этом говорил? — спросила она.
— Ты первая, — ответил я с кривой улыбкой. Как ни странно, на душе у меня стало поспокойнее.
Сегодня с самого утра, когда кто-то называл меня по фамилии, я напрягался в ожидании как раз этого. Такая вот ерунда. Брр. Когда я это все оформил в виде слов и произнес, мне самому это показалось редкостным идиотизмом.
— Думаю, они все просто сдерживаются, — предположила Мей.
— ...Может быть.
— Но мне с трудом верится, что они беспокоятся о твоих чувствах.
— Что ты имеешь в виду?
— Потому что фамилия "Сакакибара" прочно ассоциируется со смертью. И не со всякой смертью — а с жестокой, бессмысленной смертью, которая вдобавок связана со школой.
— Ассоциируется со смертью...
— Да, — коротко кивнула Мей и прижала волосы руками, чтобы ветер их не трепал. — Это тревожит всех. И... может быть, они сами этого не замечают. Как будто рану не хотят лишний раз трогать.
— ...Что это значит?
О чем она вообще?
Я, конечно, понимаю, что слово "смерть" и все, что с ней связано, — очень зловещее и всегда пугает людей. Это очевидно. Но...
— Знаешь, в этой школе... — голос Мей звучал так же холодно и отстраненно, как и раньше, — класс три-три ближе к смерти, чем остальные. Ближе, чем любой другой класс в любой школе. Намного ближе.
— Ближе к смерти? Что это?..
Абсолютно не понимая, что она имела в виду, я прижал ладонь ко лбу. Правый глаз Мей, сосредоточенно глядящий на меня, превратился в щелочку.
— ...Ты ничего не знаешь, да, Сакакибара-кун?
Она снова развернулась лицом к спортплощадке. Прижалась грудью к бурому ограждению, слегка перегнулась через него, потом задрала голову. Стоя позади нее, я тоже посмотрел вверх, в небо. Облаков стало заметно больше.
Я вновь услышал далекие раскаты грома. Следом закаркали напуганные вороны, и я увидел несколько чернокрылых птиц, сорвавшихся с деревьев в школьном дворе.
— Ты ничего не знаешь, Сакакибара-кун, — повторила Мей Мисаки, по-прежнему глядя в небо. — Тебе никто не рассказал.
