Паразиты

— До дивана не доползли? — спросил Марк с привычной лаконичностью.

Джон перекатился на бок, обнимая меня за талию.

— Как-то не успелось.

Я чувствовала жар его тела и взгляд Марка на обнаженном своем. Я старалась всколыхнуть стыдливость, вечно мешавшую раньше, но не смогла. Марк верно истолковал мой жест и швырнул рубашку в сторону. Джон откатился, освобождая место второму дракону, а я себе уже не принадлежала.

После такого забега с препятствиями готов съесть что угодно. Джон время даром не терял — заказал три пиццы, и когда Марк закончил, едва не убив меня ненасытностью, запах салями, сыра и теста уже распространился по всему залу.

— Можно спросить? — все же решилась я, наблюдая за сосредоточенной работой желваков драконов. В процессе смакования еды они казались безопасными.

— Опять ты со своими глупостями, — жуя, снедовольничал Джон.

— В чем дело? — поинтересовался Марк, и я облегченно вздохнула — они хотя бы мысли друг друга не читают.

— Видишь ли, — Джон стер салфеткой сыр с уголков губ и положил локти на стол. — Я имел неосторожность рассказать нашей девочке о гибели мастера в Нагасаки, и она решила, что мы вампиры.

— Бессмертные, но не вампиры, — заявил Марк так, словно вступал в полемику об эпидемии чумы. — Мы не пьем кровь, но живем уже долго. Жертвы радиации.

— Чего? — воскликнула я. — О смертях от лучевой болезни говорили много, но чтобы о бессмертии.

— А ты думаешь, властям выгодно раскрывать существование многолетней армии воинов? — брови Марка выгнулись властными дугами. — Нет. Японцы никогда не сознаются, что Америка подарила им батальоны бессмертных.

— Очуметь, — мне кусок не полез в горло от таких известий. — Но в России тоже взрывали.

— Не достаточно. Здесь испытания шли со всеми предосторожностями.

— А не так, что ба-бах и "Аллилуйя" по городку, — добавил Джон.

— Тогда я могу перерезать вам горло, и ничего не случится?

— Случится, детка, еще как случится, — прищурился Джон. — Во-первых, придется тратить силы на восстановление, во-вторых, никто не отменял болевые пороги. А я в состоянии аффекта могу и шею свернуть, даже во сне. Ты поняла?

Еще бы. Повторения не требовалось, без того сердце в пятках колотится.

— Мог бы сразу объяснить, а не накидываться.

— Я думал, тебе понравилось.

Этой издевки я не выдержала, рассмеялась.

Слишком многое было сказано за обедом. После спада моего оцепенения, драконы пустились в воспоминания. Расскажи кто другой, я не поверила бы, что эти ребята пережили холодную войну под патронажем ЦРУ из благодарности за неуязвимость. Шпионские будни парной работы казались сказками Мюнхгаузена, но шокирующие подробности развеяли сомнения. Кое-что дополняли пьяные рассказы отца, когда за бутылкой водки на пару с тестем они пускались в рассуждении о тяжкой реальности Второй Мировой. Именно на службе драконы постигли правду смерти, именно тогда научились заметать следы и без труда "умерли", как только скрывать возраст стало невозможно. А затем осели в Сибири, где щупальца спецслужб не сумели бы разгадать таинственное "воскрешение".

За днями минувшими последовали насущные вопросы. Оказалось, что напарники содержат риэлтерскую компанию, и мне периодически придется появляться в офисе за символичное жалование "личного помощника" ради конспирации.

— Но сначала тебя следует привести в приличный вид, — заявил Марк.

Что ж, я всегда любила обновки.

На этот раз город показался не таким убогим и даже сделал попытку понравиться. Улыбчивые маленькие магазинчики вдоль центрального проспекта смотрелись комично на фоне отреставрированных старых зданий, будто бальзаковская мадам, облачившись в мини-юбку, пришла на дискотеку. Этому городу — с его размеренными жителями, не спеша шагающими по тротуарам, с низким дымным небом и зловещей историей — подстать угрюмая сдержанность аристократа, а не бесцельная погоня за новомодными изысками архитектуры.

Мы объездили все дорогие магазины. Я не скупилась на капризы. Чего стояли одни сапожки за тридцать тысяч, от которых продавщицы избавлялись со слезами на глазах. Им бы знать, чем я за них расплачиваюсь.

Элитный ресторан поразил восхитительным видом Иртыша из окон и удивительно невкусной кухней.

— И это называется "лучшим рестораном города"? — скривилась я, пытаясь проглотить салат, который из-за перебора майонеза больше походил на подливку.

— Не нравится? — серьезно спросил Марк.

— Не-а, у меня мамаша при ненависти к кухне готовила лучше.

— Значит, сменим место обеда.

Внимание к моему недовольству порадовало, но последовавший вопрос Джона поверг в изумление.

— Лина, а почему ты решила сбежать из дома?

От стыда заполыхали щеки. Попробуй, сознайся в бредомыслии не терпящим спонтанности воинам.

— А ты разве не знаешь? — парировала я, вспомнив его неслыханную осведомленность о моем прошлом.

— Знаю, но хочу от тебя услышать.

Губы поджались, я в поиске поддержки глянула на Марка, но во всем — от легкого наклона головы до задымившей сигареты — безошибочно читалось ожидание. И меня прорвало, как плотину при урагане. Я рассказала о спланированном будущем, об удавке запретов, которая натерла мозоли на самолюбии, о страхах ошибиться, лишивших радостного детства, и угрозах развода. Я взахлеб жаловалась, наверное, впервые в жизни, на бойкоты, устраиваемые подростками, не признававшими мою одежду, косметику и образ мыслей. И это было горькое, но очищение.

— Марк уже задавал этот вопрос, — сказал Джон, когда я решила перевести дух, — но все же повторюсь. Зачем, сбежав от одного рабства, ты подалась в другое?

— Даже смертникам порой позволяют выбирать способ казни.

— Хороший ответ.

Стоило выйти на улицу, как глаза заслезились от загаженного выхлопными газами солнца. В сумках лежало с полдесятка темных очков, но мне запретили ими пользоваться, дабы не подорвать конспиративность. Дорога до офиса оказалась короткой — пара кварталов, и среди хрущевских пятиэтажек забелело невысокое полустеклянное здание.

По первому впечатлению я попала в модельное агентство. Каждая девица подошла бы развороту "Playboy" и каждая одарила меня презрительно-ненавистным взглядом.

— Ну и цветник развели, — заметила я, оказавшись, наконец, под защитой глухих стен кабинета директоров.

Джон рассмеялся:

— Для удачи в риэлторском деле немаловажно, чтобы сотрудницы позволяли себе спать с клиентами ради контрактов.

— Вот она — изнанка рыночных отношений.

— Причем, весьма удобная.

За полчаса, проведенных в офисе среди снующих работниц и жужжащих кондиционеров, я поняла, что с такими доходами драконы могли отгрохать дюжину дворцов. Зачем грабить низкосортные ювелирные магазины, так и не додумалась.

Процедура принятия на работу длилась от силы минут десять. В жизни не видела более нелепых обязанностей — в моем ведении находилось "обеспечение комфорта трудовой деятельности директоров компании". Откровенная формулировка. Не удивительно, что секретарь переспрашивала и нервно поправляла очки, вбивая ее в договор. Мне оставалось только надменно улыбаться.

Домой вернулись перед закатом.

Я впервые оказалась один на один с замком. Ребята уехали, по телевизору — криминал и юмористы, в голове вопросы, вопросы, вопросы. От нечего делать я вышла под небо и прогуливалась по району. Откуда-то доносились басы клубной музыки, нерешительные порывы ветра трепали волосы, прибивая их к лицу, и весь мир представлялся большой паутиной, в которой я запуталась окончательно. Запах затопленной печи будил воспоминания о скабрезных районах, в которых мы прятались от родителей, чтобы выпить на четверых бутылку вина. Сквозь время я слышала настойчивые трели мобильного, родители искали меня, чтобы обрушить новый поток упреков и угроз — дочке адвоката не стоит шляться поздним вечером черт знает где. Теперь все это в прошлом.

Я не заметила, как темнота окончательно затопила город, и когда по глазам полоснул включившийся в окнах ближайшего особняка свет, засобиралась домой.

Холодная пустота дома встретила привычным цветочным запахом. Удивляло, что Джон испытывал столь трепетную любовь к растениям. Голубые, алые и белоснежные бутоны на нежных ножках разбросаны по всему замку словно напоминания о жизни. Трогательная привычка жесткого рабовладельца. А, может, они тоже его каторжники?

По спальне лениво ползали тени дрожащих от сквозняка гераневых листьев. Я не стала включать свет, поставила диск "Clan of Xymox" и залезла на подоконник. Альбом еще не добрался до середины, как две слепящие дорожки от фар расчертили двор. Драконы вернулись не одни. В огнях "Фольксвагена" я разглядела миловидное лицо девушки. Миниатюрная и златокудрая она походила на помесь эльфа с феей. Ноги едва прикрыты короткими шортиками, из-под топика выпирает размер не меньш

е третьего. Хороший у драконов вкус. Странно, я не испытала волнения ревности, скорее — невнятную, необъяснимую тоску сродни сожалению о бесполезно пропавших сутках. Пока Джон загонял машину в гараж, Марк открыл неприметную дверцу башни, и троица исчезла в каменном цилиндре.

Вернулись они быстро, еще не успел истощиться альбом, как в дверях спальни выросли две фигуры. Я не стала спрашивать, куда исчезла третья.

— Ну что, понравился район? — Джон запрыгал на одной ноге, стягивая джинсы.

— Ты о чем? — безразлично спросила я.

— Парочка не до конца отработанных приемов не означает, что можно запросто шататься ночами по местным лабиринтам.

— Вы мне жучок вшили что ли? — занимательно, как быстро атрофируется способность удивляться. Шоковая терапия, воистину, творит чудеса. Оказывается, снотворные свойства морфина гораздо сильнее, чем мне хотели внушить. — Куда?

— Догадайся, раз такая смышленая.

Вот и объяснение перевязки. Превозмогая боль, я разбинтовала обожженную ладонь и пристально вгляделась в маленький шов у основания большого пальца.

— Ювелирная работа. Кто мастер?

— Я, — сообщил Марк. — Аптечка внизу, обработай и перевяжи заново, иначе загноится.

Маленькие аккуратные нити рядом с бескожим пятном гипнотизировали, нестерпимо захотелось попросить столь же эстетично зашить мне глаза, ноздри и губы. Чтобы не видеть отражения в зеркалах двух блестящих от пота тел, чтобы не чувствовать мужской запах и не попросить приковать наручниками к себе навечно. Смертоносный магнетизм уже попирал все правила игры. О каком доверии можно заикаться с микроскопическим клеймом под кожей? Но я должна была выдержать, потому что надеялась на перемены. Потому что я сильная. Наверно.

Глава 5.

Короткая неделя пронеслась лихачем-автогонщиком. На третий день приходила домработница Ольга — средних лет женщина с морщинистыми, будто держала в воде круглые сутки, руками — и за четыре часа вылизала замок до блеска. Естественно, лишь ту часть, куда ей позволялось входить. Она принялась было расспрашивать, но Марк представил меня племянницей, и вопрос исчерпался.

Мой ожог не волновал никого и каждый день приходилось наматывать километры бинта, чтобы не орать от боли на тренировках. Со стрельбой было проще.

За это время я научилась отбиваться ногами, попадать через раз в "сердце", снискала громкое прозвище "шлюха" у "добропорядочных" коллег и пристрастилась к "Мартини". "Сладкая мерзость", как называет Джон, отлично справляется с червями ностальгии.

Обидно, я не сумела побывать на собственных похоронах. Уверена, что в процессии мелькали фальшиво-скорбные физиономии бывших дружков, охочих до бесплатной выпивки. Как же я ненавидела мерзкое пойло, на которое хватало карманных денег! Но пить приходилось — иначе сочтут ханжой и не "клевой телкой". Глупые издержки окружения. Иногда, напиваясь до "кондиции вертолета", когда трава и облака по переменке вертятся перед глазами, я пыталась порвать кольцо смешных для всех, кроме меня рассказов своими. И всегда слышала один ответ: "Завязывай со своей хиромантией, мы не в пионерлагере, чтобы страшилки слушать". Вот и вся "дружба".

Неделя пролетела слишком быстро. С каждым днем струны нервов натягивались сильнее, пока не огрубели. Пока ожидание "дьявольского четверга" не сотворило из меня железного монстра на пружинах решимости.

От долготы дороги приходилось бороться с усталостью, а духота добавляла дискомфорта. В окружении безликой серости административных зданий Тюмени проезжавшие машины казались муравьями-мутантами, выползшими из-под асфальта. Спортивная сумка с вещами, еще сохранившая кожаный запах магазина, дрожала от неровностей магистрали. Я не слушала, о чем переговаривались драконы, мне полезнее ритмы "Clan of xymox" в наушниках. Холодные, волнистые, звуки служили анестезией для совести.

Стоит только позволить мелодии завладеть воображением, и она заменит скучный пейзаж своим, новым миром, с новым тобой. Волшебство.

Сколько себя помню, музыка всегда была кривым зеркалом сознания. Упорядоченное течение звуков, эфемерное отражение действительности чужой жизни, проникает через нервные окончания в твою жизнь, наполняя спокойствием или, наоборот, экспрессией. Эти маленькие частички чьего-то воображения запросто можно назвать идеальным способом зомбирования. По силе действия на сознание и подсознание людей с музыкой может потягаться разве что религия.

Каждый день прошлой жизни, выходя из подъезда старого, пропахшего зрелостью жильцов, дома, я нажимала "PLAY". И уже после этого делался первый шаг на пути к ближайшей остановке, натягивались перчатки, и посылалась подальше соседская шавка. Эта маленькая, с виду весьма безобидная собачонка с длинными обвислыми ушами и торчащим хвостом способна была переорать даже "Children of Boddom", обычно разрывавший мембраны моих наушников.

Музыка обладает исключительной способностью подстраивать окружающий мир под свою дудку, придавать всем без исключения движениям свой ритм. Целенаправленно пересекая улицу, обходя лужи, ямы и камни, обращаешь на них внимание, только когда один из булыжников заставляет удержать равновесие, дабы не грохнуться. Люди напоминают о своем существовании с большим разнообразием. Одни толкаются, другие дергают за рукава, третьи — выписывают вокруг виражи на машинах и т.д. и т.п. При этом есть одна общая деталь — все они совершенно бесполезно шевелят губами.

Мы миновали петли развилки и понеслись по ленивым тусклым улицам. В четыре часа дня народу на тротуарах много, но все заняты мыслями о работе, детях, планах на вечер.

Затуманенным внутренним разговором глазам прохожих не было дела до черного "Фолькса" с омскими номерами, что припарковался у кинотеатра.

— Углядел птичку? — спросил Джон, вцепившись взглядом прищуренных глаз в угол многоэтажки.

— Да, — Марк достал из бокового кармана сумки дезодорант и, опрыскав себя, передал собрату.

"Птичка" — это неприметная "Волга", только что въехавшая в угрюмый двор. Ей суждено стать на полчаса нашей. Но сначала следует проверить ее на крикливость.