Покажи мне Бостонское небо

— Способны ли вы на убийство?

— Безусловно. — Джонатан и Роберт удивленно переглянулись.

— Сколько жертв на вашем счету?

— Порядка сотни. — Подобное заявление и вовсе деморализовало двух рыжеволосых мужчин.

— Эван, вы говорите правду?

— Нет. — Вместе с облегчением в глазах господина Озерански вспыхнул восторг. — Я никогда не рисовал картин, и в этой комнате нет никого, кроме меня.

— Поразительно.

— Сколько еще лжи вам нужно, чтобы убедиться в высокой прочности моей нервной системы?

— Нисколько, вы приняты.

— Ты практически раскрылся перед ними.

— Аннет, такая мелочь, как полиграф, не в силах дать стопроцентный ответ на все загадки и хитросплетения человеческой психики.

Так я стал одним из самых юных работников Бостонского федерального резервного банка. Но прошло несколько лет, и на меня были возложены обязанности личного бухгалтера Джонатана Озерански. Те суммы, которые проходят через его карман, вам и не снились, Аннет. Он до сих пор щедро оплачивает мой труд, но занимаясь делами человека, удивившегося решению задачи без помощи калькулятора, я уяснил одну простую вещь: одному лицу ни к чему обладать такими благами. Это уже — тройная бухгалтерия методом двойной записи, если хотите. Как бы это ни звучало. Ваш покорный слуга — умелый престидижитатор. Не более.

— Неужели все эти годы он не замечал, что ты уводишь деньги из-под его носа? Мне казалось, еврейский народ в этих вопросах...

— Вы правы, дорогая моя. Но представьте, что на небе погасли две звезды в момент, пока вы спали. Заметите ли вы подобное? Весьма и весьма сомневаюсь. Да, все, что вы видите вокруг, стоило немалых денег, но это должно лишь намекать вам на правильность "теневых" отчислений. Подумайте о том, какими средствами располагают люди вроде мистера Гендельмана, или Джонатана Озерански.

Они доверяют мне. Знают, на что я способен. Ни один налоговый инспектор ни разу не обнаружил какой-либо погрешности в моих отчетах. На моей стороне прочнейшая репутация среди людей могущественнейших социальных слоев Бостона, даже всего восточного побережья. Безупречная карьера. Но я не горжусь собственными достижениями.

— Почему?

— Потому что все это не имеет значения. Мне ни разу не пришлось прибегнуть к их помощи. Люди, задающие ритм биению финансового сердца штата Массачусетс, никогда не смогут понять мою проблему, а тем более — решить. Мы изначально идем по бездорожью, Аннет. Такая жизнь — уникальный шанс, который выпадает не каждому, да и не каждый возрадуется, получив его. Я не хочу, чтобы вы раскаивались, жалели или боялись чего-то. Главное — помните. Помните каждый свой шаг. Такое знание невозможно оценить.

— Я постараюсь. — Аннет уже практически спала. Она вытащила руку из-под одеяла и положила на колено Эвана.

День не хотел заканчиваться даже тогда, когда Эйс направился в собственную спальню. Часы показывали четвертый час ночи. В этот момент раздался звонок в дверь, похожий на раскат гигантского колокола. Эван схватил с тумбочки маленький складной нож и направился к входной двери, застегивая рубашку, которую ему так и не удалось снять в течение суток. Щелчок замка.

— Чем я могу помочь вам? — перед лицом Эвана стоял бродяга, в руках которого была какая-то записка.

— Один тип передал вот это, — он указал на бумажку, — сказал, чтобы я отнес ее в этот дом, дал мне пятьдесят баксов.

— Вы очень любезны, мистер... — Эван сделал небольшую паузу, давая бездомному время назвать свое имя.

— Такер. Меня зовут Такер.

— Мистер Такер, а вы, случайно, не запомнили, как выглядел тот мужчина, передавший данное послание?

— Честно говоря, нет. Обычный, в сером пальто, среднего роста. Как все.

— Спасибо, мистер Такер. Подождите минутку, — Эван вынес еще пятьдесят долларов.

— Ого. Ну и люди... Спасибо!

Эйс закрыл дверь и отправился обратно в спальню. Устроившись поудобнее и включив лампу, стоящую на прикроватной тумбочке, он распечатал конверт и обнаружил там письмо, начинающееся со слов: "Старому другу. Бубновый туз выпал на флопе*".

Флоп*(англ. Flop) — второй раунд торговли в видах покера с общими картами: Омахе и Техасском Холдеме.

4 января, 1974 год. Бостон.

"Старому другу. Бубновый туз выпал на флопе.

Вынужден признать, Эван, ты меня обыграл. Каждый раз, когда я подбирался к Аннет Лоутон вплотную, ты уводил ее у меня из-под носа. Крупье никогда не торопится. Ибо только игроки задают ритм раздаче. Каково это, опять почувствовать себя за столом? Я вижу твои карты. И знаешь, имея на руках пару шестерок, ты можешь только блефовать. Но за твоими потугами я распознал бессилие. Шанс на победу с такой "рукой" не больше тридцати процентов. Прикинь сам. Пора вскрываться, Эван. "Тёрн" и "ривер" тебя не спасут, колода остыла. До скорых встреч, мой старый друг".

Сняв очки, Эйс протер глаза и улыбнулся. Вытесненное тучами солнце вставало где-то в другом месте, оставляя здешним улицам только снег и призрачную надежду на скорое свое появление. Белая стена за окном стала привычной картиной для местных жителей, никогда ранее не знавших такой непогоды. Бостон превратился в город-призрак. За стеклом мелькали редкие прохожие, вынужденные отправляться в продуктовый магазин, не смотря на холод. В городе стало тихо.

Эван заправил кровать и направился в ванную. Обрывки фраз его визави складывались воедино, давали зацепку. "Крупье никогда не торопится". Но крупье никогда и не принимает участие в самом процессе розыгрыша банка. Активный наблюдатель, без которого партия бы не состоялась. Да, Эйс в какой-то степени мог быть признателен своему оппоненту за то, что тот свел его с Аннет. Но чувство благодарности не разрывало Эвана, и даже не намекало о своем присутствии. Только интерес, шанс для полноценного возмездия, которое придется осуществить, сев за игральный стол. Непривычный аромат кофе ворвался в ванную комнату, давая понять, что в соседнем помещении Эвана ждет его нынешняя сожительница. Аннет Лоутон. Живое воспоминание, внезапная дама рядом с тузом. Неплохая комбинация, чтобы надеяться на удачный исход, когда будет вскрыта последняя карта. Крупье — это казино. Дабы партия оказалась выигрышной, нужно знать систему. Крупье, позволивший игроку уйти в плюсе, через неделю после своего промаха заедет на тротуар в инвалидной коляске. В данном случае казино лишится одного из своих сотрудников.

— Я подумала, что кофе не помешает.

— Как вышло так, что вы проснулись раньше меня, Аннет?

— Мне хватило времени на то, чтобы выспаться. Трое суток — это семьдесят два часа, теоретически, я могу не ложиться в постель еще неделю. Вчера я сомкнула глаза лишь потому, что твой приятный баритон убаюкивал лучше любой колыбельной. — Аннет подмигнула Эвану.

— Меня возбуждает ваше экзальтированное состояние, дорогая моя. Но совсем скоро улыбка ненадолго исчезнет с вашего очаровательного лица, не забыли, что в подвале у нас маринуется тело господина Олсэна?

— Да, да. А я хочу напомнить, что сейчас время завтрака. Не будем о мертвецах. Просто выпьем кофе, и уже потом будем заниматься тем, что ты для меня приготовил.

— Как пожелаете. Но завтрак будет проходить в гостиной, за столом. Пусть этикет и бесполезное, во многом лицемерное явление, но спальня — не трапезная. Пройдемте.

— Слушай, до каких пор ты будешь со мной на "вы" и таким холодным? Когда ты вообще улыбаешься? — Эйс на секунду замер. Развернулся и подошел к Аннет вплотную, так, что она могла почувствовать аромат лосьона для бритья. Шутливый настрой девушки улетучился сиюминутно.

— Не забывайте, Аннет, — медленно, проговаривая каждое слово, начал Эван, — это не фарс. Не комедия, как вам могло показаться после трех дней и ночей глубоко сна, и даже не трагедия. Зрелищно? Несомненно, но эта панталонада с каждым днем становится все более рискованным мероприятием. — Он достал из кармана письмо, полученное минувшей ночью. — Держите. За столом прочтете, а потом вернемся к господину Олсэну. Он уже заждался.

Пока Аннет раз за разом перечитывала послание, косвенно адресованное и ей, Эйс, потягивая крепкий кофе, читал газету, делая какие-то заметки прямо на полях.

— Сегодня должен зайти Эулалио. Помните этого молодого человека?

— Да, конечно. Он передал мне твое письмо в Портленде. — Сделав небольшую паузу, девушка обратилась к посланию. — Честно говоря, я не совсем понимаю, что хочет сказать твой Попутчик. Складывается ощущение, что он просто напоминает о себе. Либо он не знает, с кем связался, раз пытается таким способом кого-то напугать.

— Браво, Аннет. Я не вижу страха, которым вы были преисполнены все это время. Прочтение, попытка понять, выводы. Да, возможно, Попутчик не располагает необходимой информацией обо мне. Но тогда отпадает и мотив. Что могло толкнуть человека к подобной игре, какова причина?

— У тебя же нашлась причина...

— Безусловно. Но каждое убийство, совершенное мной, было необходимым условием самоуважения, если хотите. Я не мог не убить. Каждый павший от моей руки, заслуживал строжайшего наказания, был ли он алкоголиком, или же неучем. Все равно, что сбривать усы — бесполезные, не обладающие какими-либо жизненно важными функциями. Люди для красоты? Это уже не люди. В случае с Попутчиком есть лишь два варианта.

— И какие же?

— Месть или случайность. Я мог оказаться таким же беспричинным субъектом в игре нашего нового знакомого, как и вы.

— Но...

— Но он пишет "старый друг". Единственное, что указывает на какую-либо ретроспективную связь с Попутчиком. Я не люблю упускать что-то, даже столь несущественная деталь может оказаться фатальной. Обратите внимание на количество орфографических и пунктуационных ошибок в послании. Этот человек может убивать, не оставляя следов. Ни для полиции — и что самое поразительное — ни для меня. Знает правила игры в покер, умело комбинирует основные понятия этой карточной игры, но не в состоянии изложить свои мысли "чисто". Не бывает идеальных преступлений? Бывает. Но не в случае Попутчика. Остается лишь немного подождать. Однажды я его просчитал, решив спасти вас. Сделать это второй раз — не составит труда.

— Я надеюсь на это.

— Верьте, Аннет, верьте.

— А зачем, кстати, придет Эулалио? Как ты с ним вообще связался?

— Лали был сыном той жрицы любви, с которой вам изменял Джейсон Лоутон. Когда произошел тот инцидент в мотеле, я не мог бросить мальчика, оставшегося в полном одиночестве по моему замыслу. Они жили с матерью в небольшом домике на Денни-Стрит, рядом с парком Макконелла, в паре кварталов отсюда. Бедная мексиканская семья, по рассказам самого Эулалио, оставшаяся без кормильца, который так и не смог пересечь границу. В тот же день, когда погибла его мать, я пришел к нему и сообщил об этом. Мне не было жаль мальчика, так как я знал, что это за ощущение. Я хотел оставить ему денег, чтобы тот мог купить себе еду и теплую одежду, то было начало ноября. Но он даже не заплакал, Аннет. Незнакомый мужчина известил его о смерти последнего родного человека, а мальчик воспринял это, как должное. Само собой разумеющееся. Почему? Ответ слишком прост. Эулалио был готов к чему-то подобному, знал, чем его мать зарабатывает на жизнь. "Рано или поздно" — значит "в любом случае". Я предложил ему работу, оставил визитку, крупную сумму денег и удалился.

— Как тебя зовут, парень?

— Эулалио.

— Ты молодец, Лали.

— Почему вы это делаете?

— Я знаю, что ты чувствуешь. И запомни: на те деньги, что я тебе оставил, ты купишь теплую одежду. Оплатишь проживание, заполнишь до отказа холодильник. На визитке есть мой адрес. Иногда мне требуется некоторая помощь. Ты можешь чистить снег, выбрасывать мусор, ходить вместо меня на почту. Но будут и такие указания, за которые ты будешь получать вдвое больше. Ты можешь спустить подаренные сегодня деньги на клей или героин. Но лучше поступай так, как велю я. В противном случае я найду тебя, Лали. Не хочется, чтобы этот дом пустовал. Подумай о том, насколько тебе хочется жить.

— Хорошо.

— Ты славный мальчик, Эулалио. Надеюсь, следующая наша встреча состоится по другому поводу.

— И он пришел, Аннет. А еще он принес с собой вот это, — Эван указал на небольшую икону, стоящую на тумбочке рядом с диваном. — Изображение девы Марии выполнено из золота. Лали сказал, что в местах, где обитают мексиканские эмигранты, полно такого добра. Добавил, что я хороший человек и отправился чистить снег.

— Неужели ты не чувствуешь вины?

— Сколько раз вам повторять, Аннет, что все, содеянное мной, — результат глубокого анализа и тонкого, выверенного расчета? Да, порой, чтобы получить то, ради чего ты пересекал границу, рисковал собственной свободой, нужно потерять нечто ценное. Например, мать. Сегодня вы тоже в состоянии понять Эулалио, отныне вам не чужда утрата.

— Может быть, я и смирилась с таким положением вещей, но больше не напоминай мне об этом. Прошу.

— Я вынужден, Аннет. Память — самый надежный инструмент. А эмоции — лишь продукт воспоминаний. — Эван сделал глоток и поставил чашку на блюдце. — Но довольно. Лали будет здесь примерно через час, и чтобы у него появилась кое-какая работа, нам нужно спуститься в подвал. Бросьте письмо Попутчика в камин и следуйте за мной.

По мере приближения к двери, ведущий в "подполье", Аннет начала различать какие-то звуки, похожие на звон цепей.

— Ты слышишь это?

— Конечно, Аннет. Я не хотел, чтобы ваша голова была занята посторонними мыслями, потому и сказал, что в подвале маринуется тело. Но Роберт Олсэн жив, пусть и не совсем здоров. И пришло время посмотреть, на что вы способны, и как много вы поняли за время нашего общения. Соберитесь, Аннет. Если ваши руки будут дрожать, вы можете причинить кому-то массу страданий, а это ни к чему.

4 января, 1974 год. Бостон.

Аннет увидела раздетого мужчину со связанными руками, лежащего на полу. Когда Эван включил свет, она смогла разглядеть на лице Роберта Олсэна множественные порезы, каждый из которых был обработан зеленкой. Правый глаз налился кровью, видимо, после той аварии, в которую все трое присутствующих угодили в новогоднюю ночь. В области шеи, ключицы, локтевого и бедренного суставов красовались черные кресты, нарисованные Эйсом. В помещении пахло сыростью, табаком и ванилью.

— Это — Бёрли, сорт табака, выведенный на основе мутации Белого Бёрли в тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году. Чувствуете нотки ванили и мёда? Все потому, что данный сорт отличается низким содержанием сахара. Знайте, Аннет: даже самое лучшее, что дает нам природа, требует доработки. Штриха, без которого нельзя обойтись. — Эван подошел к полке, висящей под самым потолком, снял с нее пепельницу и поднес Аннет, демонстрируя содержимое сосуда, в котором тлели измельченные листья табака.