Щепотка соли в твоем чае (общий файл)

 В стороне от роз стояла подарочная коробка в матовой светлой обертке, с атласной лентой поверх. Я потянулась к ней и, сев на пол, осторожно начала разворачивать. Медленно, пересиливая себя, чтобы не порвать от нетерпения, я сняла шелестящую бумагу, следом крышку от коробки.

 На дне, поверх мягкого наполнителя лежала маска. Обычная венецианская маска из фарфора. Белая без блеска, на все лицо, правильных линий. Слепые провалы глаз миндалевидной формы, словно очерченные углем. Из левого на бледную щеку падает черная слеза. Черные же губы, по-кукольному сложенные бантиком. Ажурная вязь по правой стороне от скулы к провалу глазницы и вокруг нее узор, похожий на сложенные крылья бабочки. Выше, словно шутовской колпак черно-белого шелка, и будто хрустальные колокольчики на кончиках по обе стороны лица.

 Что ты, черт возьми, хотел сказать?

 Ни тебе боевого слона в расшитой золотыми монетами попоне, ни кровищи на ковре, ничего, заставляющего удивленно расширяться глаза. Тогда почему сердце так тесно прижалось к ребрам и стучит с невыносимой силой? Словно у него выросли рот и ручки, и теперь оно держит транспарант с огромными буквами "Даешь, обнимашки!" и скандирует: "Потискай блондина, потискай".

  Эй, Манила, отсчитай десять капель валерьянки и запей их водой. Это же совсем обычный подарок. Да, и глаза эти зеленые, совсем обычные. Нет в них фей, Манила, нет. И зеленый ты не любишь. Зачем смотришь тогда?

 Я, как сомнамбула приблизилась к чертенку. Зажмурилась и обняла его, вцепившись пальчиками в ткань рубашки и неловко спрятав лицо. Блондин засмеялся, его смех толчками отдался в прижатой к его груди голове.

— Манька, ты с таким лицом ко мне кралась, будто я латентный маньяк, но ты меня раскусила.

— Дурак. Спасибо тебе за подарок.

— Маленькая, я же волшебник, а они всегда приносят радость, — насмешливо похвастался блондин, растрепав мои волосы.

— Скромник, — протянула я, потеревшись носом о рубашку чертенка.

 Бледно-фисташковая, выгодно оттеняющая глаза блондина, с темной прошвой по воротнику. А пахнет, как вкусно. Лимон и зеленый чай.

— Эй, Маня, сопли об меня не вытирай, а?

— Бе-бе-бе.

 На этой жизнеутверждающей ноте наше общение прервал свист со стороны двери. Весьма многозначительный свист. Я серной скакнула от Кита. Мать, я его обнимала? Я? Воу, у меня помрачение?

 Брат стоял у косяка, растянув губы в понимающей улыбке.

— Какие вы сладенькие, хоть в чай добавляй.

— А тебя в салат, вместо бальзамического уксуса. Сам виноват, пустил лазутчика на нашу жилплощадь, а теперь скалится.

— О, женщины — коварные создания, — блондин театрально откинул со лба прядь светлых волос, на которых грелись солнечные лучики, — только что была девочкой-лапочкой и снова стала колючкой.

— Ила-лапочка? — Рин недоверчиво глянул на чертенка, потом на меня.

 Я не покраснела, нет? Чтобы скрыть смущение, уж очень брат игриво протянул "лапочку", я обиженно надула щеки, наставив на него укоряюще-указующий перст. Рин поманил меня к себе с заговорщицкой улыбкой. Я же примерная сестренка, я подошла.

— Я хочу такого свояка, он улучшит наш генофонд.

 Я убийственно зыркнула на брата, выпихивая его в коридор. Он же ржал, как обкуренный гопник, и не пытался сопротивляться. Кит был на очереди, хотя его даже не пришлось выживать из комнаты, чертенок сам ушел, пообещав вынести меня из дома, как мешок с картошкой, если я не выйду сама.

 В страшные угрозы я не верю с тех пор, как обварила деда мороза кипятком, нечаянно опрокинув на него чайник. Все, что обещал мне дядька с белой бородой по самые брови, он так и не решился воплотить, ведь кроме меня в квартире еще были двое монстриков и их любящие родители.

 Поэтому я не спеша разыскала напольную вазу, бережно перетащила ее из комнаты сестры к себе, едва не разбив беднягу по дороге. Осмотрела черно-белое великолепие на кровати и по одной розочке опустила его в воду.

 На этом терпение Кита, очевидно, приказало долго жить, и он светловолосым коршуном навис надо мной. Молча, без лишних трат эмоций, меня подхватили на руки и потащили в коридор. Возмущалась я громко, пытаясь зацепиться ногами за косяк. На меня грозно шикнули и поволокли дальше, не обратив внимания на печальный полет слетевшего с ноги тапка-зайца. Рин шел следом, довольный, как мытый слон, только хобота и не хватает.

  В прихожей меня, словно переходящее знамя, передали брату. Чертенок обулся, застегнул куртку и ожидающе посмотрел на меня. Я замотала головой, в ультимативной форме высказав все, что я думаю о нем и мерзком полуяпонце. Меня, как бы я ни пыталась вывернуться из рук, вновь вернули Киту. Брат же стал натягивать мне на ноги мои зимние кеды, неуважительно откинув оставшийся тапочек в сторону.

— Караул, насилуют, грабят, пожар, — провыла я на высокой ноте, целя Рину пяткой в глаз.

  Подлый родственник увернулся, с пыхтением натянув на меня обувь, и с победным видом снял с вешалки мою куртку.

— А шнурки? — возмущенно дрыгнула я ногой.

— Хамка.

— Заметь, это не я единокровную сестру из дома вытуриваю.

 Рин промолчал, только куртку мою чертенку под руку просунул и пожелал счастливого пути, распахивая входную дверь. На выходе я прошипела, что обязательно это припомню, и месть моя будет страшна.

 Рин рассудительно покивал, обещав ждать этого момента. Братец отсалютовал Киту и с радостным видом захлопнул за нами дверь.

  Из подъезда меня вынесли торжественно, лицом вниз, как и обещалось, словно мешок картошки. Орать во всю глотку я постеснялась, поэтому злым шепотом обещала чертенку раскаленные сковородки в его личном аду, как только окажусь в строгой вертикали относительно матушки-земли. Кит огрызался не слишком охотно, очевидно, мои килограммы не располагали к шумным дебатам и широким жестам.

 Чертенок остановился, поддав плечом так, что я подпрыгнула в воздухе, словно ока на ухабистой российской дороге.

— Э?

 Извернувшись буквой "зю", я попыталась увидеть причину нашей остановки. Перед Китом стоял какой-то тип, явно уголовной наружности, рассматривавший нас, как увлекательнейший музейный экспонат. Разве что пальцем не тыкал, проверяя подлинность.

— Хороша девка. Высокой пробы, наверное? — Дядька похабно улыбнулся. — Где клеймо у твоей девочки?

  Взгляд этого гондурасца мне не понравился точно так же, как голос и интонации, которые можно было намазывать на хлеб вместо масла.

 Киту тоже. Каждым участком тела я почувствовала, что блондин напрягся, хотя куда уж больше, итак не пушинку нес.

— 750-ой, — я своим ушам не поверила, настолько ледяной надменный голос не мог принадлежать насмешливому теплому чертенку, — только ночью пробу ставили.

  Дядька оживился, вот тут уж я не выдержала.

 Дернулась изо всех сил, словно муравьи устроили марш-бросок по моему телу. Блондин еле удержал, но, от греха подальше, спустил мое прыткое величество с рук.

 Я попыталась метнуться к любопытному гопнику, сама не знаю зачем, но чертенок поймал меня за руку, словно посадил бешеную овчарку на цепь.

— Слушай, мужик, может тебе еще и показать. Ты не стесняйся, проси, я продемонстрирую.

  Вытянувшееся лицо гопника и сухой смешок блондина были мне ответом.

— Смешно? — Раздражение клокотало жаром в груди и требовало выхода.

 Это, как девятый вал, которому все равно, что перемалывать своей сокрушительной яростью и мощью: щепку или целый корабль.

 Мужик, явно уловил какие-то эманации грядущего цунами, поэтому, буркнув что-то относительно моей ненормальности, двинулся дальше по своим делам, одарив чертенка сочувствующим взглядом.

 Высокая темная волна, угрожающе рокоча, поднялась над блондином, почти облизываясь от предвкушения.

 Подарил подарок, от которого где-то глубоко проснулись от своего добровольного анабиоза старые чувства, и думаешь, что можешь тащить меня, словно безвольную куклу, куда твоей душеньке захочется? Решил поиграть в доброго волшебника? Дерзай, только в голубые вертолеты и щедрые жесты я давно не верю. Пытаешься играть мной? А ты знаешь, мой хороший, что порванная струна не только гудит на прощанье, но больно бьет по пальцам?

  Ты хоть представляешь, каково это, видеть каждый день глаза самого нелюбимого цвета и все равно в них теряться, прекрасно понимая, что я тебе нужна точно так же, как промокший бумажный кораблик.

  Мелким ты любил пускать их по воде. И когда один размокшей кляксой шел ко дну, ты беззаботно мастерил новый.

 Маленький демиург, ты нисколько не изменился, продолжая искренне верить, что твои желания обязаны исполняться. Верь. Только как-нибудь без меня. Я не буду тебе мешать.

 Ты уже большой мальчик, а еще пытаешься играть в куклы, свято веря лишь в свою правду. А ведь, мне и собственную некуда девать.

 Не знал? Лови момент, чертенок. Такое вот откровение.

  Я промолчала, стиснув зубы, чтобы не проорать все это в спокойное лицо.

  Высокая волна безвольно опадала, оставляя после себя вспененный песок и острую гальку.

  Я вежливо улыбнулась, пытаясь вырвать ладонь из руки блондина. Не отпустил, наоборот, еще сильнее сжал, почти до боли.

— Отпусти.

  Куда там. Еще и запястье второй руки сжал.

— Тшш. Сделай три глубоких вздоха. Давай, — блондин качнул мои руки, из-за чего ворот не застегнутой куртки сполз с плеча.

  Я безучастно посмотрела на это безобразие. Столько эмоций и мыслей, спрятавшихся в паре секунд, выжгли почти все силы. Госпожа-апатия элегантно оправила шляпу, приветствовав меня, словно желанную гостью.

  Кит освободил мои конечности и заботливой наседкой вцепился в края куртки. Меня аккуратно застегнули, расправив все складочки.

— Ты такая грустная. Улыбнись. Хочешь я тебе по руке погадаю? — Чертенок снова подхватил мою ладонь, щекотнув ее кончиками пальцев, и задорно улыбнулся.

— Хо-хо, нашелся мне хиромант.

— Эй, красавица, позолоти ручку. Всю судьбу твою расскажу, что было, что будет, что есть, — его голос ластился ко мне домашней кошкой, мурлыкающие нотки возводили в сухой пустыне, оставшейся после эмоционального всплеска, воздушные замки с миллионом башенок.

  Не улыбаться блондину очень сложно. Вот и сейчас я не выдержала, приподняв уголки губ. Поощренный чертенок внимательно вгляделся в переплетение ниточек судеб на узкой ладони. Интригующе помолчал, поглаживая кожу, и выдал:

— У тебя очень красивые ладошки и пальцы, — быстрый лукавый взгляд на меня.

 Я только плечом дернула, едва сдержавшись, чтобы не съехидничать.

— Знаешь, я плохо умею читать судьбы, но я бы хотел, чтобы наши были рядышком.

 Меня точно током ударило, сотни искорок прошли по телу, зарождаясь там, где касались кожи пальцы блондина. Они ползли по телу, с дыханием попадая в кровь, и быстрыми толчками неслись к сердцу. Вздох. Просто шутка, чертенок всегда был веселым мальчиком. Выдох. Чертов юморист, зачем тревожишь мою вспыльчивость?

  Я попыталась соскрести остатки самообладания и не нокаутировать чертового шутника. Наверное, хиромант-самозванец что-то увидел в моих глазах и резко изменившемся лице. Он отпустил мою руку, слегка склонив голову к груди, так что челка упала на глаза, спрятав эти зеленые омуты.

  Почему не ушла, я не знаю. Стало абсолютно пофиг. Итак, чувствую себя неврастеничкой, которую от каждого резкого слова трясет. Вот она первая влюбленность. Вцепилась своими мелкими зубиками в меня, словно клещ, и никакой репеллент не поможет.

  Я села прямо на тротуар, медленно завязывая шнурки. Авэ вечно хмурому дяде Пети, нашему бессменному дворнику вот уже шесть лет. Сидеть бы мне на снегу и топить его своей горячей кровью, превращая в лужицу, если бы не он.

— Не сиди на холодном — тебе еще рожать, — равнодушный спокойный голос и ноги в узких джинсах перед лицом — тот еще комплект, когда твое настроение не только сдохло, но и разложилось.

— Не твои заботы, блондин.

— Не шипи.

— Не шиплю. Просто ты меня раздражаешь, чертов хохмач.

 Чертенок опустился на корточки и дернул меня за ногу, привлекая к себе внимание.

— Я хохмач? Это, когда я успел? Минут двадцать из меня лезет лишь серьезность, а ты клевещешь.

— Слушай, гадалка-недоделок, чего ты от меня хочешь?

 Хорошая мина при плохой игре чертенку удалась на славу. Темные бровки нахмурены, между ними залегла небольшая морщинка, губы сжаты — будто и не разговаривать собрался, а совершать акт удушения.

— Чего хочу? — Блондин метнул злой взгляд.

 Пфф, тоже мне Зевс-громовержец.

— Я хочу заткнуть тебе чем-нибудь рот, — мое лицо приподняли за подбородок.

  Блондин дразняще-неторопливо потерся своим носом о кончик моего и поцеловал правый краешек губ, потом левый.

 Я смотрела на него огромными не верящими глазами. Неужели ты так искусно врешь, чертенок? Я попыталась, что-то сказать, но меня нагло прервали.

— Молчи, — Кит убрал руку от моего лица, но расстояние между нами не возобновил, пытливо оглядывая, — я дам тебе три дня, на четвертый ты скажешь свое решение.

 Я медленно переваривала слова, кивая по инерции.

— Ты мне нравишься, Мань, да ты вредная и упрямая, но ты мне нравишься. Не веришь? Дурочка моя, зачем мне врать?

  Я пожала плечами. Мало ли на свете причин.

— Давай попробуем встречаться? Молчи. Через три дня скажешь свое "да", пока просто пробуем нормально общаться.

— Мое "да"? — Я скептически оглядела Кита, отпихивая его в сторону, чтобы подняться. — А как насчет моего "нет"?

  Ноги и то, откуда они растут, подмерзли, и я мечтала заползти в тепло, или посидеть на грелке, закутавшись в полосатый плед с растрепанными кистями. В груди свернулись клубочками ежики неопределенности и сомнений.

— Такой вариант тоже возможен, но вероятность меньше. Потому что я охрененно-хорош и нравлюсь тебе, — наглость Кита не может не умилять, а его уверенность в себе — и подавно.

 Ответ мой был исчерпывающе лаконичен — средний палец на руке высказал почти все, что я думаю о всяких там блондинах.

— Хорошо, попытка "мир, дружба, жвачка" номер два. И свое законное "нет" ты получишь ровно через три дня.

— Посмотрим, — хулиганская улыбка чертенка была по-мальчишески очаровательной, — ты даже не представляешь, как я умею убеждать и как я настойчив.

  От очередного прикосновения я увернулась, набирая дистанцию в пару шагов. От греха подальше и от сомнений в том, что это действительно не просто шутка. Маленькая романтичная Манька во мне уже выбирала свадебное платье, готовая волочь чертенка под венец. Сердце громко стучало, совершая немыслимые кульбиты.

— Поехали уж, наивный чукотский мальчик.

  В Астон Мартин я садилась с целым возом и еще сотней маленьких тележек размышлений, но это не помешало мне любовно погладить холодный металл, незаметно от чертенка.