Петухов (Общий)

− О-хо-хо! — произнес Вадим Сергеевич, упираясь руками в бока. — Так что же это такое? — спросил он у Дорогого.

− Трон, — просто ответил Борис Данилович. А потом добавил, что это его гениальное изделие.

− Трон!? — изумился Петухов.

− Ну, да. Трон-ловушка! — заверил его плотник, кивая головой, − для этих... − он поскреб нос, − Как его?..

− Для тронутых? — совершенно серьезно предположил Петухов и вытер лоб платком.

− Да нет, − мотнул головой Борис Данилович. Почесывая затылок, он пытался вспомнить слово, только что вертевшееся на языке. И наконец, он его поймал: — Вспомнил! Для муз, будь они не ладны!

Петухов растерянно вытирал по и кривился нюхая потные пальцы. В подвале было очень душно.

− Что-то я плохо соображаю, − признался он Дорогому. — Для каких муз?

− Не знаю, — пожал плечами Борис Данилович и мечтательно улыбнулся. — Я в них пока не очень-то разбираюсь. Но со временем...

Петухов расстегнул пиджак и ослабил галстук.

− Фу, — выдохнул он. — А зачем они вам? Выпить не с кем?

Дорогой насупился и посмотрел прямо в глаза Петухову.

− Не ваше дело, — обиженно ответил плотник. — Вам все равно не понять. Вы ничего не создаете, а только разрушаете.

− Что-о? — протянул Петухов. — Да пока вы тут костыли на гвозди друг к другу прибиваете, я книгу писать начал. Великий труд, между прочем.

Борис Данилович Дорогой выпучил глаза и раздул ноздри.

− Вашу книгу даже кальмар читать погнушается, — презрительно произнес пьяный плотник.

Петухов открыл рот, но не нашелся, что ответить на такое странное заявление.

В это время в отдалении послышался знакомый голос. В подвал кто-то спускался, поскрипывая песком на ступенях, и бормотал проклятья.

Петухов и Дорогой, забыв о перепалке, повернулись и, молча прищуриваясь, ждали появления гостя. Он долго не появлялся, только что-то бормотал, кого-то клял, впрочем, довольно невинно. Потом прошуршал в малом коридорчике, пару раз весело чихнул и, наконец, вышел на свет.

Это оказался директор.

Он остановился в проходе и ошеломлено уставился на компанию, состоящую из плотника и завуча. Если плотник, Борис Данилович Дорогой, выглядел как обычно и был здесь к месту. То Петухов, совершенно, сюда не вписывался. Более того, выглядел он крайне необыкновенно, − пиджак расстегнут, как и верхняя пуговица рубашки, галстук свободно болтается, волосы взлохмачены и стоит в куче какого-то хлама.

Петухов и Дорогой были удивлены не меньше. Директор редко куда выбирался из своего кабинета. И что могло его заставить спуститься в подвал, было не ясно.

Первым дар речи обрел Борис Данилович. Он не знал этих людей так хорошо, как они друг друга, и поэтому его удивление было не столь сильным.

− Ой! — повеселел плотник и побежал обнимать директора. — А вы тут зачем?

Петухов обильно потея и нюхая свои пальцы, бездумно смотрел на директора. Тот пытался выскользнуть из объятий Бориса Даниловича. Но у него это плохо получалось. Директор был маленького роста, пухлый и пузатый. И ему было трудно оставаться серьезным в тисках рук плотника.

− Ну, ну, — лепетал директор и тихо хихикал, пытаясь высвободиться. − Чего вы, в самом деле. Ну, хватит. Чего вы?

Дорогой, ни в какую не хотел отпускать директора и, даже, полез к нему целоваться.

− Михаил Юрьевич, − забормотал он. — Как я рад вас видеть. Прямо не могу на вас насмотреться. Как думаете, может мне ваш портрет у себя повесить.

− Ну что вы, − прохрипел директор, улавливая запах спиртного от плотника. — Зачем это вам? Не надо ничего такого.

Дорогой отцепился от директора и серьезно посмотрел ему в глаза.

− Уважаю я вас очень, — прошептал он, пытаясь пустить слезу. Но слеза не шла и Борис Данилович корчил рожицы, пытаясь ее выбить.

Директор воспользовался тем, что Дорогой занят и проскользнул к Петухову, выходя на освещенное пространство. Вадим Сергеевич стоял и, приподняв одну бровь и свернув губы трубочкой, презрительно смотрел на приступы уважения Дорогого.

− Ох! — улыбнулся директор, подходя к Петухову и потирая ладони. И как бы оправдываясь, показал назад, на Дорогого: — Особенный человек Борис Данилович. Жаль только, выпивает.

− Ну, да, − протянул Петухов и повертел пальцем у виска. — Только это не он особенный, а спирт, который он пьет. Посмотрите только, что он творит на вверенной ему государственной территории и сразу все прояснится. — Он показал рукой на Трон-ловушку, изобретенную Дорогим.

− Ну, Вадим Сергеевич! — покачал головой директор, взывая к рассудку Петухова. — Почему вы такой злой?

Вместо Петухова ответил, подошедший Дорогой:

− Правильно Михаил Юрьевич. Злой он! — тыкая пальцем в Петухова, сказал Дорогой. − Злой и бездарный!

Петухов чуть не задохнулся от такой бесцеремонности и поспешил ответить:

− Зато, я не возвожу в подвале подпольную галерею перформанса.

Ответом Дорогого был презренный плевок на пол и театрально засунутые в карманы руки.

Директор, предвидя ссору, попробовал вмешаться и разрядить обстановку. Не зная сути проблемы, он, однако, обладал некоторым чутьем.

− Перестаньте! — тонул ногой Михаил Юрьевич, глядя на обоих. − Что вы, как дети? Никто из вас не бездарен. — И понимая, что надо переключить всеобщее внимание, на что ни будь другое, показал пальцем на Трон-ловушку, − Что это такое?

Спорщики нехотя посмотрели на изобретение Дорогого, а потом друг другу в глаза. Было ясно, что они еще не закончили и дуэль продолжается. Теперь было важно заручиться поддержкой директора.

Пока Дорогой объяснял потеющему директору, цель своего изобретения, Петухов придумывал каверзные вопросы. Он обильно потел и вертел в руках расческу. Его рубашка насквозь пропиталась потом и прилипла к телу. Но он этого не замечал и, выпятив свой подбородок, сверлил глазами плотника.

Дорогой, ползая на коленях, был полностью поглощен своими объяснениями, о принципах работы своей ловушки для муз и не замечал даже того, что директор начал хмуриться и потряхивать головой.

− Так, стоп! — Михаил Юрьевич остановил бесконечный поток слов плотника. Утер капли пота с лица и шеи, и выдохнул. — Я не понял, как вы будете ловить музу. И самое главное, я не понял, зачем она вам! Что вы, в самом деле, с ней делать будете? — он вопросительно поглядел на Дорогого и развел руками.

− Вот и я, о том же, − поддакнул Петухов, − зачем она ему?

− Какие же вы непонятливые! — воскликнул Дорогой, хватаясь за голову.

− Ну, так объясните нам убогим, − кривляясь, произнес завуч.

− Ведь муза посещает меня редко...

− Ха, − усмехнулся Петухов, перебивая плотника. − Оно и видно. Да и не муза вас посещает, а черт. Радоваться надо, что он редко здесь бывает. Видно даже ему противно, смотреть на вашу кислую физию?

Борис Данилович сел на пол, подложив под себя картонку и, свирепо глянул на довольного своим замечанием, Петухова. Обхватил себя руками и надулся. Тогда директор кинул строгий взгляд на Петухова и попросил Дорогого продолжить.

Окончательно захмелевший, в такой жаре, плотник несколько раз благодарно кивнул директору и, игнорируя желчную улыбку Петухова, продолжил рассказывать:

− В общем, посещает меня муза редко. А творить-то, хочется. Вот я и решил создать ловушку для муз, что бы поймать одну и пользоваться ей постоянно.

− Ну... − растерялся директор и покачал головой, − не хорошо это как-то. Не ожидал я от вас такого, Борис Данилович!

Директор по-отечески погрозил плотнику пальцем.

− Может не стоит так... − он запнулся, подыскивая слова, − так нехорошо. Нельзя так.

− А что такого? — удивился Дорогой. — Есть и пить не просит. И всегда под рукой.

− Вы, животное! − презрительно скорчив лицо, сквозь зубы произнес Петухов. — Эксплуататор! — выпучивая глаза и срываясь на писк, крикнул он.

− Спокойно! — сказал Михаил Юрьевич и обратился к Петухову. − Вадим Сергеевич, мне кажется, будет лучше, если вы сейчас уйдете.

− Да, я и так собирался, — не двигаясь с места и громко дыша, ответил он. — Мне тут надоело и я сам ухожу, из этого ада с чокнутым ловцом муз.

Он тряхнул головой и пошел на выход.

− А вы − мажор оранжерейный, − с трудом выговорил Дорогой в ответ и сплюнул. — И никакую книгу, вы не напишете.

Петухов услышал сказанное ему в спину и остановился. Его лицо исказилось праведным гневом и вспыхнуло; будь он вампиром, у него бы уже выросли клыки до пояса. Сама ситуация требовала отмщения, но он сдержал себя и, не оборачиваясь, ушел из подвала, обещая самому себе, что книгу он обязательно напишет. Чего бы ему этого не стоило.

Михаил Юрьевич, еще что-то тихо говорил Дорогому, а Петухов, размашисто вышагивая, направлялся в свой кабинет.

В его голове носились мысли и идеи, как написать книгу. Великий педагогический трактат, задуманный Петуховым, был написан только на один процент. Три страницы и ничего больше. Как он ни старался, ничего не мог с этим поделать. Ни выбросить, ни увеличить его, у него не получалось.

Было время, когда Вадим Сергеевич, почти отчаивался, готовый бросить эту затею. Но идея создать великий труд столетия, каждый день преследовала его, как тень. А ночью, просыпалась в его голове и, буйствуя, захватывала его целиком.

В своих снах он выводил формулы, доказывал необходимость создания особых школ, где будут преподавать по его методике. Разрушал устоявшиеся стереотипы обучающего процесса. И ликовал, когда к его ногам падали цветы успеха и всеобщего признания.

А утром, он с сожалением понимал, что это был очередной сон. И хоть бы что вспомнить, из того что он придумал во сне. Но нет, как отрезало. Память склеивалась и выдавала откровенную чепуху.

Еще он вспомнил, как ему неоднократно снился доктор Орех. Он стоял посреди большого зала и рукой манил к себе Петухова, обещая показать ему чудеса будущего.

Периодически этот сон повторялся, и Петухов с утра чувствовал себя способным творить. Однако заканчивалось все тем, что он, просидев перед монитором ровно час и ничего не написав, раздраженный, убегал на работу.

Если посчитать сколько раз Петухов садился за компьютер, готовый писать, то на это не хватит и целого дня. Иногда, в самом лучшем случае, он с трудом выводил одну строчку и больше ни капли не мог из себя выдавить.

Именно поэтому Петухов не любил говорить на темы о творчестве. И любого талантливого человека подозревал в посредственности и сговоре с дьяволом. А графоманов люто ненавидел. И сегодня, после встречи с Дорогим, он понял, как ему поступить. Пусть это будет не очень приятно, но он решил, что ничего от этого не потеряет.

Вадим Сергеевич влетел в кабинет и, не приводя себя в порядок, уселся за свой стол. Автоматически взял в руки стопку документов, лежащих на столе и дожидающихся неотложного рассмотрения, мельком взглянув, отбросил их и откинулся на спинку.

Медленно раскачиваясь в кресле, он постепенно успокаивался и, потирая подбородок, мысленно приводил свой план в действие.

Когда его состояние нормализовалось, он взглянул на себя и ужаснулся. Тут же встав перед зеркалом, и, увидев в нем свое отражение, он вскрикнул и кинулся к шкафу за свежими вещами, а затем в душевые спортзала. И уже через несколько минут, он включал воду в душевой для учителей.

Освежившись и смыв с себя подвальную грязь, Петухов засиял. Его настроение поднялось, и он до самого вечера провел свое время, как обычно. То есть, придирался и отчитывал, отписывался и отнекивался.

А около пяти часов вечера находясь рядом с парадным входом, встретил Бориса Даниловича Дорогого. Тот нетвердой походкой направлялся к выходу.

Петухов, с расстояния пары метров, вслух попрощался с ним. Плотник, сосредоточил мутный взгляд на завуче, узнал его и, сощурившись, что-то пробурчал. Затем, показав ему кулак, неуклюже выбежал на улицу.

− Беги, беги, − зловеще прошептал ему вслед завуч. Он повернулся, собираясь уходить, и увидел уборщицу с ведром и шваброй, медленно бредущую в столовую.

Завуч улыбнулся!

Он направился к ней, но она его заметила и, быстро скользнув в дверь столовой, закрылась изнутри.

Несильно расстроившись, он ушел в свой кабинет пережидать рабочий день. Там он просидел до семи часов, а вышел оттуда уже полностью одетый по сезону и готовый идти домой.

На улице бушевала метель. Снег и ветер кололи лицо Вадима Сергеевича и он, как мог, прикрывал его руками. Однако снег, все равно попадал в глаза, и Петухов, разозлившись, был вынужден ускорить шаги.

Вскоре он оказался дома и блаженно принял душ. Наматывая полотенце на голову, он вспомнил, что собирался сегодня сделать очень важную вещь. Лень предлагала придумать отговорку, но в памяти возник образ плотника Дорогого, тыкающего в него пальцем и обзывающий его бездарем. Петухов разъяренно стянул с головы полотенце и решительно прошлепал в меховых тапках к своему письменному столу.

Он открыл ключиком нижний ящик и, засунув руку глубоко внутрь, покряхтев, вытащил Компо-Мастер-Гид. Затем он осторожно положил его на стол и пошел переодеться.

Петухов не забыл, как он в своем халате разгуливал по больнице с доктором Орехом. Поэтому сейчас решил одеть, что-нибудь более подходящее.

Вернувшись, переодетый в вызывающе ярко-желтый спортивный костюм, Вадим Сергеевич, взял в руки Гид. Сделав глубокий вдох, он медленно, с нажимом выдохнул, затем нажал на кнопку, и зажмурился.

Ничего неприятного, как в первый раз не произошло, и Петухов открыл глаза. Он очутился посреди кабинета, напротив стола, за которым сидел улыбающийся доктор Орех.

− Чудесный гость! — поднимаясь, громко поприветствовал Петухова, доктор Орех.

− Добрый вечер, − радушно поздоровался Вадим Сергеевич и отметил, что Орех совершенно не изменился. По-прежнему зеленоватый и смешно одет. Или не одет?..

Доктор Орех обошел зеленый стол, заставленный странными предметами, и остановился рядом с Петуховым.

− Вы к нам лечиться? — деловито спросил он.

Петухов помотал головой:

− Вообще-то нет.

− А зачем же? — искренне удивился доктор.

− Ну... — замялся Вадим Сергеевич и, стрельнув глазами по сторонам, прошептал: − Дело у меня к вам.

Доктор Орех посерьезнел и засуетился, предлагая Петухову присесть. После этого Вадим Сергеевич, сначала стеснительно, затем все более живо, стал рассказывать Ореху о своей творческой заминке.

Доктор слушал его не перебивая, только изредка водил пальцем по столу, как будто что-то записывая. Петухов, рассказывая о своей проблеме, не смотрел на доктора, поэтому заметить этого не мог. Он уставился в потолок, откинувшись на спинку зеленоватого кресла и со слезами на глазах, почти признался в своей бездарности.