Петухов (Общий)

ПЕТУХОВ

Пятница 1. След

Вадим Сергеевич Петухов никогда не считал себя сентиментальным человеком. Да и просто романтиком, способным засмотреться на закат, он так же себя не представлял. Однако проходя теплым осенним вечером по скверу местного парка, был в крайне добром расположении духа. И даже, неоднократно бросал довольные взгляды на проходящих мимо него молодых мамочек с колясками.

Пятница, теплый осенний вечер и ласковое солнце будто бы вынудили людей прогуляться. По дорожкам парка медленно, даже вальяжно шествовали говорливые женщины. Их было бесчисленное множество, а детей, поднимающих фонтаны из листьев, и того больше. Городской парк, просто утопал в опавшей разноцветной листве и в заходящем красном солнце.

"Безобразие какое, − с мысленной истомой думал Вадим Сергеевич, глядя на резвящихся детей. И уже совсем не ожидая от себя таких мыслей, добавлял: − А впрочем, пусть. Что с них взять? Вот, в школе я бы им такого не позволил! Ни за что! Этого еще не хватало. А здесь пусть..."

Да!

Сегодня у Вадима Сергеевича, определенно было отличное настроение. И даже Денисов − проказник из 5 "б", постоянно портивший ему самочувствие, сегодня не преуспел в этом. Его шалости сегодня были пресечены в корне.

Петухов не без удовольствия вспомнил, как проходя рядом с женским и мужским туалетами на втором этаже, увидел ученика Денисова. Тот, никого не стесняясь, расписывал стену черным маркером. Вадим Сергеевич, кошкой кинулся к нему и со злорадной усмешкой на гладко выбритом и холеном лице, схватил хулигана за воротник.

− Так, так, так! − словно, пропел завуч. Затем пользуясь физическим преимуществом, каким может пользоваться, только мужчина в рассвете сил перед пятиклассником, развернул его к себе лицом и злорадно произнес: − И что мы тут делаем? Мараем стены? Оставляем свои гадкие следы!

− Нет... я просто... — замямлил напуганный мальчишка.

− Что "просто"? − навис над ним Вадим Сергеевич, внутренне усмехаясь мальчишескому страху.

Затем он бросил уничтожающе пристальный взгляд на стену. На ней вырисовывались довольно странные слова: "DURA LEX, S..." Дальше надпись обрывалась.

По лицу завуча было видно, что в его голове сейчас идет борьба непонимания с памятью. И, по-видимому, непонимание побеждало, пока осознание не выдало четкий ответ.

− Неприличности пишем? − дошло до учителя. − А ну, пойдем к директору, Денисов! Ишь ты! Придумал нецензурщину на стенах рисовать. Я тебе покажу хулиган, "дурами" обзываться!

Неожиданно прохрипел звонок, зовущий школьников обратно в кабинеты. Петухов плавно лавируя между мельтешащими под ногами учениками, четким, чуть ли не строевым шагом, направился в кабинет директора. При этом он цепко держал Денисова за воротник его школьного пиджака. И как тот не пытался выкрутиться, хватка Вадима Сергеевича не ослабевала. Более того, видя, как проказник пытается выскользнуть, рука справедливого учителя сжималась сильнее.

Пока они шли по нехотя пустеющим коридорам школы, в голове Вадима Сергеевича Петухова − заслуженного учителя года, завуча, да и просто преподавателя географии, разыгрывался суд над Денисовым. Обвинения и наказание, жалобный и молящий взгляд детских глаз, смаковался в мыслях Петухова, как швейцарский шоколад.

Подойдя к двери директора, Вадим Сергеевич приосанился, поправил свой пиджак и провел свободной рукой по волосам. Отметив, что его прическа, как всегда идеальна (другого он и не ожидал) и внешний вид его приличен донельзя, он аккуратно постучал в дверь.

Ученик Денисов, довольно субтильный мальчик, с живым умом и блестящими глазами понял, что убежать не получиться, поэтому придется искать другой путь. Поникнув плечами и опустив голову, в ожидании у кабинета директора, он попытался придумывать пути ухода от ответа.

"В отличие от Петухова, директор не такая уж и падла, − думал Денисов. − Поругает да отпустит. А Петухов будет настаивать на вызове в школу родителей; в необходимости педагогического собрания; исключения из школы с позором или... Еще чего придумает... Блин! Так как же выкрутиться? Может соврать? Нет, не получится! Надпись-то есть. Вон она на стене! Смотри, не хочу..."

− Да! Войдите, − глухо пригласил директор.

Услышав это, Денисов вжался еще сильней. Зато Вадим Сергеевич распрямил плечи и, смахнув с губ едкую улыбку, изобразил серьезное лицо. Совсем как у человека, который рьяно исполняет данные ему обязанности и чрезмерно этим гордиться. Впрочем, именно таким работником и был Вадим Сергеевич Петухов.

− Михаил Юрьевич, − заговорил Петухов, проходя к столу директора и все еще держа Денисова за воротник. − Вот полюбуйтесь.

− Ох! − тяжело вздохнул еще не старый директор. С отчаянием в глазах, он посмотрел на вошедших и в очередной раз задался вопросом: "кто же ему из этих двоих надоел больше?" Но вслух произнес совсем другое:

− Ну! Что на этот раз?

− Ни больше, ни меньше, как порча школьного имущества, Михаил Юрьевич! − деловым тоном заявил Петухов и пояснил: − Нецензурные выражения на школьной стене. Пойман с поличным за этим делом.

− И что за выражения? − изображая интерес, спросил директор.

Давно зная Петухова, он понимал, что тот может оказаться скверной занозой, если все сразу не выяснить. Даже самая невинная шутка учеников, в глазах Петухова становилась чудовищным преступлением.

− Стыдно говорить! − деланно растерялся Вадим Сергеевич, затем серьезно возмутился и всплеснул руками: − Гадость неимоверная! Михаил Юрьевич!

− Ну, говорите же! — подтолкнул его директор. − Кого стыдиться-то? Если меня, то зря. В самом деле! Если Денисова, тем более. Раз, он написал это нецензурное выражение, то наверняка, его знает! Не тяните, в самом деле! У меня много работы.

Тяжело вздохнув, Михаил Юрьевич обвел взглядом бумаги, лежащие на столе, и заметил перекидной календарь. Протянув к нему руку, перелистнул страницу на сегодняшнее число и, увидев надпись, автоматически прочитал ее. Тут же ахнув, вспомнил, что ему сегодня надо было написать пробную речь, с которой он будет выступать завтра на съезде директоров школ. Он выдвинул ящик стола и, проклиная свою забывчивость, достал оттуда свой потертый ежедневник. В нем было четко написано, что должно быть в речи. И чего, тем более, в ней быть не должно.

Прочитав несколько строк, он, как обычно, задумавшись, поднял голову и уставился на картину у двери. Пейзаж Репина (репродукция, конечно). И только тут вновь заметил Петухова и Денисова.

− ... Или еще чего! − загораживая картину, стоял Вадим Сергеевич в нелепо-гордой позе и рассказывал о прегрешениях Денисова. Тот совсем поник, стоя рядом и только теребил пуговицу на своем мятом пиджаке.

− Так кого же ты обзывал? − ехидно спросил Петухов, обращаясь к мальчишке. — Поведай нам, милый друг.

Директор тихо вздохнул. Понимая, что он пропустил все обвинение Петухова, а заново спрашивать ни в коем случае не будет, решил разобраться в этом без помощи учителя.

Делая приятное Петухову, в надежде, что тот успокоится и с довольным видом уйдет, сказал:

− Ладно. Придется подумать о вызове родителей и поднять вопрос об исключении тебя из школы, − сказал он Денисову совсем не собираясь исполнять свои угрозы. Затем обратился к Петухову: − Вы можете быть свободны, я сам обо всем позабочусь. Нет, нет! Я сам все сделаю, будьте спокойны. Идите и спасибо вам.

Ну, разве после такого не будет хорошего настроения у достойного человека? А Вадим Сергеевич, несомненно, считал себя достойным во всех отношениях. И, значит, был по праву доволен.

Оставив мальчишку в кабинете директора, завуч зашел в туалет и с наслаждением вымыл руки своим личным мылом. Во внутреннем кармане его пиджака всегда был бутылек с дорогим и жутко полезным, жидким мылом. Затем он промокнул руки бумажными салфетками, выбросил их в урну и, открыв ногой дверь, направился в свой кабинет.

В этот день он успел еще отругать за какие-то пустяки трех молодых учительниц и одну уборщицу. Настроение поднималось на глазах.

Именно поэтому он шел домой, очень довольный сегодняшним днем. Настолько довольный, что купив мороженое, чуть не решился съесть его прямо на улице, чего с ним никогда прежде не бывало. Не делал он этого не только потому, что это неприлично, но и, крайне, негигиенично. Столько пыли и микробов вокруг. А уж случайная капля мороженого на его безупречной одежде − просто кошмар!

Поэтому, слегка смутившись от такого желания, он пожурил самого себя и, пройдя сквер, свернул к желтым высоткам.

"Прелестный день и вечер весьма не плох, − думал Вадим Сергеевич, подходя к многоэтажному дому и доставая ключи от квартиры. − Ванна, с какой-нибудь морской солью, будет сегодня особенно приятна".

Надавив на кнопку вызова лифта ключом, он, растянув тонкие губы в улыбку, вспомнил испуганное лицо уборщицы и весь их разговор.

"Боже, какая глупая, несчастная женщина! − вздохнул он, открывая дверь в квартиру и заходя внутрь. − И, ведь, не она одна такая! Сколько же их на мою бедную голову?.. Гнать их надо, гнать!"

Вадим Сергеевич включил свет в коридоре и закрыл дверь на оба замка. Затем, стоя строго на коврике в прихожей, снял ботинки и аккуратно поставил их на полку. Повернувшись, посмотрел на свое отражение в огромном зеркале. Попозировал себе, покрутил головой и, оставшись в целом довольным собой, улыбнулся отражению и кивнул, как бы соглашаясь с ним.

Проходя в большую и главную комнату, с намерением снять деловой костюм и облачиться в удобный халат, включил в ней яркий свет. И тут же, увидел нечто, от чего у него волосы встали дыбом, а из горла вырвался хриплый, можно сказать, нечеловеческий крик. На его любимом пушистом белом ковре, лежащим посреди почти стерильной комнаты, виднелся огромный отпечаток ботинка. След ноги не менее 46 размера в самом центре ковра и очень грязный.

Вадима Сергеевича охватил страх и, с беззвучно открытым ртом, он завертел головой в поисках других следов. Их не было. Тогда он, не задаваясь вопросом откуда этот след, начал бегать по всей своей трехкомнатной квартире и искать подобные следы грязи. После некоторого времени поисков, он ничего не обнаружил и, вернувшись в главную комнату, тупо уставился на след.

Через неопределенное количество минут он вышел из охватившего его ступора и, осторожно приблизившись к отпечатку ботинка, попытался его рассмотреть.

− Что за ерунда? − почти придя в себя, пробормотал Петухов, пристально разглядывая след. − Откуда здесь эта мерзость? Это не мой отпечаток. Точно, не мой! У меня такой безобразной обуви нет, и никогда не было!

Ответов не было, а след был. Но один.

Предчувствуя скорое наступление истерики, уже подкатывающей к горлу, Вадим Сергеевич решил незамедлительно принять пару успокоительных таблеток.

Метнувшись к одному из шкафчиков в ванной, он вытянул из него упаковку с розовыми шариками. Запив фильтрованной водой лекарство, он намочил полотенце прохладной водой и обмотал его вокруг головы.

− Почему один след? — обратился к своему отражению заслуженный учитель года, стоя в ванной и глядя в зеркало. — Откуда?

В зеркале, под давлением шока, начал вырисовываться, уже успевший стать жутким, след.

След. Огромный и мерзкий След!

− И чей он? Может быть, здесь были грабители?.. Или грабитель?.. Или пол грабителя?.. Абсурд какой-то! Почудилось мне это! Галлюцинация! Или нет?

Встряхнув головой и пытаясь отогнать эти тупиковые мысли, Вадим Сергеевич вышел из ванной и, сам того не понимая, опять очутился в главной комнате. След никуда не исчез, он по-прежнему бесстыдно нарушал своим присутствием скрупулезно составленную и выстраданную Петуховым атмосферу комнаты. И как только его глаза, широко открытые и светящиеся глубоким непониманием, наткнулись на испачканный ковер, он вскрикнул в сердцах:

− Но почему один-то?

И, не сдержав натиска страха и не понимания, упал в обморок.

Через некоторое время до ушей Вадима Сергеевича, вдруг стали долетать какие-то приглушенные звуки. Впрочем, пока они его не интересовали, совершенно. Но когда его сознание стало медленно возвращаться к нему, он вспомнил, что упал в обморок и сейчас лежит на полу.

Открыв, но тут же прищурив глаза от яркого света, прислушался к звукам. Он отчетливо услышал какой-то ритмичный шорох и, кажется, недовольное бормотание.

− Что, вообще, проис... − начал было интересоваться Вадим Сергеевич, но приняв сидячее положение, осекся от увиденного.

На ковре сидел какой-то карлик в грязных лохмотьях и, не обращая внимания на ошеломленного Петухова, старательно тер по Следу на ковре своей маленькой рукой.

− ...Скоф убери! Скоф принеси! Скоф следи, не то получишь! − недовольно бормотал карлик. Затем плевал на ладошку и, вновь, продолжая тереть по Следу, бормотал: − Я между прочим Сиреневый Скоф, а не какой-нибудь там, Зеленый или Желтый. Почему он так со мной обходится? Ведь я...

− Вы кто? — ошеломленно пробормотал Петухов, не отводя взгляда от ярко-сиреневых спутанных волос на голове карлика и длинной бороды того же необычного цвета.

Карлик неожиданно перестал причитать. Потом повернулся к Петухову и внимательно посмотрел на него единственным, тоже сиреневым глазом. Несколько секунд он довольно пренебрежительно, как сразу же отметил про себя Петухов, глядел на Вадима Сергеевича, затем отвернулся и вновь принялся бормотать и тереть ковер слюнявой рукой.

− Вы кто? — моргая и дергая бровями, повторил Петухов. Затем наклонился вперед и возмущенно пропищал: − И что вы делаете с моим ковром?

− Да заткнись ты, щегол! − не поворачиваясь, отмахнулся рукой карлик. − Без тебя тошно.

Вадим Сергеевич даже опешил от такой наглости. Чувство собственно достоинства подстегнуло его мозг, и он уже с нотками злобы и отвращения заявил:

− Как вы смеете мне такое говорить? Хам!

Карлик замер и хищно, так что Петухов невольно зажмурился, посмотрел на него, нахмурив свой небольшой лоб. Плюнув в очередной раз себе на руку, он с раздражением произнес:

− Ты когда-нибудь, ел свои собственные ноги?

Видя замешательство на лице Петухова, карлик злобно улыбнулся.

− Вижу, что не ел, − сказал карлик и, прикрыв рот слюнявой рукой, захихикал как сумасшедший.

Через пару секунд он успокоился и пригрозил Петухову, тыча в него кривым, маленьким пальцем:

− Будешь мне мешать, заставлю тебя отведать твоих же собственных голеней. Поверь, это не самое скверное наказание, бывают и похуже. Но все-таки, чертовски неприятно есть свои собственные ноги. Я знаю. Меня один раз приговорили к этому...

Карлик вдруг замолчал и посмотрел вверх, словно что-то припоминая.

− Да, неприятно! — после паузы пробормотал он и вновь хихикнул.

Петухов замолчал, переваривая сказанное. В это время карлик снова начал тереть своей маленькой рукой по ковру, но вскоре, остановился и замер, глядя на то место, по которому шоркал своей маленькой рукой. Потом поднялся на своих коротеньких ножках, со звуком собрал огромный комок слюней и плюнул им на ковер.

− Шедёвр! — заключил он, любовно размазывая его сандалией по ковру.

Вадим Сергеевич проследил за плевком и с удивлением отметил, что на ковре Следа уже нет. Ровный ворс ковра, был как раньше — чистый и белый. Все было как прежде. Вот, только, сиреневый карлик, подрыгивающий маленькой ногой посреди комнаты, совершенно не вписывался в ее интерьер.

Окончательно сбитый с толку, Петухов забыл, наконец, про ноги и завалил карлика вопросами:

− А где След? Куда он делся? Вы его оттерли? А чей он был?

− Чей, чей, − недовольно передразнил его карлик. − Нашел чего спросить, щегол! Если бы я сам знал...

− А зачем же вы тогда его оттерли? — не обращая внимания на грубости карлика, спросил Петухов.

Карлик подошел к нему и, постучав костяшками пальцев Петухову по лбу, ответил:

− Ты че, дядя! Нельзя же Следы оставлять. Один наследил, другой оттер. Дураку понятно! Закон таков, хоть и суров!

Сказав такие обидные слова для Вадима Сергеевича, карлик отошел в центр комнаты и, подпрыгнув, с громким хлопком исчез.

− Бред какой-то! − изумился Вадим Сергеевич, глядя на то место, где только недавно был След, а теперь белела чистота. Даже как-то неприлично белела.

Вдруг глаза Петухова начали проясняться и он, вскочив на ноги, с радостным пониманием, крикнул:

− А ведь он прав! Следы оставлять нельзя. Один рисует, − другой стирает!

В диком восторге Вадим Сергеевич Петухов побежал в школу стирать надпись, сделанную сегодня на стене хулиганом Денисовым. А по пути он пытался оттереть каждое пятно в подъезде, в лифте, на улице. Плевал на руку и оттирал, оттирал, оттирал...

Глава 2. Информация

Довольно тусклый свет в кабинете директора школы сиял гораздо ярче пасмурного предвечернего неба и потому позволял разглядеть толпу собравшихся учителей.

Пятнадцать работников школы, естественно, самые наглые и громкоголосые, требовали внимания и незамедлительного содействия в устранении проблемы. В помещении стоял такой шум и гвалт, что даже новые, недавно замененные стекла, гулко резонировали, отзываясь в ушах Петухова неприятным дребезжанием.

− А у меня опять компьютер не работает, и Павел меня избегает! − в третий раз возмутился Вадим Сергеевич, прикрывая ухо платком.

Директора, буквально, рвали на части, и при этом не упускали возможности кого-нибудь очернить.

− Да он у вас по десять раз на дню ломается, − потирая лоб, отмахнулся от него директор и умоляюще обратился к остальным: − Милые дамы, ну не все сразу. Говорите по очереди.

− Михаил Юрьевич! — перехватывая инициативу, привлекла внимание директора учильствующая пенсионерка Куртакина. − Зима в разгаре, и в моем кабинете холодно как в холодильнике. Окна дырявые настолько, что внутри кабинета на подоконнике образуются сугробы, а плотник все время пьяный. Я еще раз повторяю, что в моем кабинете надо установить новые окна, из пластика. Дети же замерзают!

Людмила Акимовна изобразила на своем лице холод, ужас и еще что-то, известное только ей. При этом она так театрально запахнулась в свою огромную шаль, что некоторые и впрямь, почувствовали озноб. Но очередь вопрошающих опять не соблюдалась, и ответ директора потонул, в просьбах и требованиях, остальных собравшихся. Единственное, что в этом хаосе четко расслышала Куртакина, почти ровесница Макаренко, но бодрая и въедливая, так это очень тихое, произнесенное сквозь зубы, замечание Петухова:

− Да, дети не из-за дырявых окон мерзнут, а из-за вас. Сидите за своим огромным столом, так что вас оттуда почти не видно. Как из гроба вещаете! Медленным и скрипучим голосом. Дети от страха коченеют на ваших уроках, а не от зимы!

Петухов почти забыл про системного администратора Павла и представил себе этот стол-гроб. Хихикнул про себя, внешне сохраняя среднюю степень заинтересованности на лице. На губах лишь промелькнула ухмылка, когда он в очередной раз подумал об этом столе, как о создании Франкенштейна.

"Этот столообразный гроб явно собирали из трех или четырех нормальных столов, − отвлеченно подумал он"

Куртакина, услышав такие обидные для себя слова, внутренне вспыхнула, а внешне напряглась и крякнула. Глаза ее засветились недобрым огнем, а рот, наверное, наполнился ядом.

Ее маленький рост и ее любимый стол всегда были предметом для насмешки. Но она, будучи опытным бойцом в этой холодной войне коллектива, слепых столкновений избегала и наносила удар, только после тщательной подготовки. А, как известно: проверка оружия у закаленного ветерана, много времени не занимает!

− Вы, кажется, что-то сказали про мой стол? − растягивая губы в псевдо улыбку, сказала Куртакина Петухову.

Петухов любил такие словесные дуэли и Куртакину знал давно. Знал, что она услышит его замечание и, по сложившейся у них традиции, вступит в бой. Поэтому повернувшись к ней и не обращая внимания на шум требующих учителей и тихие оправдания директора, принял боевую стойку.

− Да! − кивая и, как бы, удивляясь, ответил Вадим Сергеевич. − Какой у вас слух потрясающий. Говорят у летучих мышей тоже прекрасный слух. Но у вас, несомненно, лучше.

− Спасибо за комплемент! − оскалилась Куртакина, крепко сжимая зубы. − Я действительно хорошо слышу. И мне показалось... Прошу меня простить, если я не права! Но мне показалось, что вы, что-то негативное сказали о моем столе.

Петухов изобразил на лице смесь вежливого возмущения с удивлением и произнес:

− Нет! Что вы? Как я мог такое сказать? Я наоборот, восхищен вашим столом. Прекрасный стол, уверяю вас! Он даже, вам к лицу.

− Еще раз спасибо, − вздохнула Людмила Акимовна. Если бы она стояла, то непременно сделала бы книксен. − Может быть, вы хотите такой же стол или, если хотите, я могу отдать вам свой. Оторву от сердца, но отдам. На что только не пойдет женщина, ради хорошего человека.

− Нет, нет! — замахал руками Петухов. − Я не смогу принять такой подарок от вас. Я знаю как вы к нему привязаны. Совесть мне такого не позволит. А такой же стол я себе не хочу. Копия не может быть лучше оригинала. Да и если честно я предпочитаю стандартную мебель.

− Ах, очень жаль, − грустно произнесла Куртакина. − Впрочем, я заметила, что вы предпочитаете стандартную мебель. И не только мебель. И, вообще, я вами восхищаюсь, вы весь такой стандартный.

Ее последняя фраза больно порезала Петухова, поэтому сузив глаза, он решил перейти к плотной атаке, но тут директор перекричал всех:

− Так, все! На сегодня все. Еще раз хочу сказать, что деньги из бюджета пока не пришли. Когда они придут, я всех вызову на совещание и там мы все обсудим. Просьбы некоторых я рассмотрю сегодня и выделю оставшиеся деньги. Все! Можете быть свободны. Вернее, идите, работайте.

Дуэль между Петуховым и Куртакиной на время закончилась совместным отходом с поля брани.

Михаил Юрьевич тяжко опустился в кресло и, когда его кабинет под невнятное перешептывание опустел, устало произнес:

− Мародеры!

− Полностью с вами согласен, Михаил Юрьевич. − Заговорщитским шепотом, произнес Петухов, заглядывая в кабинет через проем двери. − Я бы даже сказал: Иго!

Михаил Юрьевич всколыхнулся и выронил из рук стопку бумаг.

− Что? Вы, почему там за дверями стоите? — сипло пробормотал он и почти разозлился: − Я же сказал, идите работать! И нечего со мной соглашаться, я ничего не говорил. Молчал, в самом деле.

− Прошу прощения, мне, наверное, послышалось! − улыбаясь, извинился Петухов. Но я, все же хотел напомнить, что у меня опять компьютер сломался. Хотелось бы новый.

Михаил Юрьевич недовольно посмотрел на торчащую в дверях голову Петухова и, сделав над собой усилие, грозно сказал:

− Поступление новой техники не ожидается, чините старую! И что у вас там все время ломается? Особенно после того, как вы вышли из больницы... Нет, все! − Сам себя оборвал он. − Не хочу даже обсуждать это с вами.

− Но как мне работать? − спросил Вадим Сергеевич, припоминая больницу и жуткий След, который его до этого довел. Хотя, психиатры объяснили ему, что это была просто галлюцинация из-за сильного стресса. Но он почему-то был уверен, что это, совсем, не галлюцинация. Даже предположил, что возможно, это были инопланетяне, которым был нужен его ковер или мозги. Услышав такие заявления, доктора хотели добавить ему лекарств, но потом решили, что это не поможет и просто отпустили его.

− Головой и руками работайте. Как все нормальные люди, − зарываясь в бумаги, сказал директор.

− Вы что, хотите сказать, что я ненормальный? − вскинув брови, изумился Петухов. Такого он не ожидал, тем более, от добродушного директора.

− Нет, ну, чего вы, в самом деле! Я не это имел в виду, − тут же смутился Михаил Юрьевич и решил оправдаться: − Просто, наш системный администратор говорит, что у вас в компьютере слишком много информации и поэтому он у вас плохо работает. И что, мол, если вы все ненужное удалите, все заработает нормально.

− Мне он говорит то же самое, − возмутился Петухов, полность протискиваясь в кабинет. − И вы знаете что еще. Когда я включаю компьютер, то на экране вижу два непристойных слова. А появилось они два дня назад — как есть, после починки.

− Что за слова? − нехотя спросил директор.

− Непристойные! − вспылил Петухов и чуть подпрыгнул. − А конкретнее: "Отвянь, собака!"" Я уверен, что это Павел их написал.

Директор посмотрел на лицо Петухова и чуть не прыснул от смеха. В место этого он серьезно сказал:

− Ну, тем более, решайте этот вопрос с Павлом. Я с ним потом поговорю. Все, идите Вадим Сергеевич.

Петухов хмыкнул, то ли недовольно, то ли озадаченно. Михаил Юрьевич не понял как, но вздохнул с облегчением, когда Петухова исчез, и дверь без помех закрылась.

Тишина загудела в ушах пожилого директора и он, снова, уже в пятый раз за эту неделю, подумал о пенсии. Однако быстро отмахнулся от этой мысли и, охнув, принялся за работу.

"Каков подлец, этот системный администратор, − думал Петухов, вышагивая к туалету и, на ходу, доставая расческу. − Мальчишка! А туда же! Информации у меня, видите ли, много. Но так и должно быть у умных людей. Информации должно быть много!"

Петухов начинал закипать. Да еще Куртакина его сегодня так больно и подло порезала своим ядовитым языком, что особенно добавляло ему злобы.

"Ну что ж! Раз этот мальчишка не хочет делать мой компьютер, я за казенный счет вызову мастера. Правда, сегодня вечер пятницы, а потом два выходных. Ну, значит, в понедельник точно вызову. Он отремонтирует, а платит пусть школа, − разошелся Петухов".

Он причесывался, стоя перед зеркалом и придумывал план, как убедить мастера требовать деньги за ремонт не с него, а со школьной бухгалтерии. Та еще проблема!

"То-то скандалу будет, — ухмылялся в зеркало завуч. − Вот тогда Куртакина поймет, что я самый нестандартный".

− Чудо завуч! — стрельнул он глазами в зеркало.

Выйдя из туалета и, почти успокоившись, Петухов направился в свой кабинет. На ходу он пытался придумать, где ему взять мастера, если он не знает ни одного. А найти втихую мастера не получится; рабочий компьютер сломан и интернет соответственно не доступен. Где искать? Оставался только один вариант: домашний компьютер. Но тот, к сожалению, интернетом похвастаться не мог, да и перегружен был вдобавок. Имел четыре внешних накопителя вкупе с двумя внутренними жесткими дисками. И, надо признать, не всегда адекватно работал.

С этими мыслями Петухов зашел в свой кабинет и закрылся в нем. Он с неодобрением посмотрел на свой компьютер и скорчил легкую гримасу недовольства.

− Сколько проблем из-за тебя! − пробурчал он вслух и, почти смирившись с тем, что сегодня он проведет остаток рабочего дня без компьютера, тяжко вздохнул.

До конца работы оставалось, примерно три часа и что бы скоротать их менее болезненно, он решил подменить молодую учительницу географии и провести уроки вместо нее.

Та, естественно, была шокирована таким решением завуча, но согласилась. Она, конечно, в тайне боялась, что Петухов намеревается сделать какую-нибудь пакость в ее сторону, но деваться было некуда и она, просто, побежала разносить эту историю по своим подругам.

Вадим Сергеевич провел два урока географии у старших классов, наставив при этом кучу двоек. Отметил низкий уровень знаний у учеников, погрозил трудным экзаменом и в конце подарил огромное домашнее задание.

Радости на лицах школьников не наблюдалось, но некоторое облегчение присутствовало. Обычно, Петухов так легко не сдавался и двоек, как правило, было больше. Чем объяснялось сегодняшнее попустительство со стороны завуча, никто не знал.

А он этого даже не заметил и после уроков пошел узнать, как обстоят дела у обслуживающего персонала. Не бездельничают ли? Пошел, просто так, из любви к профессии, но внезапно что-то вспомнив, быстро направился к директору.

"Как же я мог забыть? Ведь компьютерный отдел в магазине до шести часов вечера, − лихорадочно соображал Петухов, быстро проходя лестничный пролет. − Если потороплюсь, то успею".

Заходя в кабинет директора, Вадим Сергеевич, прямо с порога, начал отпрашиваться домой, ссылаясь на какое-то чрезвычайное дело. Михаил Юрьевич опешил от просьбы Петухова и чуть не поинтересовался, что за дело могло заставить его отпроситься с работы. Но вовремя спохватился и с радостью его отпустил.

− Спасибо, Михаил Юрьевич, − возбужденно проговорил Петухов, поворачиваясь к двери. − Дело не терпит отлагательств. До свидания, Михаил Юрьевич.

− До свидания, до свидания, Вадим Сергеевич, − удивленно глядя на Петухова, пробормотал директор и, когда дверь за ним закрылась, чмокнул губами. Затем потянулся с улыбкой на лице и решил выпить чая.

Петухов буквально выпрыгнул от директора и, поглядывая на наручные часы, устремился быстрым шагом в свой кабинет и оттуда уже на улицу.

Ноябрь в этом году выдался снежный и довольно теплый. Поэтому Петухов немного вспотел в своей толстой дубленке, когда быстрым шагом пересекал улицы и лавировал между толпами людей.

Люди, естественно, шли домой с работы или может еще откуда поинтересней. Петухов же стремился в компьютерный магазин.

Он вспомнил, что ему надо купить еще один внешний накопитель для домашнего компьютера. Информации дома набралось столько, что на уже имеющихся четырех накопителях, места почти не оставалось. Вот и понадобился пятый. Да и в магазине, могут посоветовать какого-нибудь мастера для школьного компьютера.

Крупный супермаркет находился в трех кварталах от школы и летом этот путь занимал не больше двадцати минут спокойным шагом. Зимой же, из-за тяжелой одежды, сугробов и рыхлого снега на дорогах, на этот путь тратилось времени в два, а то и в три раза больше.

Петухов спешил, но не терял лица и лишнего себе не позволял. На светофоре, ждал, как положено и, тем более, не бежал по тротуарам.

На часах Вадима Сергеевича было ровно 5:40, когда супермаркет тепло и шумно принял его в свои объятия. Теплый воздух, свет и масса праздно шатающихся людей, между витринами разных отделов, вызвали у Петухова кратковременный приятный ступор. И он, медленно отходя и оттаивая, протискивался к компьютерному отделу. Однако здесь его посетило разочарование и глубокое недовольство, когда он увидел вывеску на закрытых дверях отдела: "Отдел не работает. Закрыто на ремонт"

− Как так, не работает? − возмутился Петухов, снимая шапку и приглаживая мокрые от пота волосы. − Я что, зря торопился? Вспотел вот даже.

Он отвернулся от двери, ища помощи в толпе двигающихся людей, но не увидел сочувствия или даже интереса в их лицах. На него вообще никто не смотрел.

Ну, а чего на него смотреть, он же не продается.

Не найдя помощи, он вновь обернулся к вывеске, что бы опять в нее вчитаться, надеясь, что она измениться и отдел будет открыт.

Но вывеска, по-прежнему, непоколебимо гласила, что отдел закрыт на ремонт. Однако чуть ниже имелась еще одна надпись, которую Петухов в первый раз не заметил.

Корявым и мелким почерком, было написано: "Если у вам проблемы с компьютером или вас нужно компьютерная составляющие, то обращайтесь в другой наш магазин. Находится магазин по адресу − улица Вошеедова, дом 33 и называется: "Мы вас поможем". Мы работаем круглосуточно для".

− Грамотеи! − фыркнул учитель, но адрес запомнил.

Вадим Сергеевич немного успокоился и, раз спешить уже не надо, решил походить по магазину. А ходить по магазинам он умел и даже любил это дело. И не запланированные походы за покупками вызывали у него приступ удовольствия, даже больше, чем запланированные. Он объяснял себе это тем, что в незапланированном походе за покупками есть некий налет приключений.

Так или иначе, но Петухов бродил по магазину из отдела к отделу и оценивающе смотрел то на один товар, то на другой. Хмыкал, улыбался, прищуривался. В одном отделе он, даже покраснел и поспешил уйти оттуда, когда цена, на выбранный им галстук, оказалась слишком маленькой.

В итоге, после почти двух часов потраченного времени, он вышел из магазина с цветастым маленьким пакетом. Внутри лежали какие-то особенные носки, лавандовое масло и пара шелковых носовых платков.

Он прижал пакет к себе и отправился искать другой компьютерный магазин, тот самый — из объявления.

Примерно через пятнадцать минут блужданий по холодным и темным улицам, Петухов нашел искомый адрес.

Магазин располагался на первом этаже жилого дома и, судя по свету из окон, занимал территорию не больше двухкомнатной квартиры. Подойдя к дверям, он прочитал название магазина и опять, удивился. Магазин назывался: "Мы вас поможет"

− Да что такое? То "поможем", то "поможет", − подивился такой неграмотности Петухов. − Продают технику, а писать не научились. Двоечниками, наверное, в школе были.

Почему-то Петухову расхотелось заходить этот в магазин, но подумав, что тогда получается, он зря мерз, потел и искал его, решил зайти.

Открыв тугую стеклянную дверь, он вошел в, довольно, светлое и очень маленькое помещение. Вдоль стен стояли высокие, до самого потолка стеклянные витрины с дверцами. На их полках лежали разные компьютерные нужности, как их называл Петухов. У правой стены были стеллажи только по краям. А между ними, в центре стоял белый пластиковый стол, на котором размещался кассовый аппарат. За столом виднелся темный проем двери в стене.

"В высшей степени прилично и тихо, − отметил про себя Вадим Сергеевич, обводя взглядом помещение".

Продавца, как и покупателей, кроме Петухова, не было. Вадим Сергеевич сделал три шага от двери и оказался в центре маленького зала. Поскольку он ничего не понимал в компьютерной технике, то предпочитал иметь дело с консультантом, а тут даже и продавца нет.

Вадим Сергеевич пару раз кашлянул и поглядел в проем двери. Но ничего не произошло.

− Здесь есть, кто-нибудь? − не громко крикнул Петухов и вздохнул. − Мне нужно.

− Я у вашей услуге, − кто-то бодро выпалил за спиной Петухова. − Чем могу полезно сделать?

− Ой! − непроизвольно вскрикнул Петухов, прижимая пакет к животу и быстро оборачиваясь к говорившему.

Этим говорившим оказался молодой человек, совершенно обычной и даже, серой, как отметил Петухов, наружности. Светлые, коротко подстриженные волосы, карие, ничего не выражающие глаза и неживая улыбка. В черных брюках и красной, немного измятой футболке. На груди, чуть с боку, висел бейдж с фотографией и именем.

− Тьфу ты, пропасть, какая! − пробурчал Петухов, всматриваясь в продавца. Потом отошел на шаг назад и поднял одну бровь. − Зачем вы меня так напугали?

− Прошу прощений если, − так же бодро извинился продавец и показал на бейдж, − Меня называют так.

Петухов не стал вчитываться в написанное имя не из вредности, просто он с детства не любил эти бейджи. Он считал их неприемлемыми в нормальном цивилизованном обществе, где фамильярности нет места. Петухов однажды заявил директору, что носить на себе бейдж − это все равно, что наклеить себе на лоб разворот паспорта. Или то же самое, как на ухе у свиньи бирка висит. И тем самым, убедил директора не вводить такие правила в школе.

− Да, хорошо! − снимая перчатки, отмахнулся от слов продавца Петухов. − Мне нужен внешний накопитель. И еще... я бы хотел вызвать мастера для починки компьютера.

− Какой? − все тем же тоном спросил продавец.

− Не понял! − удивился Петухов. − Что, "какой"?

− Что чинить и по какой проблеме сломан? − спросил продавец и направился к столу. Он легко перепрыгнул его и остановился, повернувшись к Петухову.

− Ну, компьютер чинить. А сломан он, говорят, из-за большого количества информации, − сказал Вадим Сергеевич и добавил, изобразив на лице недоверие: − Но я в это не верю.

− А! − произнес продавец и быстро исчез за служебной дверью, оставив Петухова в растерянности от такого диалога.

"Странно он разговаривает, − подумал Петухов, поглаживая подбородок и припоминая фразы продавца. − Наверное, это он вывеску писал. Эх, молодежь, молодежь!"

На лице Петухова промелькнула и чуть задержалась легкая улыбка.

Вдруг из двери, так же быстро, как и исчез, появился продавец, неся на вытянутых руках черную коробочку. Он положил ее на стол перед Петуховым и сказал:

− На!

− Что? − изумился Петухов, глядя на активно улыбающегося продавца. Однако решая не обижаться на фамильярность, посмотрел на коробочку. − И что это?

− Вам не хватает места для информацию, − радостно заявил продавец. − И сломан компьютер. Я подумал. И это.

− Чего, "и это"? − еще больше запутавшись, спросил Петухов. А про себя подумал: "Он меня изводит специально, или в нем так природой заложено?"

− Информационно-накопительный починитель, − продолжая глупо улыбаться, пояснил продавец. − Или Компо-Мастер-Гид. Пожизненная гарантия.

Как бы глупо не звучало это название, у Петухова оно не вызвало ни малейших сомнений в его правильности. А вот, последние слова − о пожизненной гарантии, были ему знакомы и даже очень радовали его. К тому же увидев ценник на коробочке, он решил, что одним выстрелом убил двух зайцев.

− Беру! − деловым тоном изрек Петухов и полез в карман за кошельком. − Заверните в бумажку!

Продавец все это ловко проделал, при этом ни на секунду не переставая улыбаться, и даже, выдал чек, который Петухов внимательно изучил.

− До свидания! − попрощался он, направляясь к выходу и засовывая покупку в маленький пакетик. Затем надел перчатки и вышел на улицу.

Продавец ничего не ответил. Он застыл на месте и только глаза его шевелились, осматривая маленькое помещение на предмет покупателей. И все та же бессмысленная улыбка висела на его непримечательном лице.

"Поеду, пожалуй, на автобусе, − устало подумал Вадим Сергеевич, решительно направляясь к остановке, − а то ноги, совсем сотру".

Сев в нужный автобус и потрясшись в нем минут двадцать, Петухов вышел на своей остановке и, потеряв еще минут пять на преодоление сугробов, подошел к своему дому.

В квартиру он зашел уставший, но довольный и незамедлительно решил принять целебную ванну.

Через час, Вадим Сергеевич, в красном шелковом халате сидел в кресле и потягивал из бокала белое сухое вино. В руках он вертел Компо-Мастер-Гид и инструкцию пользователя.

На приборе была только одна кнопка и никаких отверстий. Это Петухова расстроило, но не сильно, потому как он, совершенно, не знал принципа работы этого прибора. Он взял инструкцию и тут уже расстроился сильнее. Инструкция пользователя представляла собой − лист стандарта А4, с обеих сторон испещренный какими-то иероглифами.

Петухов недовольно хмыкнул и детально просмотрел листок со всех сторон. Не найдя на нем ни одной русской строчки, он нахмурил брови и пробормотал:

− Подлость, какая! И что мне делать с этим... как там его... Гидом?

Взяв бокал в руку и, поправив полотенце на голове, Петухов закинул одну ногу на другую и сделал большой глоток. Затем поставил полупустой бокал на столик и взял, лежащий на коленях, Компо-Мастер-Гид. Повертел его, неосознанно понюхал и, пожав плечами, нажал на кнопку.

И тут заслуженный учитель года оказался, словно, на карусели со стократно увеличенной скоростью. Этакая карусель в космосе. В этом диком аттракционе все вертелось и кружилось, меняя при этом краски. Вокруг него взрывались звезды, превращаясь в салюты. Лопались невидимые хлопушки, обдавая его фонтанами искрящихся конфетти.

Кто-то громко смеялся. Из ниоткуда выныривали головы клоунов с красными носами и в рыжих париках. И все они кружились, смеялись, затем, взрывались под веселый хохот и тут же появлялись новые лица и корчили рожицы.

Петухов, вцепившись в подлокотники кресла, тоже вертелся и, широко открыв глаза, кричал:

− А-а-а! Не надо, хватит! А-а-а!

Верчение ускорялось. Тогда он вжался в кресло как можно глубже и, не выдержав буйства красок, закрыл глаза. Ощущение, что он кружится, тут же пропало. Он прислушался и, ничего не услышав, быстро приоткрыл и снова закрыл глаза.

Оказалось, что он, действительно, не кружится в космосе, и никаких клоунов по близости нет.

Вадим Сергеевич вздохнул с облегчением и, слепо протянув руку к бокалу, готов был списать это происшествие на кратковременный сон. Однако его рука не нашла бокала с вином и, Петухов, уже смело открыл глаза, что бы отыскать его. И тут...

Никто не возьмется описать, каково было его удивление, когда он увидел, что находится совсем не у себя дома, а непонятно где.

С открытым ртом и выпученными глазами, Вадим Сергеевич осторожно озирался вокруг и никак не мог понять, в чем дело. Однако он отчетливо видел, что сидит в кресле, в центре небольшой и незнакомой ему комнаты. Стены и потолок с полом, в которой источали мягкий, чуть пульсирующий, зеленоватый цвет. В центре одной стены, прямо напротив Петухова, квадратное окно. Метр на метр, не больше. За окном такое же зеленоватое небо.

Петухов закрыл глаза и потряс головой.

"Это опять галлюцинации! − начал он себя внутренне успокаивать. − Или, я заснул и вижу кошмар. Или в мое вино добавлен наркотик!"

Затем он вспомнил, что советовали ему психиатры, если ему опять привидится галлюцинации. Поэтому он решил представить себя на лучистой полянке в окружении жующих коров.

"Я сплю на мягкой травке. В небе летают красивые птички и у меня все хорошо, − все больше успокаиваясь, думал Петухов. − А все это только галлюцинации".

И через некоторое время он успокоился на столько, что и в самом деле уснул.

Вадиму Сергеевичу снилось, что он мчится по пустыне. Легко пересекает барханы, словно, перепрыгивает с кочки на кочку. Солнце жарит песок. А ему, совсем не жарко. Наоборот − очень свежо. И все его четыре крыла, прозрачные, как воздух, звенят от удовольствия. Ему кажется, что он достиг того предельного счастья, о котором он так долго мечтал. Он уже думал, что все это продлится вечность и в очередной раз приготовился прыгнуть выше и сильнее, как вся картина вдруг поплыла и резко наступила темнота.

Проснулся Петухов от того что кто-то тряс его за плечо и при этом что-то тихо говорил:

− ИЗИ 2, Очнитесь!

Вадим Сергеевич медленно открыл глаза и удивленно уставился на разбудившего его объекта.

Перед ним, загораживая окно, стоял человек, лишенной всякой растительности на коже, и держал его за плечо. Кожа этого человека имела точно такой же цвет, как и все в этой комнате − зеленоватый. На макушке гладкой и лысой головы, сквозь кожу, просвечивало яркое пятно. А одет он был с головы до ног в прозрачную ткань. Но она не прилипала к телу, а отступала от него примерно на сантиметр. И только в районе ушных раковин странной формы, тело и ткань соединялись тонкими отростками, идущими от уха. Вид незнакомца в таком костюме был, мягко говоря, комичным. Словно, надули полиэтиленовый скафандр, прямо на человеке.

− Наконец-то, вы очнулись, − с облегчением вздохнул говоривший и, убрав руку с плеча Петухова, сделал один шаг назад.

− Вы кто? − замирающим голосом спросил Петухов, все еще оглядывая незнакомца с ног до головы. − Где я?

− О! − улыбнулся зеленоватый и, положив себе руку на грудь, слегка поклонился. − Я доктор Орех. А вы ИЗИ 2 − наш второй пациент в этой больнице. Надеюсь, с вами у нас все получится.

− А! − горько ухмыльнулся Петухов и почесал висок. − Так я опять в больнице? Ну, тогда все ясно.

Тут уже удивился зеленоватый:

− Неужели вам все ясно ИЗИ 2? Поразительно!

− Ничего поразительного. То, что вы доктор, а я в больнице, мне понятно, − расслабленно улыбаясь, проговорил Петухов. Потом чуть задумался и добавил: − Я только не понимаю, почему вы называете меня "ИЗИ два"? И что у вас за наряд такой странный?

− Ах! Так ведь все просто, − заразительно улыбаясь, сказал зеленоватый и, направившись за спину к Петухову, начал еле заметно мерцать макушкой. − Вы в будущем. И теперь мы все так ходим. Я вам потом как-нибудь объясню почему. А теперь пойдемте со мной.

Вадим Сергеевич, не сопротивляясь, встал с кресла, краем глаза отметив, что оно не его, и пошел за зеленоватым. Встав перед стеной, зеленоватый махнул рукой, и она отъехала в сторону, образуя проход в светлый, и тоже зеленоватый, коридор. Ни дверей, ни лампочек Петухов не видел. Поэтому смотрел на доктора, идущего по коридору и, следуя за ним, не мог понять, галлюцинация все еще продолжается или... И тут ему в голову пришла мысль: "Меня, действительно, положили в больницу, но, к сожалению, подселили в палату с каким-то психом".

"Но разве психам разрешено так свободно ходить по больнице? − задумался Петухов и провел пальцем по брови. Старая привычка, еще из детства. − Нет. Что то, тут не так. Да и больница странная какая-то. Может я в Швейцарии?"

− Ну, а ИЗИ 2 означает, что вы информационно зависимый индивид и наш второй пациент. − Оборачиваясь на ходу к пациенту, мягко проговорил зеленоватый.

− Да? − недоверчиво протянул Петухов и сжал губы. Ему надоело смотреть в спину этого странного человека, то ли доктора из будущего, то ли, просто, психа. Поэтому он выглянул из-за плеча зеленоватого и заметил коридорный перекресток впереди.

− Именно так, − кивнул странный доктор и повернул на право. Это ответвление коридора заканчивалось тупиком, но зеленоватый, не сбавляя шага, направлялся точно к стене, как будто ее и не было. Через несколько шагов он остановился около нее и, снова, махнул перед ней рукой. В стене, как и в первый раз, совершенно бесшумно образовался проход. Зеленоватый зашел и, пройдя пару шагов, остановился. Затем обернулся и, махнув рукой Петухову, пригласил войти:

− Входите.

В Петухове, почти, полностью проснулась его прежняя осторожность и подозрительность. Почему-то ему совсем не хотелось туда заходить, особенно после того как он заметил, что колени его слегка трясутся. Более того, новоявленный пациент, еле сдерживал себя, от того, чтобы не убежать отсюда в дикой панике. Он заглянул в помещение, помялся и, поглядев на зеленоватого, помотал головой:

− Нет, − шмыгнул он носом.

На зеленом лице странного доктора застыло удивление и непонимание.

− Почему? Не понимаю! − уставился на него зеленоватый.

Он смотрел на Петухова, словно на диковинное животное. Видя молчание своего пациента и то, как он запахивается в свой шелковый халат и придерживает сползающее с головы полотенце, зеленоватый улыбнулся.

− Вы, наверное, боитесь? − будто прозрел зеленоватый.

− Ничего я не боюсь... Просто, не хочу. − Топчась на месте, пробубнил Петухов. А потом гордо вскинул голову и простучал зубами: − Чего я там не видел? Уколы, наверное, буде ставить!

− Зачем уколы? — по-отечески улыбнулся зеленоватый и поманил его рукой. − Мы не используем лекарственных препаратов. Наши технологии позволяют обходиться без них.

− Но... − замялся Петухов. − Но, доктор... э-э-э...

− Орех! Доктор Орех, — поклонился зеленоватый.

− Доктор Орех, что вы со мной будете делать? И как долго?

− Все будет быстро и безболезненно, ИЗИ 2, − заверил его доктор.

− Хорошо, − сдался Петухов и, поникнув плечами, вошел в помещение. И совсем тихо и безнадежно добавил: − Мне ведь скоро надо быть на работе.

Вадим Сергеевич, в домашних пушистых тапочках, красном шелковом халате и с полотенцем на голове, подошел к доктору и встал рядом с ним. Дверь бесшумно закрылась под прощальным взглядом Петухова. И ему ничего не оставалось, как осмотреться по сторонам.

Помещение походило размером, как сразу отметил Петухов, на школьный спортивный зал без окон. Свет заливал помещение со всех сторон, но ни одной лампы Петухов так и не увидел. Светились сами стены. Все тем же, зеленоватым и мерцающим светом, который уже начинал надоедать Петухову. А в центре этого зала, прямо на полу, на подножках покоился большой прозрачный шар, высотой с человека, и переливался разными цветами, словно, мыльный пузырь.

− Это "Образумитель"! − гордо сказал доктор Орех, показывая на шар, и посмотрел прямо в глаза трясущемуся от безотчетного страха Петухову.

− И что? − затравленно оглядываясь и облизывая губы, проблеял Петухов.

− Садитесь в шар! − приказал доктор Орех, но, видя, что его пациент не двигается, подтолкнул его рукой в спину, направляя к шару.

Вадим Сергеевич нехотя повиновался и подошел к Образумителю. Дотронувшись до него пальцем, почувствовал, что шар твердый и холодный.

"А как же я в него сяду? − сам себя спросил он — Где дверь?"

И, не успев спросить об этом у зеленоватого, получил ощутимый удар в спину и, против своей воли влетел в нутро шара. Ощущения были очень схожи, будто нырнул в воду.

Оказавшись внутри Образумителя, Петухов несразу сообразил что очутился в невесомости.

Он никогда не был в космосе и поэтому некоторое время был ошарашен случившимся. Немного позже, всхлипывая и проклиная все на свете, замахал руками, желая принять нормальное, по отношению к залу, положение. Зависнув вниз головой и, словно рыба, глубоко вдыхая воздух широко раскрытым ртом, Вадим Сергеевич пытался перевернуться.

Сделать это было не трудно, учитывая то, что он придерживал полы своего халата, словно стыдливая женщина. Поэтому принять нормальную позу у него никак не получалось.

− Да что вы дергаетесь? — удивленно произнес доктор Орех, наклоняя голову и разглядывая Петухова. − Выпрямитесь в полный рост и поменяйте положение.

− Уйди, Орех зеленый... − неожиданно разозлился Петухов.

Но совету доктора последовал и, вскоре, почти ровно висел вверх головой. Глаза Петухова, пылая огнем и ненавистью, всверливались во внимательные глаза зеленоватого.

− Зачем вы меня толкнули? — прошипел он.

Зеленоватый в недоразумении покачал головой и подошел к шару почти вплотную. Постоял около минуты, разглядывая поверхность шара, на которой начали проявляться какие-то иероглифы. Затем посмотрел на Петухова, который не знал, то ли ему начать жалобно умолять Ореха, чтобы он его отсюда выпустил, то ли заорать на него, для того же эффекта.

Через несколько, томительных для Петухова, минут, лицо необычного доктора просветлело, и он растянул зеленые губы в улыбку.

− Все ясно! — сказал он и поднял палец вверх. − Я вас не толкал. Это сам Образумитель вас засосал внутрь. Он живой!

− Тогда я, тем более хочу из него выйти? − срываясь на истерику, закричал Петухов и начал шарить по шару (простите за каламбур) руками, в поисках какой-нибудь возможности.

− Не беспокойтесь вы так! − пробубнил доктор Орех и вновь уставился на надписи на шаре. − Теоретически, Образумитель сам выпустит вас, после того, как проведет ваше лечение.

− Я не болен! − заорал Петухов и топнул ногой, от чего взлетел вверх и ударился головой.

− Не мешайте мне, − раздраженно произнес доктор Орех и погрозил Петухову пальцем. − Сейчас я разберусь, как работает Образумитель, и все объясню.

Вадим Сергеевич широко открыл рот и застыл на пару секунд. Потом пришел в себя и, прижав руки к груди, сипло крикнул в сердцах:

− Вы еще и не знаете, как он работает!? Да, вы коновал!

Доктор Орех, по-прежнему, вчитываясь в иероглифы, не обратил внимания на его восклицание. Тогда Петухов прокричал еще несколько обидных названий докторов. Но видя, что его методы бесполезны, прислонился лицом к шару изнутри и, испепеляющим взглядом, уставился в глаза зеленоватого.

В его голове вдруг начал прокручивался весь разговор с доктором с самого начала. И что-то не давало Петухову покоя в этом разговоре. Он чувствовал, что пропустил, что-то важное.

Доктор все еще бегал глазами по надписям и изредка хмыкал. Петухов, от нечего делать, стал усиленно прислушиваться к воспоминанию о разговоре. Память Петухова была довольно капризной штукой, но он не отчаивался и вникал в слова доктора с удвоенной силой. Но никак не мог вспомнить, какую деталь он в них пропустил. И уже было решил сдаться, как нащупал эту занозу и с криком: "Эврика!" вытянул ее на свет.

− Э-э-э... Доктор Орех, − мило улыбаясь, позвал Петухов зеленоватого и постучал ногтем по стенке шара, прямо перед глазами доктора. − А почему вы назвали меня ИЗИ 2? То есть, я хотел спросить, кто был первым и что с ним произошло? Вы его вылечили?

− Я вас не слушаю! − обиженно пробурчал зеленоватый. − Вы меня опять оскорблять будете.

Петухов немного растерялся, но потом спохватился и, положив правую руку на сердце, улыбнулся еще шире.

− Мой милый доктор Орех! Я просто сорвался, − пояснил свое поведение Петухов и заверил доктора: − Но больше этого не повторится!

− Ну, хорошо, я вас прощаю! − оттаял доктор и тоже улыбнулся. − До вас был другой пациент.

− Ну, так что же с ним произошло? − еле скрывая нетерпение, выдавил Петухов.

− Да ничего страшного, − ответил доктор Орех, все еще невинно улыбаясь. − Просто умер. А если быть точнее, его убил Образумитель. За то, что ИЗИ 1 врал ему.

− Ах ты, крокодил! — тут же заорал на доктора Петухов и, стянув с головы полотенце, обмотал им руку и начал кулаком стучать по стенке шара. − А ну, выпускай меня отсюда шприц одноразовый!

Доктор ничего не ответил, но посмотрел на буянящего Петухова обиженно. И следующие десять минут полностью игнорировал его.

Вадим Сергеевич, видя, что доктор не обращает на него внимания, театрально повернулся к нему спиной. Зависнув в центре шара, он принялся старательно, даже нервно, приглаживать волосы на голове, бормотать и плеваться.

Первым тишину нарушил доктор Орех. Он постучал по шару рукой, привлекая внимание Петухова и, когда тот обернулся, сказал:

− Вы, вредный больной, ИЗИ 2! Но мой врачебный долг обязывает лечить всех. Даже таких приверед, как вы. Поэтому слушайте внимательно и не перебивайте!

Доктор Орех замолчал и посмотрел прямо в глаза Петухову. Затем глубоко вздохнув, продолжил:

− Так вот ИЗИ 2. Вы — жертва вашего времени!

− Вы бредите! — буркнул Петухов и отмахнулся рукой как от назойливой мухи.

− Я попросил не перебивать, − вспылил оскорбленный доктор. − Еще раз и вы отсюда никогда не выйдете!

Неожиданно Петухова проняло, и он понял, что его жизнь сейчас зависит от зеленого доктора и насупился. Поджав губы, он с неприкрытой ненавистью уставился на доктора.

− Повторяю: вы − жертва вашего времени! Вы информационно зависимый индивид. И именно из-за таких как вы, в нашем времени начался кризис умов. Все свое время, 99% наших людей тратят на приобретение различной информации. Но не пользуются ей, а просто собирают и хранят. То есть коллекционируют и не применяют. Наступила эра потребления информации, упадок созидания. И больше никто ничего не создает, не творит и не открывает. Люди забили головы ненужными вещами, не оставив место для собственных идей и мыслей. И перестали искать смысл жизни!

Доктор перевел дух, сложил руки за спиной и, взялся медленно вышагивать около шара. Затем он продолжил:

− Когда конец уже был близок, горстка умнейших людей нашего времени, создала совет по устранению этой проблемы. Мы провели огромную работу и выяснили, что информационная зависимость начала сильно распространяться именно в ваше время. — Доктор нацелил палец на Петухова и огорченно вздохнул. − Мы с огромным трудом воссоздали машину времени, которую за сотни лет до нас сделали великие ученые. Мы так же построили эту больницу. И конечно, венцом наших творений стал Образумеватель.

Доктор Орех остановился и посмотрел на Петухова. Тот, внимательно его слушая, начинал понимать причину своего присутствия здесь. Что-то зарождалось в голове Вадима Сергеевича. Что-то неизвестное до этого момента. И не совсем понятно, что послужило толчком к этому. То ли вдохновенная речь забавного доктора Ореха, то ли впечатлительность Петухова. Но одно было ясно: Петухов понимал, что то, что говорит доктор истинная и, как правило, болезненная правда. Печаль в глазах доктора была слишком убедительна и вряд ли поддельна.

Доктор, между тем, продолжал топтать зеленоватый пол и рассказывать:

− И вот, мы были готовы лечить людей. Отправили робота в прошлое, и через некоторое время к нам поступил первый ИЗИ.

На последних словах Петухов поморщился, но ничего не сказал.

− Но с ним у нас ничего не вышло. Было мало опыта, каюсь... — еще более грустно проговорил доктор. − Затем прибыли вы.

Остановившись на мгновение, доктор посмотрел на Петухова и подошел к шару.

− Теперь вы понимаете? − спросил доктор Орех.

Петухов, вися в шаре, грустно кивнул.

Доктор улыбнулся, и печаль почти исчезла из его глаз.

− Тогда приступим, − бодро произнес он и резво пнул шар ногой.

Образумитель тут же почернел и Петухов, не ожидая такого, вскрикнул:

− Эй, в чем дело? Тут стало темно.

− Судя по данным, − отозвался доктор, − Все нормально. Не беспокойтесь. Дам совет: не врите Образумителю и вскоре будете дома.

− Хорошо, − испуганно пискнул Вадим Сергеевич и приготовился к лечению.

Шар тихо загудел и затрясся. На стенках засветились маленькие точки, и пространство изнутри начало увеличиваться. Петухов стал куда-то проваливаться и, как издалека, услышал крик Доктора Ореха:

− До свиданья ИЗИ 2!

Пространство увеличивалось с огромной скоростью и превращалось в необъятный космос. Петухов не кричал и не шевелился. Он был скован сильнейшим страхом и изумлением. Просто молча парил в космосе, одетый в свой красный шелковый халат, белые тапочки и с полотенцем на плечах. И уже начинал забывать, о том, что он внутри Образумителя, как вдруг услышал громоподобный голос:

− Я Образумитель. Я задам тебе три вопроса. Ответишь на них правильно и вернешься домой. Ты готов?

− Это первый вопрос? − сжавшись, спросил Петухов и закрыл глаза от страха.

− Нет! Это я так просто спросил, − ответил Образумитель. Петухову показалось, что прозвучало это слегка раздраженно. − Но будем считать, что готов.

−Да, готов, − неуверенно проблеял Петухов.

− Итак, слушай внимательно первый вопрос. Какова цель информации?

− Познание! − тут же выпалил Петухов.

− Правильно. Слушай следующий вопрос. Какова цель познания?

Петухов задумался и по привычке провел пальцем по брови. Он не знал правильного ответа и поэтому сказал наугад:

− Может быть, творение?

− Хм. Правильно! − хмыкнул Образумитель. А затем, зачем-то добавил: − А может и нет! Лично я думаю иначе, но в моих мозгах записано, что это правильный ответ. Так что, я нехотя, принимаю его.

− Спасибо! − от души поблагодарил Петухов, нервно дергая кадыком.

− Третий вопрос, сам понимаешь, какой будет. Но я его озвучу. Какова цель творения?

Услышав третий вопрос, Петухов помрачнел. Он думал уже полчаса, но в голову ничего приходило.

Время шло, а ответ все еще не был готов. Однако Образумитель его не торопил, за что Вадим Сергеевич был ему благодарен.

Завуч смотрел на звезды, мерцающие в темноте, невольно дивился огромности пространства и смыслу такого замысла. И понял, что надо ответить.

− Понимание! − воскликнул Петухов. И тут же поправился: — Нет! Постижение смысла жизни. Нет, не то! Я не знаю. Не знаю! — Прощаясь со своей жизнью, кричал Петухов

− Судя по правилам, ты успел исправиться. Значит, правильно. − Как-то грустно сказал Образумитель.

Радости Петухова не было конца, и он даже слегка похлопал в ладоши. Ощущение, что смертный приговор заменен на похвалы и почести, заполнило грудь Вадима Сергеевича, приятной теплотой.

− Да, правильно. — повторился Образумитель и вдруг добавил: − Но я, считаю иначе.

− Ну, что поделаешь? − автоматически посочувствовал Петухов. Однако внутренне он ликовал и предчувствовал возвращение домой. Но кое-что еще не давало ему покоя. И Петухов решил спросить об этом у этой умной машины.

− Уважаемый Образумитель! − обратился к нему Петухов. − Можно задать тебе один вопрос.

− Задать вопрос мне? − прозвучал удивленный, но довольный голос. − Давай, задавай. Правилами это не запрещено.

− А что произошло с ИЗИ 1? − задал терзающий его вопрос, Вадим Сергеевич.

− Он мне соврал. Или дал неверный ответ. Я сам еще не определился. − Спокойно ответил Образумитель. − Он ответил правильно на два вопроса. А на третий, ответил, что он знает цель творения. Значит, он соврал. Или ошибся. Но в любом случае, он не хотел признавать, что не прав.

− И что, ты его убил? — холодея всем сердце, произнес Петухов.

− Нет, зачем? − удивился Образумитель. Помолчав немного, он совсем по-человечески хихикнул и пробормотал: − Тут он где-то плавает. Думает!

Образумитель замолчал, а Петухов вгляделся вдаль космоса, в надежде увидеть первого пациента. Но видно, тот был слишком далеко, потому что Вадим Сергеевич ничего кроме звезд не видел.

− Закрой глаза, − сказал Образумитель. − Я отправляю тебя домой. Если потом захочешь связаться с Доктором Орехом, то нажми кнопку на Компо-Мастер-Гиде, и ты увидишь его. Ну все, прощай.

Петухов закрыл глаза и приготовился к неприятным ощущениям. Однако ничего не происходило, тогда он решился открыть глаза и увидел свою комнату.

Все та же, − чистая комната с белым ковром на полу.

Он сидел на своем кресле, а рядом на столике стоял недопитый бокал вина. Петухов схватил его и одним глотком осушил. Вино совсем не выдохлось.

Затем он встал и переполненный решением, побежал в другую комнату, уничтожать свой компьютер. Но увидев его, сжалился и просто отключил.

− Хм! − задумчиво прогудел Петухов, многозначительно глядя на пустой экран. Простояв минут двадцать, он вышел из комнаты и закрыл ее на ключ.

− Потом с тобой разберусь, − недовольно пробормотал Петухов и пошел к барной тумбе. Налив себе рюмку водки, он героически выпучил глаза, вспенил кустистые брови и яростно изрек: — Будем творить!

Допивая третий бокал вина Петухов приходил к мысли, что доктор Орех, очень даже прав. Информации не должно быть больше чем нужно. И не количеством знаний измеряется ум, а умением их применять.

Все это Петухов понял. Всю информацию он решил, во что бы то ни стало, применить в деле. Создать труд, о котором он так долго мечтал. Единственное чего ему не хватало − это вдохновения.

Пятниза 3. Ловец муз

Долгий звонок сообщал всем о конце перемены. Вадим Сергеевич вышел из своего кабинета и тут же нахмурился. Наблюдая, как ученики разных возрастов с одинаковым нежеланием плетутся в свои классы, он закрыл дверь на ключ и направился к лестнице.

Подгоняя детей словами, он проходил между ними и невольно принюхивался к запахам. К стойкому запаху пота и пыли, поднятой учениками, примешивался более сильный и приятный аромат готовой пищи. Благоухание котлет беспрепятственно разнеслось на все три этажа школы, и только крепчало, вызывая у всех обильное слюноотделение.

Школьная столовая находилась на первом этаже. Поэтому Петухов стремительно преодолел сопротивление юных умов и свернул на лестницу. Остановившись на площадке, он глубоко вдохнул аромат и ускоренно зашагал вниз, на запахи еды. Все его мысли были поглощены предстоящей трапезой и, особенно, капустным салатом.

Шагая вниз, Петухов внезапно за спиной услышал частый топот ног. Он только обернулся, как мимо него, вниз по лестнице, на бешеной скорости промчался мальчуган лет десяти. Вадим Сергеевич даже не успел отреагировать соответственно своей должности и только изумленно проводил его взглядом.

Ученик был растрепан, пиджак неимоверно измят, а из-под него торчал клочок не заправленной рубашки. Огромный черный ранец за спиной, весь в пыльных отпечатках ног, висел на одном плече и трясся как живой агонизирующий организм.

Петухову не удалось идентифицировать ученика. Единственное, что он отметил, это крайне сосредоточенное покрасневшее лицо ученика с широко выпученными глазами и светлые, всклокоченные волосы.

Брови Петухова почти слились в единый волосяной покров с волосами на голове.

− Что... − пролепетал он, глядя в след пареньку. − Куда? — глухо крикнул он.

Петухов хотел догнать ученика, но одумался и оглянулся по сторонам, прислушиваясь, не приближается ли еще кто.

Слегка согнув колени, он растопырил руки и притаился посреди лестницы, готовый поймать следующего беглеца. Немного подождав, он с сожалением констатировал, что ничего не слышит. Поэтому распрямившись, он недовольно одернул пиджак, и, пригладив рукой волосы, продолжил спуск.

Однако свои шаги Петухов замедлил и уже не торопился. Он рассердился, что упустил хулигана, который чуть не сшиб его с ног. Вследствие этого, он весь напрягся и стал вслушиваться в любой шорох. Но единственные звуки, которые он слышал, издавал он сам.

Так он прошел до первого этажа, совсем забыв про полезный капустный салат. Его голод вытеснило сильное желание кого-нибудь отругать. Расквитаться за оплошность на лестнице. Казнить негодяев!

Вадим Сергеевич, уже было решил, что ничего больше не услышит, как вдруг до него донеслись звуки разговора. И исходили они из подвала.

Под лестницей на первом этаже находился вход в подвальные помещения. В основном они использовались как склад, но были там и коморки для плотника, сантехника и другого обслуживающего персонала.

Дверь, ведущая в подвал, была приоткрыта и оттуда, сочился неяркий желтый свет. Вадим Сергеевич довольно хмыкнул и нырнул к железной двери.

Стараясь не обращать внимания на пыль, витающую в воздухе, он прислушался к разговору. Говорил только один человек. Громко и пламенно выражая кому-то или чему-то свое восхищение. Петухов не сдержал своего любопытства и, раскрыв дверь ногой, вошел в подвал.

Он оказался на плохо освещенной, пыльной и узкой лестнице, с облупившейся краской на стенах. В углу на потолке, рядом с лампой, задрожала паутина. Петухов исказил лицо от отвращения и задержал дыхание. Затем достал носовой платок и прикрыл им нос.

Аккуратно, дабы не задеть грязные стены, он спустился по лестнице и очутился в длинном коридоре. Его ширина составляла не более полутора метров, а вдоль правой стены тянулись разнокалиберные трубы.

Любопытство, толкнувшее Петухова на такое жуткое путешествие в недра школы, сильно поубавилось. А отвращение и страх, наоборот — усилились. Но он, тем не менее, продолжил свое движение.

В нескольких шагах от Петухова, в левой стене коридора, имелся проход, из которого и доносился голос. Свет от лампы на лестнице освещал небольшую часть прямого коридора. Дальше шла непроглядная тьма. Поэтому Петухов был рад, что голос он слышит слева.

Сжав всю свою волю в кулак, он повернул налево и, пройдя еще несколько шагов по тускло освещенному коридорчику, попал в просторное помещение. Оно было захламлено различными предметами. У некоторых стен, до самого потолка выросли горы сломанных стульев и парт. На полу были разбросаны доски, картон и еще какие-то вещи, не поддающиеся опознанию. На бетонных столбах, подпирающих потолок, черной краской извивались непонятные надписи. А запах, даже сквозь прижатый к носу платок, вызывал у Вадима Сергеевича тошноту.

Более жуткого места Петухов еще не видел. Два года назад он предлагал директору сделать в подвале дополнительные классы для учеников. После ремонта он спустился сюда на несколько секунд и решил здесь больше никогда не появляться. Хотя после ремонта здесь было чисто, и стены были выкрашены в веселый оранжевый цвет, Петухов, не выдержав и минуты, сбежал.

Поднялась буча. Ни ученики, ни учителя, никто не хотел заниматься в подвале.

Жалобы поползли к директору. Затем кто-то нажаловался в Министерство Образования и, прибывшая группа чиновников, на несколько дней скрасила одиночество Петухова. После этого, он забыл о подвале напрочь. И что с ним стало, его не интересовало.

А все оказалось просто. Не занятую территорию захватили местные обитатели. И именно на одного из них сейчас смотрел Петухов.

В когда-то чистой рабочей одежде, без дыр и заплат, в центре этого помещения, под единственной лампочкой, стоял невысокий коренастый человек. Он стоял правым боком к Петухову и смотрел перед собой, на какое-то уродливое сооружение из досок. По высоте оно немного не доставало ему до подбородка. И больше всего походило на смесь птичьей клетки и табурета.

Человек немного прошелся вокруг странного сооружения и остановился. Петухов, увидев его лицо, сразу же узнал в этом человеке школьного плотника — Бориса Даниловича Дорогого. Его давнего недруга.

Левый рукав рабочей куртки плотника отсутствовал полностью. Правая рука, вместе с зажатым в ней молотком, была прижата к груди. А между губ тускло поблескивали несколько гвоздей. В глазах Дорогого стояли слезы восторга. А сквозь сжатые губы проникали слова типа:

− Восхитительно, гениально! Мое творение — совершенство!

Затем он делал несколько шагов вокруг постройки, останавливался, утирал слезы и довольно вздыхал.

− Поразительно гениально! — всхлипывал Борис Данилович.

Подойдя вплотную к предмету своего восхищения, он осматрел его с расстояния нескольких сантиметров.

— Ни следа бесталанности! — заключил он.

Петухов, в недоумении глядя на Дорогого, кашлянул в платок и обратился к нему:

− Что вы здесь делаете, Борис Данилович?

Дорогой вздрогнул от неожиданности и повернулся на звук. Потом прикрыл глаза от света и, часто моргая, уставился на приближающегося человека.

− Я говорю, что делаете? — повторил Петухов, подходя к плотнику и отряхивая рукава своего пиджака.

Дорогой ошарашено смотрел на вездесущего завуча. Увидеть его здесь он совсем не ожидал. Прикрывая ладонью рот, он заметил гвозди зажатые меж губ и достал их.

− Да, ничего такого... − промямлил он и попытался загородить свое сооружение от пристального взгляда Петухова.

− Как ничего? — не отставал Петухов и пытался обойти Дорогого, что бы лучше разглядеть его творение. — А это что такое? — указал он пальцем за спину плотника.

− Где? — спросил Дорогой, по-прежнему, стараясь заслонить спиной свое изобретение.

− Ну, вот же! — палец Петухова, наманикюреный до блеска, показывал за спину плотника.

Дорогой громко сглотнул и отрицательно покачал головой:

− Не ведаю.

Петухов выпрямился и посмотрел прямо, в покрытое испариной, лицо плотника. Видя, что плотник что-то скрывает, он почувствовал прилив сил и удвоил напор.

− Что у вас за спиной? — недобро прищуриваясь и растягивая слова, проговорил Петухов, наслаждаясь моментом. — Что вы от меня прячете?

− Ничего я не прячу! — взорвался Борис Данилович и отошел от своего творения, позволяя тем самым, Петухову все рассмотреть. Тот немедленно этим воспользовался и, с перекошенным лицом, принялся разглядывать представшее перед ним непонятное сооружение.

Школьный плотник, − Борис Данилович Дорогой, пятидесяти двухлетний, коренастый мужчина, отошел в сторону и скрестил на груди руки. Его коротко остриженные седые волосы, торчали дыбом и на фоне лампочки создавали горящий ареол вокруг головы. Взгляд, слегка безумных глаз, прилип к Петухову.

На губах плотника играла торжествующая улыбка, а ноздри большого волнистого носа чуть подрагивали.

Петухов несколько минут ходил вокруг изделия и пристально его разглядывал. Затем он оторвался от него и уставился на Дорогого туманным взглядом.

− Я не понимаю, — признался Петухов, мотая головой.

Дорогой довольно хмыкнул и подпер рукой свой подбородок.

− Не удивительно, — съязвил он.

Вадим Сергеевич пригладил волосы рукой и, заметив на лбу пот, промокнул его платком.

− Нет. Я, в самом деле, не понимаю! — проговорил он и поглядел на свои ботинки. Они оказались, настолько грязными, что Петухов даже усомнился, его ли это обувь.

− А я и не сомневаюсь, — опять съязвил Дорогой. Он по-прежнему стоял в гордой позе и слегка раскачивался.

Петухов не глядел на плотника. Он был занят поиском грязных пятен на своей одежде и даже под ней. Задрав штанины, он пытался разглядеть свои носки. Но в тусклом свете одинокой лампы, на фиолетовых носках ничего видно не было. Поэтому Петухов оставил это занятие и, бросив взгляд на Бориса Даниловича, прищурился.

− Так может, вы объясните, что это такое? — теряя терпение, спросил Петухов. И тут он заметил покачивания плотника. Что-то в поведении Дорогого было странным. Через секунду до Петухова дошло, что плотник банально не трезв.

Подходя к нему ближе, он начал улыбаться и незаметно принюхиваться.

Борис Данилович, видя, что лицо Петухова изменилось, решил ретироваться. Однако единственный выход отсюда преграждал Петухов. И он с хищным лицом, надвигался на плотника. Тот только отступал, отворачивая голову, дабы не дышать в сторону Петухова и не смотреть ему в глаза.

− А чего это вы так забеспокоились, Борис Данилович? — теснил он плотника к стене. — Куда заспешили?

Дорогой уперся спиной в грязную стену и почти перестал дышать. Молоток и гвозди выпали из его ослабевших рук.

Петухов наступал, неумолимо как танк, и был уже на расстоянии вытянутой руки от плотника, как вдруг увидел себя со стороны. В голове появилась картинка: Петухов в образе вампира, собирается выпить кровь невинной жертвы, в роли которой выступает школьный плотник.

Вадим Сергеевич остановился и неожиданно рассмеялся. Дорогой, удивленный таким поведением завуча открыл глаза и тоже несмело хихикнул, все больше расплываясь в улыбке и опуская напряженные плечи.

− Опять пили? — неожиданно прошипел Петухов, резко перестав смеяться.

Дорогой дернулся как от пощечины и молчаливо уставился в потолок. Принялся сосредоточенно разглядывать клочки старой паутины на потолке и раздувать ноздри.

− Ясно, — махая рукой, проговорил Петухов, не дождавшись ответа. Затем отвернулся о плотника и отошел к его творению.

Борис Данилович погрустнел и поник плечами. Потом подошел к Петухову и встал рядом.

− О-хо-хо! — произнес Вадим Сергеевич, упираясь руками в бока. — Так что же это такое? — спросил он у Дорогого.

− Трон, — просто ответил Борис Данилович. А потом добавил, что это его гениальное изделие.

− Трон!? — изумился Петухов.

− Ну, да. Трон-ловушка! — заверил его плотник, кивая головой, − для этих... − он поскреб нос, − Как его?..

− Для тронутых? — совершенно серьезно предположил Петухов и вытер лоб платком.

− Да нет, − мотнул головой Борис Данилович. Почесывая затылок, он пытался вспомнить слово, только что вертевшееся на языке. И наконец, он его поймал: — Вспомнил! Для муз, будь они не ладны!

Петухов растерянно вытирал по и кривился нюхая потные пальцы. В подвале было очень душно.

− Что-то я плохо соображаю, − признался он Дорогому. — Для каких муз?

− Не знаю, — пожал плечами Борис Данилович и мечтательно улыбнулся. — Я в них пока не очень-то разбираюсь. Но со временем...

Петухов расстегнул пиджак и ослабил галстук.

− Фу, — выдохнул он. — А зачем они вам? Выпить не с кем?

Дорогой насупился и посмотрел прямо в глаза Петухову.

− Не ваше дело, — обиженно ответил плотник. — Вам все равно не понять. Вы ничего не создаете, а только разрушаете.

− Что-о? — протянул Петухов. — Да пока вы тут костыли на гвозди друг к другу прибиваете, я книгу писать начал. Великий труд, между прочем.

Борис Данилович Дорогой выпучил глаза и раздул ноздри.

− Вашу книгу даже кальмар читать погнушается, — презрительно произнес пьяный плотник.

Петухов открыл рот, но не нашелся, что ответить на такое странное заявление.

В это время в отдалении послышался знакомый голос. В подвал кто-то спускался, поскрипывая песком на ступенях, и бормотал проклятья.

Петухов и Дорогой, забыв о перепалке, повернулись и, молча прищуриваясь, ждали появления гостя. Он долго не появлялся, только что-то бормотал, кого-то клял, впрочем, довольно невинно. Потом прошуршал в малом коридорчике, пару раз весело чихнул и, наконец, вышел на свет.

Это оказался директор.

Он остановился в проходе и ошеломлено уставился на компанию, состоящую из плотника и завуча. Если плотник, Борис Данилович Дорогой, выглядел как обычно и был здесь к месту. То Петухов, совершенно, сюда не вписывался. Более того, выглядел он крайне необыкновенно, − пиджак расстегнут, как и верхняя пуговица рубашки, галстук свободно болтается, волосы взлохмачены и стоит в куче какого-то хлама.

Петухов и Дорогой были удивлены не меньше. Директор редко куда выбирался из своего кабинета. И что могло его заставить спуститься в подвал, было не ясно.

Первым дар речи обрел Борис Данилович. Он не знал этих людей так хорошо, как они друг друга, и поэтому его удивление было не столь сильным.

− Ой! — повеселел плотник и побежал обнимать директора. — А вы тут зачем?

Петухов обильно потея и нюхая свои пальцы, бездумно смотрел на директора. Тот пытался выскользнуть из объятий Бориса Даниловича. Но у него это плохо получалось. Директор был маленького роста, пухлый и пузатый. И ему было трудно оставаться серьезным в тисках рук плотника.

− Ну, ну, — лепетал директор и тихо хихикал, пытаясь высвободиться. − Чего вы, в самом деле. Ну, хватит. Чего вы?

Дорогой, ни в какую не хотел отпускать директора и, даже, полез к нему целоваться.

− Михаил Юрьевич, − забормотал он. — Как я рад вас видеть. Прямо не могу на вас насмотреться. Как думаете, может мне ваш портрет у себя повесить.

− Ну что вы, − прохрипел директор, улавливая запах спиртного от плотника. — Зачем это вам? Не надо ничего такого.

Дорогой отцепился от директора и серьезно посмотрел ему в глаза.

− Уважаю я вас очень, — прошептал он, пытаясь пустить слезу. Но слеза не шла и Борис Данилович корчил рожицы, пытаясь ее выбить.

Директор воспользовался тем, что Дорогой занят и проскользнул к Петухову, выходя на освещенное пространство. Вадим Сергеевич стоял и, приподняв одну бровь и свернув губы трубочкой, презрительно смотрел на приступы уважения Дорогого.

− Ох! — улыбнулся директор, подходя к Петухову и потирая ладони. И как бы оправдываясь, показал назад, на Дорогого: — Особенный человек Борис Данилович. Жаль только, выпивает.

− Ну, да, − протянул Петухов и повертел пальцем у виска. — Только это не он особенный, а спирт, который он пьет. Посмотрите только, что он творит на вверенной ему государственной территории и сразу все прояснится. — Он показал рукой на Трон-ловушку, изобретенную Дорогим.

− Ну, Вадим Сергеевич! — покачал головой директор, взывая к рассудку Петухова. — Почему вы такой злой?

Вместо Петухова ответил, подошедший Дорогой:

− Правильно Михаил Юрьевич. Злой он! — тыкая пальцем в Петухова, сказал Дорогой. − Злой и бездарный!

Петухов чуть не задохнулся от такой бесцеремонности и поспешил ответить:

− Зато, я не возвожу в подвале подпольную галерею перформанса.

Ответом Дорогого был презренный плевок на пол и театрально засунутые в карманы руки.

Директор, предвидя ссору, попробовал вмешаться и разрядить обстановку. Не зная сути проблемы, он, однако, обладал некоторым чутьем.

− Перестаньте! — тонул ногой Михаил Юрьевич, глядя на обоих. − Что вы, как дети? Никто из вас не бездарен. — И понимая, что надо переключить всеобщее внимание, на что ни будь другое, показал пальцем на Трон-ловушку, − Что это такое?

Спорщики нехотя посмотрели на изобретение Дорогого, а потом друг другу в глаза. Было ясно, что они еще не закончили и дуэль продолжается. Теперь было важно заручиться поддержкой директора.

Пока Дорогой объяснял потеющему директору, цель своего изобретения, Петухов придумывал каверзные вопросы. Он обильно потел и вертел в руках расческу. Его рубашка насквозь пропиталась потом и прилипла к телу. Но он этого не замечал и, выпятив свой подбородок, сверлил глазами плотника.

Дорогой, ползая на коленях, был полностью поглощен своими объяснениями, о принципах работы своей ловушки для муз и не замечал даже того, что директор начал хмуриться и потряхивать головой.

− Так, стоп! — Михаил Юрьевич остановил бесконечный поток слов плотника. Утер капли пота с лица и шеи, и выдохнул. — Я не понял, как вы будете ловить музу. И самое главное, я не понял, зачем она вам! Что вы, в самом деле, с ней делать будете? — он вопросительно поглядел на Дорогого и развел руками.

− Вот и я, о том же, − поддакнул Петухов, − зачем она ему?

− Какие же вы непонятливые! — воскликнул Дорогой, хватаясь за голову.

− Ну, так объясните нам убогим, − кривляясь, произнес завуч.

− Ведь муза посещает меня редко...

− Ха, − усмехнулся Петухов, перебивая плотника. − Оно и видно. Да и не муза вас посещает, а черт. Радоваться надо, что он редко здесь бывает. Видно даже ему противно, смотреть на вашу кислую физию?

Борис Данилович сел на пол, подложив под себя картонку и, свирепо глянул на довольного своим замечанием, Петухова. Обхватил себя руками и надулся. Тогда директор кинул строгий взгляд на Петухова и попросил Дорогого продолжить.

Окончательно захмелевший, в такой жаре, плотник несколько раз благодарно кивнул директору и, игнорируя желчную улыбку Петухова, продолжил рассказывать:

− В общем, посещает меня муза редко. А творить-то, хочется. Вот я и решил создать ловушку для муз, что бы поймать одну и пользоваться ей постоянно.

− Ну... − растерялся директор и покачал головой, − не хорошо это как-то. Не ожидал я от вас такого, Борис Данилович!

Директор по-отечески погрозил плотнику пальцем.

− Может не стоит так... − он запнулся, подыскивая слова, − так нехорошо. Нельзя так.

− А что такого? — удивился Дорогой. — Есть и пить не просит. И всегда под рукой.

− Вы, животное! − презрительно скорчив лицо, сквозь зубы произнес Петухов. — Эксплуататор! — выпучивая глаза и срываясь на писк, крикнул он.

− Спокойно! — сказал Михаил Юрьевич и обратился к Петухову. − Вадим Сергеевич, мне кажется, будет лучше, если вы сейчас уйдете.

− Да, я и так собирался, — не двигаясь с места и громко дыша, ответил он. — Мне тут надоело и я сам ухожу, из этого ада с чокнутым ловцом муз.

Он тряхнул головой и пошел на выход.

− А вы − мажор оранжерейный, − с трудом выговорил Дорогой в ответ и сплюнул. — И никакую книгу, вы не напишете.

Петухов услышал сказанное ему в спину и остановился. Его лицо исказилось праведным гневом и вспыхнуло; будь он вампиром, у него бы уже выросли клыки до пояса. Сама ситуация требовала отмщения, но он сдержал себя и, не оборачиваясь, ушел из подвала, обещая самому себе, что книгу он обязательно напишет. Чего бы ему этого не стоило.

Михаил Юрьевич, еще что-то тихо говорил Дорогому, а Петухов, размашисто вышагивая, направлялся в свой кабинет.

В его голове носились мысли и идеи, как написать книгу. Великий педагогический трактат, задуманный Петуховым, был написан только на один процент. Три страницы и ничего больше. Как он ни старался, ничего не мог с этим поделать. Ни выбросить, ни увеличить его, у него не получалось.

Было время, когда Вадим Сергеевич, почти отчаивался, готовый бросить эту затею. Но идея создать великий труд столетия, каждый день преследовала его, как тень. А ночью, просыпалась в его голове и, буйствуя, захватывала его целиком.

В своих снах он выводил формулы, доказывал необходимость создания особых школ, где будут преподавать по его методике. Разрушал устоявшиеся стереотипы обучающего процесса. И ликовал, когда к его ногам падали цветы успеха и всеобщего признания.

А утром, он с сожалением понимал, что это был очередной сон. И хоть бы что вспомнить, из того что он придумал во сне. Но нет, как отрезало. Память склеивалась и выдавала откровенную чепуху.

Еще он вспомнил, как ему неоднократно снился доктор Орех. Он стоял посреди большого зала и рукой манил к себе Петухова, обещая показать ему чудеса будущего.

Периодически этот сон повторялся, и Петухов с утра чувствовал себя способным творить. Однако заканчивалось все тем, что он, просидев перед монитором ровно час и ничего не написав, раздраженный, убегал на работу.

Если посчитать сколько раз Петухов садился за компьютер, готовый писать, то на это не хватит и целого дня. Иногда, в самом лучшем случае, он с трудом выводил одну строчку и больше ни капли не мог из себя выдавить.

Именно поэтому Петухов не любил говорить на темы о творчестве. И любого талантливого человека подозревал в посредственности и сговоре с дьяволом. А графоманов люто ненавидел. И сегодня, после встречи с Дорогим, он понял, как ему поступить. Пусть это будет не очень приятно, но он решил, что ничего от этого не потеряет.

Вадим Сергеевич влетел в кабинет и, не приводя себя в порядок, уселся за свой стол. Автоматически взял в руки стопку документов, лежащих на столе и дожидающихся неотложного рассмотрения, мельком взглянув, отбросил их и откинулся на спинку.

Медленно раскачиваясь в кресле, он постепенно успокаивался и, потирая подбородок, мысленно приводил свой план в действие.

Когда его состояние нормализовалось, он взглянул на себя и ужаснулся. Тут же встав перед зеркалом, и, увидев в нем свое отражение, он вскрикнул и кинулся к шкафу за свежими вещами, а затем в душевые спортзала. И уже через несколько минут, он включал воду в душевой для учителей.

Освежившись и смыв с себя подвальную грязь, Петухов засиял. Его настроение поднялось, и он до самого вечера провел свое время, как обычно. То есть, придирался и отчитывал, отписывался и отнекивался.

А около пяти часов вечера находясь рядом с парадным входом, встретил Бориса Даниловича Дорогого. Тот нетвердой походкой направлялся к выходу.

Петухов, с расстояния пары метров, вслух попрощался с ним. Плотник, сосредоточил мутный взгляд на завуче, узнал его и, сощурившись, что-то пробурчал. Затем, показав ему кулак, неуклюже выбежал на улицу.

− Беги, беги, − зловеще прошептал ему вслед завуч. Он повернулся, собираясь уходить, и увидел уборщицу с ведром и шваброй, медленно бредущую в столовую.

Завуч улыбнулся!

Он направился к ней, но она его заметила и, быстро скользнув в дверь столовой, закрылась изнутри.

Несильно расстроившись, он ушел в свой кабинет пережидать рабочий день. Там он просидел до семи часов, а вышел оттуда уже полностью одетый по сезону и готовый идти домой.

На улице бушевала метель. Снег и ветер кололи лицо Вадима Сергеевича и он, как мог, прикрывал его руками. Однако снег, все равно попадал в глаза, и Петухов, разозлившись, был вынужден ускорить шаги.

Вскоре он оказался дома и блаженно принял душ. Наматывая полотенце на голову, он вспомнил, что собирался сегодня сделать очень важную вещь. Лень предлагала придумать отговорку, но в памяти возник образ плотника Дорогого, тыкающего в него пальцем и обзывающий его бездарем. Петухов разъяренно стянул с головы полотенце и решительно прошлепал в меховых тапках к своему письменному столу.

Он открыл ключиком нижний ящик и, засунув руку глубоко внутрь, покряхтев, вытащил Компо-Мастер-Гид. Затем он осторожно положил его на стол и пошел переодеться.

Петухов не забыл, как он в своем халате разгуливал по больнице с доктором Орехом. Поэтому сейчас решил одеть, что-нибудь более подходящее.

Вернувшись, переодетый в вызывающе ярко-желтый спортивный костюм, Вадим Сергеевич, взял в руки Гид. Сделав глубокий вдох, он медленно, с нажимом выдохнул, затем нажал на кнопку, и зажмурился.

Ничего неприятного, как в первый раз не произошло, и Петухов открыл глаза. Он очутился посреди кабинета, напротив стола, за которым сидел улыбающийся доктор Орех.

− Чудесный гость! — поднимаясь, громко поприветствовал Петухова, доктор Орех.

− Добрый вечер, − радушно поздоровался Вадим Сергеевич и отметил, что Орех совершенно не изменился. По-прежнему зеленоватый и смешно одет. Или не одет?..

Доктор Орех обошел зеленый стол, заставленный странными предметами, и остановился рядом с Петуховым.

− Вы к нам лечиться? — деловито спросил он.

Петухов помотал головой:

− Вообще-то нет.

− А зачем же? — искренне удивился доктор.

− Ну... — замялся Вадим Сергеевич и, стрельнув глазами по сторонам, прошептал: − Дело у меня к вам.

Доктор Орех посерьезнел и засуетился, предлагая Петухову присесть. После этого Вадим Сергеевич, сначала стеснительно, затем все более живо, стал рассказывать Ореху о своей творческой заминке.

Доктор слушал его не перебивая, только изредка водил пальцем по столу, как будто что-то записывая. Петухов, рассказывая о своей проблеме, не смотрел на доктора, поэтому заметить этого не мог. Он уставился в потолок, откинувшись на спинку зеленоватого кресла и со слезами на глазах, почти признался в своей бездарности.

Доктор Орех протянулся через стол и похлопал Петухова по руке.

− Ну, ну, — словно ребенка успокоил его доктор. − Не надо так расстраиваться.

Петухов жалостливо посмотрел доктору в глаза и впервые заметил, что они черные.

− А что делать? — надрывно спросил он.

− Вы, как я понимаю, думаете, что бездарны? — подметил доктор и, дождавшись от пациента неохотного кивка, продолжил: — Однако я авторитетно заявляю, что вы не бездарны! Более того, вы чрезвычайно талантливы.

На лице Петухова отразилось недоверие к словам доктора. Орех это заметил и добавил:

− Я доктор и знаю что говорю.

− Так в чем же тогда причина? — спросил Вадим Сергеевич и шмыгнул носом. — Почему я не могу, ничего написать?

Доктор Орех не ответил. В место этого он встал и отошел к стене. Петухов проследил за ним и увидел, как Орех махнул перед стеной рукой и в ней бесшумно образовался неглубокий проем, похожий на обычный встроенный шкаф с одеждой. Как оказалось, это действительно был шкаф, только из будущего.

В нем Петухов увидел несколько костюмов, как у доктора, и про себя подивился, зачем ему столько одинаковой одежды.

Доктор Орех, помигивая макушкой, вытянул один из них и шкаф закрылся. Потом он повернулся к своему пациенту и, загадочно улыбаясь, сказал:

− Выход есть.

− Какой? − встрепенулся Петухов.

− Ваш друг − плотник Дорогой, прав! — сказал доктор и подошел к нему.

− Он мне не друг! — дернулся всем телом Петухов.

Доктор задумался. Потом понял свою ошибку и поправился:

− Друг по несчастью.

Петухов нехотя согласился, с тем, что у Дорогого похожая проблема. Но то, что они друзья, даже по несчастью, категорически отверг. И, для убедительности, хлопнул ладонью по колену.

Доктор не стал с ним спорить, а просто продолжил:

− И, тем не менее, он прав! Творцу нужна муза, и ее можно поймать.

− Как поймать? — загорелся Вадим Сергеевич.

− Вам об это думать не надо, − сказал доктор и протянул Петухову необычный костюм, − все уже сделано за вас. Вам только остается получить музу в пользование.

Петухов, не веря своим ушам, автоматически взял протянутый ему костюм и задал, написанный на его лице, вопрос:

− Где взять музу?

Доктор улыбнулся и хлопнул в ладоши. Звук, при этом, был гораздо мелодичней обычного хлопка, но Петухов, пораженный словами доктора, не обратил на него внимания.

− Вот для этого я вам и дал костюм, − ласково проговорил доктор Орех. − Сейчас вы его оденете, и мы вместе отправимся в Министерство Вдохновения.

Петухов посмотрел на костюм, который он держал в руках и спросил:

− Зачем мне его одевать? Я могу и в своем сходить.

− Нет, не можете! − с нажимом произнес Орех. — У нас все ходят в нескрывателях". Другое облачение запрещено законом! Поэтому снимайте всю свою одежду и одевайте нескрыватель.

Петухов оглядел доктора с ног до головы и, представляя себя в подобном одеянии, чрезвычайно смутился. Доктор стоял перед ним, одетый только в нескрыватель. Никакого, даже, маломальского подобия нижнего белья на докторе не было. И все что обычно люди прячут, было открыто. А доктор Орех, не смотря на зеленый цвет кожи, и некоторые другие мелкие особенности, был, несомненно, человеком. Мужчиной. Неудивительно, что Петухов запротестовал.

Доктор принялся объяснять ему, что по иному, здесь нельзя. Что так ходят все. И не важно, что его — Петухова — от этого тошнит и убивает. И что, даже, если он захочет жить в будущем, ничего не изменится.

Петухов яростно сопротивлялся, но доктор, на то и доктор, что бы знать о больных местах пациентов. Он бессовестно, давил на них, что бы заставить Петухова одеть этот позорящий нескрыватель. И в конечном итоге Вадим Сергеевич сдался.

Он заставил доктора отвернуться и, хныкая начал переодеваться.

− Я же раскраснеюсь от стыда и на меня все будут пялиться, — простонал Петухов.

− Не раскраснеетесь, − не поворачиваясь, заверил его доктор.

Петухов долго и нехотя снимал всю одежду. Несколько раз он просил у доктора разрешения остаться в нижнем белье, но всегда получал отказ.

− Да что вы прицепились к этой разноцветной тряпке? — в очередной раз, удивленно вскрикнул Орех.

− Я к ним привык, − жалобно простонал Петухов. Потом понял, что отступать уже поздно. Отсюда не сбежишь, − Гид-то остался дома. Теперь он полностью зависит от доктора. Петухов всхлипнул и, сделав последнее движение, оказался наг.

Прикрываясь, он посмотрел на такой чужой и такой отвратительный нескрыватель, что воспылал гневом к тому, кто его придумал. Он взял его в руку и приподнял перед собой, выискивая пуговицы или молнию. Ничего подобного на костюме не было.

Петухов злобно его потряс.

− Я не знаю, как он одевается, − яростно прошипел он.

Доктор Орех обернулся и не рассмеялся, как этого ожидал Петухов. Но рукой завуч, все равно прикрывался.

− Очень просто. Тут есть кнопочка, − сказал доктор и взял костюм у Петухова. Повертел его и, найдя нужную кнопку, приложил костюм к телу Вадима Сергеевича. — Уберите руку! — приказал доктор и Петухов, краснея, повиновался.

Кнопка на нескрывателе располагалась в районе пупка. Доктор нажал ее и костюм, щелкнув, развернулся и плотно обхвати все тело Петухова. Затем равномерно надулся и в ушные отверстия протянулись тонкие трубочки. Никакой боли Петухов при этом не почувствовал.

− Ну, вот и прекрасно, − улыбнулся доктор и отошел о Петухова, разглядывая его. Тот сразу засмущался и оглядел себя. Он увидел сквозь костюм, что кожа его пробрела зеленоватый цвет. Совсем как у доктора.

− Ого! — воскликнул Петухов, отставляя ногу в сторону и разглядывая ее. — Я тоже зеленый.

− Да, — кивнул доктор и отошел к столу. Он опять начал водить пальцем по его поверхности и задумчиво проговорил. − Это так задумано.

− А зачем?

− Это долго объяснять, — уклончиво ответил доктор. — Да и не специалист я.

− И все-таки, зачем? — не отступал Вадим Сергеевич, соображая как бы потереть, вдруг зачесавшуюся бровь.

Орех сдался и постарался объяснить, что такая одежда была придумана вследствие действия солнечной радиации. Солнце стало губительным для кожи людей, поэтому пришлось прибегать к таким крайним мерам. А со временем и всякая другая одежда, навроде нижнего белья, отошла прочь. Теперь законом разрешен только нескрыватель.

Пока доктор Орех говорил и водил пальцем по столу, Петухов рассматривал себя в мутное зеркало, в причудливой раме. И приходил к выводу, что он не так уж и безобразен в этом наряде.

"Может, никто на меня пялиться и не будет, − думал Петухов, принимая различные позы и глядя в зеркало. — Не так уж и сильно я отличаюсь от доктора. Разве что, он лысый, а я нет. Так, это может он от старости лысый".

− Отправляемся! — неожиданно произнес доктор и, подойдя к Петухову, крепко взял его под локоть.

Он подошли вплотную к зеркалу, в которое гляделся Петухов и оно вдруг перестало быть гладким — поверхность пошла мелкой рябью.

− Вы готовы? — повернулся доктор к Петухову.

− К чему? − не понял тот.

− К переходу конечно! — воскликнул доктор и, не предупреждая Петухова об особенностях такого передвижения, прыгнул в зеркало. Зеленый завуч не успел высвободить руку и полетел вслед за доктором.

Они вынырнули из такого же зеркала и очутились, как пояснил доктор, в фойе Министерства Вдохновения.

Петухов не удержался на ногах после перехода и повалился на доктора. Тому срочно пришлось поддержать его, пока они вместе не растянулись на зеленом полу.

Доктор гладил Петухова по голове, извиняясь за забывчивость, пока тот не справился с трясущимися ногами и не перестал бормотать проклятия.

Потом они прошли через пустое фойе к противоположной стене. На ней Вадим Сергеевич различил ровные ряды непонятных загогулин.

− Та-ак! — протяжно выговорил доктор, вчитываясь в них.

Пока доктор был занят, Петухов исподтишка осматривался вокруг. Площадь фойе была размером с баскетбольную площадку, а в центре стоял круглый стол из мутного зеленого стекла. Стены были темно-зеленого цвета. Людей не было. Дверей и окон Петухов также не увидел. Лишь, три зеркала, похожие на то, через которое они сюда попали, мутно поблескивали в углах.

− Нам в 206 кабинет, — наконец проговорил доктор. − Там находится отдел выдачи муз.

− Что так просто? — поразился завуч.

− Нет, не так просто, — охладил его доктор и показал на стол в центре фойе. — Вам надо быстро составить творческий план. К сожалению, без него вам не дадут музу.

− Какой план? — изумился Петухов. − Я же не умею писать по-вашему.

Доктор Орех легко подтолкнул его в спину, направляя к столу.

− И не надо, — улыбнулся зеленоватый эскулап и пояснил: — Просто возьмите вот этот листок, − он дал Петухову светло-зеленый листок со стола, − и подумайте, зачем вам муза, и как вы собираетесь ее использовать.

Петухов робко взял листок в руку и, пока доктор вел его к нужному кабинету, думал над поставленным вопросом. Почти сразу на бумаге начали появляться неизвестные символы.

− Ух, ты! — совершенно по детски изумился Петухов и показал доктору, проступающие на бумаге, закорючки. — Что здесь написано?

− Не знаю, − пожал плечами доктор и, видя недоумение на лице Петухова, разъяснил: — Это особый язык чиновников. Его знают только они. А это особая бумага. Она считывает все ваши мысли и сама пишет заключение. Поэтому, что бы вы ни думали и, что бы ни замышляли, − он погрозил Петухову пальцем, − бумага все о вас узнает. Мошенник вы или честный человек. По ней чиновник определяет − помочь вам или наказать вас.

Петухов, пораженный в самое сердце, только поцокал языком.

− Вот и пришли. − Доктор остановился и показал на дверь кабинета. — Закончили? — спросил он у Петухова.

Получив не очень утвердительный ответ, доктор, не без усилия, вытянул творческий план из рук Петухова и просунул в еле заметную щель не двери. Петухов, предчувствуя неудачу, поник плечами.

− И что теперь? — грустно спросил Петухов и прислушался к звукам за дверьми. Тишина.

− Ждать, − резонно ответил доктор и, подбадривая, весело подмигнул Петухову. Тот, только обреченно вздохнул.

Петухов имел опыт ожидания в различных государственных учреждениях, поэтому вздохнул еще раз и приготовился ждать.

Он придирчиво оглядел темно-зеленый коридор. Не увидел ни одной лавки и, не удивившись этому, облокотился на стену. Однако не прошло и минуты, как листок, через ту же щель, выехал обратно. Вадим Сергеевич долго не мог в это поверить и, кажется, был в шоке.

Доктор Орех подхватил бумажку и, просмотрев ее, улыбнулся Петухову.

− Дали! − весело сказал он. Потом повернулся и куда-то быстро пошел по коридору. Петухов, с радостным, но непонимающим лицом посеменил за доктором.

− Доктор Орех, − приглушенно крикнул Петухов, − вы куда?

− Как, куда? — Доктор остановился и в изумлении уставился на будущего обладателя собственной музы. − Музу получать, конечно же.

Радости Петухова не было предела. А завидев впереди стеклянную тумбочку, напоминающую телефонную будку, только уменьшенную раза в два, они ускорили шаг.

Когда они подошли к ней, доктор попросил Петухова приложить к ней руку. Он указал на выдавленный в стекле оттиск руки. Вадим Сергеевич сделал, как велел ему доктор.

Тумбочка вздрогнула, когда Петухов убрал руку и щелкнула. Затем пискнула и на ее поверхности, на совершенно прозрачной поверхности, будто из воздуха появилась маленькая черная коробочка, размером с пачку сигарет.

Петухов в замешательстве глядел на нее и не знал удивляться ему или восторженно крикнуть "эврика".

Видя это, доктор осторожно взял коробочку и протянул Петухову. Тот с глупой улыбкой на лице, осторожно принял ее из рук доктора и за стыл на несколько секунд, подергивая губами.

− Это и есть муза? — шепотом спросил он.

− Нет, − улыбнулся доктор, − муза внутри. А эта коробочка, − ее клетка!

Петухов вновь перевел свой восхищенный взгляд на черную, поблескивающую коробочку в его руках.

− А сейчас что? — уже не отрываясь от нее, проговорил Петухов.

− Пора домой, − ответил доктор, возбужденно мигая макушкой. — Вам, наверное, не терпится ее испробовать?

− Ага, − как зачарованный пролепетал завуч в нескрывателе.

Спустившись в фойе, они нашли еще одно зеркало и одновременно прыгнули в него. Неизвестная Петухову сила, моментально перенесла их в кабинет доктора. И пока Петухов переодевался, Доктор Орех консультировал его, как обходиться с музой и ее клеткой. Затем они попрощались, и зеленоватый доктор отправил Петухова домой, писать великий трактат.

Вскоре Вадим Сергеевич очутился посреди своей комнаты и в его руке, приятной тяжестью, покоилась клетка музы.

− Теперь меня ничто не остановит! — зловеще прошептал Петухов и рассмеялся в пустоту. Глаза его при этом засветились сумасшедшим блеском. — Я создам величайший труд столетия. Или, даже человечества!

Пятница 4. Дружба

− Вы делаете удивительно невкусный компот! — скривился Петухов и отставил стакан обратно на стол. Сквозь мутное варево, в стакане виднелась одиноко плавающая, лохматая ягода. Петухов показал на напиток пальцем: − Я не могу представить, что эта жидкость будет во мне. Нет, нет! Я это пить не буду.

Заведующая столовой, тетя Люся, как иногда называли ее подлизывающиеся дети, или Люсинда, как зовут ее коллеги поварихи, наморщила лоб и выпятила свои толстые губы.

− И, что? — громогласно спросила она. — Мне его самой что ли пить?

Петухов скривился от звона в ушах и посмотрел на пятидесятилитровую кастрюлю, до краев наполненную компотом, а потом на Люсинду.

" А что? — недобро ухмыляясь, подумал он, − может и влезет". Он обозрел повариху недовольным взглядом начальника.

− Хоть ешьте, — строго сказал Петухов. — Мне совсем не хочется, что бы кто-нибудь, здесь отравился. Особенно, дети! — Тут он театрально закусил нижнюю губу.

Люсинда шумно вдохнула носом, витающий в столовой воздух, и положила руки на круглый живот. Ее халат в этом месте был сильно растянут, а пуговицы посинели от усердия, сдерживая его. Нельзя сказать, что ее фигура была оригинальной среди поварих всех столовых. Но необъемные бока, несколько золотых цепочек, лежащие каждая на отдельном подбородке и сто килограмм веса при ста пятидесяти сантиметрах роста, у неподготовленных людей вызывали кратковременную неконтролируемую дрожь. А некоторые, услышав ее имя и сопоставив с ним ее внешние данные, на несколько минут теряли возможность мыслить логически. Порой, мыслить вообще. Но это в исключительных случаях. Особенно, после того, как она громоподобно осведомлялась: "Десерту хотите?"

Петухов был, несомненно, подготовленным человеком и чарующий ужас главной поварихи, его не охватывал.

− Но врач-то компот пропустила? — не сдавалась громкоголосая Люсинда. Наверное, большая часть сухофруктов уже упакована и готова к круизу домой?

Петухов скривился и подумал о постоянном дефиците спирта в медпункте.

− Знаю я, чего она там пропустила! — он выразительно почесал горло.

Люсинда потемнела лицом. Не один раз она была замешана в коллективном расточительстве спирта. Естественно, она хотела бы и дальше продолжать в том же духе. То есть расправляться со школьным провиантом и злонамеренно не испытывать от этого угрызений совести.

Поэтому она всматривалась Петухову в лицо, пытаясь прочитать его мысли. Заведующая столовой надеялась, что завуч не знает о том, что скрывает она и врач. Зря надеялась! Петухов знал, но решил не открывать сейчас всех карт. Туз останется в рукаве до более подходящего случая.

− Так, все-таки что мне с ним делать? Компот-то денег стоит. — Люсинда отчаянно изображала спокойствие.

− Переваривать! — ехидно ответил Петухов и направился к выходу.

У него на этот день было запланировано еще много дел. Например: узнать, как там плотник Дорогой. Все еще ловит муз или, может быть, поймал уже.

Сегодня утром директор случайно проговорился Петухову, что у плотника, кажется, что-то получается с ловлей муз. Поэтому Вадим Сергеевич был возбужден и настроен воинственно.

Люсинда напрягла лицевой лярд и что-то промычала. Затем хмыкнула и гаркнула в след, уходящему Петухову:

− В каком смысле, переваривать!

− В любом! — не оборачиваясь, крикнул он и тихо засмеялся.

Вадим Сергеевич вышел из столовой и направился в подвал. Он хотел проследить за плотником и, возможно даже, помешать тому в достижении его целей. А если помешать не получится, то хотя бы, похвастаться перед ним своей музой. Ему не терпелось узнать, как обстоят дела у Дорогого, поэтому разные мысли одолевали его на протяжении всего утра.

"Дорогой, наверняка, проводит там сегодня свои опыты по ловле муз, — на ходу размышлял Петухов. — Если, конечно, он еще не поймал одну из них. А если поймал, то уже терроризирует ее. Может, даже угрожает ей молотком, требуя от нее ясных идей, — он посмеялся, представляя себе эту картину".

Прозвенело три звонка. Это означало, что обед для учителей в столовой готов.

"Бедняга! — думал Петухов, подходя к подвалу и доставая платок. Он одновременно смеялся и жалел Дорогого. — Он же не в силах понять, что плотнику не вместить в своей голове гениальных мыслей! — Петухов искренне удивлялся: − зачем они ему там?"

Вадим Сергеевич зашел в подвал и прижал к носу платок.

"Да и, собственно, зачем ему муза? Зачем плотнику гениальные идеи? — продолжал он удивляться". И, в очередной раз, приходил к одному и тому же выводу: "Мне нужнее, я — педагог!"

Мысли Петухова прервал чей-то разговор на повышенных тонах, затем стуки и крик. Он остановился и прислушался. Потом тихо спустился по пыльной лестнице и свернул в маленький коридорчик по левую руку от себя. После чего, прошел по нему до того места, откуда три дня назад увидел Дорогого.

Стоя в коридоре и не выходя из его тени, он разглядел плотника Дорогого, бегающего по подвалу с двухметровой доской. Он бегал от стены к стене, ударял по ним своей длинной доской и кричал:

− Де-ре-во! — свирепо цедил он слово, и каждый слог сопровождал ударом доски по стене: − Де-Ре-Во!

Вадим Сергеевич, так удивился, следя за действием, что даже перестал дышать. А Дорогой все неистовствовал: бегал, лупил по стене доской и орал.

В центре этого зала, как и в прошлый раз, стояла "Трон-ловушка". Рядом с ней, на высоком кривом табурете, спиной к Петухову, сидел и потел директор школы. Он чем-то обмахивался и вертел головой в след бегающему плотнику.

Увидев здесь директора, Петухов немного обиделся на него, и решил мелочно ему отомстить. Он сузил глаза и ядовито улыбнулся. Потом выждал, когда Дорогой встал спиной к нему у очередной стены, и вышел из коридора. Стараясь не привлекать внимания, Вадим Сергеевич мягко, по-кошачьи, подкрался к директору и, с расстояния вытянутой руки, низким голосом, спросил:

− Камлаем?

Директор вздрогнул от испуга. Затем глухо булькнул и начал заваливаться назад. Петухов подхватил его и попытался удержать, одновременно приводя в чувство.

− Михаил Юрьевич! — затараторил, испуганный Петухов, − Михаил Юрьевич, что с вами?

− Дерево! — надсадно орал Дорогой. Он смотрел на стену и, то ли он у нее требовал, это самое дерево, то ли что-то доказывал ей. В любом случае, на Петухова с директором он не смотрел. — Дерево, я говорю!

− Ва... Ва... − хрипел Михаил Юрьевич, увидев, кто его напугал и сейчас держит, не давая ему упасть. — Петухов, зараза!

Вадим Сергеевич настолько испугался, что даже не обратил внимания на ругательство директора. Он попытался посадить его обратно на шаткий табурет, но из-за шарообразной фигуры директора, это было нелегко.

− Я не хотел, — оправдывался Петухов. — Это вышло случайно.

Директор задергался, вырываясь из рук завуча как капризный ребенок.

− Отпустите... — шипел он и надрывно задыхался, − отстаньте же от меня,

Петухов повиновался и отошел на шаг назад, поджав руки к груди и закусив губу. Михаил Юрьевич, наконец, встал на ноги и, положив руку на сердце, уставился на Петухова.

− Вы... Вы зачем?.. Вы зачем меня так испугали? — захлебываясь произнес он.

Петухов извинительно пожал плечами, и кисло улыбнулся.

− Дерево! — вновь крикнул Дорогой и с такой силой стукнул доской, от чего та переломилась и ударила плотника по руке. — Ах, ты! — вскрикнул он, добавляя еще что-то не дамским слогом.

Директор и Петухов посмотрели на плотника.

− Да перестаньте вы уже, в самом деле. Борис Данилович, я вам говорю! — не выдержал директор. — В самом деле, как будто камлаете.

− А? — плотник повернулся и тупо уставился на директора.

Михаил Юрьевич оперся одной рукой на табурет, а второй пытался нащупать свое сердце. Он опустил глаза в грязный пол и пробормотал:

− Хватит, говорю!

Дорогой ничего не ответил. Он удивленно смотрел на Петухова и бессознательно сжимал в руке обломок доски.

Петухов понял, что пугать директора было лишним, и почувствовал за собой вину. Что бы ее загладить он принялся просить у директора прощения и совсем забыл про обиду на него. Однако Директор не слышал извинений Петухова, − он был занят наблюдением за собственным организмом. За его исправностью. Петухов, видя, что на него не обращают внимания, удвоил напор своих извинений.

Михаил Юрьевич, постепенно пришел к выводу, что жить он будет. Тогда он успокоился и, наконец, проявил интерес к Петухову. Немного послушав его, он тут же начал отмахиваться от него и улыбаться, совсем, как прежде.

− И все же, я хотел бы, что бы вы зла на меня не держали, — умолял Петухов. Он был искренне рад, что директор жив и, как обычно, улыбчив. Особенно, когда оказывается в центре, какого либо действия.

− Не стоит! Не стоит, — смущенно твердил директор, уже в какой раз. И чтобы отвести внимание от своей персоны, он вознамерился сесть обратно на табурет.

Ему сразу, еще в первый раз, когда он его увидел, не понравилось это неустойчивое возведение и сейчас, он через силу заставлял себя влезть на него. У него это плохо получалось. Да что там — у него это совсем не выходило. Он пыхтел, кряхтел и все время соскальзывал.

— Вадим Сергеевич, помогите же мне! − отчаянно воскликнул директор.

Петухов стоял столбом и смотрел на попытки директора вскарабкаться на уродливую копию табурета. А услышав просьбу директора, он подхватил его за подмышки и, поднатужившись, помог ему взгромоздиться на эту абстракцию. В это время к ним подошел плотник и, источая подозрительность, спросил:

− Что здесь происходит?

− Ничего! — быстро и в унисон ответили Петухов с директором. — Это, просто недоразумение! − добавил директор, углядев недобрый взгляд хмельного плотника.

Петухов отмолчался, но выразительно приподнял бровь.

− Не верю, − прищурился Борис Данилович и гневно уставился на Петухова. — Шпионите за мной?

Завуч фыркнул, закатывая глаз и поджимая губы..

− Вы опять пьяны! — отмахнул он своим платком от плотника, как от назойливой мухи.

Дорогой икнул и медленно произнес, водя перед Вадимом Сергеевичем грязным пальцем:

− А это к делу не относится. И вообще, вы мешаете творческому процессу.

Петухов прищурился.

− Это какому же процессу?

Дорогой неожиданно бросил обломок доски на пол, от чего директор ойкнул, и шумно выдохнул:

− Ловли муз, будь они трижды не ладны! − плюнул он на пол.

− Ха! — махнул платком Петухов. — Первобытные методы, как я погляжу. Обезьяний способ переняли?

− Вадим Сергеевич! — укоризненно произнес Михаил Юрьевич с высокого табурета. Восседая на нем и болтая в воздухе ногами, он был похож на Шалтая-болтая.

− А что? — невинно поглядел он на директора. — Мне, поначалу, вообще, показалось, что вы тут камлаете или чертей гоняете.

Дорогой рассерженно плюнул, но у него это плохо получилось, и он попал себе на рабочую куртку.

− Зачем нам вас гонять? — ядовито ухмыляясь, ответил он, стирая плевок с куртки. — Мы всего лишь музу призываем. До чертей нам дела нет... хотя они все равно тут шастают, вопросы всякие задают...

Директор крякнул.

− Борис Данилович! — поцокал он языком, покачивая головой. — Ну что вы такое говорите?

− Что? — икнул плотник.

Петухов хмыкнул, но не ответил на слова плотника. В место этого он прошелся к "Трону-ловушке" и, слегка притронувшись к необструганным доскам изделия, вдруг резко повернулся к плотнику.

− Ну зачем? — с нажимом прошептал завуч, протягивая к плотнику руки в просящем жесте. — Зачем плотнику муза?

Петухов откровенно веселился, глядя, как Дорогой раздувает ноздри и пучит глаза.

− Вот подумайте сами, − продолжал он свой спектакль. — Ну прилепилась какая-нибудь муза к плотнику; или он ее вынудил к этому противоестественному союзу... не важно. Важно совсем другое.

− И что же? — нахмурился Дорогой. Слова насчет всяких союзов ему были неприятны, пусть и не очень понятны.

− Появилась муза у какого-нибудь плотника, который ничего кроме как поесть да выпить и знать не хочет, — хлопнул себя по лбу Петухов, сделав горестное лицо. − И начнет ему идеи разные подкидывать. Вроде, как лавки какие-нибудь гениальные делать. Или Буратину может, какую вылепить. А ему не надо этого. Ему бы самогон научиться из опилков гнать. И мычать потом из-под стола, что-нибудь из Маяковского. А муза-то страдает, потому как существо высокоразвитое и самогон не потребляет.

Директор перестал дышать и уже начинал синеть губами. Он только разевал рот как рыба, но бесполезно. Дорогой же кривился от напряженного мысленного процесса, пытаясь вникнуть в слова Петухова.

− Что? — наконец пробормотал он, глядя на директора в поисках помощи. — Какой еще самогон с лавками из Буратины?.. Зачем Маяковский под столом?

− Вадим Сергеевич!? — наконец с хрипом вдохнул воздух директор. — Что вы несете? Борис Данилович хороший человек!

− А кто бездарем обзывался? — неожиданно вспыхнул завуч, слегка подпрыгивая от переполняющих его эмоций. — Он первый начал.

Плотник, наконец, разобрался, что Петухов над ним измывается и мстит за оскорбления, которых тот и не помнит вовсе. Тут он начал злиться и пыхтеть. Но потом вспомнил о своих странных подозрения. Совсем недавно он нашел старый журнал, в котором случайно прочитал фантастический рассказ о страшных инопланетянах, которые прикидывались нормальными людьми и... а дальше страницы были вырваны. Но дорогой обладал фантазией и все понял. С тех пор он начал подозревать завуча в том, что тот инопланетянин.

Коварный чужак в его подвале!

− Ага, попались! — вдруг крикнул плотник и нацелился мозолистым пальцем на Петухова. Глаза Дорогого были широко открыты, словно, он только что совершил открытие века. − Я знаю кто вы! Давно это подозревал и теперь знаю. Вы... Вы педантировались на Землю, а потом в мой подвал, что бы узнать секреты ловли муз. Вы...

− Стоп, стоп, стоп! — призвал к спокойствию директор, перебивая плотника. Он схватил его за целый рукав, изношенной рабочей куртки, и притянул ближе. — Борис Данилович, это уже, в самом деле, перебор. Я бы даже, сказал, бред! Извините, за выражение.

− Что значит, "педантировался"? — изумился Вадим Сергеевич и выгнул шею. — В каком это смысле?

Дорогой выпрямился и блеснул глазами.

− Вы педант! Сеньор учитель танцев, − далеко нетрезвым голосом сказал плотник и попытался засунуть руки в давно оторванные карманы.

Петухов стоял, ошеломленно таращась на плотника, который раскачивался из стороны в сторону и довольно икал.

− Борис Данилович! — строго возмутился директор. — Что за, хамские интонации, в самом деле? Извиняюсь, за выражение. Мне кажется, что сейчас вам надо успокоиться. — Он посмотрел на Петухова и поправился: − Всем нам надо успокоиться!

Петухов наливался злобой, краснел и скрипел зубами. Он готов был взорваться. Пусть, он ничего плохого и не видел в педантичности. Но как оскорбительно это прозвучало! А уж то, что его назвали учителем каких-то танцев, да еще так пренебрежительно, и вовсе убивало в нем всякую доброту к людям.

− Значит так, да? — сквозь зубы прошипел Петухов. — Значит, так?

Дорогой кивнул, довольный, что сумел вывести Петухова из себя.

— Я бы дал вам пощечину, но боюсь, вы меня неправильно поймете! — вдруг произнес завуч и гордо вскинул голову.

Дорогой открыл рот, решительно топнул ногой и покачнулся.

− Дуэль! — крикнул он и яростно высморкался себе под ноги. — На шпагах у...

Он не успел договорить. Михаил Юрьевич поспешно сполз с неказистого сидения и встал между разъяренными охотниками за музами.

− Тихо, тихо. Друзья, не надо ссориться. − Директор подавил всякие протесты у обоих и взял их под руки. — Все! Теперь мы уходим. Пойдемте в мой кабинет. Там у меня прохладный воздух и французский коньяк! Приглашаю, так сказать.

Несмотря на маленький рост, директор был сильным мужчиной. Поэтому ему удалось сдвинуть с места обоих забияк, как он их назвал чуть позже, уже в кабинете, до которого они дошли в полном безмолвии и также вошли.

Директор вытащил свое кресло из-за стола и подкатил его к Петухову и Дорогому, которые уже расселись в других креслах друг напротив друга, и обменивались яростными взглядами. После этого достал из большого старого сейфа початую бутылку коньяка и три бокала. Поставил их на стол и добавил к ним еще яблоко и лимон на блюдце. Он натренированно быстро разлил по бокалам коньяк, затем порезал фрукты на дольки.

Завуч и плотник одновременно протянули руки к бокалам, за что удостоили друг друга гневным взглядом, и быстро их схватили. Директор также взял коньяк. Он понюхал его, закатил глаза, вздохнул и, ни к кому особо, не обращаясь, произнес:

− Коньяк пахнет осенью!

Петухов с Дорогим понюхали его и кивнули.

В кабинете повисла тишина.

Все молчали и тогда, Петухов тоже решил сказать, что-нибудь отвлеченное.

− А на вкус он, как лето! — подыграл он директору. Довольный своей фразой, Вадим Сергеевич откинулся на спинку кресла и довольно ухмыльнулся плотнику: мол, давай, скажи лучше меня!

Дорогой немного помялся и тоже выдал перл:

− Э-э-э... Во Франции — коньяк! В Англии — виски. В Германии — шнапс. — Плотник хитро улыбнулся и, выждав паузу, добавил: − а в России — похмелье!

Директор хихикнул. Петухов тоже немного прыснул, хотя внутренне заставлял себя быть серьезным. Несмотря на то, что коньяк в бокалах был еще не тронут, напряженность начала постепенно исчезать. Именно этого и ждал директор. Смешной и добродушный, пузатый человек. Он встал и поднял бокал перед собой. Завуч и плотник тоже поднялись.

− Друзья! — торжественно сказал Михаил Юрьевич, глядя в глаза этим друзьям и широко улыбаясь. Петухов с Дорогим еще немного хмурились друг на друга. — Господа забияки, давайте выпьем этого божественного напитка и забудем обо всех наших разногласиях.

Они легонько и мелодично, чокнулись бокалами и слегка пригубили янтарную жидкость. Каждый сказал: "Ах!"

Через пятьдесят минут в кабинете царила, совершенно, другая атмосфера. Ничего общего с тем, что было до этого в подвале. За это время на столе появилась вторая бутылка коньяка, а к закуске добавился шоколад, − Петухов специально за ним бегал в свой кабинет. Правда, никто, кроме него к нему не притронулся. Но, тем не менее, все были довольны и расслаблены.

Работа осталась где-то там — за, закрытыми на замок, дверьми. Шум бегающих и резвящихся, в коридоре детей, никого не отвлекал. К нему все давно привыкли. И даже Петухов — непримиримый борец с беспорядками в школе, − не обращал на него внимания. Сейчас его больше всего заботил вопрос, на который он не мог ответить. Он думал о своих путешествиях в будущее. И о том, почему он раньше не рассказал об этом, своим друзьям! Таким милым людям!

И действительно! Борис Данилович Дорогой показался Петухову прекрасным человеком. И Вадим Сергеевич не мог поверить в то, что раньше он о нем плохо думал. Он сказал об этом плотнику и (о боже!) тот, со своей стороны, признался в точно таких же мыслях. И после нескольких глотков, общими усилиями, они пришли к выводу, что они, на самом деле, всегда были друзьями. Что Михаил Юрьевич, незамедлительно подтвердил. А затем они поняли, что враги повсюду и жаждут их поссорить. И им необходимо всегда держаться вместе. Как прежде!

Директор поддержал их, добавив каждому коньяка, и предложил им выпить на брудершафт, дабы закрепить старинную дружбу. Такая идея была принята с восторгом. Брудершафт на троих оказался веселым занятием.

После того, как все разгоряченные сели на свои места, Дорогой вернулся к теме врагов. Он начал перечислять всех своих недругов, но потом запутался, заврался и предложил, просто забаррикадировать дверь кабинета изнутри. После длительного спора эта идея была отвергнута, как трусливая, самим же Дорогим. Прозвучал тост за храбрость.

Через неопределенное количество минут, Петухов закусывал коньяк шоколадом и измазал себе подбородок. Дорогой очень весело смеялся над ним. Так заразительно хохотал, что к нему подключился сначала директор, а потом и сам Петухов. Всем было весело и никто ни о чем, особо, не думал. Разве что иногда, кто-нибудь, бросал грустный взгляд на вторую и, почти пустую, бутылку коньяка.

Первым не выдержал Дорогой. Он соскочил с кресла, резво схватил бутылку, побулькал ей у всех на глазах, и произнес, как ему казалось, пламенную речь:

− Нет, вы только подумайте! Какова наглость, а?

− Что случилось? — хором встрепенулись директор с Петуховым.

− Кончается! — коротко и нерадостно выразился Дорогой и разлил остатки.

Завуч полез в карман пиджака, чтобы достать платок и вытереть свой подбородок. Он засунул руку, но вместо платка нащупал там непонятный предмет. Извлек его на свет и непонимающе смотрел на него несколько секунд, пока не вспомнил что это.

Его, словно, пронзило молнией, и он замер, широко разинув рот. Ведь за этой же штукой он отправлялся в будущее. Терпел там нескрыватель и получил за свои муки ее — музу.

Он так бы и сидел с выпученными глазами и, измазанным в шоколаде подбородком, если бы его старинные друзья не потрясли его за плечи.

− Вадим Сергеевич, не расстраивайтесь! — сказал Дорогой и по-дружески обнял его. — Мы еще купим.

− Конечно! — подтвердил директор и для наглядности полез в карман за кошельком. — Что нам стоит?

Петухов неторопливо посмотрел каждому в глаза и неестественно спокойно сказал:

− Это муза! — он вытянул раскрытую ладонь, так чтобы все видели, что на ней лежит. Черная коробочка блестела и приковывала взгляды. Все трое, не отрываясь, смотрели на нее какое-то время, а затем рассмеялись.

− Я не шучу! — обидчиво произнес Петухов. И в подробностях, какие только мог вспомнить, принялся рассказывать о своем знакомстве с доктором Орехом.

Пока он говорил, Дорогой несколько раз порывался его прервать, но Михаил Юрьевич цыкал на него и тот, всякий раз, принимался нетерпеливо хрустеть пальцами.

− Почему вы раньше мне не сказали? — спросил директор. — Это ж надо! Побывать в будущем, и ни словом не обмолвиться!

Петухов слегка пристыжено пожал плечами и выпил остатки коньяка.

− Предлагаю проверить, − с горящими от возбуждения глазами, крикнул Дорогой и, соскочив со своего места, забегал по кабинету.

− Не получится, − грустно сказал Петухов, опрокидываясь на спинку кресла. − Она не действует, когда люди пьяны. Да, пьяны мы, пьяны, Борис Данилович! Не спорьте!

− Вы что пробовали? — изумился директор. — В смысле, когда были пьяны, пытались ей воспользоваться?

− Да, — кивнул Петухов, − пытался. Мне доктор Орех сказал тогда, что не получится. Но я на радостях выпил совсем немного вина и она не сработала.

− Ах, ты! — Дорогой расстроился, но не сдавался. — А может, все-таки попробуем? Вдруг получится!

Петухов отрицательно помотал головой, сильней, чем ему бы хотелось и вытянул руку с коробочкой так, чтобы все видели. Потом нажал на боковинки ловушки, как доктор учил, и ничего не произошло. Дорогой, наблюдавший во все глаза за действиями Петухова, убедился, что никаких муз из нее не появилось и, впечатав правый кулак в левую ладонь, обреченно вздохнул.

− Подлость, одним словом! — сокрушенно согласился с ним директор и попытался, уже в какой раз, выпить из пустого бокала. — Извиняюсь за выражение.

− Да, — горько согласился со всеми Петухов. — Гнусные правила. Тоже, извиняюсь.

Наступило молчание. Затишье перед бурей.

И вдруг директор наморщил лоб, отклонился на спинку и хмыкнул. Петухов и Дорогой заметили, что директор изменил выражение лица и жадно вгляделись в него, надеясь, что оно им подскажет, о чем задумался директор. Все напряглись.

Михаил Юрьевич позволил себе небольшую ухмылку. И она сразу скопировалась на лицо плотника, а потом и Вадима Сергеевича. Директор хмыкнул и улыбнулся чуть шире. То же самое, проделал и Дорогой. Завуч не отставал. Михаил Юрьевич посмотрел на плотника, потом на Петухова. Задал тон, и все начали смотреть друг на друга, хмыкать и ухмыляться, все шире и шире. Словно передавая улыбку по кругу.

− Так! — почему-то шепотом сказал Дорогой и подмигнул. — Какая идея проснулась?

Петухов пожал плечами и прыснул в кулак совсем как маленькая девочка.

− Это зависит от того, что скажет Вадим Сергеевич, − загадочно улыбаясь, ответил Михаил Юрьевич и посмотрел на Петухова.

− Спрашивайте, − расправляя плечи, резво разрешил Петухов.

Директор медленно кивнул несколько раз, но молчал.

С Бориса Даниловича можно было рисовать картину − нетерпение в кубе. Мозоли его рук скрипели друг об друга оглушающее в такой тишине.

− Ну, не тяните же! — не выдержал он и как пружина соскочил с кресла; добежал до окна и обратно.

Директор извинился и задал Петухову вопрос:

− Вадим Сергеевич, вы, кажется, говорили о каком-то гиде или мастере?.. — директор дождался, когда Петухов поняв, о чем речь, кивнул. — А он у вас с собой?

− Нет, он у меня дома, − покачал головой Петухов.

Дорогой тихо взвизгнул.

− Ну, а он-то хоть работает? — спросил директор. И тогда Петухов, наконец, догадался, чего от него хотят.

Дорогой переводил взгляд с одного на другого, дергал бровями и нервно покусывал губы.

Петухов улыбнулся и ответил:

− Работает. А что, хотите проверить?

Михаил Юрьевич откинулся на спинку и громко произнес:

− А вот, хотим! Правда, Борис Данилович?

Его можно было и не спрашивать. Он бы сейчас, от нетерпения, в любую коллизию с головой нырнул.

− Очень-очень хотим, — складывая ладони в молящем жесте, простонал плотник.

Петухов нащупал в кармане ключи от дома и кивнул головой в сторону двери — дескать, пошли. Уговаривать никого не пришлось.

Через полчаса трое старых друзей — завуч, директор и плотник — бодро вышагивали по первому этажу школы. Когда они вышли из школы, только ленивый не обратил бы внимания на тройку устремлено шагающих людей. Но каждый, кто их увидел, подивился бы такой пестрой компании. Как в ряды директора и завуча затесался плотник, для многих осталось загадкой и по сей день.

Плотник Дорогой был в надетой набекрень меховой шапке и в развевающемся на ветру огромном пальто. Оно было похоже на парус и военную шинель одновременно и висело на нем как на вешалке. Директор туго затянулся в черную кожаную куртку, а на голову натянул кепку. Петухов надел дубленку и обмотался длинным сиреневым шарфом.

Компания нетрезвых людей вышла из школы, и Дорогой нетерпеливо высморкался в сугроб. Затем они энергично направились в сторону дома Петухова и, не сговариваясь, повернули к алкогольному магазину. На часах было всего три часа дня. Однако это была пятница.

Когда они все вместе вошли в квартиру Петухова, он включил только торшер. Но к тому времени, когда вторая бутылка, купленного в магазине по пути, армянского коньяка была "раздавлена", наступили сумерки. Поэтому был провозглашен тост за учение и включен яркий свет.

Петухов встал и, шатаясь, добрел до ванной, чтобы умыть лицо прохладной водой.

− Не понимаю, − в какой раз сказал директор и повертел в руках Гид. — Почему он не работает?

− Это заговор против нас, — воскликнул Дорогой, свирепо моргая глазами.

− Да, бросьте вы, − не согласился директор. Было видно, что они уже об этом говорили. И, судя по всему, не один раз. − Какой заговор? Я вас умоляю.

Дорогой помотал головой и пробормотал:

− Тайный заговор. С целью не допустить нас в будущее. Или еще что-нибудь. Это они! Они это завсегда...

Дорогой не объяснил кто это — "они". И не договорил. Он больше всех расстроился от того, что они не смогли попасть в будущее. Он надеялся, что и ему там дадут музу. Раз уж Петухову дали, почему ему нельзя?

− Вадим Сергеевич, с вами все в порядке? — крикнул директор и тут же увидел его. Он появился с мокрыми и гладко причесанными волосами.

− Все нормально, − весело сказал Петухов, входя в комнату. — Я просто освежился. И, кажется, я понял, что мы не правильно делали.

Петухов взял Компо-Мастер-Гид из рук директора и нажал на кнопку. Он сосредоточился на мысли провести своих друзей в будущее. И, как ни странно, у него это получилось.

Все втроем завертелись и закружились. Их окутал дымка, кто-то выкрикнул первую букву алфавита. А кто-то совместил вторую, тринадцатую и последнюю в протяжный вой.

Когда туман рассеялся, Петухов, как самый подготовленный, понял, что они покинули его квартиру. Но вот куда они попали, он не знал. То, что он увидел вокруг себя, совершенно, не походило на мир доктора Ореха. Никакого зеленого кабинета, только мрачные и темные тона, заброшенного здания.

Голые бетонные стены с редкими лоскутами свисающих обоев. Различный мусор по всему полу и неприятные запахи. Все свидетельствовало о том, что путешественники попали в передрягу.

− Где мы? — взволнованно спросил Петухов и явственно ощутил запах страха. Он сжался, чувствуя, как паника начинает свой завоевательный поход по его телу. — О боже! Куда мы попали? — выкрикнул он

Дорогой с директором, разинув рты, не торопились с ответом. Тогда Петухов подбежал к большим окнам без стекол и выглянул наружу. То, что он увидел за окном, породило в нем такой дикий ужас что, не сдерживая себя, он начал заваливаться в обморок. Не успели его товарищи опомниться, как завуч шумно грохнулся на пол и растянулся на нем по всем законам физики. Гид, который всегда оставался дома, в этот раз остался у Петухова. Эта черная коробочка выпала из бессильной руки завуча, и вздула маленькую тучку пыли рядом с большой.

Директор всколыхнулся и поспешил к завучу. Попытался его поднять, но Петухов не был пушинкой и Михаил Юрьевич явно не справлялся. К нему на помощь подошел растерянный плотник, и они вместе приподняли некстати отключившегося завуча. Затем прислонили его к стене и директор бил ему по щекам, до тех пор, пока Петухов не очнулся.

Дорогой, немного ошарашенный происходящим, отошел к окну и выглянул наружу. Густой, зловонный смог за окном не позволял разглядеть ни солнце, ни улицу в низу, словно дом, в котором они очутились, висел в воздухе. Все было в дымке. И тишина, оглушительно гудела у каждого в ушах.

− Допились! — обреченно прошептал плотник и смачно выразился.