Роман "Домик для бабы Ани"

Рыжий, помешивая в кастрюле пельмени и увлёкшись своим рассказом, вдруг услышал позади себя какой-то странный звук. Запнувшись на полуслове, он быстро повернулся к столу. Баб Аня сидела, опершись локтями на стол и уткнув голову в ладони. Она всхлипывала. Рюмочка с настойкой была пуста.

— Ну что вы, сейчас я пельмени буду накладывать.

И так как всхлипывания усилились, он подошел к баб Ане и тронул за плечо:

— Баб Ань, ну что вы плачете-то?

— Да тебя жа-а-а-а-лко.

Рыжий развеселился:

— Ну а чего плакать-то? Вот он я — вырос, живой и невредимый, родню нашел, при вас теперь буду.

— Я и от счастья тоже пла-а-а-а-чу. Я так рада, что теперь ты у меня есть. Ну почему, ну почему ты раньше не находился? И почему я тебя раньше не иска-а-а-а-а-ла?

Всхлипывания баб Ани перешли в рыдания. Рыжий, улыбаясь, принес ей большой носовой платок:

— Баб Ань, пельмени переварятся. Вытрите слёзы, пока я их достану.

С этими словами он, взяв заранее приготовленную большую эмалированную миску, в которой уже лежали кусочки масла, вытащил шумовкой пельмени из кипящей воды и поставил миску на середину стола. Большой накладочной ложкой он положил горку дымящихся пельменей на тарелку баб Ане и потом себе. Баб Аня, потихоньку успокаиваясь, вытирала платком крупные слёзы. Рыжий поднял перечницу и без слов вопрошающим взглядом посмотрел на баб Аню. Она кивнула головой, что должно было означать: да-да, поперчи.

Пельмени ели молча и сосредоточенно, каждый думал о своём. Баб Аня окончательно успокоилась.

— Ну, потом ты мне дальше расскажешь-то? — спросила она.

— Непременно, баб Ань, непременно.

— И с женой, с Леной-то познакомишь?

Рыжий помедлил с ответом, а потом сказал:

— Конечно, баб Ань.

— Ну, тогда я пока прилягу. Ты не убирай ничего, полежи тоже, а то весь день в хлопотах. Тебе ж тоже отдыхать надо. Я потом сама посуду помою. Сама всё сделаю. Иди тоже отдохни, — повторила она и вошла в свою комнату.

Рыжий прикрыл за ней дверь, тихонько убрал со стола посуду, взял ноутбук и вышел во двор.

Баб Аня вышла минут через двадцать.

— Уже отдохнула, — сообщила она и присела к Рыжему на лавочку. Она смотрела, как Александр что-то чертил и на экране компьютера появлялись какие-то линии, непонятные фигуры и картинки.

— Это он у тебя без тока работает, — уважительно заметила она.

— Угу. На батарейках.

— А что ты рисуешь?

— Смотрю участок в разных проекциях. Хочу завтра на бумагу отпечатать. Принтер я купил, еще в коробке лежит. Завтра подсоединю — и вперед! — он засмеялся.

— А это программа такая — в которой ты рисуешь?

— Да. Я её еще на первом курсе освоил. С этой программкой я и первые свои денежки заработал, — Рыжий потянулся с наслаждением, вытянув ноги и ноутбук чуть не свалился с его колен. Баб Аня успела подхватить его и передала Рыжему.

— Это как денежку заработать?

— Стал рисовать проекты домов, усадеб, застройки дач и богатые люди начали нанимать меня. Им нравились мои проекты, а так как я студент и брал за работу относительно недорого, то пошли заказы, а с заказами пришел и опыт, ну и, разумеется, деньги.

— А много у тебя денег-то?

— Есть, баб Ань, есть деньги. Нам с вами хватит.

— А твоих денег хватит, чтобы квартиру купить? — допытывалсь баб Аня.

— Наверное, — Рыжий ни на минуту не прекращал работать.

— А чё ж ты себе квартиру не купишь?

— А зачем она мне? Пока учусь — нет нужды. А там видно будет. Я ж еще не знаю, где буду жить. Может быть, выберу деревню...

— Ну, жена-то твоя, Лена, она в деревню не захочет. Да и что там делать молодым?

— Ну почему, может быть и захочет. Для врача везде работа найдется.

— А на какого врача она учится?

— На терапевта, со специализацией кардиолог.

Баб Аня минуту помолчала, пережевывая информацию. Озабоченность выразилась на её лице.

— Вот моя золовка... Варвара... Ей бы хорошего кардиолога...

— Да, кстати, — оживился Рыжий. — Мы ж собирались ей позвонить. А вообще, баб Ань, у меня такой план...

Следующие двадцать минут Рыжий что-то объяснял и рассказывал баб Ане. Со стороны казалось, что это учитель что-то втолковывает ученику, в чем-то его убеждает. А упрямый ученик, поджав губы, сначала недовольно слушал, а потом начал то ли пререкаться с учителем, то ли спорить. Но чем дольше и терпеливее убеждал учитель, тем внимательнее слушал ученик, и наконец, успокоившись, стал согласно кивать головой.

— Ну, так значит, договорились? — спросил Рыжий баб Аню.

— Ох, не знаю-не знаю. К золовке-то надо съездить, но вот на целых два месяца...

— Ну, мне-то вы сейчас верите?

— Да вроде как верю... Да всё прям как в сказке...

— Ну тогда лады. В понедельник съездим в райцентр и во вторник-среду можно ехать. Рыжий встал с лавочки, переложил недалеко лежащую гитару поближе к баб Ане, и отнес ноутбук в дом, по дороге поймав Савву и положив его баб Ане на колени.

Баб Аня в раздумье осталась сидеть, поглаживая кота и придерживая гриф гитары.

Вечерело. К воротам бабушки Смирновой подъехал старенький красный "москвич". Из машины вылез Смирнов-старший с женой. Увидев баб Аню, одиноко сидящую за завалами строительного мусора и непонятных куч, накрытых брезентом, подошли поздороваться.

— Что случилось? — с любопытством спросил Смирнов-старший. — Как говорится: ломать не строить. Что, где ваш архитектор?

— Здесь я, — выходя из дома с двумя большими кусками хлеба с маслом, отозвался Рыжий. Один кусок он отдал баб Ане, а затем подошел к Смирнову. Держа бутерброд в левой руке, правую он протянул Смирнову и представился:

— Александр.

— О-о-о-о-о-чень приятно, — делая ударение на "о", тот пожал её. — Иван Иваныч.

— Здрасте, — улыбнулась жена Смирнова. Она была полновата и слегка картавила. — А мы вот в баню приехали, да детей, внуков наших, забрать.

Перекинувшись парой слов с жующей баб Аней, она ушла. Смирнов-старший с интересом осматривал двор.

— А что у тебя там? — спросил он, приподнимая край одного из брезентов. — А-а-а-а, щебень...Ты что, серьёзную стройку задумал?

Рыжий, казалось, его не слушал. Его внимание было полностью поглощено огромным бутербродом. В ответ он молча кивнул головой. Но Смирнов не отставал:

— Как хочешь: полностью разваливать старый или сначала снаружи каркас делать?

— Угу.

— Что "угу"?

— Разваливать.

Смирнов засмеялся:

— Если надо — подсоблю, договоримся. Я на все руки, всё могу.

Услышав голос Даши, зовущей его, он заторопился:

— Ну, пока. Приходи в баньку-то. Выпивка у меня есть, самогоночка, — почти шепотом сказал он, косясь на баб Аню.

Покончив с бутербродом, Рыжий взял гитару.

— Ну что, баб Ань, споём?

— Ну, спой. — Она жевала медленно и осторожно, и половина хлеба с маслом была еще у неё в руке.

— Что споём-то? — спросил Рыжий, настраивая гитару.

— А что споёшь — то и ладно.

Сделав пару вступительных бой-аккордов, Рыжий запел громким, противным и хриплым голосом чуть ли не в баб Анино ухо:

"Па-а-а-а-а улице ходила большая Крокодила

Большая Крокодила голодная была.

Во рту она держала кусочек одеяла.

И думала что это, что это ветчина.

Увидела француза — И хвать его за пузо.

Большая крокодила голодная была"...

От неожиданности баб Аня чуть не поперхнулась и закашляла. Оставшийся кусок бутерброда выпал из её рук.

Возмущенно она замахала руками:

— Что за песня дурацкая такая? Да не кричи ты мне прям в ухо!

Рыжий засмеялся:

— Вы ж сами сказали, что хочешь — то и пой.

Он откинул упавший кусок хлеба под одну из рябин. Откуда-то вылезший Савва принялся обнюхивать его и слизывать масло.

— Ну ладно, попробуем другую.

Он начал наигрывать мелодию "Старого клена". Баб Аня узнала мелодию, сразу оживилась и они вместе запели медленно, тихо и душевно. Рыжий смотрел на баб Аню, баб Аня на Рыжего. Иногда они не могли вспомнить слова, останавливались, вспоминая, потом Рыжий вставлял другие, баб Аня на ходу подхватывала и они закончили песню уже на чистое "ла-ла" и "От того, что ты мне просто улыбнулась". Голос у баб Ани был тихий и слабый, но слух был хороший и мелодию песни она держала правильно.

— Хорошо поёте! — одобрил Рыжий.

— Ну прям уж! — она застеснялась, но было видно, что похвала ей приятна. — Сто лет уж не пела. Все песни и слова позабыла, а когда-то ведь даже в художественной самодеятельности участвовала и в хоре пела. На гулянках, если звали, то частушки пела. Много ведь знала частушек! Рыжий внимательно слушал её, перебирая струны и готовясь к следующей песне. Между тем у Смирновых развернулась целая война с детьми. Услышав гитару и пение, они не хотели идти мыться и рвались к "баб Аниному дяденьке". Так что Смирнову-старшему пришлось запереть ворота на ключ и силой увести детей в баню.

Солнце медленно уходило за горизонт. Стоял тихий августовский вечер. Слабый ветерок шелестел листьями рябин и яблонь. Издалека иногда доносились людские голоса и смех, иногда лай собак или мычание коров, изредка — звуки проезжающих машин. И в эту сельскую идиллию гармонично вписались струны гитары и два голоса: голос молодой, уверенный и немножко с хрипотцой — голос Александра и тихий ласковый голос баб Ани, уже с некоторым обожанием смотревшей на неожиданно свалившееся счастье в образе Рыжего. Они пели для себя, не замечая ничего вокруг. Баб Аня всё также сидела на лавочке, а Рыжий переместился на бревна, лежащие напротив. Так ему было удобней играть, смотреть на баб Аню и разговаривать с ней.

...На Луговой послышались голоса, хихиканье и баб Аня увидела, как Натка и Марина, обе в коротких юбках, открытых маечках и на высоких каблуках приближались к дому. В руке у Натки была ярко-алая дамская сумка, на которой было написано "Прада". У Марины сумочка попроще висела через плечо. Рыжий сидел спиной к улице и не видел посетительниц. Он продолжал подбирать мелодию, которую ему напела баб Аня.

— Добрый вечер! — услышал он низкий голос за спиной. Оглянувшись и увидя девушек он, не прекращая играть, ответил "Привет!" и снова отвернулся. Баб Аня спросила:

— А вы к кому будете?

Девушки захихикали:

— Да мы к нему.

Натка кивнула головой на Рыжего. Рыжий, услышав её слова, повернулся, встал, поставил гитару рядом с баб Аней и подошел.

— Вообще-то мы решили в лес сходить прогуляться... — начала было Маринка, но, увидев яростный взгляд подруги и получив незаметно шлепок сумкой сзади, осеклась.

Рыжий рассмеялся:

— В лес? На ночь глядя?

— Ну, если честно, то мы хотим познакомиться. — Натка смело смотрела на него. — Слышали, что архитектор приехал. Меня зовут Наталья, а её Марина.

— Меня — Александр, — представился Рыжий.

— Слышь, Саша, — Натка понизила голос. — Приходи сегодня к клубу. Мы там тусуемся. Приходи к девяти, вся наша молодежь там будет.

— И что там делать?

— Как что? — Красивые подкрашенные брови Натки полезли вверх. — Поговорим, может потанцуем, может еще что...

— Девчонки, я не знаю, сегодня вряд ли приду. Да и вообще, я спать рано ложусь. И баб Аню одну не оставлю.

— Так жила ж она раньше одна без тебя, и спать одна ложилась.

— То было раньше, — отрезал Рыжий. — В общем, я не тусовщик, но когда-нибудь, конечно, зайду. Когда время будет, — добавил он.

Натка разочарованно помолчала, а потом сказала:

— Ну, как хочешь. Но если надумаешь — приходи.

Марина во время диалога молча разглядывала Рыжего и его шевелюру. Когда они повернули назад, она сказала: "Какой хорошенький! А какие шикарные волосы!" Баб Аня, всё время прислушиваясь к разговору и ничего толком не услышав, встала навстречу Рыжему:

— Что хотят-то? В клуб? Да сидят они там, да пьют, да матерятся. Иногда и до драки доходит. Кулёма постоянно жалуется на них начальству, а начальство на все: "Денег нет". Ну, и мается молодежь, хулиганит. А эта девчонка не Наталья ли Самойлова будет? Я молодежь-то плохо знаю. Так только, по разговорам. Знаю, что Наташа в райцентре на закройщицу учится, а подружка её — Марина — то ли на маникюрщицу, то ли парикмахершу. Хочет здесь, в Рябинкино, свою парикмахерскую открыть. У нас ведь нет ничего. Детей сами родители стригут, да друг друга по-соседски.

Баб Аня потерла поясницу и пошла в дом ставить чай. Рыжий зашёл следом, и в ожидании, пока закипит вода в чайнике, включил телевизор. Шла передача "Давай поженимся". Баб Аня присела на диван:

— Я смотрю иногда эту передачу, Петровна тоже.

— Я тоже в общежитии на первом курсе пару раз смотрел. Рыжий улыбнулся и продолжил:

— Расскажу вам смешную историю про себя. На первом курсе, во втором полугодии, попросила меня одна девушка помочь ей по математике. Я первую сессию всё на "отлично" сдал и многие обращались ко мне за помощью. И эта девушка, Ольга её звали, обратилась, ну и я помогал ей. Она приходила в нашу комнату, где я с ребятами жил и мы занимались. Ребята мне говорили: Ольга влюблена в тебя, а ты не замечаешь. Смеялись, говорили: "Думаешь, она из-за математики ходит? Математика — это лишь предлог".

А у нас на первом этаже читальный зал был и недалеко в том же коридоре — актовый зал, там проводились дискотеки, разные встречи с преподами и стоял телевизор. Студенты часто собирались там после обеда, смотрели кто что — ребята, в основном, футбол, девчата — передачи типа этой "Давай поженимся". Ну, и эта Ольга всегда смотрела эту передачу. Вот как-то шёл я из читального зала, а дверь в актовый зал была приоткрыта. Я заглянул — передача "Давай поженимся" как раз шла. Я даже не обратил внимания на то, что Ольги там не было. Прихожу в комнату, открываю дверь и вижу — Ольга сидит, меня ждёт. Я ей с порога кричу: "Давай поженимся!". Я имел в виду, что передача-то идет, а она здесь сидит, забыла, значит. А Ольга поняла буквально, что я ей предложение делаю и такая радостная бросилась ко мне на шею: "Давай!". Я, конечно, сказал Ольге, что я имел в виду передачу. Она вспыхнула, покраснела и выбежала за дверь. Ребята были при этом, мы тогда вчетвером в комнате жили, так они чуть со смеху не умерли. Долго потом еще прикалывались над Ольгой.

Баба Аня, слушая, смеялась, потом спросила:

— Ну а девочка эта, наверное, обиделась на тебя?

— Да нет. Только после этого перестала приходить, а на втором курсе уже и замуж вышла. Меня на свадьбу приглашала.

Где-то в далеке раздался звук грома. Но гроза могла обойти стороной, поэтому Рыжий, надев джинсовую рубаху с длинными рукавами, принялся за полив огурцов. Уже темнело, но при свете луны и освещении единственного фонарного столба на этой окраине Луговой еще вполне можно было работать в огороде. Рыжий набирал воду из колодца и двумя вёдрами разносил ее по грядкам, поливал, что считал нужным. В темноте послышался звук отпираемого забора, затем он услышал шаги приближающегося Смирнова-старшего:

— Ну что, архитектор, пошли перед банькой хряпнем по сто грамм?

— Да не-е-е, Иван Иванович, еще поработать надо. Я завтра утром приду, если можно. И я, вообще-то, не пью самогон.