Сын Неба

-Он улетел на гидроплане! — сообщил верзила.

-Гидроплан! — воскликнул в поспешной догадке Скайльс. — Конечно же, гидроплан! Они улетят на гидроплане! Срочно снять всю полицию на поиски мест, где может находиться гидроплан в Нью-Йорке! — скомандовал он и посмотрел на часы. — У нас ещё есть время до темноты, чтобы их обнаружить! Они еще в Нью-Йорке!

-Но где же их найдёшь с этим гидропланом! — возразил верзила.

Скайльс подошёл к стеклянному окну на всю стену. С высоты пятидесятого этажа небоскрёба хорошо был виден весь Гудзонский залив. Он был как на ладони.

Скайльс понимал, что устраивать какие-то обширные поисковые операции, у него нет времени. День близился к концу. Крабс то и дело обрывал трубку телефона, нервируя его всё больше.

Скайльс закрыл глаза, сложил руки на груди и молча так стоял перед стопятидесятиметровой бездной, по другую сторону которой, за толстым стеклом лежал многомиллионный город. Он попытался сосредоточиться, он попытался привлечь свою журналистскую интуицию, которая прежде не раз помогала ему найти правильное решение.

На какое-то мгновение ему показалось, что он видит всё глазами Гусева,

Он открыл глаза:

-Они там! — указал он, раскрывая объятья рук трубкой на небольшой складской захолустный уголок залива, где было множество мелких пристаней и складов. — Срочно туда бросить все силы!

Верзила и все, кто присутствовал в комнате за его спиной, недоумённо переглянулись: "Откуда он знает?", — но тут же выполнили приказ Скайльса.

Не доверяя никому в столь ответственный момент, Скайльс лично поехал в этот райончик, который привиделся ему на пятидесятом этаже небоскрёба. Впереди неслись несколько десятков полицейских воронков. Вот они заехали в район насквозь провонявший тухлой селёдкой, где по узким улочкам между многочисленными складами разбрелись к десятку небольших пристаней, с трудом пробираясь к заливу среди суеты складской жизни.

Скайльс остался на въезде в рыбацкий квартал. Он ждал вестей от полицейских экипажей, чтобы устремиться туда, откуда поступит сигнал.

Вдруг совсем невдалеке, за углом, за деревянным полугнилым забором, с другой стороны подпираемым кучей серо-ржавых деревянных ящиков, послышалась стрельба.

Сначала стрелял одинокий револьвер, но в ответ ему залаяло с десяток полицейских пистолетов. Их звук как корреспонденту, начинавшему свою карьеру с полицейской хроники, был хорошо знаком.

-Вперёд! — Скомандовал он водителю.

Машина рванула и через десятка два секунд была на деревянном причале.

Скайльс выскочил из машины и увидел невдалеке, метрах в пятидесяти, гидроплан, по которому отчаянно палили полицейские.

Оттуда никто уже не отвечал.

У Скайльса на минуту сложилось такое ощущение, что все, кто был в гидроплане, уже убиты.

-Осторожнее! — Скомандовал он что есть силы начальнику полиции, стреляйте по мотору! Там в кабине важный человек! Он мне нужен живым!

Полицейские сосредоточили огонь на моторе самолёта. Из гидроплана никто не отвечал на огонь. По-прежнему казалось, что там уже нет живых, но внезапно зарокотал двигатель, закрутился пропеллер, гидроплан пришёл в движение.

-Огонь! Огонь! — командовал Скайльс, чувствуя, как удача отворачивается от него.

Но всё было напрасно. Вскоре самолёт скрылся в непроглядной мгле, а через какое-то время его звук мотора стал недоступен слуху.

-Ничего не понимаю! — оправдывался перед Скайльсом начальник полиции. — Мои ребята изрешетили эту посудину, как дуршлаг!

Однако Скайльсу это было всё равно, поскольку теперь никакие оправдания не могли бы ему помочь в объяснениях с мистером Крабсом.

Скайльс внезапно захворал и слёг в горячке на целую неделю. Когда он поправился, то оставался в Нью-Йорке ещё некоторое время, размышляя о том, стоит ли вообще возвращаться к Крабсу. Ничего хорошего его там уже не ждало, однако Крабс разыскал его сам.

* * *

На удивление Крабс был настроен миролюбиво:

-Не расстраивайтесь, дружище Скайльс! — такого фамильярного тона прежде не было в их отношениях. Скайльс даче помотал головой — не снится ли ему происходящее — ему было непонятно такое расположение Крабса, как будто бы он не упусти, а, напротив, — схватил и Гусева, и Лося. — Всё не так уж плохо! — Заключил Крабс.

-Я Вас не понимаю, — попытался понять, что происходит, Крабс.

Но настроение Крабса не менялось, он улыбался, хлопал его по плечу, предлагал ему дорогой коньяк, который даже в теперешнем положении сам себе Скайльс позволить не мог.

-Вы сделали всё, что могли, ну, или почти всё! — продолжал Крабс в счастливом настроении. — Видите ли, я вижу ваше недоумение, вы, должно быть, не понимаете, почему у меня такое хорошее настроение?!

-Да, — согласился Скайльс.

-Всё очень просто: шумиха, которая нечаянно поднялась при поимке Лося, сыграла мне неожиданно на руку. Информация дошла до моих злейших конкурентов из Нью-Йорка.

-И что же? — попытался угадать Скайльс.

-У меня теперь нет конкурентов! — Радостно раскинул руки Крабс. — Теперь они мои партнёры по отправке кораблей на Марс. Мои затраты на подготовку сомнительного, но многообещающего проекта сократились вдвое, кроме того, в тех сферах интересов, где у нас возникали серьёзные трения, у меня теперь никаких трений нет!

-И что это значит? — попытался ещё раз домыслить Скайльс.

-Это значит, что я стал сегодня богаче на сто миллионов! — отрезюмировал Крабс.

-Не совсем понимаю, — Скайльс был в замешательстве.

Крабс поднял указательный палец, призывая собеседника немного подождать. Он исчез, затем появился снова в сопровождении какого-то господина с чемоданчиком.

Крабс присел на широкий кожаный диван. Господин с чемоданчиком приблизился к нему справа. Крабс отвалился на спинку дивана, слева к нему подошёл слуга с подносом, на котором стояли два широких фужера. Крабс взял один бокал, второй слуга поднёс Скайльсу. Скайльс потянул руку и взял бокал, ещё ничего не понимая.

Крабс многозначительно молчал. У Скайльса вдруг возникло обманчивое ощущение, что они празднуют какую-то победу. Крабс продолжал молчать и как-то загадочно и умиротворённо улыбаться.

Наконец, Скайльс не выдержал:

-Объясните, что происходит! — взмолился он к Крабсу, и искрящееся дорогое шампанское в его бокале, отсвечивающее насыщенным янтарём сильно заколыхалось.

-Вот! — только и сказал Крабс, указывая на человека с чемоданчиком.

Тот поставил чемоданчик на небольшой круглый слоновой кости столик между диваном и Скайльсом и открыл. Чемодан был полон упакованных пачек сотенных долларовых купюр. — Это вам! Здесь ровно четыре миллиона долларов.

-За что? — попытался защититься, как будто у него отнимали деньги, а не отдавали ему их.

Крабс хлебнул шампанского, затем поставил бокал рядом с чемоданом на круглый столик и слегка наклонился к Скайльсу:

-Вы летите на Марс!

Скайльс ничего не мог понять. Крабс, видя его недоумение, продолжил:

-Я построю корабли, информации полученной от лося мне вполне достаточно! Но у меня нет того, кто возглавит экспедицию на Марс. И я принял решение, что это будете вы! Неплохая идея, а?! Хорошая сделка! Вы получаете обещанные мною деньги, но вместо Лося возглавляете мою экспедицию. Честно признаться, Лось произвёл на меня негативное впечатление. Я считаю, что вы надёжней какого-то там Лося! Итак, что скажете?

Скайльс посмотрел на Крабса, на полный заветных денег чемоданчик, на слугу, стоящего рядом в ожидании решения, что делать с деньгами. Несколько секунд сомнений заставили его сильно вспотеть, и он с волнением выдавил из себя:

-Я согласен?

-Точно? — Нахмурился Крабс.

-Точно! — Уже с готовностью выпалил Скайльс.

-Бумагу и ручку, — крикнул слуге Крабс.

"Не один, а три..."

Прибыв в Петроград, Гусев первым же делом справился о ходе дел у американцев. Сначала он прочитал все возможные газеты. Но в советских газетах мало что писали про Америку, тем более про какого-то там Крабса и его бредовые идеи.

Тогда Гусев явился в Петроградский ГубЧК и объяснил:

-Я особый уполномоченный советского правительства на организацию и осуществление второй междупланетной экспедиции на Марс. Мне нужна информация о ходе подготовки такой же экспедиции на Марс в Америке некоторым мистером Крабсом.

В ЧК справились насчет полномочий Гусева в Москве, и, убедившись в серьёзности его заявления, через несколько дней вызвали его сами.

-Мы окажем вам всю посильную помощь, товарищ Гусев! — Заверили его там.

Через пару дней рядом с квартирой, которую теперь занимал товарищ Гусев (советское правительство выделило семье героя марсианского полёта отдельную трёхкомнатную квартиру в самом центре Петрограда) остановился целый грузовик, нагруженный американскими и европейскими газетами за последние полгода.

-Вот читайте, товарищ Гусев, это вам ГубЧК прислало! — бодро доложил Гусеву, вышедшему из своей квартиры, шофёр-весельчак. — Куда сгружать прикажете?

Газеты перенесли в подвал, который полагался Гусеву к его шикарной квартире. Они заняли всё его пространство. К тому же оказалось, что нужен переводчик: Гусев в иностранных языках был не силён, только с марсианского ещё кое-что помнил.

Вскоре в ЧК выделили и переводчика. Теперь работа закипела. Переводчик с утра до ночи переводил статьи про все события, связанные с пролётом на Марс, с его подготовкой, с самим мистером Крабсом, а также со Скайльсом. А Гусев тем временем приступил к самому главному — постройке межпланетного корабля.

Он нашёл новое, более просторное помещение для работы Лося, и уже как-то складывалось теперь, в отличие от первого полёта, что не Гусев помогает Лосю, а как бы наоборот.

Между тем, вернувшись в Петроград, Лось приступил к созданию нового межзвёздного аппарата.

Теперь он должен быть больше, непременно больше, чем прежде, чтобы в него мог поместиться целый отряд красноармейцев: так хочет Гусев. Да Лось и сам понимал, что даже десяток Магацитлов ничего не изменят на Марсе: слишком не равны силы.

Однако желание лететь возрастало у него теперь с каждым днём. Лосю теперь казалось, что он полетел бы даже один, откажись Гусев от мероприятия. И полетел бы он только для того, чтобы увидеть её, Аэлиту, узнать, что стало с ней.

Временами его одолевала всё же то печаль, то страх. Печаль о том, что прошло так много времени вдали от той, что милее жизни. А страх... страх его рождался от мысли, что весь полёт будет напрасен, потому что её уже нет в живых...

Нет, ему не нужно покорение Марса. Он даже не видит опасности в том, что американцы тоже полетят на Марс. Опасения Гусева насчёт того, что Марс перестанет быть советским, он тоже не разделяет, поскольку фактически от того, что двое с Советской России слетало на Марс — ничего не изменилось. Быть может, он ещё точно не знает, но ему иногда так кажется, что они нанесли даже вред марсианскому населению своей оголтелой революционной деятельностью. Сколько погибло! Они не умеют сопротивляться, и от того, что Гусев возглавил восстание, ничего не изменилось. Он ведь не научил их воевать, а только тысячами отправлял на верную смерть, даже не задумываясь об этом. Фактически, они помогли Тускубу сделать его чёрное дело, осуществить его зловещий план по уничтожению Соацеры.

Единственное, что его влекло теперь снова на Марс — это Аэлита.

"Аэлита! Аэлита! Аэлита!" — повторял про себя как заклинание Лось, и это ободряло его, заставляло думать острее, совершенствовать машину, делать её более успешной, чем та, на которой они летали в первый раз.

Теперь он усовершенствовал покрытие жилой капсулы, сделал двигатель более послушным управлению, создал возможность изменять траекторию полёта в междупланетном пространстве более свободно, чтобы не оказаться заложником физических законов, которыми они едва не стали в прошлый раз.

Лось вспомнил: в прошлый раз только случайность спасла их с Гусевым от вечного полёта в пустоте между звёзд — теперь надо исключить влияние какого бы то ни было случая на исход экспедиции. Волей полёта должен управлять человек, а не быть заложником слепой энергии. Сила слабого в умении управлять сильным!

Гусев тем временем узнавал всё больше тревожных новостей от своего переводчика из американских газет.

Оказалось, что пока они дрейфовали в Атлантике, ученые и инженеры Крабса продвинулись очень далеко по пути создания прототипов аппаратов Лося. К тому же они готовили к полёту пять междупланетных кораблей, каждый из которых был в пять раз больше того, на котором летали на Марс Лось и Гусев.

Американскую экспедицию на Марс должен был возглавить Скайльс. Узнав это, Гусев с удовольствием подумал: "На Марсе сочтёмся, господин Скайльс!"

И всё-таки беспокойство нарастало. Гусев каждый день думал о том, как сократить перевес американцев в численности экспедиции и ликвидировать отставание во времени.

Деньги на постройку корабля советское правительство выделило, но этого было мало.

Гусев снова уехал в Москву. Его долго не было, но когда он вернулся, то завалился в квартиру к Лосю радостный и возбуждённый:

-Будем строить не один, а три корабля!

Мечты

Лось уже давно так не смотрел на звёздное небо. Раньше он делал это часто и мечтательно, но после возвращения с Марса, в его привычках произошла разительная перемена: он вдруг разучился мечтать.

Казалось бы, самое время мечтать, ведь цель достигнута, междупланетный перелёт удался. А ведь это только начало. Начало новой эры, которую открыл он, Лось, своим беспримерным путешествием. Теперь, когда проторена первая дорожка, можно смело осваивать междупланетные перелёты, запуская с каждым разом всё больше и больше кораблей.

Но в нём что-то потухло. Как будто что-то сломалось в его сознании, какой-то винтик отвинтился, хрустнула какая-то пружинка. И всё...

Как оборвало, у него даже тяги не осталось к новым полётам, вроде бы всё уже осуществлено.

Гусев — и тот был задорнее и целеустремленней. Совершённое ими путешествие на Марс вдохновило его окончательно. Теперь он знал к чему приложить огромную неугасимую энергию своего неуёмного характера.

Гусев наблюдал те разительные перемены, что произошли с Лосем, но ничего не мог поделать, как ни пытался его приободрить. Лось был по-прежнему грустен, и эта печаль, странная и непонятная для Гусева, была ещё и не пробиваема для внешнего воздействия.

Имя этой печали было известно только Лосю — Аэлита.

С момента их поражения, с того момента, когда её оторвали от него в далёкой марсианской пещере, всё теперь казалось сном. Сном, где было и хорошее, и плохое, но сном.

И вдруг теперь он неожиданно снова научился смотреть на небо как прежде, как тогда, до полёта. Он словно вернулся к жизни, почувствовал её вкус. Он вдруг осознал, что может снова увидеть её, ту, которая была причиной его бесконечной печали.

Теперь каждый вечер, когда выдавались погожие дни, и на небе не было облачности, Лось с удовольствием наблюдал звёзды. И он мечтал. Мечтал, как снова совершит перелёт к Марсу, как снова ступит на его загадочную поверхность, как увидит её...