Шепот в темноте

В мое семнадцатое день рождения Вихо явился с дорогим ноутбуком. Я, уже догадываясь, что мы снова отправимся куда-то в недешевое место, надела черное облегающее короткое платье, подкрасилась, распустила волосы и едва дверь открылась, спустилась к своему мучителю. Вихо остановился, сделав два шага от порога. Несколько минут молчал, глядя на достаточно враждебно взиравшую на него меня, после чего, швырнув ноутбук Бешенному Стэму, развернулся и вышел. Дик, последовавший за ним, вернулся минут через десять, кивнул мне головой и скомандовал: 'На выход, Маделин.' Сказать, что я испугалась тогда — не сказать ничего. Это был день рождения в лучшем ресторане, который весь был снят для меня, но Вихо не присутствовал. Он позвонил мне через несколько дней и хриплым голосом сообщил: 'Мы изменим правила игры, Манзи, ты будешь жить, но твою жизнь я забираю себе. Всю без остатка. И правила твоей жизни отныне меняются, Манзи. Никаких других парней, я запрещаю тебе даже смотреть в сторону человеческих самцов. Никакого алкоголя, моя будущая жена не должна травить себя. Никаких человеческих друзей — люди слабы, а жена главы волчьих кланов не может позволить себе слабости. Живи, учись, не нарушай правила. В двадцать лет, когда взойдет полная луна, ты покинешь мир людей и станешь принадлежать мне'. Вот так началась моя новая жизнь по новым правилам, которые я нарушила лишь один раз, когда на вечеринке, плюнув на все и решив, что не убьет же меня Вихо за бутылку пива, выпила. Мне никто ничего не сделал, но на моего младшего брата напали и избили неизвестные. Точнее, как сказать неизвестные — на его спине ножом вырезали одно слово 'Пиво'. Больше я правил не нарушала.

А Роутег ждал ответа.

— Три года назад, — с трудом начала я, — Вихо сказал, что будущая жена главы волчьих кланов должна соблюдать определенные правила и озвучил мне их. А до этого, он взял в залог мою жизнь, в обмен на жизнь моего отца.

На оборотня я не смотрела. Не взглянула и тогда, когда Роутег спросил:

— Жизнь твоего отца до этого принадлежала Вихо?

Пришлось объяснить:

— Папа — полукровка из его клана.

Пауза, на этот раз довольно долгая, и ледяное:

— Полукровкам запрещено иметь детей.

Я промолчала, Роутег догадался сам:

— Хочешь сказать, что твой отец сбежал из земель оборотней?

Молча кивнула.

— Хм, — усмехнулся он, — что ж, это объясняет, почему Вихо хотел его убить, но не дает ответа на вопрос, для чего он собирался жениться на тебе.

— Вопрос не ко мне, — грубо ответила я.

Посмотрела на Роутега, тот не сводил пристального взгляда с меня. Помолчал, допил пиво. Встав, достал из холодильника другую бутылку, и уже не садясь за стол, а стоя напротив и опираясь о столешницу, произнес:

— В стае Вихо готовились к свадебному обряду, собирались волки для ночного бега, вот только имени невесты объявлено не было... Что ж, теперь ясно почему. К слову, исключительно любопытно, ты знала о том, что все жены Вихо покончили жизнь самоубийством?

Я не ответила.

Известно, не известно, какая разница? Жизнь моего отца в обмен на мою жизнь — договор был таковым, а детали уже не имеют значения. В принципе, для меня уже ничего не имело значения.

Роутег не дождавшись ответа, снова сел, открыл банку с пивом, глотнул, посмотрел на меня и произнес:

— Рядом с Вихо ни одна наша женщина не выдерживает более трех месяцев. Человеческие практически лишены инстинктов и потому живут дольше — полгода.

Я невольно вздрогнула. О человеческих женщинах мне было неизвестно, Вихо говорил лишь о женах. На миг прикрыла глаза, затем посмотрела на сок в стакане. Оранжевый, с волоконцами мякоти, привычный апельсиновый сок... не хочется думать о будущем.

— Хочешь знать, в чем причина? — поинтересовался Роутег.

Подняла взгляд на него.

— Страх, — глядя мне в глаза произнес оборотень. — Все дело в страхе.

Приподняла бровь, выражая все свое мрачное недоумение по поводу его слов. Глава клана Истэка усмехнулся, затем задумчиво произнес:

— У каждого из нас есть свой дар, дар Вихо — страх. Безотчетный, неконтролируемый ужас, который он способен внушать его окружающим. Родись он человеком — погиб бы в детстве, вы, люди, уничтожаете то, что вызывает у вас страх.

— У оборотней иначе? — тихо спросила я.

— Иначе, — подтвердил Роутег. — Страх вынуждает беспрекословно, безотчетно, бездумно подчиняться. Вихо — непререкаемый правитель клана Волка.

Оборотень вдруг протянул руку над столом, и на белой каменной поверхности внезапно начали собираться крупицы и крупинки красновато-рыжего песка, все больше и больше, словно возникая из воздуха, они присоединялись к маленькому вихрю, танцующему под рукой Роутега. За несколько секунд, вихрь из незримого воздушного, стал отчетливо видным — песчаным. Движение руки и песок расплескался кляксой на столе.

— Клан Волка, — начал говорить Роутег, и словно повинуясь его словам песок ожил и расступился, оставив на столе песочный рисунок, изображающий голову волка,— всегда занимал особое положение среди иных кланов.

И вновь, словно повинуясь его словам, песок, что ореолом окружал голову волка, пришел в движение и отступил, оставляя изображение десятков животных — медведей, их было больше всего-навсего, соколов, воронов, сов, змей, черепах, койотов, лисиц. Это были очень анатомически точные изображения и изумительная техника песочного рисунка.

— Волки — хранители, они как никто другой способен к состраданию, они всегда готовы прийти на помощь, — и ко всем животным от изображения волка потянулись струйки песка. — Волки — проницательны, они ощущают все чувства и намерения.

И глаза у нарисованного волка слегка прищурились, так словно сейчас этот волк смотрел на меня, пристально, внимательно, видя меня насквозь.

Словно завороженная, я не сразу заметила взгляд Роутега, внимательный и пристальный, не просто всматривающийся в меня, в стремлении распознать мои мысли, чувства и намерения — взгляд оборотня прожигал.

Слова оказались не лучше.

— Веками, — хрипло произнес Роутег, — веками мы, Волки, были основой нашего мира. Волки — непредсказуемы и потому неуловимы, мы противостояли любой угрозе, мы неизменно оставались непобедимы, сколь бы силен не был враг...

Он замолчал, я же едва дыша, смотрела на песочный рисунок и думала о том, что он сказал 'Мы — волки'. Мы! Разве он не койот?

— Да, я не принадлежу к народу Истэка, — усмехнувшись, подтвердил мои подозрения Роутег,— но занимаю пост главы клана по праву.

Он слегка пошевелил пальцами, и рисунок волка начал расплываться, словно размываясь.

— Теперь все иначе, — глухо продолжил Роутег. — С появлением Вихо в клане Волка изменилось все! Был распущен совет старейшин и теперь власть Вихо абсолютна. Отныне Волки более не хранители Великих степей, но ее стражи и властители, вынуждающие склониться все кланы. В данный момент независимое положение хранят лишь Змеи и Койоты, для остальных поклонение власти Вихо стало единственным путем выживания.

Я молчала, потрясенно следя за тем, как расплывшаяся морда волка покрывает все остальные рисунки, словно вбирая их в себя. И вот на моих глазах создалась другая картина — оскаленная морда волка в центре, и склонившиеся перед ней животные по краю... Покорно склонившиеся.

— Волки сильны, но осторожны, и потому решительно действуют лишь стаей. Стая — подчиняется Вихо, волки не способны сопротивляться его силе, все кланы не способны сопротивляться силе стаи.

Роутег сжал руку в кулак и весь песок мгновенно собрался, став сначала песчаным холмиком, а затем... стеклянным шаром размером с кулак оборотня. Глава народа Истека задумчиво начал перекатывать его по поверхности стола, затем глянув на меня, движением, отправил шар катиться ко мне. Я испуганно убрала руки, шар со звоном стукнулся о мой стакан и остановился.

— Мой дар, один из них — управление песком, — усмехнувшись, сообщил Роутег.

У меня не было слов.

Я вспомнила стремительно налетевшую на перрон песчаную бурю, то, как песок мешал сторожившим меня оборотням, то как он замел следы от автомобильных шин, стоило нам отъехать.

Молча посмотрела на стеклянный шар, тот факт, что он только что был песком тяжело было принять и осознать... с трудом воспринималось и все сказанное Роутегом.

Посмотрела на оборотня, он улыбнулся мне, вновь взял банку, сделал глоток, а затем, глядя куда-то поверх меня, тихо произнес:

— Мне не нравится, как изменился клан Волка с приходом к власти Вихо. Но я не вмешивался, дела клана Волка, это дела клана Волка, я теперь Истэка. Мне не нравится, то, как племена и народы моего мира склоняются перед Вихо, но дела иных кланов, это дела иных кланов. Но когда Вихо отнял то, что принадлежало мне... — и он взглянул мне в глаза, чтобы с усмешкой спросить: — Ты вероятно ждешь, что я верну тебя Вихо?

— Это было бы логично, — ответила я.

Почему-то я не испытывала страха. Даже отчетливо понимая, что для оборотней 'око за око', это сто процентов 'смерть за смерть', а значит у меня есть весомый повод опасаться за свою жизнь, но... страха не было. Устала бояться?

Роутег усмехнулся, откинулся на спинку стула, насмешливо глядя на меня, и лишь когда затаившая дыхание я, уже ощутила головокружение, издевательски произнес:

— Вихо не получит тебя. Ни-ког-да.

-Честно? Я не поверила.

— Ни в этом мире, ни в истинном, ни в Серых гранях, — продолжил он.— Я не буду, как старейшины, строить догадки и предположения о том, насколько ты ему нужна. Нужна — в этом я убедился и мне этого достаточно, а значит — ты останешься здесь.

С этими словами он встал, зашвырнул последовательно пустые бутылки в мойку, и уже собирался выйти, как я, сумев совладать с эмоциями, спросила:

— Надолго?

— Навсегда, — ответил Роутег.

А затем вдруг крутанул стул, установил спинкой вперед, уселся, сложив руки, снова уставился на меня пристальным немигающим взглядом. Я неожиданно поняла, чем нравятся оборотни — вот такое подчеркнуто всецелое внимание подкупает. Сразу начинаешь чувствовать себя центром мироздания, и включаются наши человеческие инстинкты — мы интересуемся теми, кто интересуется нами, срабатывает заложенный природой механизм. А оборотни этим явно научились пользоваться. Как, впрочем, и многим другим.

— Нравлюсь? — усмехнувшись, поинтересовался глава клана Истэка.

Скептически посмотрев на него, сказала:

— Теперь, когда Вихо во всеуслышание объявил о том, что я его жена, кровная месть возможна.

— И что дальше? — соблазняющий шепот.

Невольно вспомнила о его желании попользоваться моим телом, чтобы досадить Вихо.

Испуганно посмотрела на Роутега, ожидая развития поднятой темы. Но этот мужчина был изменчив как ветер, и прекратив крайне вызывающе поведение, он сообщил:

— Вихо не получит тебя. Начинаю понимать, что нанес ему куда более значительный удар, чем планировал — я потерял девушку, он гораздо большее, нежели просто соблазнительное тело.

Какая интересная оценка собственно меня — 'соблазнительное тело', слов нет.

А впрочем, нашлись:

— Зная Вихо, могу точно сказать, твое желание мести его не остановит. И это просто констатация факта.

Роутег поднялся, вернул стул на место. И подхватив оставшуюся полную банку с пивом, бросил уходя:

— Поверь, я последний, с кем Вихо следовало бы связываться.

С этими словами оборотень ушел.

Я осталась сидеть на кухне.

Сказать, что мне было невесело — ничего не сказать. Жизнь стала на редкость безрадостной. Нет, она такой была и раньше, но уж теперь... Мне казалось, что нет ничего хуже, чем попасть так, как попала я, когда в моей жизни появился Вихо, но оказалось, что все может быть еще хуже — оказаться пешкой в борьбе кланов, орудием мести.

Закрыв лицо руками, с трудом сдержала стон. Что я знала совершенно точно — рано или поздно Вихо меня заберет, это неизбежно. Примерно так же неизбежно, как наступление зимы. Или смерти. Еще отчетливо стало ясно, что Роутег не опуститься до моего убийства из мести, а значит мне смерть не грозит.

Грозит кое-что другое — желание Роутега переспать со мной, которое он считал совершенно естественным. Еще бы, унизить врага, переспав с той, кого он во всеуслышание назвал женой. Что-то мне подсказывало, что такая месть Роутега вполне устроит, ну а мое мнение, как и всегда, никого не интересует.

Внезапно дверь открылась, затем появился привычно бесшумно ступающий Роутег, и на стол передо мной легла пачка чая в знакомой упаковке. Сам оборотень, нависнув, и поставив руки на столешницу по обе стороны от меня, прошептал у самого уха:

— Мадди, цветочек, давай расставим приоритеты в нашей игре.

То есть и этот играет. Внезапно появилась крамольная мысль, что все оборотни привыкли не жить, а скорее играть по правилам и без.

— Ты в моем городе находишься под моей защитой, следовательно, все твои счета оплачиваю я. Демонстративно отказавшись от данного порядка вещей, ты унизила меня заботой о моем финансовом состоянии. В нашем мире, соблазнительная, мужчина, не способный обеспечить находящуюся под его защитой женщину не достоин уважения. Не смей впредь так поступать.

Я могла бы многое сказать на это, но сжав зубы, сдержанно ответила:

— Хорошо.

— Вот и чудно, — Роутег выпрямился. — Я принес тебе ужин, — он указал на те самые жаренные ребрышки в промасленной бумаге, что все еще высились посреди стола. — Не привык о ком-либо заботится, но раз уж украл тебя не подумав головой предварительно, придется менять некоторые привычки. Ужинай и ложись спать, я в доме не ночую.

— Хорошо, — произнесла, все так же глядя на стакан.

Роутег ушел, на этот раз окончательно. Я встала, сложила принесенную еду в холодильник, допила сок, вымыла стакан и поставила на место в шкаф. Выключила свет и в полумраке, рассеиваемом лишь свечением полной луны, поднялась на второй этаж. Хорошо, что комната была ближайшей к лестнице.

* * *

На следующий день мне исполнилось двадцать лет. Я отметила это, отсалютовав собственному отражению бокалом со все тем же апельсиновым соком, приготовила себе на завтрак омлет и тосты, после чего завалилась на диван перед телевизором. С одной стороны я была искренне рада тому, что сегодня не увижу Вихо, с другой день только начинался, и еще совершенно не ясно чем закончится, так что радоваться было рано.

До обеда ничего не случилось, но я все-таки еще не радовалась, в мои дни рождения Вихо, или его парни появлялись ближе к закату.

Закат встретила стоя у окна и нервно глядя на подъездную дорогу к дому... никого.

Не могла поверить. Стояла, стояла... когда стемнело, вспомнила, что даже не пообедала, но есть и не хотелось, хотелось скорее истерично расхохотаться — Вихо не пришел! Не пришел, правда! Тянулись минуты, медленно, как патока, текли часы, и никого! Девять часов... Десять... Одиннадцать... Двенадцать я все же встретила истерическим смешком, держась за гардину и медленно сползая вниз.

Потом долго сидела на полу, обняв колени руками, улыбаясь и чувствуя себя ненормальной. Вихо обещал, что в этот день подарит мне себя, в буквальном смысле и со всем из этого вытекающим, он так его ждал, этот день, с нескрываемым предвкушением ждал и вот — ничего.