Темный Повелитель - полностью

— Не права была наша прабабка, — укоризненно вздыхает она и фамильярно щелкает тебя по носу, заставив возмущенно фыркнуть и гневно посмотреть на нахалку, — ты все равно бы понял, что я не Сашка... Александра, просто потому что ты ее, а не меня любишь. Любовь это такая вещь, которая обращает реки вспять, сметает горы и видит истинные личины, — патетично произносит и, не выдержав, заканчивает обычным тоном, — короче, любовь — это все, особенно для тех, у кого нет души.

Усмехаешься, но как-то грустно, и пожимаешь плечами, мол, я и не думал иначе. А она, Ярослава (что за языко-ломательное имя?), закатывает глаза и качает головой, бормоча себе под нос, что ты слишком наивен и доверчив, а еще беспросветно глуп.

— Это еще почему? — оскорблено шипишь ты, медленно поднимаясь с лавки и упираясь ладонями о столешницу. С тебя медленно спадает иллюзия, и вот за спиной угрожающее распахиваются крылья, а хвост хлещет по бедрам. Любой испугался, но...

Устало смотрит на тебя, а в глазах ни капли страха, только мудрость и искреннее переживание, и понимаешь, что перед тобой сейчас пророк, а не наглая девчонка.

— Скажи, а разве не глуп тот, кому сказали, что нет на небе звезд, только потому что они скрыты тучами, и он поверил? — вопросила она, — так и ты, Шаэтан. Кто сказал, что у тебя нет души?

— Я же нечисть, у меня не может быть души, — растерянно отвечаешь, садясь обратно, и продолжаешь, — это просто нонсенс.

— Нонсенс, — фыркает Ярослава, — это то... Шаэтан, скажи мне, что такое душа?

Пытаешься объяснить своими словами, но, послушав совсем немного, она обрывает и парой слов дает определение:

— Умение любить, вот что такое душа, Шаэтан, способность к любви. У тебя она есть, но не все так просто. Ты прав, у нечисти не может быть души, но у тебя есть, пусть и лишь жалкий огрызок от целого, своего рода атавизм, оставшийся после Кириама. Кусочек, но все же. Благодаря ему, ты можешь что-то чувствовать, иначе ты стал бы истинным Темным Повелителем, а не от балды бы носил этот титул, — тычет пальцем тебе в грудь, нахмурившись, — Темный... тьфу. Кохоры специально оставили ее тебе, зная, чем это может обернуться. Так вот, к чему я завела этот разговор. Ты ведь хочешь вернуть Александру.

И куда подевалась девушка? Перед тобой сидит кто-то невыразимо великий и могущественный. Пророк. Синие глаза всматриваются в самую твою суть, осторожно разглядывая все, чего коснется взгляд, а древняя сила морскими волнами омывает, заставляя разнежиться и забыться, почувствовать безмятежную уверенность в том, что все будет хорошо.

— Да, — киваешь ты на это утверждение и хочешь что-то сказать, но не дает вымолвить и слова.

— Ты можешь попытаться вернуть ее из Ада...

— Откуда? — перебиваешь, предчувствуя что-то явно нехорошее.

Ад, Ад... Где-то и что-то слышал о нем, вот только что?

— Как же это у вас называется? А! — прищелкивает пальцами, — Кафирд. Да, она в Кафирде, — кивает, видя твое изумление, — Мы заключили сделку с Дьяволом, получив себе силу пророка, а Он наши души, — Ярослава светло улыбается, а ее глаза теплеют, будто говорит о любимом, — после смерти, ясен день, мы уходим к Нему. В общем, ты можешь или вернуться в Сверинику, или попытаться вернуть Сашку. Слушай внимательно, Повелитель, — суровеет ее голос, а глаза становятся глубже бездны, — если ты вернешься, то у тебя будет все, о чем мечтает каждый — слава, власть, всеобщая любовь и семья. Да, семья, — улыбается, но улыбка кажется приклеенной, — чудесная жена и двое ребятишек — сын и дочь. Сын станет великим воителем, Героем с большой буквы Гы, а о красоте и уме дочери будут ходить легенды. Они, как и ты, войдут в историю Миров. Ты хочешь этого? — интимным шепотом спрашивает она, наклоняясь к твоему лицу так близко, что чувствуешь тепло ее дыхания.

Завороженный, внимаешь ей и невольно предполагаешь, кто станет супругой. Хотя, что гадать? Валерия, конечно. Она достояна быть Повелительницей, ведь поэтому передал ей свою корону.

— Хочешь, увидеть, какими будут дети? — предлагает она, скрыв выражение глаз под полуопущенными ресницами, — хочешшшь?

Осторожно киваешь, и в следующий миг ее мягкие губы касаются твоих...

Перед глазами мелькают картины будущего, слышится заливистый смех сына, внимательно заглядывают в твои глаза темно-карие глазки еще не рожденной дочки и на щеке чувствуется поцелуй жены, статной черноокой дриады с изумрудными волосами и божественной улыбкой, ласково перебирающей твои волосы.

...А самое главное, это ощущение безграничного счастья и покоя в душе...

Растерянно моргаешь, даже не зная, что сказать, что подумать, только смотришь на пророка, задумчиво гладящую тебя по щеке. Прижимаешь ее ладонь к щеке плечом, наслаждаясь теплом, позабыв о том, что перед тобой Ярослава, а не та пророк, предсказавшая, что любовь убьет и спасет.

— Вот это будет, если ты вернешься к Сверинике, стране, с которой ты обвенчан, — тихо произносит пророк и убирает упавшую на твое лицо прядь волос, — подумай хорошенько, Шаэтан, подумай. Это сбудется со стопроцентной вероятностью.

Целуешь ее ладонь, заставив смущенно покраснеть, и мечтательно произносишь:

— Это просто...просто сказка. Очень трудно от нее отказаться. А что будет, если я пойду за Александэрой?

Она виновато отводит взгляд и глухо отвечает:

— Я не знаю, правда, не знаю. Почему-то Дар отказывается показывать второй вариант событий. Но я могу кое-что сказать, — взгляд становится колючим и неживым, — очень даже возможно, что ты развоплотишься, если придешь в Кафирд, твоего огрызка души вполне может не хватить, чтобы выдержать переход. Это все-таки мир умерших, а ты вроде как живой.

— Вроде как? — фыркаешь.

Легкая улыбка скользнула по ее губам, а взгляд стал более живым. Пророк сладко потягивается, походя на сытую и довольную кошку, и только что не мурлычет, щуря глаза. Быстро заплетя волосы в небрежную косу, подчеркнув красоту лица, Ярослава прикладывает ладонь к твоей груди в том месте, где должно стучать сердце. Должно, но не стучит вот уже столько столетий.

— Ты и не-живой, и живой, не-мертвый и мертвый одновременно, — с загадочной полуулыбкой произносит она, — видишь ли, Шаэтан, ты нечисть, но с душой, а вот это нонсенс. Впрочем, ты сам по себе сплошная головоломка. У тебя такое разветвленное будущее, что я просто теряюсь. Ни у кого еще такого кошмара не видела. Каждый день — это развилка событий, брр, аж мозги кипят от анализа. Ладно, это все пустой треп. Так что ты выберешь, Повелитель? Точное будущее, где у тебя будет все, или неизвестность? Свериника или Сашка? Первый вариант — ты жив и у тебя есть семья, второй — очень даже вероятная смерть. Нет, хуже этого, уход в ничто. Ты просто сотрешься с Полотна Мира, исчезнешь.

Внимательно смотришь на нее, ища в выражении ее лица, глаз, малейшую тень эмоций, но не видишь ничего, кроме напряжения и сосредоточенности. Она, правда, не знает, что ты выберешь.

— Такое ощущение, будто ты хочешь, чтобы я выбрал Сверинику, — замечаешь ты.

— Я боюсь за тебя, Шаэтан, — неловко признается Ярослава, слегка краснея и выбивая нервную дробь пальцами, — видишь ли, мы ведь наследуем не только память, но и чувства. Прабабка полюбила тебя как сына, и теперь этот материнский инстинкт буквально вопит во мне, чтобы я тебя не отпускала за Сашкой.

Молчите, не зная, что сказать. Внезапно пророк встает с табуретки и достает с полки малахитовую шкатулку. Порывшись в ней, берет что-то и подходит, а на лице безнадежность и вместе с тем решительность.

— Кинь монетку, — нехотя протягивает на ладони монетку, — орел — пойдешь, решка — Свериника. Очень часто это помогает сделать правильный выбор.

Со скептическим смешком берешь ее и подбрасываешь. Пойманная монетка внезапно выскальзывает из руки и катится по полу, а потом останавливается на ребре. Растерянно смотришь на Ярославу и молча спрашиваешь, что это значит.

— Сам выбирай, — хмуро бросает она, кусая губу, и, нахмурив брови, — но мой тебе совет — возвращайся в Сверинику. У тебя там будет все, даже любовь, а о Саше будешь вспоминать, как о прекрасном сне. Возвращайся, Повелитель, для тебя это будет самым правильным выбором.

— Я брошу еще раз, — берешь монетку и вновь бросаешь.

Монета встала на ребро, как и в прошлый раз...

Выбор...

Иногда это просто счастье, когда он есть.

А иногда готов продать душу, лишь бы его не было.

Что выбрать?

На одной чаше весов — Саша, чье спасение может обернуться уходом в небытие.

На другой — Свериника, обещающая тебе все, о чем можно только мечтать.

Проклятый выбор...

Глава 6.

Версия Љ1.

...Свечное пламя от твоего дыхания томно изгибается, походя на южную танцовщицу, и вновь горит ровно, словно ничего и не было. Восковые потеки бегут по тонкому стану, и кажется, что это плачет свеча, медленно и тихо умирая от жарких ласк огня. Нет, у нее есть еще пару часов, прежде чем она превратится в лужицу, но сейчас это просто беззвучная агония. Агония, дарящая чуточку света и тепла погруженной в холодную темноту комнате, агония, рождающая надежду на то, что во тьме есть свет, пусть маленький огонечек, но и этого многим отчаявшимся хватит для того, чтобы облегченно рассмеяться.

Рассеянно проводишь указательным пальцем по свече, сжимая в другой руке горсть монет, неизменно становящихся на ребро, сколько бы ты их не кидал. Что это — насмешка или подарок Судьбы? Ее желание посмеяться над тобой, Темным Повелителем, или дать шанс взять собственную жизнь в руки? И то, и другое подходит. Что выбрать? Роскошный дар или едкую издевку? Главное, не ошибиться, чтобы с горечью не узнать, что это не так.

Судьба...

Твои губы складываются в кривоватую усмешку, и отводишь взгляд от пламени, обращая его в прохладные объятия сумрака. Отстранено замечаешь, что пляска теней на стене очень красива и загадочна, но и только. Тебя вот уже третий месяц заботит только одно — кого послушаться? Голос разума или сердца? Надежное будущее или неясность?

Будь оно все проклято...

Упираешься локтями о столешницу и подпираешь ладонью щеку, вновь начиная наблюдать за танцем свечного огонька, трепещущего от твоего дыхания. Нужно выбрать, давно уже пора, только все духу не хватает признаться себе в том, что, на самом деле, все давно выбрал. Стыдно признаться в том, что тобой руководит.

Тихо скрипит дверь, и в комнату входит Ярослава, вернувшаяся с работы. Ее позвали предсказать будущее новорожденному, и она ушла, велев ложиться спать и не ждать ее. Но сон не идет к тебе, когда ее нет дома. Беспокойство начинает тревожить, когда девушка задерживается или уходит в ночь. Да и вообще, тебе уже после первой недели стало не безразлично, что с ней.

— Шаэтан? Ты почему еще не спишь? Давно уже за полночь, — хмурит она темные брови, стараясь выглядеть грозно и внушительно, но вместо этого вызывает непонятное умиление, и на губы заползает легкая улыбка. Темные глаза всматриваются в твои, и Слава неодобрительно качает головой, снимая белую шаль с плеч и заодно иллюзию бабки, — опять глаза красные, как у ангорского кролика! Нужно было спать давно лечь, а не ждать меня.

— Доброй ночи, — привычно пропускаешь мимо ушей ее ворчание, доставая из печки котелок с супом, — садись, поужинай.

Девушка смотрит на тебя непонятным взглядом и грузно опускается на лавку, словно из-под ног ушла земля. Ты этого не замечаешь, потому что занят тем, чтобы нарезать хлеб, достать сметану, сливки, посуду, подогреть медовые лепешки, в общем, все, чтобы накормить пророка, совершенно не умеющую готовить. В этом ты убедился уже на первый день совместного проживания.

Ставишь перед ней глубокую тарелку с супом, украшенным свежими веточками укропа и петрушки, и усаживаешься перед ней, с нежностью глядя на то, как эта поистине удивительная девушка кушает. Давно привыкнув к этому, Ярослава спокойно кушает, только в ней ощущается странная нервозность и смятение.

— Слава, что случилось? — спрашиваешь ты, когда ложка стучит о дно тарелки.

Она вздрагивает, как будто по плечам прошлась плеть, с преувеличенной осторожностью кладет ложку в тарелку и, отодвинув от себя, поднимает взгляд. Такого выражения глаз у всегда насмешливой и веселой Ярославы, которая, кажется, даже не знает, что такое грусть, ты не видел — словно побитая любимым хозяином собака. Замечаешь, как она сцепляет в замок дрожащие пальцы и решительно произносит:

— Я так больше не могу, Шаэтан, — и, не выдержав, вскакивает с лавочки и подходит к окну, безвыходно вцепившись пальцами в предплечья.

— Ты о чем? — осторожно подходишь к ней и пробуешь обнять ее со спины. Пророк пытается высвободиться, но ты крепче прижимаешь к себе и накрываешь крыльями.

— Ты должен уйти, — сдавленно шепчет она и неожиданно горько начинает плакать, отчего у тебя сердце болезненно сжимается.

— Почему? — растерянно моргаешь, пытаясь припомнить, чем мог обидеть.

— Ты уже сделал выбор и должен уйти, — всхлипывает она, — а я... я снова должна остаться одна. У меня ведь больше никого нет — Сашка умерла, а семью я увижу только перед смертью, когда придет время передать свой Дар. Я не смогу вновь приходить в пустой дом. Знаешь, как это жутко? Я ведь всегда была не одна — семья, друзья, Саша, опять-таки. А теперь вот. Мне еще здесь пять лет сидеть, прежде чем смогу по мирам гулять. А тебе завтра нужно уйти.

Обескуражено молчишь, не зная, что сказать в ответ, как утешить, только беспомощно слушаешь девичьи всхлипывания и порой чувствуешь, как на крыло падают, срываясь с упрямого подбородка, слезы.

— Если хочешь, я могу остаться, — искреннее предлагаешь ты.

— Я хочу, но ты не можешь, — качает головой и вздыхает, — а пока давай спать.

Мягко высвобождается из твоих объятий и спешно вытирает заплаканное лицо, будто устыдившись собственной слабости. Молча, чуть обернувшись, смотришь, как она быстро собирает посуду со стола и кладет в бадейку с водой, чтобы завтра легко было отмыть.

— Спокойно ночи, Слава, — негромко произносишь и вновь смотришь на залитый лунным светом сад.

— И тебе того же и потому же, — привычно отвечает она, и через несколько минут слышишь ее ровное дыхание.

А ты чувствуешь, что не скоро сможешь заснуть. Признание девушки, которая, как тебе до этого момента казалось, была непрошибаемой, несгибаемой, сильно заставило усомниться в своих намерениях. Мысль о том, что она останется совсем одна — подруг Ярослава так и не смогла завести, — поселяла страх в груди. Вдруг она заболеет, а некого рядом не будет? Или придут разбойники? Слава еще не в полной мере овладела своим Даром, поэтому рассчитывать на него не сможет, если что, не дайте Демиурги, случится. Нужно что-нибудь придумать...

— Слава, вставай, — тормошишь ее за плечо и слышишь в ответ что-то невнятное, но определенно нецензурное и недовольное, — вставай, тебе говорят!

— Шаэтан, чтоб тебя черти побрали, что тебе надо от бедной девушки? — стонет она, малодушно пытаясь спрятаться под одеялом, которое ты безжалостно отнимаешь, — отдай одеяло, извращенец крылатый! Смотри, встану — рога поотшибаю!