Молох Империи, книга 2 Под стягом Опета

— Лермонтова, — поправил ее брат. — Древний русский поэт. Офицером, кажется, был.

Кагер кивнул и вновь подлил в бокалы вина.

— Вы уже думали, чем будете заниматься? — поинтересовался он.

— Думали, Виктор, — ответила Алиса, — сначала купим дом, осмотримся некоторое время, потом начнем искать себе занятия.

— Ну, с этим я могу помочь.

— Я бы хотел вернуться на флот, — внезапно для сестры сказал Канадинс.

— Кай, ты же обещал, мы же не этого хотели!

— Во-первых, я не обещал. Во-вторых, я уже все решил, Алиса. Так будет лучше... Не смотри на меня так. Не могу я без космоса.

— Так летай себе на гражданском судне...

— Я офицер, — сказал Канадинс с грустью. С грустью от того, что сестра не понимала его. — И сын своего отца...

— Ну знаешь, если бы мы находились не здесь и не сейчас, я бы тебе устроила сцену.

Брат оставил ее слова без ответа и обратился к королю:

— Это осуществимо?

Наступила небольшая пауза. Кагер посмотрел на Алису, та сидела надувшись, но постепенно обрела прежнее настроение. Она знала, что проиграла и так же знала, что переубедить брата ей не удастся.

— В моей власти осуществить любую просьбу. Тут нет никаких сложностей. Но будет быстрее, если у тебя сохранились документы.

Канадинс достал и передал Кагеру свое удостоверение офицера. На пластиковой карточке был изображен стереопортрет Канадинса, указано его имя, должность и звание. Кагер прочитал данные: Канадинс Кай, граф, нишит, год рождения, год вступления на службу, последняя должность — командир фрегата, звание — капитан третьего ранга, подпись и силовая печать отдела кадров соединения и так далее. Если удостоверение поместить в считывающую прорезь вычислителя, то можно будет узнать весь послужной список офицера.

— Некоторое время придется подождать, Кай, — Кагер повертел удостоверением и спрятал его в нагрудный карман. — Но скоро ты получишь вызов. Нам нужны офицеры.

— Виктор, у меня убедительная просьба, — Канадинс посмотрел королю в глаза, — не надо синекуры. Всего лишь то, кем я был раньше... Я ведь прилетел на войну.

— Этого я и боялась, — произнесла Алиса дрогнувшим голосом.

Кагер посмотрел на нее, мол, "что я могу сделать?"

— Да будет так.

Внезапно прозвучал звуковой сигнал двери, издав приятную слуху трель, подражая опетской птичке-певунье.

— Войдите! — в голосе короля чувствовалась досада.

Вошел дворцовый распорядитель и, поклонившись, доложил:

— Прилетел Маригнан, Ваше Величество.

— Пусть подождет.

— Советник велел передать, что дело не терпит отлагательств, Ваше Величество.

— Хорошо, я сейчас буду.

Распорядитель удалился, а Кагер вздохнул и виноватым тоном сказал:

— Прошу меня простить, друзья. Важные государственные дела. Если хотите, вам покажут замок, предоставят гравитолет для ознакомления с Санктором.

Идя по широким коридорам в рабочий кабинет, Виктор поймал себя на том, что все время думает об Алисе. Девушка не шла из головы, и все мысленные образы крутились только вокруг нее. Виктор разглядел и запомнил каждую черточку ее точенного прекрасного лика, длинные, увитые по последней столичной (имперской) моде черные волосы и горящие огоньком зеленые очи. Запомнил изгиб губ, идеально чистую кожу. Оценил и грацию ее движений, и стройный девичий стан, и приятные обертоны голоса. Размышляя об Алисе, Кагер понял, что впервые встретил ту, которая ему нужна. Жаль только, что они не были знакомы прежде. А может как раз это к лучшему?

У правителя Опета появилась надежда.

ГЛАВА 3

март 621 года с.в. планета Ирбидора

Сильный ветер пронизывал насквозь, добираясь до самых костей, заставляя дрожать и плотнее укутываться в легкую ткань мундира в бесполезной попытке согреться. Небесная хлябь размочила грунт, в котором ноги увязали по щиколотку. От пропитавшей воздух влаги одежда отсырела и становилась еще неуютней.

Вдалеке виднелся плотный дым пожарищ, лишь иногда сильные порывы ветра налетали и яростно рвали черную, удушливую пелену в клочья. Повсюду двигались массы солдат и техники, слышались команды и ругань.

Мэк и еще около сотни легионеров стояли в более-менее сухом месте у брошенного 19-м флотом изувеченного эсминца, чей корпус спасал от порывов ветра. Вокруг сновали бээнцы.

Около часа назад Мэка забрал бронированный армейский гравитолет и доставил в тыл, где он и другие легионеры, собранные из разных полков, получили возможность помыться в полевой бане и переодеться в выданное свежее белье и форму. Моясь в бане, Мэк не мог отделаться от ощущения, что ему никак не удается смыть с себя грязь, хотя зрение говорило, что это не так. Чем вызвано такое обхождение его и других легионеров-счастливчиков со стороны БН он не знал. Он даже не думал над этим. Он уже давно ни о чем не думал.

Сразу после переодевания, их накормили и объявили, что сюда прибудет эфор Ивола для вручения наград отличившимся черным легионерам, то есть им.

Теперь Мэк стоял у брошенного звездолета, курил и размышлял. Всего несколько часов назад закончился жаркий и кровавый бой за промышленный комбинат и построенный вокруг него городок, названия которого он не знал. Это был последний опорный пункт организованной обороны ирианцев. Империя не бомбила промышленные объекты, что означало огромные потери при их взятии. Штурм начали армейские подразделения, но пройдя с потерями предполье и вклинившись не более чем на сотню метров вглубь по периметру первой оборонительной полосы, они были остановлены. В бой были введены черные легионеры. Каждый шаг стоил крови, стреляло каждое окно, каждая щель, в каждой развалине таилась смерть. Но легионеры все же продвигались вперед. Раз за разом вводились новые резервы, в одном из которых был и Мэк.

Невероятной ценой легионеры вышли к самим строениям комбината. Мэк со своей позиции видел гигантские цеха, сложные механизмы под открытым небом, административные здания, и везде, где только можно, баррикады, рвы, окопы, бункеры, доты, дзоты, бойницы. Попадались и ландшафтные голограммы, скрывающие огневые точки, причем генераторы у этих голограмм были столь сильно заэкранированы, что их не смогли выжечь даже ЭМ-импульсы при недавних бомбардировках и артобстрелах.

Первую атаку окруженные ирианцы отбили, как и четыре последующие. Не помогали даже пригнанные имперцами, бьющие в упор бронированные штурмовые орудия на гусеничном ходу. Каждый раз ходя в атаку, Мэк удивлялся, что возвращался из нее. Для шестой уже не было ни сил, ни средств. Тогда на определенных участках в прорыв были брошены бээнцы, которым удалось взломать оборону ирианцев, что дало возможность остановленным легионерам продвигаться вперед. Повстанцы не отступали, защищали каждую позицию до последнего вздоха.

То, что произошло дальше, Мэк предпочел бы забыть. Началась резня, легионеры и бээнцы убивали всякого, кто попадался, не смотря повстанец или нет, способен ли носить оружие.

Мэк был ожесточен и полон ненависти, но нашел в себе силы не поддаться всеобщему безумию. Он не занимался самокопанием в каждую свободную минуту, что ему выпадали в последние недели. Его внутренний мир был прост и понятен ему самому. Прост и понятен с того момента, как он попал на Хатгал, а точнее в карцер. Да, он воевал с ирианцами, да, они убили многих его боевых друзей, но ненавидел он не их, а тех, кто его сюда послал. Именно поэтому, когда он блуждал среди пожаров, трупов и мусора, его стэнкс перестал стрелять.

А вокруг лилась кровь. Бээнцы и легионеры врывались всюду и расстреливали всех, кто им попадался. Возле одного из входов в какой-то склад, Мэк встретил сошедшего с ума бээнца. Тот сидел над телом мальчика и хохотал. Заметив Мэка, он пристально посмотрел на него. Во взгляде бээнца не было ничего осмысленного, ничего человеческого. Мэк оставил сумасшедшего и побрел дальше.

Резня подходила к своему пику. У полузаваленного подвала стоял легионер, отстегнул от ремня зажигательную гранату и бросил в пробитое отверстие. Послышались панические крики и вопли сгораемых заживо. Мэку показалось, что кричали в основном женщины. Достав еще пару гранат, легионер послал их вслед за первой. Мэк застрелил его, выпустив весь магазин. Когда он подбежал к подвалу, из пробоин и щелей вырывались языки пламени. Он начал лихорадочно искать вход в подвал. Заскочил на первый этаж здания, где заблудился среди нагромождений разбитой мебели, аппаратуры, лабиринтов комнат и подсобных помещений, заваленных трупами. Потеряв надежду отыскать вход здесь, Мэк вернулся к пробоине и понял, что помогать спастись уже некому. Из пожираемого огнем подземелья не доносилось уже ни звука. В нос била удушливая гарь паленого мяса.

Все это он переживал сейчас вновь и вновь, стоя в толпе таких, как он сам. Он уже давно привык к смертям, приучил себя не думать о гибели, об ушедших друзьях. Не скорбеть. Но то, что произошло сегодня — это было что-то другое. Что-то страшное, звериное, дикое, бессмысленное и беспощадное истребление, демоническая вакханалия.

Мэк почувствовал боль, докуренная до предела сигарета обожгла пальцы. Выбросив окурок, он машинально и скрытно нащупал маленький лучевой пистолет, умещающийся в ладони. Это был его трофей и его тайна. Здесь, на Ирбидоре, ходить безоружным опасно, а у легионеров нередко отбирали оружие после боя. Вот и теперь им приказали сдать стэнксы и другое оружие. Скоро должен был объявиться Ивола.

Когда этот момент настал, Мэк искоса следил, как высокий и крепкий нишит, глава БН, обходит строй за строем бээнцев и легионеров. Теперь Мэк видел его, своего врага, человека, которого ненавидел всем сердцем.

Когда Ивола поравнялся с его шеренгой, Мэк почувствовал то, чего не чувствовал никто — обреченность Иволы, обреченность себя. Мэк приготовился к смерти. Тонкий, но мощный луч прожег эфору безопасности левый висок. Прежде чем охрана успела среагировать, второй луч пережег шею падающего тела.

...Было абсолютно темно. Ни малейшего лучика света не проникало сюда. В воздухе пахло сыростью и испражнениями. Мэк сидел облокотясь о шершавую стену, ныла каждая клеточка тела, безумно раскалывалась голова, накатывали приступы тошноты. Он был жив, хотя, с его точки зрения, это было самым невероятным фактом. То, что произошло после убийства Иволы, он помнил смутно, как будто это происходило не с ним. После второго выстрела он успел заметить чьи-то руки и защитные шлемы. Что-то больно ударило по затылку, и Мэк потерял сознание. Очнулся он уже здесь. Как и сейчас, тогда было совершенно темно. Судя по всему, его старательно избили, пока он находился в отключке. Потом избивали еще дважды.

Накатил новый приступ, Мэка вырвало желудочным соком. Перед глазами пошли яркие круги. Подождав, пока перестанет кружиться голова, он попытался встать и свалился. Тело отказывалось повиноваться ему, сил почти не осталось. Он так и уснул, в том положении, в котором упал.

Не было никаких снов, лишь черная пустота пропасти. Проснувшись, он осознал, что лежит на твердом и мокром полу. Мышцы задеревенели и вспыхивали болью, лишь только он пытался сделать движение. Но все же облегчение наступило хотя бы в одном — голова теперь болела не так сильно.

С невероятными усилиями Мэк подобрал под себя ноги и подполз к стене, о которую облокотился. Сколько он так просидел, определить было невозможно. Может быть полчаса или час, или два, хотя ему показалось, что вечность.

Со временем эта неподвижность стала невыносима, ему казалось, что он слился со стеной, стал одним целым с камнем или с тем, из чего она сделана. Почти ползком Мэк обследовал свою камеру на ощупь. Это было квадратное помещение пяти метров в периметре, с низким потолком, до которого можно было дотянуться рукой. В центре находилась лужа, образовавшаяся от капающей с потолка воды. Только теперь Мэк услышал звук ударов капель о пол.

В стене напротив отворилась дверь, свет почти ослепил узника, но он успел заметить, что вошли двое. Сильные руки, словно пушинку подхватили его и вынесли из камеры. Так как его ноги не могли состязаться с темпом шага конвоя, Мэка просто волокли. Мысли спутались. Ему стало все равно куда его тянут и что с ним будет дальше.

Какое-то чистое помещение, стол по середине и два стула. Серые краски и голые стены. За столом сидел человек, черты лица которого ускользали от Мэка. Узника посадили на стул напротив. Человек что-то сказал, потом начал монолог. Какая-то отдаленная часть сознания, наконец, стала различать слова. Мэк сидел и что-то отвечал, в голове стоял туман. Пришла мысль, что возможно ему что-то ввели, хотя он знал, как действуют психотропные препараты, транквилизаторы и прочая дрянь. Явных симптомов не было, но кто знает, чем располагает БН?

Разговор был непродолжительным, его снова отвели в камеру. С этого момента его начали кормить. Следующие несколько дней узника вновь и вновь водили в комнату допросов. Судя по количеству раз приносимой пищи, так продолжалось четыре дня. За эти дни Мэк полностью восстановил контроль над своим телом и мышцами и несколько раз размышлял над странными вопросами следователя. Бээнца интересовало все: прошлая жизнь, как попал на Хатгал III, круг общения в лагере Уль-Тии и многое другое. Мэк заметил, что особый интерес следователь проявляет к бээнцам, с которыми Мэк когда-то сталкивался. На одном из допросов он поинтересовался, что Мэка связывает с Цинтией Леварез. Узник некоторое время старался припомнить, когда он упомянул ее, но так и не вспомнил, возможно он говорил о ней под воздействием наркотика или следователь узнал о Цинтии по своим каналам. Одно радовало, следователь употреблял имя Цинтия, а не Хельга. Значит ему известно не все? Искра радости растаяла также быстро как и возникла, на Мэка накатила апатия. Бээнец повторил вопрос и получил в ответ глухое молчание. Тогда он стал нажимать на Мэка и снова ничего не добился, кроме того, что допрашиваемый послал его подальше. Несколько тяжелых ударов сбросили узника со стула. На этом допрос почему-то закончился.

На следующий день усиленный конвой вывел Мэка из места его временного содержания. Не смотря на пасмурную погоду, непривычный дневной свет бил в глаза, свежий ветер холодил ссадины. Узника погрузили в гравитолет, охрана расселась тут же, вокруг него. Полет продолжался более часа, за это время Мэк успел вздремнуть, в чем ему не мешали.

Гравитолет сел в полуразрушенном космопорте, где скопилось множество больших и малых имперских звездолетов. Самый ближний из них — линкор с опознавательными знаками БН, выкрашенный в глянцево-черное с серебристым номером и буквами названия "Эксер". К нему и повели конвоиры Мэка.

У трапа стояла до зубов вооруженная охрана, часть которой стала новым конвоем и проводила бывшего легионера в один из центральных отсеков на третью палубу, где располагалась каюта командира корабля. Впрочем, Мэк ошибся, не командира корабля, а вице-эфора Безопасности Нишитуран генерала армии Саторы.

Герметическая дверь каюты бесшумно закрылась, оставив вице-эфора и узника один на один.