Попаданец

В какой-то момент синие мундиры полицейских словно растворяются в ней. Только несколько человек из их числа остаётся на месте. Они изумлённо оглядываются и бегут назад — под защиту военных. Цепь лоррейнцев ощетинивается штыками. Блин! Сейчас раздастся выстрел какого-нибудь "неизвестного снайпера", колючка толпу не удержит и здесь начнётся бойня.

— Je ne sais pas si nous pouvons compter sur ces jeunes filles, mais ici, sur l'aide de nos agents d'application de la loi ne peut certainement pas compter. Comment cela pourrait arriver, le commandant? * Не знаю, сможем ли мы положиться на этих девчонок, но вот на помощь наших стражей порядка уж точно не приходится рассчитывать. Как такое могло случиться, комендант? — комментирует произошедшее Вольф.

— Mes gens sont habituИs Ю attraper les voleurs et de rassurer les rИsidents qui ont bu trop. Dans cette ville pendant vingt ans il n'y avait pas d'Иmeutes telles! Et je ne laisserai pas un garГon, hier portant epaulettes... * Мои люди привыкли ловить воришек и успокаивать подвыпивших граждан. В нашем городке уже лет двадцать не было таких беспорядков! И я не позволю какому-то мальчишке, вчера нацепившему погоны... — огрызается полицейский.

— C'est votre droit, le commandant. Pour ma part, je vais expliquer tout dans son rapport. * Это ваше право, комендант. Со своей стороны, я собираюсь всё изложить в своём рапорте. — Вольф старается казаться бесстрастным, но измятое кепи в дрожащих руках выдаёт его с головой.

— Signal de la retraite! — кричит Жанна. — Qu'est-ce que vous attendez?! Accomplir! * Сигнал к отступлению! Чего стоишь?! Выполняй!

Чёрт! Это же она нам с Луизой! Та, наконец, выпускает мой рукав и подносит свой горн к губам. Звуки сигнала несутся над площадью, перекрывая царящие здесь шум и гомон. Вслед за этим наши солдаты скрываются внутри своих машин. Часть лоррейнцев забирается на броню.

В толпе вновь подымается гвалт.

— VorwДrts! Wir mЭssen sie befreien! * Вперёд! Мы должны освободить их! — во всю силу лёгких вопит какой-то тип в сером пиджачке, взобравшийся на чугунное подножие уличного фонаря.

Из толпы, кувыркаясь в воздухе, вылетает бутылка с зажигательной смесью. Она разбивается о мостовую в паре шагов от одного из наших пушечных броневиков. Над булыжниками разгорается ярко-оранжевое пламя. И тогда стоящий с лоррейнскими солдатами офицер вздымает в воздух свой палаш и резко опускает его, над головами митингующих грохочет винтовочный залп. Люди в панике шарахаются назад, кто-то кричит благим матом.

Жанна, решив, что такой момент упускать нельзя, хватает нас с Луизой за шкирку и буквально зашвыривает в машину. Вольф запрыгивает к своим людям на крышу нашего броневика.

Машинам с трудом набирают скорость, поскольку на каждую приходится по 4-5 человек дополнительного груза, плюс арестованные, валяющиеся под ногами в десантном отделении. Мы все, стиснув в руках оружие, с каждой секундой ожидаем нападения, однако, почему-то никто не торопится отбивать у нас пленных.

В бойницах, как в калейдоскопе, мелькают улицы, переулочки и размытые пятна лиц, шарахающихся от нас в стороны прохожих. И вот, наконец, город остаётся позади, и мы вырываемся на шоссе.

— Nous entrons dans une forЙt Schwarzwald! Gardez les yeux ouverts! *Мы въезжаем в лес Шварцвальд! Всем быть начеку! — кричит Жанна.

Сидящий рядом со мной на полу арестованный мерзко хихикает, и я тыкаю его под рёбра носком сапога.

По бокам от дороги высятся толстые сосновые стволы, кое-где их подножия скрываются в зарослях кустарника. Мало помалу этот однообразный пейзаж начинает действовать на меня, как снотворное. Но вдруг из головы колонны доносится какой-то грохот. Машины, скрипя тормозами, одна за другой останавливаются.

— Ceci est notre canon de tir *Это наши из пушки палят, — говорит мне Луиза.

Тем временем Жанна прижимает к горлу ларингофоны:

— Lynx-1, la rИponse Ю Leopard! Pourquoi rester immobile? RИception! *Рысь-1, ответь Леопарду! Почему стоим? Приём! — в бакелитовых колпаках наушников скрежещет ответ, Жанна вновь жмёт на тангету. — DИcidИ de tourner le barrage? Correct, allez. Tous prennent la dИfense! Comment comprenez-vous? RИception! *Принял решение расстрелять завал? Отлично, продолжай. Всем занять оборону! Как поняли? Приём!

Луиза толкает меня под руку и мы с ней высовываемся в люки на крыше. Я держу в руках карабин, а она свою трубу. Колонна стоит на изогнувшемся дугой участке дороги. Все вокруг нас выскакивают из машин и бегут занимать позиции вдоль опушки. Стрелки примыкают штыки, пулемётчики и автоматчики взводят затворы.

Вновь гремит орудие головной бронемашины. И практически сразу за ним следует грохот разрыва. Выстрел следует за выстрелом, в промежутках между ними стоит тишина, нарушаемая лишь урчанием моторов. Но вот Луиза трубит сигнал "к машинам!", солдаты встают, отряхиваются и подтягиваются к дороге. Некоторые уже успевают вскарабкаться на насыпь, когда в чаще леса раздаётся хлопок, и коренастая девушка с ручным пулемётом в руках со стоном падает навзничь. Наша цепь огрызается огнём, из леса стреляют в ответ. В дело вступают пулемётные и артустановки наших броневиков.

Что-то с противным визгом пролетает над моим ухом. Мля! В меня ведь тоже стреляют! Я выпускаю пулю куда-то в сторону леса и быстро ныряю за броневой борт. Уже здесь я дёргаю затвор, гильза улетает прямо за шиворот нашему арестанту. Бедняжка Луиза вся сжалась в клубочек. Мне кровь из носу надо хоть немного подбодрить её. Поэтому я выставляю карабин в бойницу и разряжаю его по окружающим соснам.

— Не бойся, я с тобой! — кричу я ей по-русски, заталкивая в своё оружие новую патронную пачку. Жанна с перекошенным лицом хватает её за шиворот и командует трубить сигнал "в атаку!" Необходимость выполнять привычные обязанности возвращает Луизу в сознание.

Вслед за её сигналом наши с криком "иLAN!" бросаются в лес, лоррейнцы не отстают от них. Противник, судя по звукам боя, откатывается в глубь чащи, или даже обращается в бегство. Жанна, видимо обеспокоившись, что её солдаты чересчур увлекутся преследованием, вновь приказывает трубить "к машинам". Луиза приказ выполняет, но на последней ноте обрывается и с визгом падает мне на руки. По щеке её течёт кровь, но к счастью, это всего лишь царапина. Наверное, кто-то из вражеских стрелков остался на позиции. Над нашими головами стучит башенный пулемёт, и с одной из сосен кулём валится тело докуковавшейся кукушки.

Тем временем, наши солдаты перекатами отступают к броне. Лоррейнцы, напротив, бегут, как стадо слонов, с другой стороны, именно они тащат с собой раненых — наших и своих. Вольф с обнажённым палашом в руке гонит перед собой какого-то типчика в драном зелёном комбинезоне. Под комбезом у него виднеется коричневая рубашка. Эвона! Да это же наш приятель Ганс, один из тех обалдуев, что порушил нам с Луизой всё удовольствие от похода в город!

— Voir, notre vieil ami! * Смотри, наш старый приятель! — говорю я ей. Луиза тоже узнаёт его и дёргает Жанну за рукав, а потом кратко объясняет, что за птичка попала в наши цепкие когти.

Колонна медленно объезжает завал, размётанный снарядами и растащенный нашими солдатами, и вновь набирает скорость. Минут через пятнадцать мы встречаем два грузовика с лоррейнскими солдатами, видимо высланных на звуки боя со станции.

— Vive la Helvetia! — приветственно кричат они нам, потрясая оружием в воздухе. Какой, однако, контраст с жителями нашего городка!

На разъезде, куда мы должны были доставить наш "спецгруз", творится толстый полярный лис локального масштаба. Здесь стоят воинский эшелон и бронепоезд — приземистый дракон серо-зелёного цвета, ощетинившийся дулами пушек и пулемётов. Сходство усиливается сделанной у него на борту надписью "Fafner".

Жанна с головой окунается в крутящийся здесь людской водоворот: её надо сдать арестованных, распорядиться насчёт оказания помощи раненым (у нас двое тяжёлых и четверо лёгких), да и машины на обратную дорогу заправить не мешало бы.

Когда дело доходит до судьбы Ганса, наша мадемуазель лейтенант просит позволить задать ему несколько вопросов. Принимающая сторона не имеет ничего против.

Мы заходим в помещение небольшой дачной железнодорожной станции, занимающей часть первого этажа двухэтажного дома, в котором квартируют стрелочники и путевые обходчики. Здесь устроено нечто вроде зала ожидания, оборудование которого составляют две потёртых деревянных скамьи. На противоположной от входа стене виднеется окошко кассы, сейчас завешенное занавесками, и ведущая туда же дверь, выкрашенная в коричневый цвет под тон стенам, покрытым олифой. В эту самую комнату набивается весьма приличное количество народу: Жанна, Вольф, принимавший арестованных офицер лоррейнской жандармерии с большой блестящей бляхой на груди, писарь с планшеткой, ну и мы с Луизой — вроде как свидетели. Когда два конвоира вводят Ганса, здесь становится совсем тесно. Наши доблестные союзные офицеры к тому же при каждом повороте цепляются за что-нибудь или кого-нибудь своими палашами. Так что мы с Луизой от греха подальше забиваемся на скамейку в дальнем углу и стараемся не отсвечивать. В довершение ко всему в дверь стучат, и на пороге появляется никто иной, как капитан Голованов собственной персоной.

— J'espХre que vous me permettrez d'Йtre ici en tant que reprИsentant des AlliИs? *Я надеюсь, вы разрешите мне присутствовать здесь как представителю союзников? — его вопрос по тону звучит скорее утвердительно.

Никто ничего против не имеет, и капитан присаживается рядом со мной.

— Рад снова видеть вас, Юля. Не чаял встретиться в скором времени, но из-за последних событий меня развернули с полдороги и вновь отправили сюда. А это кто с вами? Vous apparemment un ami de Julie? * Вы, видимо, подруга Жюли? — обращается он к Луизе.

— Soldat de premiХre classe Bernadette Louise! *Рядовая первого класса Луиза Бернадетт! — громким шёпотом отвечает та.

Жанна начинает допрос. Идёт он на немецком, которые все присутствующие, кроме меня, понимают. Так что капитан Голованов оказался здесь очень кстати, ибо благодаря ему я оказываюсь в курсе дела. Ганс, понявший, что его никто вроде бы тот час же расстреливать не собирается, отвечает на вопросы весьма охотно.

Да, он два месяца состоит в "Родине и свободе". Нет, из её членов знает он только своих приятелей: Дитриха, Людвига, Фрица и ещё герра Генриха Циммлера, который раньше учил их стрельбе в клубе "Зигфрид". Да, герр Циммлер неоднократно высказывался, что Лоррейнии лучше бы вернуться в состав Райха. Да, они вели подпольную деятельность и готовили вооружённый мятеж, но лично для него, Ганса, это было чем-то вроде развлечения. Они распространяли листовки, донимали к гельвецийских солдат и тому подобное. Нет-нет, сам он не заходил дальше шуток, но слышал и о нападениях на них. Нет, он не участвовал в подрыве гельвецийского броневика 14-го числа, но вот Дитрих и Фриц были там. И он не одобряет того, что они сделали с выжившей при взрыве девушкой, хотя Дитрих и хвастался, что они поступили с ней также, как Гельвеция с Лоррейнией. (Перед моими глазами сразу встают потёки крови и синяки на полуобнажённом теле, стянутые поясным ремнём руки той несчастной и её остекленевшие глаза, кторыя я так и не решлися закрыть). Да, он участвовал в акции устрашения против горожан, сотрудничавших с гельвецийскими военными, но они специально следили, чтобы во время акции никто не пострадал. Взрывчатка? Он не знает, откуда она поступала, но она была заводского изготовления — упакована в ящики. После акции он не возвращался домой, чтобы избежать ареста. Да, он может указать место, где они скрывались. Да, их заранее предупредили о готовящейся полицейской операции. Этим утром их пятёрке приказали вооружиться, и вместе с ещё тремя пятёрками вывезли в лес — подготовить засаду. Нет, ехали они в закрытом фургоне, к тому же все носили маски. Нет, они не ожидали, что солдат будет так много, и они будут действовать так решительно. Герр Циммлер приказал лежать тихо, но этот швайнехунде Дитрих всё-таки открыл стрельбу. Сам Ганс стрелял только в ответ. Теперь он надеется на снисхождение, ведь у него пожилые родители и три младших сестры.

Больше ничего Ганс сообщить не может, так что Жанна сдаёт его жандарму, и мы идём на выход.

— Vous Йtes le capitaine de la RuthИnie, qui est venu de voir Julie en mon absence? *Вы тот самый капитан из Рутении, который навещал Жюли в моё отсутствие? — спрашивает мой командир у Голованова. — C'est gentil de vous rИpondre. *Приятно познакомиться.

— Mutuelle. Il est dommage que nous n'ayons pas atteint alors. *Взаимно. Жаль, что нам не удалось тогда встретиться.

Они бегло болтают по-французски, время от времени поглядывая на меня. Наконец, капитан говорит мне.

— Что ж, служба наша снова не даёт нам как следует пообщаться. Вам пора в обратную дорогу, а у меня свои дела при штабе. Да, мадемуазель Жанна велела передать вам, что она вас очень любит и впредь будет о вас заботиться.

Тут к капитану, потупив взор, подходит покрасневшая Луиза и что-то шепчет на ухо. Он с улыбкой кивает ей и вновь поворачивается ко мне.

— А подруга ваша просит прощения за то, что весь этот день была для вас обузой, хотя это как раз она должна была помогать вам.

Я беру за руку моего маленького трубача.

— Луиза, мы же лучшие подруги! Да и вовсе не была ты мне обузой, и всегда находила в себе силы и смелость в решающий момент! Капитан, переведите ей мои слова, пожалуйста.

Мы уже было прощаемся, но Голованов просит меня задержаться на пару слов.

— Мне право неловко, однако, тот жандарм, Леон, говорил мне, будто ваша мадемуазель лейтенант имеет, так сказать, склонность увлекаться молоденькими девушками. У вас нет никаких проблем с этим?

— Ну что вы! Совершенно никаких! — отвечаю я, борясь с наползающей на губы улыбкой. Да уж, как в том анекдоте: "Я не страдаю, я наслаждаюсь". Впрочем, если разобраться, то и страдаю тоже.

Мы идём по станционной улочке к своей роте. Как ни странно мне это видеть, но остановившиеся здесь лоррейнские военные относятся к нам вполне дружелюбно. Насколько я слышу, по-немецки здесь вроде бы никто между собой не разговаривает. Можно предположить, что мы здесь лицезрим солдат, верных правительству, пригласившему в свою страну союзников из Гельвеции.

Кстати, по моим наблюдениям, в армии Лоррейнии, ну или в данной части девушек не так уж много. Да и те, что есть, похоже, сосредоточены во вспомогательных службах. По крайней мере, те, что пришли поглазеть на наших солдат, все в туфлях, юбках, открытых кителях и забавных шляпках. Если бы всё это не было защитного цвета, они вполне сошли бы за студенток какого-нибудь института благородных девиц или какого иного элитного учебного заведения. Оружия при них не заметно, разве только у некоторых на боку висит небольшая кобура. В то же время, парни почти все таскают при себе карабин, либо пистолет-пулемёт. Впрочем, у лоррейнцев последние размерами своими мало уступают карабинам. Самое заметное отличие — длинный прямой магазин, складывающийся под ложу в походном положении. Да, а офицеры у них почему-то все при холодном оружии. Если с Головановым ещё увидимся, надо будет спросить, что это у них в Лоррейнии за традиция такая.