Школьный роман

   — Ничего подобного! — отрезала Маргарита Николаевна, — Ты всё приобретешь сегодня. Я вечером проверю. И не забудь, что сегодня в двенадцать встреча с учителями. Одиннадцатые классы по традиции 1 сентября проводят торжественную линейку. Вам нужно подготовиться.

   Женя поморщился. Дурацкая встреча! Лишний раз лицезреть своих одноклассников, слушать их идиотские шутки, глупый смех... Первое сентября Жене ожидал с замиранием в душе, полной отвращения! Как же он ненавидел эту школу!

   — Это во-первых, — продолжала Маргарита Николаевна, не обращая внимания на гримасы сына, — далее, я оставила список продуктов, которые необходимо купить. Приготовишь обед — суп и макароны по-флотски. Затем приберешь квартиру, пропылесосишь, вымоешь полы... И потом, мой дорогой, начни читать хоть что-нибудь из списка произведений по литературе! За всё лето ты не прочёл ни одной книги! Но лето кончилось, время безделья тоже. Давай-ка, принимайся за работу.

   Женя ничего не ответил. Спорить с матерью было бесполезно. Он терпеливо пережидал, когда она покончит со своими наставлениями и уйдет в школу. Как только она выйдет за порог, он преспокойненько залезет в кровать и проспит часов до одиннадцати. Он всегда так поступал, когда никуда не надо было торопиться. Мать ежедневно поднимала его строго по режиму, заставляла умыться и позавтракать. И как бы Жене ни хотелось ещё поспать, он покорно поднимался, потому что она всё равно бы заставила его это сделать, шёл завтракать, чтобы потом снова улечься спать. Вот и на этот раз Женя лениво поглощал омлет с сыром и зеленью, мечтая о не остывшей ещё постели. Он так привык к этому, что ни умывание, ни завтрак не могли взбодрить его, согнать сон. Женя всегда потом преспокойненько засыпал снова.

   — Возьмись хотя бы за Солженицына, — продолжала мать, — или за Булгакова...

   Наконец мать собралась уходить. Только за ней закрылась входная дверь, Женя тут же отставил в сторону недоеденный омлет, который не мог терпеть с детства и, не раздеваясь, улёгся в кровать. Что было бы, если бы мать вдруг вернулась, представить страшно, но Маргарита Николаевна никогда ничего не забывала и поэтому никогда не возвращалась с полпути домой.

* * *

   В двенадцать часов на школьном дворе начали собираться на традиционную встречу ученики. Эти встречи проводились ежегодно во всех школах и нужны были для того, чтобы решить все организационные вопросы заранее и не омрачать "Праздник Знаний" 1 сентября суетой и неразберихой. Школьники узнавали расписание на первый день нового учебного года, знакомились с новыми классными руководителями в случае, когда проходила их смена, помогали приводить в порядок классные комнаты.

   Женя с отсутствующим видом стоял в стороне от группы одноклассников, оживленно делящихся впечатлением от летних каникул. Ему хотелось, чтобы поскорее всё заканчивалось и можно было ещё три летних дня провести вне школьного общества. Женю по привычке не замечали, никто не приставал к нему с расспросами и разговорами.

   Когда во дворе появился Егор Васильев, одноклассники оживились. Егор был признанным лидером и заводилой. Женя непроизвольно напрягся при его приближении, к тому же Егор каким-то особенным, странным взглядом окинул Женю — придирчиво — внимательным, чрезмерно пристально. Женя приготовился услышать из его уст очередную колкость или издёвку, но Егор только презрительно ухмыльнулся и демонстративно отвернулся. А Женя в первый раз почувствовал, как у него "зачесались" кулаки. Это было новое чувство, но такое яростное, что Женька почувствовал, что ему трудно сдержаться. Смех в группе одноклассников стал громче и радостнее. Женю прямо с души воротило от счастливых этих лиц. Может, всё — таки лучше уйти? Тем более мать уже видела его у школы, а расписание уроков вывешено на стекле холла. Никто и не заметит его ухода. Классный руководитель Елена Михайловна вряд ли станет докладывать Маргарите Николаевне, что Женя Никитин отсутствовал. Это не в её правилах и привычках. Она вообще нравилась Жене. Елена Михайловна была молодой, умной и не занудной. Её уроки, уроки литературы, проходили интересно и не однотипно. Она была в меру строга, в меру придирчива и весьма остроумна.

   И еще одно располагало к Елене Михайловне Женю — это её нелюбовь к Егору Васильеву. Она была неявной — Елена Михайловна старалась быть объективной и ровной по отношению к своим ученикам, но очень часто в её голосе слышались холодные металлические нотки, когда речь заходила о Васильеве. И, пожалуй, она была единственной из преподавателей, которая никогда не восхищалась принародно особенными способностями Егора. А Васильев, привыкший быть всеобщим любимчиком, подчас из шкуры вон лез, чтобы блеснуть своими знаниями или умом на её уроках.

   Женя хотел уже было тихонько растаять в толпе школьников, как заметил Ксюшу. Она запаздывала, и ей трудно было в заполненном школьном дворе найти свой класс. Женя видел, как она остановилась поодаль и, слегка прищурившись, искала глазами знакомые лица. Можно было махнуть ей рукой, как всегда в таких случаях делал Женя, но сегодня он не шевельнулся. Наконец Ксюша подошла, одноклассники снова радостно зашумели. Девчонки кинулись к ней целоваться. Каждую Ксюша легко чмокнула в губки — такая дурацкая традиция появилась у девчонок.

   Женя, не отрываясь, смотрел на Ксюшу, и сложные взаимоисключающие чувства боролись в его душе. Любовь и ненависть, восхищение и презрение. Женя сам не ожидал, что, увидев Ксюшу, залюбуется ею. И даже не так как прежде, а с особенной, новой силой. Да что же в ней такого особенного? Две полудетские светло-русые косички за ушами, простенький цветастый сарафанчик и почти совсем никакой косметики. Остальные девчонки из класса не ленились, намазывая себе на лица килограммы макияжа и одеты они были все так замысловато. А она, Ксюша, будто только что с пляжа — загорелая, свежая, легкая.

   Женя стоял, заворожено глядя на неё, пока не поймал её ответного веселого взгляда. Ксюша смотрела на него и приветливо улыбалась. ОН не улыбнулся ей в ответ, но взгляда не отвел. Женя глядел, словно сквозь неё, и видел пустоту. Тут к Ксюше подошёл Васильев и по-хозяйски положил ей руку на плечо. Ксюша повела плечом и отстранилась от Егора. " Неужели поссорились? — подумал Женя, — пресытились друг другом, наверное". Он отвернулся в сторону и не заметил, что Ксюша всё так же смотрит на него, только уже без улыбки, несколько непонимающим и немного растерянным взглядом.

   Когда пришла Елена Михайловна, одиннадцатиклассники, бурно выражая свой восторг по поводу появления любимой учительницы, перегруппировались вокруг неё. Женя по-прежнему не сдвинулся со своего места. Его не особенно интересовало, что нового сообщит Елена Михайловна. Он по жизни был сыт по горло всеми школьными новостями. На этот раз, согласно сценарию торжественной линейки, посвященной 1 сентября, одиннадцатиклассники должны были вводить за руку на линейку первоклашек, а потом идти с ними не первый урок. Как бы осуществлять преемственность поколений школьников. Ещё их классу поручалось произнести поздравительную речь и спеть песню. Речь отдали, конечно же, Васильеву, песню взялись под гитару спеть девчонки.

   — Да, вот ещё что, — спохватилась Елена Михайловна, — нам нужно мальчика, который понесет на плече первоклассницу с колокольчиком. Одиннадцатый Б тоже предоставит свою кандидатуру. После репетиции решится, кому будет поручено подавать первый звонок на линейке. Кто у нас помощнее? Первоклашки нынче весьма крупные! Саша Динкелакер, может быть, ты справишься?

   Динкелакер смущенно потупился:

   — Не-е, Елена Михайловна, я не смогу, вдруг запнусь и упаду...

   Класс дружно засмеялся. Динкелакер был высокий, но худощавый и нескладный. Он на самом деле мог невзначай споткнуться.

   — Егор у нас говорит речь, — вслух рассуждала Елена Михайловна, перечисляя самых крепких ребят в классе, — Дима Семёнов обязательно проспит, Динкелакер боится упасть. Роман Аскеров, вся надежда на тебя.

   — У них на Кавказе девушек носят не на плечах, а на руках, — шутливо произнес Васильев, — вдруг он перепутает!

   — Ага, похитит первоклассницу, через седло её и в горы! — прибавил Динкелакер.

   Сам Роман Аскеров чрезвычайно гордился своим горским происхождением, постоянно подчеркивал это, и даже любил, когда одноклассники в шутках лишний раз поминали, что в его жилах течет кавказская кровь.

   — Па-атом па-атрэбую викуп... — с акцентом подыграл приятелям Роман. — Залатую мэдал!

   Елена Михайловна только покачала головой.

   — Ну, кто тогда? Яворского нет, он и к первому сентября вряд ли успеет вернуться, Глебов в прошлом году ногу ломал...

   — А пусть Никитин попробует! — раздался вдруг голос всё того же Васильева.

   — Никитин? — Елена Михайловна будто несколько удивилась, — А где он? Где Женя Никитин?

   — Вот он стоит! — Васильев небрежно махнул рукой в сторону Жени, и все повернули головы.

   Женя хотел было по привычке потупиться, но не стал. Он наоборот постарался вложить в свой взгляд как можно больше высокомерия и надменности в ответ на взгляды одноклассников. А те глядели на него и как будто первый раз видели. А он ведь стоял тут уже давно, неужели никто раньше его не заметил или не узнал?

   — И правда — Женя Никитин! — весело произнесла Елена Михайловна, — Как ты изменился, тебя трудно узнать...

   — Вот это да! — ошарашено выговорила Катя Денисова, как обычно откровенная и прямолинейная, — Никитин стал самым красивым мальчиком в школе! А был таким гадким утёнком!

   — А ты им осталась! — неожиданно для всех пренебрежительно ответил Женя. Одноклассники, привыкшие к тому, что Женя Никитин вечно был молчаливым и незаметным, обалдели от подобных резких слов.

   — А ты не хами! — обиделась Катя

   — Пожалуйста, не надо ссориться! — вмешалась Елена Михайловна, — Женя, может быть, в самом деле, ты будешь подавать первый звонок?

   — Первый — ни за что! — отрезал Женя, — Я согласен только на последний. Самый последний для всей этой школы.

   — Ха-ха, послушайте-ка, — снова раздался голос Васильева, — У Никитина дар речи появился! Наш безмолвный птенчик запел!

   — Хватит, Егор, привязываться к человеку! — возмутилась Ксюша, — Елена Михайловна, пусть с колокольчиком бегает кто-нибудь из 11 Б! А то нам и речь говорить, и песню петь, а хвалить опять будут "бэшников". Они всегда такие примерные!...

   Жене стало так противно оттого, что за него вступилась Ксюшка. Будто он сам за себя не может постоять! Если так было раньше, то не значит, что так будет и впредь! Драться сейчас с Васильевым Женя не собирался, он его достанет по-другому. И Женя уже даже придумал, как.

   Встреча закончилась вполне мирно, если не считать того, что Катя Денисова поглядывала на Женьку волком, и Васильев не уставал ухмыляться в его адрес. Зато Жене удалось исчезнуть раньше, чем к нему собралась подойти Ксюша Наумова. Выяснять отношения с ней он пока не был готов. А она ведет себя так, будто ничего не произошло, и они по-прежнему друзья. Женя решил дать ей шанс понять без грубых слов или презрительного молчания, что ей больше не придётся рассчитывать на его хорошее расположение и симпатию. Пусть катится со своим Васильевым на все четыре стороны и трахается с ним сколько угодно!

   Сейчас Женю гораздо больше интересовало, когда улетит отец и смогут ли они всё же встретиться с Алиской. Почему-то после этой дурацкой встречи с одноклассниками, Жене особенно остро захотелось увидеть Алиску, забыть обо всём, заняться с ней сексом, расслабиться в её объятиях, утонуть в похотливых глазках цвета мокрого асфальта. Он представлял себе, как злость уляжется, отрицательная энергия выплеснется из него, когда он мощным толчком войдет в Алиску, пронзая её внутреннее тепло и влажность, беспощадно нарушая покой расслабленных мышц... Алиска блаженно вытянется под ним, потом её тело превратится в податливо-упругое засасывающее Нечто, такое сладкое, горячее, неутомимое... Он будет двигаться, двигаться, двигаться, а она потом задрожит всем телом, застонет утробно и скажет, что больше не может, что он её опять упахал до потери сознания и надо немного передохнуть... Но это его не остановит, наоборот его толчки станут мощнее, настойчивее, она совсем обмякнет в его объятиях, её дыхание станет хриплым и частым, а губы пересохнут. Тогда он перевернет её на живот и войдет в неё сзади, а у неё не будет сил, чтобы опереться локтями о кровать, ему придется поддерживать руками качающиеся бедра. Её голова свесится с кровати, и светло-русые косички расплетутся...И он рывком притянет Ксюшу к себе для последних, самых глубоких, самых сильных толчков...

   У Женьки перехватило дух. Ксюша?...Причем здесь Ксюша?! Эта маленькая дрянь занимается всем этим не с ним, а с Васильевым или ещё Бог знает с кем! С какой стати она примерещилась ему в этой сладостной грёзе?! Он ведь думал сейчас об Алиске!

   Женя пришёл домой и вдруг почувствовал внутри себя такую опустошенность и усталость, что не смог больше думать про Алиску и её доступное порочное тело. Даже если вдруг сейчас она позвонит и позовет, он не придет к ней. Он её больше не хочет, не желает. Она ему не нужна. Ему нужна совсем другая. Такая же доступная и порочная Другая. Она ничем, в общем-то, не отличается от Алиски, разве тем, что пока не отдалась ему. Но не новизна ощущений прельщала Женю, а нечто совсем иное, и это Иное гораздо сильнее всего того, что связывало их с Алиской. Это Иное настолько сильнее, необъяснимо-яростнее, всепоглощающе, что, кажется, может испепелить, сжечь, погубить. Даже сейчас, мысленно представляя себе это Иное, отдаваясь ему, он словно на грани безумия. Он мечется, как тигр по узкой клетке, утыканной железными шипами, а внутри его бушует стихия неутоленной сжигающей страсти. И невозможно понять, что страдает сильнее — душа или плоть.

   Под ледяным душем Женя пришёл в себя, но силы в нем не прибавилось. Он кое-как доковылял до своей кровати, свалился лицом вниз в подушку и забылся в лихорадочном полубреду.

   Он пролежал так до самого вечера. Женя не слышал, как вернулась мать, зашла к нему, рассерженная тем, что ни одно из её поручений не было выполнено. Увидев лежащего на кровати сына, Маргарита Николаевна прикоснулась к его лбу. Лоб пылал. Женя с трудом приоткрыл глаза и облизнул пересохшие губы.

   — Я, кажется, заболел, — едва слышно произнес он.

   — Этого и следовало ожидать после того, как ты целыми днями без майки носился на своих роликах по городу. У нас здесь всё же не юг и уже совсем не жарко! — раздосадованно ответила Маргарита Николаевна, — Разденься и ляг как следует под одеяло. Я принесу тебе лекарство. И нужно смерить температуру.

   Но Женя уже не слышал её слов. Он снова провалился в тяжелый сон и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, пока мать стягивала с него одежду и укрывала одеялом. Потом она кое-как его растормошила, чтобы дать жаропонижающее.