— Кстати, существует еще один неоспоримый довод того, что мир создан и имеет причину: то, что наш мир, как и мы с вами существуем, — вдруг заявил распалившийся пенсионер.
— Что-то не понял, — оторопело удивился гость, отставив чашку с остывшим недопитым чаем, а профессор продолжил рассуждения.
На самом деле, все очень просто: если наш мир бессмысленен, то у него и не должно быть причины для возникновения. То есть, без причины такая махина, просто не могла сама по себе возникнуть. Даже если допустить, что наш мир побочный продукт, какой-то другой деятельности или причины, то каких же масштабов должна быть эта деятельность?
Есть и другой довод: чтобы считать смерть абсолютной, мы должны ограничить мир в примитивных понятиях материи, исключив из него психическую или информационную составляющую, что выглядит крайне неубедительно. Особенно, если учесть, что по данным современной науки, призрачность материи и энергий так и колет глаза. Однако, признав причинность мира, придется признать и первичность сознания над материей. А в этом свете, вообще, надо начинать плясать от человека, а не от Вселенной.
— Что-то я не пойму, где вы просматриваете призрачность материи? — улыбнулся Женя.
— А это не я. Это многие видят, в том числе и физики. Тот же Эйнштейн был верующим человеком, ну не простым верующим, конечно. Не мне, и не вам сейчас объяснять призрачность самых основ мироздания и физических законов.
— Хорошо, скажем так: наиболее вероятно, что жизнь человеческого существа не кончается смертью. Тогда закономерный вопрос: что же происходит после смерти? Что говорят об этом различные религии, культуры и что вы сами об этом думаете?
— А вот тут полный бардак!
Константин Алексеевич понимал, что Женя, притворствуя, настойчиво подталкивает его к чему-то, но сопротивляться ни сил, ни желания у впавшего в философский раж старика не оставалось, и он продолжал рассуждения.
— Есть три независимых источника о посмертном опыте. Первый — классические религиозные догматы или откровения, второй — описание пограничных состояний, достигаемых различными путями, и третий — непосредственные переживания в случаях клинической смерти.
Сначала о верованиях. Существует общая историческая тенденция — религии развиваются от жестоких к миролюбивым. Это отражает изменения мировоззрения народов от копирования жестокостей природы у ранних цивилизаций к более отвлеченным понятиям и возвышении человека над природой, как божественного создания.
Все независимые космогонии говорят о дуальной или тройственной ипостаси творца, почти все описывают семь, девять или тринадцать небес, сфер или уровней, а так же несколько уровней преисподней. Во всех религиях небесные сущности пытаются оберегать человечество и помогать людям. Но вот посмертные переживания в каждой религии свои: кого в лодке куда-то увозят, кого на небеса ангелы ведут, кого в преисподнюю или Тартар, а кто, просто, снова в другое живое существо вселяется... в общем, неудержимый полет фантазии и ничего, что бы можно было сопоставить...
— Но ведь можно же просто поверить в то, что говорят нам в церкви?
— Не насмехайся надо мной, Женя! Для того чтобы верить нужно отказаться от свободы сознания и отдать его, как глупое дитя, своему падре, батюшке или учителю.
Вслушайся внимательную в такую фразу: "Приходит к своей пастве пастор и начинает читать проповеди". Вроде привычная мысль. Но заметь: если перевести эту фразу на нормальный язык, то получится: "Приходит пастух к своему стаду (баранов) и пасет их, как ему вздумается". Понимаешь, быть бараном проще, чем пастухом, но быть пастухом, осознавая, что пасешь баранов — глубоко цинично или глупо. Поскольку надо признать, что все окружающие люди — безмозглый скот, а то, что ты вещаешь — абсолютная, хотя и бездоказательная истина.
Не знаю, как ты, но я не хочу быть ни бараном, ни пастухом — мне хочется умереть человеком, как это ни трудно сделать. Надо признать: неверие это тяжелая расплата за свободу сознания.
— Хорошо, я с этим абсолютно согласен, а что тогда вы скажете по опытам клинической смерти?
— Здесь два очень слабых звена. Вроде бы да, все такое есть, и "там" хорошо, но все эти опыты ограничены очень коротким промежутком времени и неглубоким уходом "туда".
А с точки зрения медицины, все благолепные переживания элементарно объясняются воздействием эндорфинов, то есть предсмертным самоопьянением мозга. Хотя и утверждения, что свет в конце туннеля для души является пренатальной проекцией рождающегося ребенка, бред такой сивой кобылы, что просто не хватает слов на этих Фрейдов и Грофов. Ну откуда, по сути, слепой ребенок с абсолютно неустоявшимся зрением может увидеть свет в момент рождения? Он что, вперед глазами из мамы лезет?
С другой стороны, когда временно умерший пациент заявляет, что мол, срочно помогите Васе Пупкину с пятого этажа, там у того случилось то-то и то-то — это впечатляет. А когда человек отправляется на тот свет по ошибке в соответствии с совершенно незнакомым ему ритуалом умирания, это просто поразительно.
Однако вызывает удивление частое заявление о посмертном прикосновении ко всем тайнам мира, но отсутствию среди нас нобелевских лауреатов, индуцированных таким потусторонним опытом. В общем, почти то же самое, что и в религиях: что-то есть, а что конкретно — не очень понятно.
— Хм, а что насчет медитаций, спиритизма или того же Монро с Кастанедой, наконец?
— Ой, и не говори! Вот возьми, например, реинкарнацию. С одной стороны, все только о ней и говорят, а с другой, тут же пытаются общаться с душами, умершими несколько лет назад. Спиритисты, так вообще беседовали с умершими двести лет назад душами, причем, доказывали эти беседы фактически. И тут же Далай-лама или Саи-Баба заранее говорят о своем будущем воплощении.
У Монро тоже противоречий хватает, хотя, в общем, более-менее стройная и логичная схема, которую можно бы и принять. И все-таки у него явные проблемы с определением, кто, куда и зачем перерождается — сумбура хватает. Пару вещей особо вызывает сомнение: то, что он размещает небесные сферы прямо в нашем континууме; а второе — явные нелады со временем, больно он легко мешает всю сукцессию событий, и никакие временные парадоксы ему нипочем. Не буду уж о многочисленной толпе "я" покорно ожидающих его "там" — отнесем это на счет личных фантазий.
Да что Монро, посмотрите в Интернете, что пишут медитирующие — если поверить, так вообще жуть берет. Что у нас, дескать, ферма для выращивания душ, и нас ждут там чудища, питающиеся нашей энергией. Да и Кастанеда в этом не был оригинален, только зря туда толтеков приплел — у них все сложнее было и человек не такая уж и последняя букашка получалась. В общем, такое впечатление, что каждый умирает, как хочет! — в сердцах закончил профессор свою речь.
Возникла небольшая пауза. Женя как будто чего-то ждал и, наконец не выдержав, спросил:
— Ну, и?..
— Что "ну, и"? — непонимающе спросил Константин Алексеевич.
— Вы же сами только что сделали абсолютно правильный вывод.
— Какой?
— Вы сказали: "Каждый умирает, как ему хочется". Ну, додумайте! — не по годам мудрые глаза молодого человека загорелись детским азартом.
— Но это же абсурд...
— Нет, вы просто забыли, о чем говорят многие религии: человек создан по образу и подобию... А по чьему образу и подобию?
— По образу и подобию господа.
— А как его еще называют?
— Всевышний, создатель, творец...
— А теперь остановитесь на двух последних определениях и свяжите это с тем, что произойдет, если этот мелкий, но все же, творец освободится от земных пут и начнет реализовать себя, вернее свои мечты или страхи?
— То есть ты хочешь сказать...
— Не только хочу, но и имею право. Однако я преклоняюсь перед мощью вашего ума. Вы почти дошли до понимания. Оставалось лишь сделать последний шаг.
— Ты что, сторонник мормонов?
— Причем тут мормоны? Я просто хочу сказать, что в момент смерти душа освобождает свой потенциал творца и это уже ее выбор: пойти по проторенной дорожке какой-нибудь из религий, начать самой себе выдумывать псевдореальности, или угодить в преисподнюю, а может и реинкарнировать — возможностей воз и маленькая тележка.
— И что, ты хочешь, чтобы я этому поверил?
— Не совсем. Понимаете, это была игра. Вы мне показали, до какой степени человек, рассуждая логически, и не срываясь в пустую софистику, может дойти до истинного положения вещей в нашем мироздании. Теперь я знаю, что вам только не хватало мелких деталей. И теперь нужна не столько ваша вера во все это, сколько доверие ко мне лично. Мне нужна ваша помощь, а ее я не смогу получить, если не доверю страшную тайну. Не в том смысле, что она страшная, и все же... можете смеяться, но разглашение этого секрета может даже стоить существования всей нашей цивилизации.
Почему-то профессору не стало смешно. Как-то устало и грустно сказал об этом Женя. "Ему бы говорить шепотом и таращить глаза, а он какой-то измученный и такой обыденный", — думал Константин Алексеевич, а гость тем временем продолжил:
— Теперь я перейду к главному. Нет больше смысла скрытничать, и я поведаю свою историю, а вы ответите мне завтра согласием или отказом, хорошо?
— Согласен. Рассказывай все, я обещаю не перебивать, — не мог не поддаться на такое предложение Ручейников старший.
— Несколько лет назад... — гость задумчиво помолчал. — Да, всего несколько лет, а кажется, прошла вечность... так вот, однажды, когда я еще работал сотрудником в институте биологии, в нашей лаборатории случился маленький инцидент.
Одна лаборантка ввела собаке не тот препарат и не так включила прибор. В общем, удивительным образом, на который способны только некоторые женщины, сумела перепутать все на свете и совершила величайшее открытие в биологии, медицине, психологии и, вообще, во всех науках сразу. К великому счастью, этому открытию никто не придал значения. Я, будучи тогда в лаборатории за главного, попытался замять дело и сам потихоньку стал разбираться, что произошло.
А произошло, ни много ни мало, открытие, которое в случае оглашения могло перевернуть вверх ногами и, в конце концов, погубить всю цивилизацию. Наша Любочка вытряхнула из собачки душу, котораястала разгуливать сама по себе, а потом преспокойно вернулась обратно в тело, чего не снилось даже самым продвинутым йогам. Потому что, сколько бы ни пытались люди выйти в высшие сферы, хоть при медитации, хоть в случае клинической смерти, хоть при других практиках, они это делали в, так называемой, плотной оболочке души, соединяющей ее с физическим телом. А тут выход произошел абсолютно чисто.
Наше мироздание основано на законах, один из которых запрещает душе из реала (то есть реального Земного мира) свободно выходить в астрал и возвращаться обратно в тело. Обычно такой выход оканчивается физической смертью смельчака. А в пограничных состояниях, души бродят по астралу, как полуслепые, так как плотная оболочка не дает полноценно воспринимать астрал.
— А зачем же этот запрет существует? Ведь насколько бы стала богаче духовная жизнь, если бы люди получили туда доступ до смерти!
— Это только кажется. А знаете, что произойдет, если сейчас все узнают о том, что можно запросто бродить по небесам, не говоря уже о мысли о напрасности земной жизни? И это только один аспект. На самом деле все гораздо хуже. Гуляя "там" можно подслушивать и подсматривать за чем угодно. А можно угодить в преисподнюю или переродиться в другого человека. И все-таки, основная причина этого закона не в этом, а в том, что человек должен выполнить свое основное предназначение.
— А какое у человека предназначение? Узнать как можно больше о мире? — попытался угадать Константин Алексеевич.
— И это тоже, — согласился Женя. — Но основная роль человека отражать в своей душе опыт реала в астрал после смерти. То есть строить астрал по своему образу и подобию.
— Погодите, погодите! Я что-то часто слышал эту фразу в обратном значении... — попытался поймать гостя на ошибке профессор.
— Все правильно: человек создан по образу и подобию, неся в своей душе частичку Бога (или астрала). Но чтобы оживить высшие сферы, наполнить их жизнью и смыслом, нужен реальный опыт душ. Только запертые в своем теле, уверенные в необратимости смерти и сжигаемые животными инстинктами, души приобретают настоящие ощущения и переживания, а главное, неукротимое желание действовать. Фактически, выходя "туда", они формируют астрал под себя или свои фантазии.
— Все равно много непонятного. Зачем, например, вся эта суета, зачем душам нужно созревать в реале, а потом идти и изменять астрал? Кому, в конечном счете, это все нужно?
— На самом деле все очень просто. Что мы сами всю жизнь пытаемся делать в свободное от работы время?
— Ну... читать, гулять, смотреть телевизор, играть наконец! — отчего-то занервничал старик.
— Вот именно: играть! Все что мы делаем для удовольствия, в конечном счете игра. Так чем же создатель реала хуже нас, созданных по его образу и подобию?
— Ты хочешь сказать, что все это одна большая игра? — Константин Алексеевич обвел круг пальцем.
— Совершенно верно.
— Но постой, — старик вдруг замер, явно что-то вспомнив, и ошалело посмотрел на гостя. — Ты сказал, что собака попала туда. А что, за ней и ты тоже?
Женя только грустно улыбнулся и кивнул в ответ.
— Так ты что, туда-сюда гуляешь и этот, самый главный закон нарушаешь?
— Нарушаю, но "с позволения", так сказать. И не только я, но еще пара людей... или не совсем людей.
— И все-таки, как-то не укладывается в голове. Что же, получается, загробный мир — это часть нашего мира?
— Скорее наоборот. На самом деле схема проста. Весь мир — это, в конечном счете, информация. Астрал и есть эта информация, и самые его глубины представляют ее в чистом, нетронутом виде. Наш, реальный мир — это жесткие информационные законы: от гравитации до квантовых взаимодействий. Как вы сами правильно заметили, в конечном счете, вся материя сводится к энергетическим или силовым взаимодействиям. А что такое сила или энергия в чистом виде? Закон, и не более того!
Но одна маленькая деталь: знание само по себе, да еще без пространства и времени абсолютно инертно, как инертны терабайты на жестком диске компьютера, пока пальцы не тронули клавиш. Но только стоит коснуться желанием этого моря информации, как оно вздымается и начинает бурлить, словно под действием мощного катализатора.
Вот и получается, что реал был создан из астрала, чтобы привнести обратно в астрал желание людей. Желание чего угодно, подкрепленное эмоциями и чувствами, из которых самые созидательные, конечно, любовь и чувство свободы. Любовь, кроме позитива, еще и наиболее созидательное из желаний.
— А свобода? Ведь гордыня — это чуть ли не основная болезнь человека.
— Гордыня здесь не причем. Требование свободы — это условие существования любого творца. Настоящий творец стремиться делать все по-своему, то есть быть оригинальным и неповторимым, быть самим собой. А для астрала это самое ценное: оригинальность и фантазия, помноженные на опыт реальных ощущений и созидательность любви.
