— Не знал, что ты так сентиментален, Ли, — МакДауэлл наклонился к Кэннану, сел на корточки и пощупал пульс. Формальное действо — Кэн ничем не отличался от некрорайзов, кроме аромата *свежей* смерти... и тем, что некрорайзы рассыпались прахом, а он остался. — Братские узы, неспособность убить ближнего. Влияние Боба? Он что-то вроде твоего ангела-хранителя... с куриными крыльями в зубах.

— Заткнись, МакДауэлл.

Гарри рассмеялся. Выпрямился он с короткой гримасой — раны еще болели, хотя успел сменить пиджак, заставляя Ли задуматься, сколько одинаковых белых костюмов хранит в багажниках машин и платяных шкафах.

— Брэндон, Банджи и Уолкен разберутся с остатками. Это победа. Наша.

Ли кивнул, понимая, что значит последнее слово.

Наша.

На Кэннана не оглядывался.

111. Wounded heel

— Два миллиона. У Синдиката никаких данных. Считай, что деньги на твоем приватном счету, — Боб оторвался от бледно мерцающего монитора.

Гарри похлопал Боба по плечу и затянулся резко пахнущей — аромат вызывал ассоциации с джунглями, тиграми и древними богами, — сигарой. Боб щелкнул по клавиатуре, подтверждая очередную махинацию. Финансовые игрища МакДауэлл доверял на сто процентов, и Боб послушно управлялся со счетами, делая "кражи века" незаметными, как капля молока на чистом листе бумаги.

— Двести тысяч можешь оставить себе, — расщедрился на "чаевые" Гарри. Десять процентов, как полагается, за ложь платят немногим больше, чем официантам в ресторанах. Боб достал последний сэндвич с индейкой, откусил сразу половину, запил глотком жасминового чая. Чай он полюбил благодаря Ли. Нельзя жить с китайцем более десяти лет и не стать поклонником чая.

Острый запах табачного дыма рассеялся, когда Гарри открыл окно. Он стряхивал пепел с высоты Башни, и Бобу чудился в том некий символизм. Прах и пепел — всякий, кто перейдет дорогу, святой или грешник — обратится в ничто. Гарри постарается. А задача Боба — указать на виновного... кем бы тот ни был.

— Я возобновил проект "некрорайз". Выведи список потенциальных... объектов. Тех, кого можно убить и не быть замеченным, — командует Гарри, а Боб наблюдает как пепел припечатывает ветром с внутренней стороны окна — серой тенью на стекле. Похоже на знаменитое "лицо на Марсе". Лицо кричащее.

Быть может, о том, что творится зло.

Боб предпочитает не задумываться.

Если жуешь что-то вкусное — куда проще. Некоторые курят или пьют, проводят ночи в клубах под круглые желтые таблетки с веселыми рожицами или становятся религиозными фанатиками... его способ защиты от реальности ничуть не хуже любого другого. Насмешки его не беспокоят.

— Хорошо. И Гарри... Рэнди подозревает тебя, Гарри. Есть и другие, но Рэнди — единственный, кто располагает доказательствами, — Боб внезапно почувствовал себя инквизитором-обвинителем, а может, и палачом. Он проглотил вторую половину сэндвича, перебивая дурные мысли.

"Ли принял сторону Гарри. Ли выбрал так. Кто такой я, чтобы противиться? Нет, я не готов остаться один".

— Господин Асаги упоминал, что собирается оставить пост и уйти на покой. Гарри, я думаю... Милленион окажется в твоих руках очень скоро. Но нужно аккуратнее с...

— Молчи. Я понял.

"Я тоже..." — но Боб, как обычно, не додумал мысль до конца. Улыбнулся вместо этого, подбадривая МакДауэлла. Улыбаться всегда проще. Он мог бы добавить пару слов об этом странном типе, Уолкене — очередная угроза, очередной верный цербер Асаги, но Боб слышал, что Гарри встречается с его дочкой Уолкена, Шерри. Вывод: не опасен.

Некоторые ниточки крепче других, и перед выбором "абстракция или реальность" очень немногие остановятся на первом. Уолкен — не большее исключение, чем сам Боб.

По офису ползло молчание и сквозняк из открытого окна. Потом Гарри развернулся, взгляд у него был индиговый и невидящий, словно у наркомана под дозой; он раздавил начатую сигару в золоченой пепельнице.

— Я понял.

Разговор получил прямое продолжение: несколько дней спустя Ли позвал Банджи "перекинуться парой слов". Они брели по бесконечному, словно путь на небо, пирсу. Отсюда чудилось, будто целый мир вымер, лежит в руинах Всемирного Потопа. Моросил хмурый дождик, порываясь тушить сигарету Банджи. Тот упрямо затягивался и невежливо выдыхал сизый дым в лицо собеседнику. Ли морщился. Банджи курил дешевые сигареты без фильтра, а еще был одет в поношенную коричневую куртку, потертые джинсы, словно у какого-нибудь престарелого панка, и рваные кеды. Со стороны он смотрелся бродягой или пьяницей, а может, то и другое вместе. Стряхивая капли назойливой холодной влаги, Ли размышлял о постоянстве — никто из них не меняет однажды избранного пути. Избранного ли?

Куда проще объявить "Решили за меня". Например, Кэннан. Мир праху его.

— Нужно убрать Рэнди, — Ли уклонился от очередного кисло-горького облака.

— С ним какие-то проблемы? — светски поинтересовался Кагасира.

— Копает под нас. Под МакДауэлла главным образом, но ты понимаешь, что это значит.

— Еще бы, — Банджи отшвырнул окурок, и тот захлебнулся в густой воде, мгла сделала ее плотной и таинственной, а у дна таились русалки и чудовища. — Что с Уолкеном? Он сует нос всюду.

Ли усмехнулся. Они обсуждали это с Бобом, и тот пояснил просто: "Гарри встречается с его дочерью. Уолкен выберет реальность. Как мы все".

Выберет реальность. Точность формулировки заставила Ли вздрогнуть, наверное, оттого, что тон Боба казался бесстрастным, будто зачитывал сводку новостей.

"Как мы все".

— Не беспокойся о нем, — Ли дотронулся до темных очков — Кагасира не снимал их даже в дождь и сумерки, — у него имеются свои причины закрыть глаза.

— Не лапай меня, — фыркнул Банджи и коротко рассмеялся. — Задание ясно. Что-нибудь еще?

Ли отстал шагов на пять. Порыв ветра рванул расстегнутый плащ, надул, словно парус. Ли запахнулся плотнее.

— Брэндон. Он не должен знать. Пока. Да, он твой друг, но в первую очередь друг Гарри. Пусть тот сам объясняет.

Новый окурок скользнул в воду миниатюрным метеором. Щелкнула зажигалка, и Ли безучастно подсчитал третью сигарету за пять минут. Кто сказал, будто чистильщики и наемники не испытывают эмоций и не волнуются?

— Это пожелание МакДауэлла или лично твое?

Ли пожал плечами, проигнорировав вопрос.

— Скоро Асаги назовет нового главу Миллениона.

Банджи снова рассмеялся хриплым, похожим на лай, смехом.

— Ли, как насчет тотализатора? Я бы поставил пару миллионов. Гарри — настоящий босс.

— Безусловно, — вежливо улыбнулся Ли. Он ощущал как вода стекает с волос, умудряясь попасть за шиворот, рубашка промокла изнутри. Где-то мигнула тусклой лампочкой молния. — Безусловно. Мы все поставили... причем, давно.

— Именно. До встречи, Ли.

— До встречи, Банджи.

В день договора шел дождь.

В день "выбора" погода смилостивилась и подарила позднее ноябрьское солнце. Серый город наполнился бликами и кратковременным пробуждениям, на улицы высыпали дети и влюбленные парочки. Дрожащая прозрачная синева обещала еще около недели — недели оглянуться в лето. Впрочем, сквозь тонированное стекло дорогой машины мир выглядел черно-белым. А уж после того, как...

Боб подмечал, как Ли царапает длинными, будто у стервятника, ногтями ладони, сгибая и разгибая пальцы. Сам он старался вообще ни о чем не думать.

За рулем сидел водитель из Миллениона, потому переговариваться нельзя. Боб оттягивал иногда ворот рубашки и галстук, словно молчание душило его.

Ли скалился вурдалаком.

— Это насмешка. Это просто насмешка, — проговорил он, едва покинули автомобиль. — Почему Асаги выбрал этого... проклятье, я даже не помню его имени.

Боб прокрутил события последних пары часов. Полутемное помещение, около полусотни людей, избранные — за столом, круглым столом, Большой Папа возомнил себя королем Артуром. С Брэндоном в роли Ланселота... правда, Ланселота, что отрекся от Гиневры.

Сравнение невольно продолжилось в сторону Гарри... Мордред?

Нет, Гарри ведь не был сыном Асаги. И не собирался его убивать.

Однако Большой Папа все-таки назвал не его преемником.

— Т-сс, — шепнул Боб, возвратившись из "прокрутки" к "здесь и сейчас". Он сам был... удивлен, мягко говоря.

— Обсуждаете мое поражение, ребята? — поравнялся с ними Гарри. Ли моментально скользнул за его спину, занимая приличествующее место. Боб ловкостью похвастаться не мог, а потому воздел ладони в жесте "не трогай меня".

— Нет, Гарри, мы все ждали, что...

— Забудьте.

Гарри деланно расхохотался и ослабил галстук, входя в родной кабинет. Его встретил Банджи — с сигаретой в зубах и записывающим устройством на столе. На сей раз Боб успел ретироваться к Ли.

— Ты установил жучок в апартаментах Асаги? — с искренним восхищением прошептал тот.

— Не я лично, — скромно ответил Боб. Среди его агентов — горничные и коридорные, продавцы цветов и доставщики пиццы. Простой народ, если угодно. Те, кто будут охотнее работать на улыбчивого толстячка, чем на очередного крутого мачо с пистолетом в каждой руке. Боб даже запомнил имя курьера, что доставил бархатисто-розовые оранжерейные тюльпаны к Асаги. Мэри. Почти как протеже Большого Папы.

Чертов символизм.

— Ну... на всякий случай, — пояснил он в то время, как Гарри прослушивал запись. — Я не слушал сам. Он говорил с Брэндоном, так?

— Т-сс, — вернул "предостережение" Ли. Его ноздри расширились, словно он обонял свежую кровь, смех Гарри звучал скрежетом металла о кость. На мгновение почудилось, что Гарри выхватит пистолет и примется расстреливать каждого в комнате, и Ли готовился защищать себя и Боба. Однако МакДауэлл совладал с собой, а может, услышал нечто приятное. Гримаса сменилась ухмылкой.

Уходя, он схватил одну из бутылок приготовленного для празднования триумфа "Дом Периньона", и расколотил ее о стену, заполняя комнату тусклым зеленым стеклом и шипучей кисло-сладкой пеной.

Тем же вечером небеса прорвались истрепанной ветошью, и хлынул дождь, сулящий застыть и полинять в снегопад. Сизые тучи подползли к городу низко, словно синюшная пасть мифологического монстра, и пасть жаждала проглотить каждую крышу, каждого прохожего, каждую потерянную душу.

Желто-красные фантики-листья срывались с деревьев, будто в панике бежали от преследователя. Но прятаться в сердцевине алого и желтого, в двухэтажном доме — благополучный район добропорядочных буржуа, непременные зеленые ограды, молочники и ухоженные собаки — лучше, чем в Башне. В любой из башен.

Боб радовался, что когда-то выбрал особняк, а не пентхаус. Пентхаусы чересчур близко к небу, чересчур стеклянны... и далеки от земли. Ли живет в стеклянной клетке между небом и землей, и что? Разве он не ищет убежища многими метрами ниже?

— Зима скоро, — пробормотал Боб, согревая пальцы теплым фарфором. В чашке был пряный чай с непроизносимым названием — Боб так и не сумел выучить китайский, несмотря на уроки Ли. Не хватало времени.

— Решил переквалифицироваться в синоптика? — Ли выключил свет. T-образная комната освещалась теперь только парой мониторов. Ли подкрадывался и к ним, впрочем.

— Считай, что поддерживаю разговор, — пауза. Полумрак пронизал комнату, расстелился, словно "краска" от чайных листьев в кипятке. Боб не любил темноты, но ее любил Ли, и он соглашался с выбором... почему бы и нет? — Асаги говорил с Брэндоном. И Гарри что-то задумал. Черт меня подери, если я догадываюсь, что именно.

Он развернулся к другу-любовнику. Ли вознамерился все-таки выключить и компьютеры, уже протянул ладонь к сети. Широко ухмыльнулся, ожидая отповедь "не-смей-трогать-без-разрешения", однако Боб смотрел сквозь него.

В тот момент ударила молния, и ее лилово-электрический отблеск странно и гротескно заострил черты лица Боба, сделав чужим, незнакомым. Ли пришлось моргнуть, чтобы отогнать наваждение.

— Какая разница? Послушай, Милленион тем и хорош, что каждый занят своей работой и не сует нос в чужую. Тебе это тоже всегда нравилось. Или ты беспокоишься о Брэндоне — с чего бы вдруг? Он лучший в Синдикате чистильщик, а не грудной младенец, позволь напомнить.

Боб поставил остывшую чашку на стол, будто признавая правоту Ли и свою капитуляцию. Он шагнул в комнату, растворяясь в темноте и возможности не задумываться, только пожал плечами:

— Нет. Не беспокоюсь. Просто я должен ему приличную сумму... прикидываю, когда можно отдать.

Ночью был ливень, и почти все прогнозы погоды сводились к близким холодам.

Однако день был теплым и сиял синевой, чистым небом и почти летним солнцем — день, когда Гарри убил Брэндона.

МакДауэлл поместил свое кресло спиной к высокому, в три человеческих роста, окну, и казался озаренным изнутри — словно какой-нибудь святой, архангел с пылающим мечом и нимбом. Он ослеплял. Оптический эффект, думал Ли, щурясь от пронзительных лучей, — оптический эффект, но каково воздействие... да, Гарри умеет учитывать каждую мелочь.

Новый Босс Миллениона.

В сознании Ли каждое слово титула воспринималось с заглавной буквы. Очередной... эффект. Гарри мечтал о свободе, но кто свободнее божества? Божества, что оживляет мертвых и уничтожает живых.

"Вот ты и добился своего", — и Ли смиренно преклонил голову перед Гарри — еще и потому, что яркий свет обжигал сетчатку. — "Ты на небесах, и... и мы рядом с тобой".

Он зааплодировал первым, когда МакДауэлл закончил приветственную речь.

Он не хотел задумываться о Брэндоне — жаль парня, хорошо стрелял и вообще был "своим", но Ли понимал необходимость жертв. Гарри объявил Брэндона предателем, Ли не верил ни на гран, но кто он такой, чтобы судить (свет, столько света и на белом костюме будто пылают языки пламени) божество?

Наверняка Брэндону предоставлялся выбор, как когда-то самому Ли, ибо всякий бог — добр и благостен по сути своей. А если молчаливый чистильщик промазал впервые в жизни... его беда.

Оставим мертвых мертвецам и шагнем в золотой век.

Неважно, что свет заставляет зрачки болезненно сжиматься.

Аплодисменты заполнили просторный зал и выпорхнули в окно стаей освобожденных из клеток птиц.

— Вы теперь моя команда, — сказал Гарри, и по серо-черным рядам одинаковых костюмов прошелестел легкий ветерок, в коем Ли разобрал и страх, и надежду.

— Вы теперь моя команда, — и в рыжих очках Уолкена мелькает солнечный отблеск, на мгновение невозмутимое лицо искажается, словно смыло волной песчаный рисунок, но уже секунду спустя Уолкен спокоен. Как обычно.

— Вы теперь моя команда, — и Кагасира Банджи выдергивает помятую, жухлую, словно трава в засушливом июле, сигарету из пачки, щелкает зажигалкой... но не прикуривает.

— Вы теперь...

Ли автоматично хлопает в ладоши и автоматично же улыбается, предвкушая разговор позже. Разговор без лишнего... света.