Мальбрук домой собрался

Все, заканчиваем сладостные мечты о налетах на магазины. Тоже мне, нашелся летчик-налетчик. Тебе надо думать, как бы скрытно выбраться, не нарвавшись на большие группы зомби. Даже в паре с Котом, и с детьми в группе поддержки ты ни разу не терминатор.

— Папа, а когда мы к маме пойдем?

Стоят, лохматые, едва глаза разлепили — и сразу к делу. Знаете, на какой вопрос молодым отцам приходится отвечать чаще всего? Правильно, на самый главный и животрепещущий вопрос бытия: 'Папа, где мама?'.

— Сейчас пойдем, девочки, только позавтракаем. Пулька, твоему миньону еда нужна?

— Сейчас... — дочь опять внимательно что-то слушала внутри себя — Ну, короче, он в основном на магии работает, но пожрать ему тоже не помешает. Всем зомби периодически необходимо есть. И он почему-то стесняется об этом говорить.

Я не стал заниматься просветительством по поводу голода зомби, молча вскрыл за кольцо танку тушенки и протянул дочери:

— На, выдай своему подопечному белка насущного. И следи за языком, что это еще за 'пожрать'? Хочешь, чтобы мама мне за тебя шею намылила?

* * *

Поначалу все шло хорошо. Едва мы вышли из магазина (сентиментальная Булька опять чуть не прослезилась, навсегда покидая наш первый дом в новом мире), как сразу нарвались на одиночного зомби. И вот тут быстро выяснились преимущества работы в группе — на пару с Котом мы 'разобрали' незадачливого перерожденца буквально за пару минут, причем я даже не сильно запыхался. Последующие схватки выявили всю прелесть работы в паре с миньоном: Кот никогда не уставал — по понятным причинам, при этом двигался быстро, а дрался технично. С ножом, кстати, мы здорово угадали — 'инструмент' нашему новому спутнику был явно не в новинку, и плохонький кухонный ножик в его руках бабочкой порхал в воздухе, пластуя противника на ломти. Очень похоже, что доставшийся моей дочери в слуги раб божий Константин при жизни был не простой провинциальный мужик, а, как говорится, 'с прошлым'. Готов спорить на что угодно — Кот не один год провел в тех самых пресловутых местах, где учат драться не красиво, а результативно, да заточкой ловко махать. И это вовсе не армия. Надо будет как-нибудь при случае татуировки у него посмотреть. 'Перстней' на пальцах не видно, но это еще ни о чем не говорит.

Хотя какое теперь это имеет значение? Сейчас значение имеет совсем другое — сегодня во всех схватках я просто 'танковал', удерживая противника на себе, отчего темпы уничтожения зомби выросли скачкообразно. Главная моя задача была — не дать зомби отвлечься на Кота, который сносил им здоровье прямо-таки стахановскими темпами. Пулька и Булька сегодня откровенно филонили — тратить ману без команды я им запретил, а необходимости в их вмешательстве никакой не было, поэтому и команды не последовало. Они, впрочем, особо не возражали — очки им, как членам группы, сыпались регулярно, а реальное колдовство, как выяснилось, было вовсе не легкомысленным 'пиу-пиу'. Любое заклинание, кроме трат маны, воспринимавшихся организмом довольно болезненно, требовало еще и затрат физической энергии, добавляя человеку усталости. Поэтому я мысленно уже сто раз перекрестился. Я откровенно радовался пулькиной строптивости, благодаря которой к нам присоединился Кот, пусть и чувствовал себя при этом очень неловко.

Девчонки, кстати, откровенно восхищались нашим новым спутником. Они уже несколько раз предлагали взять в помощь еще двух миньонов, но я был тверд. Пока речь не имеет об угрозе жизни — нет, никогда. Мне до тошноты претило насильно (и, если верить системе — навсегда) удерживать живую душу в этом не самом лучшем из воплощений. Всякий раз, когда мы развеивали очередного упокоенного зомби, я на подсознательном уровне чувствовал — мы все делаем правильно. Последнее, кстати, происходило довольно часто — за пару часов мы с Котом положили уже больше двух десятков зомби. При этом самые большие проблемы нам доставил переродившийся мент, умело отмахивавшийся дубинкой. Но даже он продержался не более пары минут. С него же, кстати, мы взяли и самую богатую добычу. Мент был в бронике, и теперь я уже знаю, что вставлю в следующий слот на броню. Пистолет, естественно, годился только на то, чтобы колоть орехи, а вот 'демократизатор' я тоже прибрал — рука не повернулась выбросить. Но в целом все шло просто прекрасно, под конец я уже начал наглеть и даже пару раз сагрил на себя двух зомби сразу — очень уж хотелось сделать сегодня уровень.

Но если с уничтожением живой силы противника все было более-менее неплохо, то главная наша задача — продвижение на восток — выполнялась из рук вон плохо. Я хоть и раздухарился в последнее время, но прекрасно понимал — если мы сагрим на себя группу больше чем две-три особи, мы, скорее всего, подпишем себе смертный приговор. Дело даже не в количестве — в самом крайнем случае с помощью Пульки и Бульки мы с Котом, наверное, могли бы положить даже четверых-пятерых. Но такая схватка будет длиться долго, а зомби, к сожалению, постоянно двигаются, осуществляя какой-то бессмысленное броуновское движение. Как следствие — стоит затянуть схватку, и к противнику начнет прибывать подкрепление. Причем чем дольше мы будем махать оружием, тем больше у нас шансов угодить в зону агро прогуливающихся мертвецов.

Принцип 'больше трех не агрить' заставлял нас бегать от больших сборищ неупокоенных как черт от ладана. И он же, похоже, поставил крест на всех наших планах.

* * *

— Давайте передохнем — предложил я, когда мы, перемахнув забор, забрались на очередную огражденную территорию очередного таинственного учреждения, урвавшего себе особнячок в арбатских переулках. — Пуля, Коту отдохнуть не надо?

Пуля помолчала, прислушиваясь к себе:

— Да, лучше полежать, если есть время. Хотя он опять злиться будет, наверное.

— Почему? — удивился я.

— Ему нравится их убивать. Он очень хочет их убивать. Нет, не так. Ему очень хорошо, когда мы делаем упокоение. А для этого надо убивать. И он очень хочет убить побольше, пока мы рядом.

— А что ему мешает убивать без нас? — затупил я.

— Папа! — укоризненно одернула меня дочь — Ну что ты как маленький? Он же развеивать не может. Развеивать могут только живые. Наверное. Я не знаю, и он тоже не знает. Знает, что он точно не может.

— Понял. Слушай, дочь — осторожно спросил я — А ты не знаешь случайно — он как-то воспринял то, что ты его... Ну, не отпустила?

Пулька вновь укоризненно посмотрела не меня.

— Папа, ну прямо как спросишь иногда... А как ты думаешь? Конечно, я его с утра про это спрашиваю.

— А он?

— Очень трудно понять. Нет, понять легко, объяснить сложно. Он же не говорит, он в голове показывает. То, что его не пустили — это очень плохо. Очень. Как бы это объяснить... Никогда — это очень, очень, очень долго. Одна жизнь, две жизни, три жизни — и всегда. Вот это — никогда. Никогда не выпустят. Но то, что он сейчас делает — это очень хорошо. Вот прямо очень. И он мне сказал, что бы я его берегла. Нет, не так — и его берегла, и себя берегла. Вернее, он будет меня беречь, конечно, но все равно это очень... Рисково? Есть такое слово? Потому что никогда — это навсегда, а вот помогать упокаивать — может быть не навсегда. Если его убьют или меня убьют — он потеряется. И, наверное, не найдется. Он еще очень маленький и слабый. Мы тоже маленькие и слабые. А еще он глупый какой-то. Ума совсем нет — только 'я хочу'. Я его в тыщу раз умнее. Он так и будет дураком?

— Кто его знает? Может, когда прокачается — поумнеет. Ладно, понял, спасибо, дочь. Значит, он что-то вроде тамплиера. Знаете, кто такие тамплиеры?

— Да, конечно — наперебой заголосили дети. — Это такие рыцари.

— Ответ неверный — резюмировал я. — Тамплиер, храмовник, иоаннит — названий у них много — это в первую очередь монах. Просто не мирный монах, а боевой. А монах — это человек, который свою единственную жизнь тратит не на себя, а на всех. На то, чтобы спасти всех. Ясно?

Дети закивали. Я посмотрел на своего боевого напарника. Его лицо, как обычно, было непроницаемо и не выражало никаких эмоций. Оно как бы застыло маской, и маска эта осыпалась только в бою. Вот тогда на лице бывшего уголовника проступали ярость и упоение, а его жуткий смех, больше напоминавший уханье совы, пугал даже меня.

Ладно, на самом деле я собирался заняться совсем другим. Устроившись поудобнее, я извлек карту и в который раз погрузился в ее изучение. С севера нас отсекал воспетый бардами и поэтами Арбат, и попытаться его пересечь мог только самоубийца — такие стада неупокоенных там бродили. Я этого, честно говоря, не понимаю. После того, как оттуда повыгоняли всех хреновых музыкантов, хреновых художников и ушлых торговцев пурпурными ушанками и расписными матрешками — что там смотреть? Памятник Окуджаве? Стену Цоя? Вот правда — не понимаю. Обычная московская улица. Тем не менее — каждый день людская река от начала до конца. В общем, нам к Арбату лучше не приближаться.

С запада — Садовое кольцо. Еще одна непересекаемая в принципе полоса — стопицот стоящих в вечных пробках машин с водителями и пассажирами, которые к этому времени явно нагуляли недюжинный аппетит. Кстати, через несколько часов надо не забыть первый юбилей отметить — сутки нового мира.

С востока — бульвары, которых я тоже опасался — там и водителей, и гуляющих хватает. Может быть потом, когда подкачаемся. Поэтому мы пока продвигались по сравнительно безлюдным арбатским переулкам к югу, к Пречистенке. Причем продвигались довольно медленно. Я наш маленький отряд никуда не гнал — а куда спешить? Через Пречистенку, допустим, мы, наверное, еще сможем переправиться. Но там дальше почти сразу Остоженка, где и движение гораздо серьезнее, и людей много больше. Туда надо подходить, как на пресс-конференцию к звезде — подготовленным.

— Ладно, пошли — я поднялся. Потолкаемся мы, наверное, в переулках до второго уровня, территория идеальна для прокачки, а там посмотрим. Как бы не пришлось радикально менять планы.

* * *

Увы, но спокойно сделать уровень нам не дали. Это случилось, когда мы только пересекли Ситцев Вражек и продолжили зачищать Староконюшенный переулок. Впереди вдруг раздался свист и крик:

— Ржавый! Слышь, Ржавый, здесь еще один! И опять с детьми, кажись.

Из-за угла горохом высыпалась целая банда — человек двадцать, не меньше, которые неторопливо направились к нам. Я велел дочкам стоять с Котом здесь, а сам быстро двинулся вперед, чтобы выиграть детям, если что, несколько лишних метров.

Мы сошлись примерно на середине, и мне навстречу выдвинулся ярко-рыжий мужик лет 35-ти с настоящей и очень богатой саблей. Музей, что ли, ограбил? Мужик был высок — примерно моего роста, и, не уступая мне в ширине плеч, был много уже в талии и бедрах. Но главным было даже не атлетическое сложение. Главным был взгляд.

Смотрел рыжий... Нехорошо смотрел. Смотрел он на меня с интересом, так нормальные мужики смотрят на новую покупку — без любви, даже без особой радости, но с ожиданием новых впечатлений.

И самое пугающее — во взгляде рыжего совсем не было страха. Не прошло еще и суток с того часа, как мир рухнул, но в эти сутки вместилось очень много. Слишком много смертей видел каждый из нас, и страх спрятался внутри каждого. Наверное, кто-то дал страху поработить себя, другие сумели справиться с ним и загнали его глубоко внутрь. Но даже у них он периодически выглядывал оттуда через зрачки. Во мне сидел страх, в детях был страх, во всех спутниках рыжего чувствовался страх — они тоже были людьми. И только в рыжем страха не было вовсе, как не было его, допустим, внутри Кота. При этом рыжий стопроцентно был живым человеком, и синяя надпись 'Ржавый. 3 уровень' только подтверждала это.

В общем, вышел ко мне очень, очень опасный человек. Я предельно собрался, от предстоящего разговора зависело слишком многое.

— Ну привет, Одиссей! — вожак широко улыбнулся, но только губами, глаза остались все такими же: внимательно изучающими — Меня Ржавым люди зовут. Выжил, говоришь?

— Пока да — осторожно ответил я.

— Ну теперь уже выживешь, раз с нами встретился. Все, мужик, расслабься. Сам, наверное, уже понял — жмуров группой бить надо, эта игра не для соло-прокачки. Чем больше народу, тем легче подниматься — он вдруг дернул подбородком мне за плечо — Дети твои?

— Мои.

— Сколько им? — поинтересовался рыжий.

— Десять.

— Маловато, конечно... — рассеяно прокомментировал Ржавый, который, похоже, думал о другом — Ну да ладно, главное — в разуме уже, а дальше решаемо. А жмур почему только один? У нас у каждого по миньону, вон только Алишер своего в бою потерял, а нового завести не дают.

Он кивнул в сторону гастарбайтера в такой же каске, как у меня. Вообще, воинство Ржавого не отличалось импозантностью и аристократизмом, зато было исключительно живописным. Помимо узбека, под знамена нового вождя встала пожилая семейная пара лет шестидесяти, пара мужиков в ярких рабочих комбинезонах, паренек студенческого возраста с редкой хипстерской бородкой, молодая девушка — судя по фирменному переднику, официантка из какого-то арбатского ресторана. Дальше всех от меня стоял самый живописный персонаж — сбежавший с Арбата мужик так и ходил в костюме Медведя из мультика 'Маша и Медведь', разве что голову снял.

— Так что с миньонами? — Ржавый умел быть настойчивым.

— Не хочется заводить — сказал сущую правду я — Душа не лежит к этому.

— Это ты зря — отмахнулся Ржавый — Что нам Господом ни дано в помощь в борьбе с нечистым — ни от чего отказываться нельзя. Гордыня это.

И он степенно перекрестился. Все его воинство, кроме зомби-миньонов, тоже перекрестились вслед за ним, только узбек провел ладонями по лицу.

— Пусть так — не стал спорить я — Но я все-таки пока постараюсь обойтись.

Ржавый внимательно смерил меня взглядом и уставился прямо в глаза. Глаза, как я уже говорил, у него были нехорошие — я как в обрез двустволки посмотрел.

— То есть ко мне ты не пойдешь... — рыжий не спрашивал, он утверждал.

— Так ты еще и не звал. Но — да, не пойду, скрывать не буду — не стал таиться я.

Как-то плохо разговор начался.

— То есть так вот, даже не послушав? — в глазах рыжего появились нехорошие огоньки.

Я понял, что надо срочно отыграть, иначе наметившийся дипломатический конфликт быстро перейдет в практическую плоскость. У таких, как Ржавый, с этим обычно не задерживается.

— Послушай, Ржавый — очень спокойно начал я — мы с тобой оба вроде бы не дети, не истеричные беременные барышни и не сопляки, жизни не нюхавшие. Я примерно предполагаю, что ты затеял: собрать выживших, слабым помочь на ноги встать, сильных в кулак собрать, силу их в одно русло направить. Так?

— Допустим — тяжело уронил Ржавый. Я кивнул и продолжил:

— Ничего против этого плана не имею, более того — других способов выжить, наверное, и нет. Сложись обстоятельства немного по-другому — я бы первый к тебе пришел, да и сейчас помочь вам не зарекаюсь. Но у меня своя задача есть — долг отцовский. Мне дочерей домой довести надо, семья ждет. Мать их, а моя жена — выжила, и не дело это — девок без матери оставлять.