Ткач

Дамериец не ответил. Вельвианка коротко засмеялась. Смех вышел злым и безрадостным.

— Ожидаемо. Ну что ж... Вельвена запрещает мне такие мысли, но я почти рада. Да.

Когда он встал, чтобы уйти, Кендра сказала:

— Те люди, та деревня, Рейнарт... У вас принято говорить что в такие ночи вечно бдящий Идра всё же смыкает веки, и потому творится зло. Мы так не считаем. Вельвена говорит, что он наблюдает. Всегда. И наказывает. Ценность ошибки — в размере наказания. Если за ошибки не будет расплаты — какой смысл их избегать?

— В той деревне уже некому было постигать эту мудрость, Кендра.

— Значит, эта мудрость была для вас, дамериец.

Чем дальше заходил рассказ Рейнарта о посещении вельвианки, тем больше краснело лицо старосты Зубрика. Он нетерпеливо прохаживался по комнате, то выглядывая в окно, то хватаясь за кубок. Когда же дамериец начал пересказывать требования Кендры касательно талисманов и фруктов, лицо старосты и вовсе приняло совсем уж странный вид. Из красного оно начало белеть, а побелев, кое-где начало приобретать зелёноватый отлив.

— Почему — начал он сдавленным голосом, глядя то на Рейнарта то на Виккаро, — Почему вы не притащили эту стерву сюда?

— Я не увидел надобности. — Рейнарт смотрел мимо Зубрика, на сгущающиеся за окном сумерки. — История с Бартусом, местами сомнительная, но в остальном всё вполне объяснимо. Я удивлен, что она вообще со мной говорила. Человек, которого так "отделывают", обычно не склонен к сотрудничеству.

— Тут я ей ничем не помогу, — сверкнул глазами староста — Нечего было шастать по чужим мужикам. Ну? Что теперь-то?

Рейнарт положил на стол небольшой кожаный мешочек.

— Здесь талисманы. Вино с фруктами, полагаю, у вас тоже найдётся.

Староста поджал губы.

— Вы, что, с ума сошли, а? Я туда не пойду. — Зубрик в упор посмотрел на сидящих мужчин и повторил. — Ни в жись! Неужели не ясно, что она меня так хочет заманить к себе?! Я последний уполномоченный представитель города! Нельзя так рисковать! Заведет, в какую-нить трясину, курва проклятая, или отравит, а потом скажет, что и в глаза меня не видела! Нет, не пойдёт, придумайте что-то ещё!

Дамериец повёл по комнате скучающим взглядом.

— С чего бы ей это делать, Зубрик?

Староста перевёл взгляд на коменданта.

— Виккаро, выделите мне сопровождение!

— Нет людей, староста. — ответил комендант с плохо скрываемой неприязнью. — Их едва хватает для охраны ворот и патрулирования. Я смотрел на талисманы — такому обучают в монастырях вельвианок. Их вера запрещает им убивать, так что максимум, что с вами случится — обделаетесь по дороге. Но это дело вполне естественное и не зазорное.

Зубрик громко засопел, посмотрел на коменданта исподлобья.

— Одного солдата, Виккаро!

— Если этот солдат умрёт, я вас отошлю под суд. Если будете тянуть из малодушия и очередной сужник покалечит моих солдат — отошлю под суд. Если откажетесь идти, я вас свяжу и доставлю этой Кендре прям к порогу, упакованного, как праздничный поросёнок.

Зубрик некоторое время стоял молча, а его лицо сменяло одно выражение за другим. Наконец ощерился, словно дикое животное, загнанное в угол.

— Так вот значит как? Решил себе город к рукам прибрать, комендант? Решил чужими руками все угли из костра потягать?

Виккаро смерил его холодным взглядом.

— Завтра утром. Или своим ходом, или пойдёшь на привязи, Зубрик.

Он встал, не дожидаясь ответа, махнул рукой Рейнарту и вышел за дверь.

На покатые крыши домов опускались сумерки. До ночного мрака было ещё далеко, но тени уже прочно обосновались в складках зданий и морщинах улиц, скрадывая печать времени на челе городка. Некоторые горожане вяло плелись, словно сонные мухи, утомлённые дневными трудами, но таких было немного. Большинство спешило до сумерек попасть либо домой, либо в кабак, в зависимости от количества монет в кошеле. Те, кому повезло меньше, опасливо жались по тёмным углам, привычным жестом протягивая руки. То тут, то там за немытыми окнами показывались бледные лица, чтобы тут же скрыться, едва на них обращали внимание. В это время суток Жернова напоминали болезненного вида бродячего пса, лежащего рядом с облюбованной мусорной кучей. Невозможно было понять, то ли животное спало, то ли уже отошло в мир иной.

— Что думаешь, куратор? — спросил Виккаро, когда они отошли от дома старосты на почтительное расстояние.

— Тебя интересует мнение возможного дезертира, комендант?

— Не надо играть в слова, вальбар. — Виккаро слегка поморщился. — Ответь на вопрос.

— Кендра — вельвианка, сомнений нет...

— Но?

— Но что-то не так. У неё дома лежит отец, живой. По словам Зубрика его зарубили несколько месяцев назад. Она, правда, сказала, что они ошиблись и его только тяжело ранили, но не так много стариков выживают при тяжёлых ранениях. Да и редкая настоятельница из храма Вельвены сможет излечить такое тяжёлое ранение, не то, что адепт вроде Кендры. Значит либо в доме — не её отец, либо она излечила его, прибегая не только к вельвианской магии.

Комендант слегка прищурился, раздумывая над услышанным.

— Я слышал, у неё была своя лаборатория и чуть ли не целая библиотека книг...

— Была, но она почти ничего не успела с собой забрать. Кроме того, у неё в пристройке кто-то заперт и это не домашние животные. Думаю это геметы.

— Геметы? На кой ляд?

— Пока не знаю. Возможно, проводит на них эксперименты, возможно — кормит растения.

Комендант сплюнул на разбитую мостовую.

— Вельвианки что, хищные растения приручают?

— В том числе.

— У всех у них мозги набекрень. Ладно, пошли.

— Куда?

— Пить. В этой дыре, похоже, других развлечений нет.

Жернова медленно заволакивало молочным туманом. Комендант какое-то время рассматривал погружающуюся в серое марево опустевшую улицу, потом, распихав стаю гогочущих гусей, подошел к ближайшей корчме. Вывеска гласила "У чёрта под хвостом". Корчма хоть и выглядела соответственно названию, тем не менее, была полна посетителями. Они постояли некоторое время, прислушиваясь к приглушенному гомону внутри.

— Слишком шумно — подвёл итог комендант. — Пошли дальше.

И они пошли дальше. Трактир "Чёрный пёс" что находился вниз по улице, выглядел совсем захудалым и пользовался дурной славой. Зато там было значительно менее людно. Возле входа, в небольшом загоне, лежал, сонно похрюкивая, откормленный боров. Внутри царил полумрак, пахло квашеной капустой и немытыми телами. Несколько человек сидели за грубо сколоченными столами в глубине помещения. Они скользнули по вошедшим настороженными взглядами и отвернулись. Владелец корчмы Регнар Питюк, протиравший стол, угрюмо окинул взглядом посетителей. Тряпка, как заметил Рейнарт, была не намного чище протираемого стола.

— Чего вам? — раздражённо буркнул корчмарь.

Дамериец ответил не сразу, словно раздумывая.

— Пива, добрый человек.

Глаза корчмаря скользнули по второму посетителю и остановились на серебряной спирали. Его лицо сначала вытянулось, а потом расплылось в подобострасной улыбке.

— Ооо, какие гости, господин комендант. — приторно затараторил корчмарь. — Чего изволите? Вы не думайте, што мол, раз корчма с виду неприглядная, так не найдётся чем гостя попотчевать. У нас тута, окромя пивка доброго да капустки квашеной, есть снедь-то и для заморских гостей. Для благородных-то, из каковских и вы, наверняка, будете. Есть и колбаска из Вегурдена, и рыбка из под Ниссе, а позавчера завёз мне свояк пару бутылей "Старой Дамерии". Так что...

— Заткни фонтан. — оборвал Виккаро. — И давай пива.

В корчме было жарко, но ни Рейнарт, ни Виккаро не сняли верхней одежды. Оба медленно потягивал пиво, разглядывая более чем скромное убранство корчмы. Питюк некоторое время делал вид, что убирается за стойкой, исподтишка рассматривая посетителей, особенно дамерийца. Тонкие, плотно сжатые губы разведчика-куратора размыкались, только прикасаясь к бокалу. В сочетании с длинным острым носом и тёмными глазами, лицо не выделялось ничем особым, но оставляло за собой ощущение тревоги. Последнее вызывалось странным контрастом лихорадочного блеска глаз, неторопливых движений и речи. Казалось, это было лицо безумца, но безумца, который держит свой затуманенный разум в ошейнике, словно опытный дрессировщик.

Оба посетителя сидели молча. В Регнаре Питюке боролась желание заработать с нежеланием попасть, что называется, под хмельную руку, особенно если это будет рука коменданта. Борьба была интенсивной, но краткой, инстинкт самосохранения, совершенно неожиданно для самого корчмаря, победил.

— Сраная дыра. — тихо пробормотал комендант, делая очередной глоток. — Что молчишь, куратор?

— Добавить нечего. — повёл плечами Рейнарт.

— Именно. Когда я сюда только прибыл, один из стражников рассказал мне историю. Жила тут раньше семья, мясник с двумя дочерьми. Он помер, оставив дочерям лавку да кусок земли. Ну а те, как водится, принялись делить. И, видать, поделили как-то не так, потому как старшая сестра осерчала на младшую. Как-то ночью пришла к той под дом, подпёрла входную дверь, да и подожгла дом. Младшая сгорела вместе с мужем и детьми. В Жерновах, говорят, горевали, но старшую никто особо не осуждал. Потому что не дело это, негоже, дескать, младшенькому супротив старшего выступать.

Виккаро сделал глоток.

— Те два месяца, что я тут пробыл, убедили меня в правдивости подобных историй. Так что эта Кендра ещё легко отделалась.

— Не отделалась бы, — заметил дамериец — Если бы не то, что она знакома с магией. В подобных городках люди очень суеверны. Многие верят, что колдун может возвратиться после смерти, чтобы отомстить.

Виккаро молча сплюнул, повёл по корчме мрачным взглядом. Компания забулдыг за соседним столом, достаточно откушавши алкоголя, посматривала по сторонам ища, чем бы себя занять. Заметив взгляд коменданта они отвернулись, решив, по-видимому, не вступать в конфликт. Какое-то время в корчме настала тишина, потом один из мужиков начал ритмично стучать кружкой по столу. Остальные подхватили ритм, а затем завели с какой-то мрачным весельем:

Была баба, дом и дети, да хмельной бадья.

Жил свободный и дородный — только бог судья.

Дали меч, копьё, под зад — надо воевать!

За кого, кому неймётся? — Знает только знать.

Эх, гуляй мужик, гуляй, пропивай что есть.

Как не воевал мужик, обносился весь.

Эх, гуляй мужик, гуляй, как в последний раз.

Ты сегодня на коне. Завтра — стрела в глаз.

Эх, солдатский хлеб нелёгкий и горька судьба

Сложить голову лихую лишь за честь герба.

Эх, солдатский хлеб солёный да недолгий век,

Потом он пропах и кровью — не отмыть вовек.

Ждал мужик конца войны, словно сам не свой.

А потом вернулся в дом свой, с белой головой.

Дом спален, жена пропала — плачет ребятня.

Всё что мужику осталось — пенного бадья.

Ты гуляй мужик, гуляй, заливай бадьёй,

Честь солдатскую свою, помогай культёй.

Эх, гуляй мужик, гуляй ты в последний раз

Чем така собачья жизнь, лучше стрела в глаз...

С каждым куплетом компания пела всё громче и громче, вкладывая в каждое слово хмельную злость и горечь. Исполнение последних строчек было больше похоже на рёв диких зверей, сопровождаемый грохотом кружек, остервенело колотящих по столу.

Лицо Виккаро потемнело, он пристально наблюдал за компанией. В какой-то момент комендант даже начал подниматься из-за стола, но тут со стороны улицы раздались возбуждённые голоса. Гремя сапогами и оружием, в таверну торопливо зашли несколько солдат.

— Господин комендант, — обратился старший, — мы как раз вас искали. Мы туто это... Поймали одного.

— Гемета? Так на кой ляд меня искать?! — рыкнул Виккаро — Забыли как с них штаны сдирать?

— Не... — солдат замешкался, как-то странно глянул на дамерийца. — Того... Живой он. Говорит, что из леса выбрался, где на них напал кто-то. Молодой совсем... Вы б, это, вышли б к нам, господин Виккаро.

Виккаро тяжело поднялся, оглянулся на Рейнарта

— Не твои ли это добрые люди, а?

Не дожидаясь ответа, он вышел к солдатам.

Лицо дамерийца оставалось бесстрастным. Единственное, что было неприятно — он опять допустил промах, последний наёмник, судя по всему, выжил. Где-то внутри появился неприятный холодок — сколько ещё промахов он допустит?..

Размышления прервал комендант. Он вошёл и остановился на пороге, какое-то время молча глядя на дамерийца.

— Пошли — сказал Виккаро. — Есть о чём потолковать.

— Зря, я тебя сразу не повесил, куратор. — тяжело обронил комендант бесцельно елозя взглядом по караульне. — Зря. Этот облеванный молокосос такого наплёл, что уму непостижимо. И про то, что ты, мол, колдун и про живоглота и про приора какого-то там, который их послал. Так тараторил да распинался, аж голова загудела. Я, знаешь ли, работать не могу, когда рядом шумят. Пришлось его повесить.

— Похоже, он не такого приёма ждал.

— Похоже. Уж больно у него возмущённый вид был, когда он в петле дёргался. Впрочем, ссал я с колокольни на таких возмущённых умельцев, вместе с приорами, которые их посылают. Но кое-что меня заинтересовало в его рассказе. Он сказал, что в твоём кошеле обнаружил странные монеты.

Рейнарт молча снял кошель с пояса и бросил коменданту. Виккаро поймал мешочек на лету, развязал тесёмку, долго смотрел. Потом достал одну. Небольшой серебрянный кругляшок заманчиво блеснул на солнце. С одной стороны, как и положено, был отчеканен герб Дамерии, другая, та, где должен был быть вытеснен Совет Двенадцати, была пустой.

Губы коменданта сжались в тонкую белую линию.

— Откуда?

— Ты знаешь откуда. — спокойно произнёс Рейнарт Толл. — Я вижу это знание у тебя в глазах. Ты уже слышал о таких, как я. Из под Тэннинге вернулись не только геметы. Ты уже слышал о странных людях предлагающих необычное и необычное берущих взамен. И оставляющих за собой такие вот монеты. Сейчас эти сплетни уже теряются на фоне множества сказок, домыслов и россказней, но ты, я вижу, не пропустил их мимо ушей.

Густав Виккаро какое-то время сосредоточенно молчал, потом ответил.

— Слышал. Ткачи. Проходимцы, предлагающие помощь в любом деле взамен на... На что? Говорят, каждый может заплатить вашу цену — и богач, и бедняк.

— Верно.

— И что же это такое?

— Узнаешь, если заключишь сделку.

Комендант недобро усмехнулся.

— А если сейчас кликну пару солдат, да велю железа калёного к пяткам приложить? А?

Рейнарт медленно пошевелил рукой, освобождая серебристую вышивку на перчатке. Тонкая, не толще волоса нить, мягко легла на край стола. Пальцы дамерийца вывернулись в обратную сторону, зашевелились, словно лапки паука — нить петлей обхватила край стола. Рейнарт резко дёрнул — отрезанный кусок увесистой доски упал на пол.

— Я перерублю тебя вместе с этим столом, прежде чем ты откроешь рот, комендант. А потом так же порублю всех, кто прибежит на твой крик. — сказал тихо дамериец. — Поэтому давай вернёмся к куда более важным вопросам. Например, к Кендре. Ей наверняка понадобится провести какой-то ритуал в черте города. Я прослежу, чтобы всё прошло без сюрпризов. Ты выпишешь те бумаги, что обещал. Я уйду.