-Извините, по-моему, он утром был в черном, а сейчас переоделся. Я ж с ним тут столкнулась. Он куда-то торопился, по-моему. Нечаянно меня толкнул, я вскрикнула, ну он, как человек учтивый и воспитанный, стал извиняться. И все спрашивал, не ушиб ли он меня невзначай. А тут как раз стал дождик накрапывать, я спряталась под козырек, а ваш хозяин убежал — только красное перо мелькнуло.

-Давай лучше о своих цветочках расскажи еще что-нибудь, — вздохнул Оливен.

Роза задумалась.

-Вспомнила! Когда с испанцами была война, мой хозяин был арестован: он переписывался с одним испанским цветоводом, а его, бедного, обвинили в том, что он испанский шпион! И, если бы не принц Конде, который поручился за моего хозяина, не сносить бы ему головы! Но и хозяин в долгу не остался. И когда у принца Конде родился сын, сейчас известный как молодой герцог Энгиенский, его высочество получил от моего хозяина лучшие цветы Франции... Так что выбирайте любой букет, господин Оливен.

И девушка, стоя на мостовой, с корзинкой, полной цветов, подняла ее над головой, чтобы Оливен, сидящий на подоконнике, свесив ноги на мостовую (он взялся мыть окна в комнате своего хозяина, когда Роза окликнула его) мог рассмотреть весь ее товар.

-Да что ты суешь мне свою корзинку, Роза!

-Берите, берите! Для такого красавчика, как ваш барин, мне никаких цветов не жалко! Вот увидите — сами будете рыскать про Парижу, когда ваш господин надумает жениться, и — клянусь душой — нигде лучше наших цветов не найдете!

-Ах, Роза-Роза! Ну что ты говоришь! Какая там свадьба! Свадьбой и не пахнет! Правда, раньше — кажется, это было сто лет назад, в другой жизни, когда я покупал у тебя цветы, у моего господина у моего господина была невеста, и дело у них шло прямо к свадьбе, но — увы! Все дело расстроилось, и теперь...

-Ну, это старая история, господин Оливен! Вы радоваться должны, что свадьба не состоялась. Ведь если бы девушка уже успела бы стать виконтессой, и потом натворила таких дел, вот тогда была бы настоящая беда! Все образуется! Ваш господин такой милый, такой обаятельный. Очаровашечка! Он не будет долго скучать в одиночестве! Дамы ему не позволят!

-Дамы,... Зачем они ему?

-Как это зачем?

-Он ни на кого смотреть не хочет — все о той печалится.

-Пройдет, господин Оливен, пройдет... У всех проходит, и у него пройдет. Мне вот тоже в детстве нравился один мальчик... Из церковного хора... В Нотр-Дам пел... Фрике его звали. На лицо — сущий ангелочек, Но такой вредный! И задира! Он на меня и смотреть не хотел. А я с десяти лет работала, и торговала цветами возле Нотр-Дама, чтобы Фрике встретить. Сколько я слез по нему пролила! Я думала, никогда Фрике не забуду. В монастырь собиралась из-за несчастной любви! Ведь Фрике меня задирал то и дело. То ленточку отберет. То рожу страшную скорчит. Как я плакала из-за него!

-Роза, ты ему нравилась! Это точно! Ведь когда мальчику нравится девочка, он обязательно будет вредничать, задираться, обижать ее.

-Почему мальчики не могут дружить с девочками, которые им нравятся?

-Стесняются. Дразнить женихом будут.

-А ваш господин в детстве тоже задирал и обижал ... ту девочку?

-Нет. Никогда. Они были друзьями.

-И он не боялся насмешек?

-Он был выше этого. Я согласен, это очень необычно. Я сам тоже задирал симпатичных девочек. Чем больше мне нравилась девочка, тем отвратительнее я себя вел. А сейчас... Ты вспоминаешь Фрике?

-Совсем забыла! Как сон прошло! Вспомнить смешно!

-Сколько тебе лет, Розанчик?

-Шестнадцать....

-Разве это была любовь? Фрике! Не смеши меня! Он, кстати, большой плут, этот твой Фрике... Как раз сегдоня.... Впрочем, неважно. И больше не говори ты мне про свои детские романы, а то я захлопну окно и говорить с тобой не буду.

-Не сердитесь, господин Оливен. Я завела речь о Фрике, чтобы объяснить вам, что когда-нибудь пройдет вся эта любовная блажь у вашего хозяина.

-А если не пройдет? Знаешь, какой он у меня упрямый! Вот когда господин виконт уезжал из Парижа, рассорившись со своей милочкой, я подумал: ну что ж, случилось, так случилось. Сейчас не будет ее видеть, забудет, а потом заживем по-прежнему. Но вернулся мой хозяин еще более мрачным. Никаких плащей, кроме черного, не желает носить.... Вот сегодня только переодеться соблаговолил.

-Вы уж поверьте мне, господин Оливен, поверьте мне, простой парижской девочке! Мы, парижанки, знаем толк в красоте и изяществе. Мы, парижанки, начиная с меня, простой цветочницы и кончая блистательными герцогинями и самой королевой, кое-что понимаем! Черный цвет очень к лицу вашему хозяину! В этом что-то таинственное, необычное, загадочное. А эта шляпа с черным пером... да у него, кажись, не одно перо, а целый султан?

-Еще бы! Станет он носить одно перо на шляпе, словно какой-то нищий, мой виконт! А эти черные перья, их ему тетушка Картин красила еще в имении, я а битый час завивал.

-Так вот: сравните шляпу господина виконта со шляпой, например,... господина де Сент-Эньяна? Вы смеетесь, господин Оливен? Не правда ли, даже сравнивать смешно? Вы помните, какое перо носил на шляпе господин де Сен-Эньян? Ядовито-розовое. Я знаю тысячу оттенков розового цвета: я имею дело с розами разных сортов. Такого цвета, как у сент-эньянского пера, в природе не существует! И костюм-то у него тоже был розовым! Что же это за мужчина! Кукла! И мне всегда хочется смеяться, как его увижу. А ваш виконт, хотя показался мне немного бледным, но уж с крашеным Сент-Эньяном его не сравнить! И мне всегда хочется смеяться, как только Сент-Эньяна этого увижу. Розовый Графчик, хоть и строит из себя важную персону, но, правда же, когда я встретила Сент-Эньяна на Новом Мосту, не выдержала и расхохоталась. И знаете, у Сент-Эньяна было такое глупое лицо, он все оглядывался по сторонам, ища того, над кем я смеялась... А узор на его летнем... розовом плаще! Там у него розы и сердца вышиты... Да это курам на смех! Где он видел такие розы? Нет, странный вкус у господина де Сент-Эньяна.... Розовый болванчик. Восковая персона. Только живая, говорящая...

-И стихи сочинящая...

-Представлю какие!

-Ты права. Стихи подстать поэту. Знал бы Сент-Эньян, что ты назвала его восковой персоной!

-Вы, конечно, знаете про этих кукол из воска, на которых надевают разные модные одежды. У этих восковых персон очень глупые лица всегда. И Сент-Эньян похож на такую персону.

"Ага, господин де Сент-Эньян, наша взяла! Увильнул от поединка на шпагах, но мы побеждаем в другом — в изяществе! Здесь мой виконт тебе сто очков фору даст!"— улыбаясь, подумал Оливен.

Глава 8. Дитя цветов. (Продолжение).

Роза, осмелев после поощрительной улыбки Оливена, взяла корзину под мышку и заговорила смело и бойко:

-А у вашего виконта на черном бархате камзола так красиво выделялось белое кружево воротника, когда он к дому подъехал на своем коне. И кружево — ого какое! Не иначе как брабантское, а там делают такие кружева, что у нас и королю не снились. Я, кстати, уже видела этот его кружевной воротничок, раньше еще. Тогда я даже подкралась поближе — уж очень мне узор понравился, запомнить хотелось. До чего красиво, вот прелесть-то! Но я только один цветочек запомнила: совсем близко подходить было неудобно, народ начал смеяться: "Эй, красотка, что глазеешь на кавалера!" Правда, ваш барин не обратил на меня внимания, зато второй, тот, кто был с ним...

-Граф де Ла Фер, ты что, нашего графа не знаешь?

-Да кто его не знает! Так вот, граф увидел, что я стою, разинув рот и еле заметно усмехнулся.

-Бог ты мой, ну ты и болтушка, Роза! И все для того, чтобы всучить мне свои цветы! Я уже сказал, что цветы мне больше нам нужны! А скажи-ка лучше, случайно не де Сент-Эньян — эта Розовая Персона... приходил к твоему господину от короля? И попросил подписать обязательство — насчет тюльпанов.

-Вот вы угадали! Он самый! В своем дурацком ярко-розовом костюме. На башмаках — и то розы! Ох, ну и дурак! А считает себя, видно, таким красавцем, таким щеголем! Все говорит и охорашивается. Попросил, вы говорите? Как бы ни так! Потребовал! ЛУЧШИЕ ТЮЛЬПАНЫ ПАРИЖА ДОЛЖНЫ ПРИНАДЛЕЖАТЬ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ! КОРОЛЮ ДОЛЖНО ПРИНАДЛЕЖАТЬ ВСЕ САМОЕ ЛУЧШЕЕ, ВКЛЮЧАЯ ЦВЕТЫ!

-Размечтался, Луишка... — проворчал Оливен.

-Хозяин волей-неволей подписал требуемое обязательство...

"Еще бы! Слабо цветочнику разорвать обязательство и швырнуть обрывки в рожу фавориту. На такое только мой виконт осмелился — и то во сне".

-Вы улыбаетесь, а хозяин мой опечалился — ни господин Фуке, ни принц Конде, ни герцогиня де Шеврез не смогут получать тюльпаны из Голландии.... Все лучшее должно быть у короля, как попугай повторял де Сент-Эньян.

-Пусть Луишка подавится голландскими тюльпанами,— пробормотал Оливен, — И пусть подавится своей Лавальер!

Роза засмеялась:

-Вот вы сказали! Как это он тюльпанами и Лавальер подавится!

И вдруг стала серьезной.

-Мой хозяин не посмел отказаться. Королю так угодно. А мы люди маленькие — можем ли мы короля ослушаться? Ведь если хозяин ослушается...

-Что же сделает король? Будет воевать с цветочницей и цветоводом? Фронду иногда Кружевной Войной называли... После Кружевной Войны начнется Война Цветочная?

-Да просто-напросто, кто-нибудь, допустим, переодетые гвардейцы, разгромят нашу оранжерею.... Просто-напросто моего хозяина заберут в тюрьму... Да просто-напросто, господин Оливен, вы что, дитя малое, не знаете, что ли, с каких "славных дел" начал наш король свое царствование!

-Одно "славное дело" мы знаем, — нахмурился Оливен, — Но это наше личное дело.

-Ваше "личное дело" уже стало известно всему Парижу. И парижане — особенно в тех кварталах, где шли жаркие бои во время Фронды, говорят о Людовике, как о подлом соблазнителе и предателе...

-Что не помешает им завтра же вопить: "Да здравствует король!" и толпиться на улицах, толкая друг друга, чтобы поближе рассмотреть его величество, когда Людовик поедет по Парижу.

-Такова жизнь, — пожала плечами Роза, — Таковы парижане.

Оливен усмехнулся.

-А о моем господине, что говорят жители боевых предместий нашей славной столицы? Я в кабаке "Три золотые лилии" всякого наслушался. Шляпа, мол, болван, нельзя женщинам верить...

-Вы знаете, господин Оливен, люди сочувствуют вашему господину. Слухи ведь сразу распространились по городу. Сент-Эньяна народ терпеть не может. Фаворитов всегда не любят, особенно таких, как де Сент-Эньян. И о вызове виконта, и о несостоявшейся дуэли долго судачили, примерно так: "Вот молодец, хоть один нашелся, вызвал на дуэль этого прохвоста, а то, подумаешь, наши дворянчики зазря шпаги таскают..." И потом... любовь.... Над любовью никто не смеется, разве пошляки какие...

-Но Лавальер и король вроде тоже любят друг друга, — неуверенно промолвил Оливен.

-Воровская любовь,— убежденно сказала цветочница, — Нечестная. Грязная интрига. Со лжи началась, ложью и закончиться. А ЛЮБОВЬ — ЭТО ПРАВДА! Она предпочла быть одной из многих фавориток короля, а для вашего господина она была бы единственной в мире. Можно ли уважать такой выбор?

-Вот ты какая, Роза...— сказал Оливен с уважением, — Маленькая цветочница поняла то, что никак не могла уразуметь та, в ком мы, слуги, уже видели нашу будущую госпожу, молодую виконтессу. Но что это я вдруг разоткровенничался с вами? Если бы господин Рауль знал, что я сплетничаю о нем с...

-Какой-то парижской девчонкой, уличной торговкой цветами, — не без обиды сказала Роза, — Но мы с вами, господин Оливен, знакомы лет шесть, не меньше! Когда была Фронда, я, совсем еще дитя, бросала цветы под ноги коням, на которых ехали Бофор и Конде...Окна нашего дома как раз выходят на мостовую. А из окна мансарды очень удобно было бросать цветы. И вашего виконта я помню, хотя прошло столько лет. Мне Фрике его показал — мы с ним из окошка мансарды на крышу вылезли, чтобы все лучше видеть. Мой цветок — красная роза — попал ему по шляпе, а мой хозяин, сидя на подоконнике, сказал тогда: "Смотри-ка, какой шустрый, сцапал нашу розочку!" Ваш барин улыбнулся мне и приподнял шляпу в знак приветствия. А Фрике рукой помахал! Это когда Принц Конде торжественно въезжал в Париж со своей армией. А я еще так обрадовалась, что мой цветочек не пропал, не затоптали его лошади, что мой хорошенький цветочек хорошенький виконт приколол к своей шляпе... Розочка моя, кстати, к его красному перу по цвету подходила.... А потом, господин Оливен, ваш барин обернулся и опять помахал нам рукой, Фрике, тот размахался как ветряная мельница, он даже шапкой своей невероятной махал.... Помните, какая смешная шапка у Фрике была? С одной стороны — зелено-желтая, с другой — красно-белая! Фрике очень ею гордился. И тогда мне казалось, что она очень ему к лицу.

-О, шапка Фрике — ручаюсь, второй такой нет в Париже! Шедевр старой Наннеты!

-Ах, Фронда! Что за чудное время было! Мне даже плакать захотелось...

-Нет, Розанчик, плакать не надо. Да, ты права, мы давно знакомы с тобой. Но только сейчас я узнал, какая ты... Я даже... я даже.... Ах! Роза, милая, помоги мне, умоляю тебя! У нас дома ужас что творится, конюшня, а не квартира. А виконт вот-вот домой заявится...

-Я помогу вам, господин Оливен, — сказала Роза.

Оливен, воспламененный фрондерскими воспоминаниями, приготовился спрыгнуть с подоконника.

-Что вы собираетесь делать? — испугалась Роза, — Не проще ли открыть дверь изнутри?

-На лестнице темно, и ступени крутые, — объяснил Оливен и ловко спрыгнул с подоконника на мостовую, а потом, подражая своему господину, галантно подал руку Розе и, распахнув перед молодой девушкой дверь, сказал:

-Прошу, мадемуазель!

Глава 9. Дом Генриха Четвертого.

-Осторожно, ступенька! — предупредил Оливен, поддерживая свою спутницу.

Роза рассмеялась:

-"Осторожно, ступенька" — очень оригинально!

-И тем не менее, на этой банальной ступеньке споткнулся господин де Сен-Реми и разбил себе нас. Правда, господин Шарль тогда выпил лишнего, да и у нас продолжалась пирушка. А граф де Гиш тогда засмеялся и сказал, что с беднягой Сен-Реми вечно что-нибудь случится. Если на улице яма, сто человек пройдут, но Шарль в эту яму угодит! И это правда, мадемуазель, такой уж господин Шарль человек. Сколько я его знаю, а я знаю господина де Сен-Реми около десяти лет, он всегда попадает в истории. А господин де Сен-Реми ответил графу де Гишу, что в седле он чувствует себя более уверенно, чем на своих двоих, особенно после той дозы анжуйского, что они выпили у Принца — я Конде имею в виду.

-Я поняла, — ответила Роза.

-А мой господин сказал: "Весьма сожалею, милый Шарло, но твои любимые животные в моей квартире будут немного мешать"... Господин де Сен-Реми, да будет вам известно, такой лошадник!

-О да, первый всадник Франции! Его отец ведь у самого Плювинеля учился! Как интересно!

-Сейчас будет еще интереснее. Ведь мы живем в Доме Генриха Четвертого! Вот на этой площадке Генриха Наваррского ждали убийцы. Генрих был тогда еще совсем молодым. Вот таким, как мой виконт. И еще не был королем Франции, а только королем Наварры. Здесь, в этом темном углу, стояли эти злодеи. А дом, вернее, второй этаж, где сейчас живем мы, снимала дама, возлюбленная Генриха. Наша гостиная была их спальней.