Латинские королевства, часть Ii.

Курия определила, что вассал должен являться по мобилизации конно, оружно и с сопровождающими лицами, а служить там и столько времени, где и сколько сюзерен потребует, ибо не время расслабляться. А оставивший свой фьеф без разрешения короля и не вернувшийся обратно в течение одного года и одного дня, терял все свои права. Такое правило в обычай уже вошло, но теперь оно стало формальным.

Устраивать в своей земле гавани и вообще открывать дорогу в языческие земли, а равно и чеканить монету напрочь запретили, оставив эти права короне, с возможностью пожалования в виде привилегии.

В остальном, Ассизы формализовали сложившиеся обычаи, в сущности мало отличающиеся от нормано-французских. Разве что, выделили запреты на межконфессиональные браки и прочие связи.

Король, со своей стороны, обещал не присваивать церковные десятины, передал создающемуся рыцарскому ордену часть бывшей мечети Аль-Акса, которая считалась перестроенным храмом Соломона, и произвел резкое сокращение торговых пошлин в Иерусалиме. В городе проживание нехристиан запрещалось, но свободное посещение и торговлю им открыли, потому как латинских торговцев товарами народного потребления не хватало.

А в связи с поражением на Кровавом поле, собор принял обращение с просьбой помощи ко всем людям доброй воли, начинав с папы Римского и Венеции.

* * *

Для последнего, правда, момент был совсем неудачный. Папа Каликст II отвоевывал Италию и разбирался с антипапой, в связи с чем германский император тоже был занят. Проповедь поддержки единоверцев в Святой Земле понтифик запустил сразу и довольно широко — но только в пределах, где его признавали.

Короли Людовик VI Французский и Генрих I Английский разбирались, кому править в Нормандии, и как раз летом 1119 года отгремела битва при Бремюле — обошедшаяся почти без потерь, но отдавшая перевес англичанам. Заметную роль в поражении французов, сыграл граф Фульк V (по кличке Молодой) Анжуйский, ранее поддерживающий профранцузских мятежных баронов в Нормандии вассал короля Франции (мы с ним еще много раз встретимся), заключивший с Генрихом I мир и перед сражением выдавший дочку замуж за наследника английского трона. Этот нехитрый трюк вызвал у Людовика VI резкое непонимание, отчего у графа Анжуйского обострилась благочестивость, и откликнувшись на призыв церкви, он весной 1120 года срочно отъехал в паломничество в Иерусалим.

Кроме того, помощь пообещала Венеция, но те подошли к делу обстоятельнее, собирались два года и отплыли только в 1122 году.

* * *

Разобрав последствия Кровавого поля для франков, перейдем к их противникам.

Иль-Гази после победы получил два эмирата, но между Алеппо и Мардином лежали земли Эдессы и Мосула. Последним правил на правах наместника Бурзук ибн Бурзук, дружественно относившийся к Артукиду и транзит позволявший, но для укрепления мардино-алеппских связей, дорогу между ними хотелось иметь собственности. Поэтому в начале 1120 года, Иль-Гази назначил правителем Алеппо своего сына Сулеймана, который весной выступил с двумя-тремя тысячами конных в набег на Турбессель, второй город Эдесского графства, столицу Заевфратья и еще недавно личный домен нынешнего графа. По дороге турки вдумчиво разоряли села и резали местное население, отчего двигались не быстро, и подойдя к Турбесселю встретили графа Эдессы Жослена де Куртене, с отмобилизованными вассалами. В битву Сулейман вступать не стал, после нескольких стычек отошел на юг и оторвавшись от преследования попытался сходу взять Азаз, принадлежавший Антиохии.

В этот момент произошли два события. К Азазу подошла сборная Иерусалима, Триполи, остатков Антиохии и прибывших в апреле из Европы крестоносцев. Под командованием Балдуина II, а числом под три тысячи конных и четыре тысячи пехоты.

Вообще-то, король собрал армию, чтобы отбить Алеппо. И возможно, оставь он эмирского сына возиться с Азазом, утерянный город взяли бы с налета. Но окружение монарха жертву антиохского города могло не понять, особенно после недавних феодальных склок и едва улаженных взаимных претензий. После которых, кстати, лидер европейского заезда этого года граф Фульк Анжуйский (арабский хронист, путая титул сообщал "о прибытии герцога, короля франков, с множеством кораблей"), до выступления в поход держался от короля в стороне и квартировал под крылом патриарха во дворце тамплиеров.

А еще гонцы принесли весть об осаде Харрана. Под стены ключевой крепости, перекрывавшей путь в Северную Сирию, пользуясь отвлечением де Куртене и реализуя оперативный замысел, явился сам Иль-Гази с войском "в десять раз большим, чем у Сулеймана". Цифра явно преувеличена, даже с традиционно нанятыми туркменами, вряд ли эмир вел больше 7-8 тысяч, но угроза и так выглядела нешуточной. Потеря крепости влекла объединение земель Артукида и доступ сарацин через Алеппо в глубину франкских владений.

Куртене, разумеется, немедленно преследование прекратил и загоняя коней бросился на помощь Харрану.

Балдуин II навязал Сулейману сражение, в котором дружину противника уполовинил с малыми потерями со своей стороны, но уничтожить не смог — отступив, наследник эмира прорвался к Алеппо. Король последовал за ним и начал осаду.

Победа при Азазе несколько притупила воспоминания о Кровавом поле, принесла славу королю и заезжим крестоносцам — что последних вдохновило, они за тем и ехали, но в сущности ничего не изменила. Ровно как и осада — Алеппо оказалось неплохо укреплено, припасов хватало, жители поддерживали наместника, и после нескольких неудачных попыток штурма, в конце лета франки, разорив окрестности, отошли.

* * *

Под Харраном история вышла похожая. Город как раз на такой случай тщательно укрепляли со дня завоевания, франко-армянский гарнизон там засел преданный и бдительный, особенно после прошлогодней резни христиан в Алеппо, отчего сходу взять крепость у Иль-Гази не вышло, осада быстрого успеха тоже не принесла. Позже подоспел граф Эдесский, вставший лагерем к северу, куда подходило подкрепление из задержавшихся вассалов и прочих мобилизованных подданных с наемниками. Давать генеральное сражение эмир в такой ситуации не рискнул. Стороны маневрировали под стенами крепости до осени, провели серию небольших стычек, в которых перевес остался за франками, после чего эмир отошел.

Кроме разгрома алеппской части войск и неудачи похода на Харран, его финансовые потери увеличила погода. В 1120 году "сильнейший град обрушился на Мардин, необычной силы и в невиданном количестве, убивая животных и уничтожая посевы и деревья". Из Алеппо денег тоже не поступало, потому в начале 1121 года Иль-Гази заключил с латинянами перемирие, причем как поведал летописец "на тех условиях, какие будут франками предложены". К франкам отошла северная область Алеппо.

* * *

В Мардине у Артукида возникли новые интересные перспективы. После битвы на Кровавом поле он приобрел авторитет и славу "вождя ислама", а осенью 1119 года, напомню, в Багдадском халифате договорились миром два султана и вошел в большую политику халиф. Но кроме них, там имелись и другие заинтересованные лица, в частности, эмир Хиллы Дубайс II.

Дубайс II происходил из наследственных эмиров Хиллы, рода в халифате знатного и авторитетного еще до сельджуков и сохранившего влияние при них. Не то чтобы все шло гладко — отец Дубайса II в 1108 году поднял сепаратистский мятеж, по каковому поводу его разбил и убил в битве папа нынешнего султана (иракской версии) Махмуда, но это в той среде нормальное течение событий. Унаследовавший трон Дубайс, после смерти султана приложил руку ко всем династическим распрям и междоусобным войнам, отчего к 1121 году имел напряженные отношения с халифом аль-Мустаршидом. Поняв, что в Багдаде его лицо примелькалось, и скоро по этому лицу начнут бить, он временно отъехал к Иль-Гази в Мардин. Тот его принял, "дал большие богатства и выдал за него свою дочь".

Артукид на волне успеха и под влиянием разных личностей, включая Дубайса II, подумывал о претензиях на повышение статуса, вступив по этому поводу в союз с Санджаром (султаном, напомню, Хорасанской части), в расчете на пост если уж не вассального Санджару султана Ирака, так хотя бы главы Анатолии. Остальных местных султанов, как ранее упоминалось, как раз отбросил из Византии василевс Иоанн II.

* * *

В русле задуманного, Иль-Гази попробовал себя в роли лидера исламской коалиции, выступив по весне в поход на Грузию.

Грузины к тому времени планомерно отжимали турок от своих границ, взяв города Рустави, Гиши, Лори и фактически окружив Тбилиси. По поводу очередного их наступления, владыка Ширвана Тогрул, очередной сын покойного султана Мухаммеда I, а на текущий момент вассал Санджара и названный его сын, запросил помощи у сюзерена. Тут встал тонкий вопрос по поводу точных границ между иракским и хорасанским султанатами, на который Санджар сразу после только утихшей распри отвечать не хотел. Потому вышло так, что Тогрул обратился к независимым союзникам, Иль-Гази и Дубайсу II. Последние немедля откликнулись на призыв защитить мусульман от неверных, а уже им Санджар, движимый религиозным порывом, разумеется, "дал всю силу свою и повелел туркменству, где только кто был, от Дамаска и Халаба прийти сюда всем к воинству способным, а с ними и всем эмирам Армении".

Эмиры Эрзрума, Эрзинджана и Хлата, только что разбитые ромеями, на призыв мощного союзника тут же откликнулись, рассчитывая на будущую ответную помощь против Византии. От последней сейчас ждали дальнейшего наступления в Анатолии — что в следующем году василевс бросится собрав все силы на другой край империи отбивать печенегов, предсказать никто не мог. Иль-Гази в качестве лидера для анатолийцев смотрелся тоже неплохо, а пополнить растраченные финансы за счет грузинских трофеев было бы своевременно.

Дубайс II рассчитывал на свой бонус. Артукид после победы обещал отдать коллеге Алеппо, в обмен на 100 тысяч динаров и совместное наступление на Антиохию.

В итоге, на Грузию вышла огромнейшая по меркам того времени коалиционная армия, сами сарацины отмечали, что войск вышло столько "что на ногах не умещались в тех местах", а в цифрах это под сто тысяч.

Царь Грузии, Давид IV Строитель по этому поводу тоже собрал всех, кого нашел, включая вовремя приглашенных недавно на поселение кипчаков, но сил он имел все одно в два-три раза меньше. В августе, в ущелье у Дидгорской горы, состоялось сражение, в котором грузины разгромили Иль-Гази напрочь. Большая часть сарацин там и легла, лидеры смогли удрать, хотя сам Артукид получил тяжелую рану в голову. Трофеи грузин оказались огромны, только Дубайс II лишился "имущества стоимостью 300 тысяч динаров". Возможно, свою роль сыграло отсутствие у Иль-Гази опыта командования большими силами, возможно — традиционная недисциплинированность эмиров, но в любом случае, победа Давида IV была оглушительной, отчего отмечается в Грузии по сей день и с большой помпой.

Через пару лет, в тех краях попробовал взять реванш султан Ирака Махмуд, чей поход оказался удачнее, но результатов тоже не принес. В 1124 году Давид IV завоевал Ширван, затем Ани и при поддержке византийцев Двин, заодно изрядно обкорнав владения Хлата и Салтукидов. Ромеи тогда же практически покончили с Менгджуками, оставив от эмирата чуть не один Эрзинджан. В 1125 году Давид IV скончался, и страна погрузилась во внутренние дрязги.

* * *

Завоевания грузин вызвали одно малозначительное на тот момент следствие.

Поскольку эти земли перешли к мусульманам всего полвека назад и процесс завоевания все прекрасно помнили, на толерантное отношение при реконкисте поселившимся здесь сарацинам рассчитывать не приходилось. Резали не успевших убежать как наступающие грузины, так и местные армяне — повод для того в прошлом имелся, а с исторической памятью у этих народов все в порядке. При этом бежать к султанам Халифата оказалось сложно, а отношение там к анатолийским эмирам и их вассалам сложилось на этот год не лучшее. В Хорасане злились за провал под Дидгори, в Багдаде обвиняли в сепаратизме. Лет через пять, все поменялось бы, но в моменте неплохим выходом оказалась Византия. Иоанн II, после войн первых лет правления и в ожидании следующих, как раз набирал наемников, предлагая традиционно неплохие условия. Немалая часть воинов ушла на запад, к ромеям. В их числе был ничем особым не прославившийся мелкий вассал Двинского эмира Шади ибн Марван, курд по происхождению. Отъехавший на службу василевсу с двумя малолетними детьми — Аюбом и Ширкухом... мы с ними еще встретимся.

* * *

Про события 1121 года надо сообщить еще, что в конце года во Францию с почетом отплыл Фульк Анжуйский, а в Египте, в декабре был убит визирь аль Афдал.

Визиря зарезали прилюдно на мосту, по официальной версии, как обычно ассасины (исмаилиты). На самом деле убийц послал фатимидский халиф Амир, решивший тоже быть в тренде мировой моды на борьбу за совмещение высшей светской и духовной власти. Как писал очевидец "когда он был убит, аль-Амир открыто выразил нескрываемое удовольствие". Визирем стал аль-Акмал, власть халифа окрепла, но сопровождалось это дворцовыми и не очень заговорами и попытками переворотов.

* * *

Но вернемся в Заморье.

В 1121 году умер Бурзук, а новым эмиром Мосула снова стал наш старый знакомый аль-Бурсуки, к Иль-Гази относившийся враждебно.

Еще после разгрома в Грузии, правящий Алеппо Сулейман поднял против отца мятеж.

Поначалу это был хитрый план — Иль-Гази не хотел отдавать Алеппо Дубайсу II, отчего "дал тайный приказ своему сыну Сулайману сделать вид, что он поднял против отца бунт, чтобы иметь предлог для отказа от соглашения". Сын честно восстал, но где-то в процессе решил сделать мятеж настоящим. "И схватил Сулайман военачальников своего отца, и бил их по лицу, и обрил их бороды, и захватывал их имущество, и делал им зло".

Бунт не Иль-Гази жесточайше подавил, оставил наместником ранее упоминавшегося Балака, а сам отправился в Мардин через земли Мосула. В пути ввязался в стычку с людьми аль-Бурсуки, прорвался, но отношения обострились. Ничего удивительного, положение Артукидов стало весьма непрочным.

В следующем году, собрав в очередной раз дружину, Иль-Гази собрался в очередной поход. То ли против франков, то ли против Мосула — теперь не узнаешь, а только перед выступлением эмир заболел. "И случилось так, что Иль-Гази съел много сушеного мяса, зеленых орехов, арбуз и фрукты. И вздулся его живот, и стало ему плохо. И ухудшилось его положение, а его болезнь усилилась. И расположился Иль-Гази во дворце, но болезнь его не отпускала". Болел долго, а когда стало легче решил выехать в принадлежащий ему Мийафарикин, но "по дороге болезнь усилилась, и он умер вблизи Мийафарикина, в селении, называемом Аджулин", в конце 1122 года.

Болезнь, как тогда по смерти чуть не каждого правителя водилось, немедленно приписали яду, и возможно в этом некое зерно имелось. Мало ли, какие там "зеленые орехи" эмиру поднесли?