Монах. Путь к цели.

— Четыре

— Два!

— Три, и не меньше! Последнее слово. Меньше не будет, и то, только потому, что ты не собираешься их убивать. А так было бы дороже.

Через десять минут Андрей шёл по улице вниз, под небольшой уклон, и думал о том, что всё-таки с такими откровенными циниками и подлецами иметь дело легче, чем с теми, кто внешне ставит себя ангелами, а в спину шипит гадости и исподтишка строит козни. Эти ясны, как божий день, а вторые — опаснее всего. Тут всё просто — отдал бабла — гони товар. Честная сделка.

На перекрёсте стоял давешний извозчик, который обрадовался клиенту и вмиг домчал его до искомого адреса. И всего за серебряник. После долгого объяснения о трудностях жизни и дороговизне овса.

Простой дом — крепкий, одноэтажный, с крепкими воротами. Там ли Фёдор? Сколько он уже его не видал? Несколько месяцев? Уже и не упомнить — сколько он не видел друга — пока был в плену у графа, потом путешествовал к Драконьей горе, потом добирался до столицы...

Андрей решительно подошёл к воротам и забарабанил в калитку. Никто не ответил, и тогда он усилил напор. Опять ноль. Неужто — обманул Симон? Он уже долбил ногой, пяткой, когда калитка открылась и хриплый голос грозно спросил:

— Какая сука тут ломает калитку? Вот я сейчас башку-то снесу! Там же есть верёвочка — дёрнуть, что, ума не хватает?

— Не-а...глупый я совсем — признался Андрей — привет, друг. Как вы тут без меня?

— Андрюха, ты!? — Фёдор выскочил из калитки, принял Андрея в медвежьи объятия и поднял, сдавив так, что у того хрустнули кости — наконец-то! Я знал, что этим козлам тебя не погубить! Скорее, заходи! Только у нас беда... — он вытер глаза левой рукой — в правой же Гнатьев держал неизменную саблю.

— Что такое? Что случилось? — захолодел Андрей — кто-то напал, обидел вас? Исчадья?

— Нет. Чума. Тсссс...а то нас тут запрут в доме, а дом спалят. Скорее заходи!

Фёдор втащил Андрея во двор, и оглянувшись по сторонам — не видел ли кто — запер калитку.

— Не знаю, где они подцепили — вначале Алёна слегка, потом Настёнка. Буквально вот — два дня как. Они на базар ходили, возможно подцепили от кого-то из приезжих. Тут это бывает. Смертность пятьдесят процентов. Обычно, как кто заболеет, из дома не выпускают, окна-двери забивают, только через месяц заглядывают — если выжили, значит выжили. Нет — значит нет. А дом сжигают. Я пока не заболел, держусь. Ухаживаю за ними. Они уже нарывами покрылись — смотреть страшно.

— Ни хрена себе... Во ты меня радуешь. Веди к ним. Они в сознании?

— Уже нет — бредят в горячке. Андрюха, спаси их, а? Ты же сможешь, Андрюх? — мужчина беззвучно заплакал, и по его щекам потекли большие, прозрачные слёзы.

Всегда страшно, когда близкие тяжело болеют..а уж чума...

Андрей никогда с ней не сталкивался, на Земле эта болезнь давно была уничтожена, но раньше, в средние века, она косила людей сотнями тысяч. Миллионами. Даже выражение такое появилось — 'Пир во время чумы' — когда люди, зная, что всё равно умрут, и спасения нет, пускались во все тяжкие — пили, гуляли, совокуплялись с кем попало — терять-то всё равно нечего! И действительно — многие их них умирали в считанные часы.

Кстати сказать — земная чума отличалась от здешней — та убивала людей за часы — два-три часа, и труп. А тут — два дня, и только лихорадка, выживаемость пятьдесят процентов. У земной чумы смертность более девяносто процентов, это он знал точно. Как-то попалась статья о 'Чёрной смерти', так он с удивлением узнал, что некогда от чумы полегло более пятидесяти миллионов человек, и это тогда, когда населения-то было не как сейчас — миллиарды, а гораздо, гораздо меньше.

— Пошли, пошли, ничего страшного, сейчас всё решим! — Андрей подтолкнул друга в плечо, и тот заторопился, заводя его в дом.

В комнатах пахло тленом, смертью и затхлостью, как и всегда рядом с тяжело больным человеком.

Андрей посмотрел на Шанди, и спросил:

— Может погуляешь на улице? Во дворе? Чего ты со мной будешь болтаться — иди, подыши воздухом.

— Я не против — кротко ответила дракониха — тем более что мне надо сходить по нужде. Только дверь на закрывай, чтобы я могла войти.

— Не закрою. Федь, она просит не закрывать двери, чтобы могла потом сама войти. Оставь открытой, заодно пусть тут немного проветрится, а то запах ужасный.

— Ты разговариваешь с кошкой? И она отвечает? — вяло удивился Фёдор — впрочем — рядом с тобой уже ничему не удивляешься. Пойдём вот сюда, тут они.

Алёна и Настя лежали в комнате, накрытые тёплыми одеялами и тряслись в лихорадке. Их лица были красными, а когда Андрей откинул одеяла, то увидел несколько чёрных, с фиолетовым оттенком нарывов, выросших на их телах в подмышечных впадинах и на груди, животе, шее. Зрелище было отвратительным — чума, это не то зрелище, которое радует глаз. А тем более — нос.

Чувствительный нос Андрея ощутил такую вонь, что у него чуть не помутилось в голове. Андрей пошатнулся, и Фёдор с испугом поддержал его под руку:

— Что с тобой? С тобой всё в порядке?

— Норма. Понимаешь, у меня нос стал как у собаки...я запахи чую, как охотничий пёс...вот и получил заряд запахов по носу. Ничего страшного, привыкну. Дай мне стул, и молчи, не мешай.

Андрей осмотрел пациентов — над ними клубились сполохи чёрного и красного, охватывая их буквально со всех сторон.

Начать он решил с Насти, как с самой слабой. Протянув руки вперёд, Андрей коснулся ауры девочки и его пронзил удар боли, такой, что он не смог удержаться и скривил лицо. Потом выправился, и стал всасывать в себя чёрную энергию болезни. Аура светлела, красного становилась всё меньше, меньше, чёрное серело...и через пять минут на постели лежала розовая, вполне на вид здоровая девочка. Её нарывы исчезли, рассосавшись, и не оставили на теле даже следа. Настя спала, дыша ровно и глубоко.

Теперь настал черёд Алёны — тут болезнь зашла глубже, и монаху пришлось потрудиться больше. Он всосал в себя её болезнь минут за пятнадцать, не оставив в женщине ни следа от страшной чёрной смерти.

Фёдор стоял рядом, вцепившись в спинку стула и молчал, потом, когда всё было закончено, он молча обнял Андрея и уткнулся ему головой в грудь. Плечи его тряслись, а Андрей смущённо приговаривал:

— Ну, чего ты, всё кончилось, всё хорошо, перестань! Буди их — пусть прибираются, всю эту дрянь надо сжечь в печи, а комнату залить спиртом, вымыть всю, как есть — пол, стены, потолок. И дай-ка я на тебя погляжу — с тобой-то всё в порядке? Нормально. Здоров, как бык. Видать так проспиртовался, что болезнь тебя напугалась. Помоги мне — я что-то приустал... — Адрей тяжело встал, и у него в животе как будто что-то заболело. Он побледнел и побежал к выходу — только успел перешагнуть за порог, как его вырвало пирогами, которые он недавно ел. Фёдор с ужасом смотрел на него, и побледнев, сказал:

— Так начинается чума! Неужто же и ты заразился?! Тебя-то чем теперь лечить? Ты сам никак не можешь себя вылечить?

— Сейчас всё устроим — усмехнулся монах, и отойдя от опоганенного места, стал раздеваться, снимая одежду и обувь. Потом подал импульс, и быстро, в считанные секунды перекинулся в Зверя. Сделав несколько прыжков, он обернулся к ошеломлённому Фёдору, никогда не видевшему его в роли Зверя и помахал ему лапой, отчего тот ещё больше обалдел.

Неожиданно, в дверях показалась Настёна. Она спросонок тёрла кулачками глаза, и увидев Зверя радостно пропищала:

— Собачка! Пап, какая собачка хорошая! Ты купил собачку?!

— Доча, иди в дом, иди! — Фёдор быстро затолкал Настю в коридор и махнул Андрею рукой. Тот снова перекинулся в человека, и быстро оделся. Чувствовал он себя отлично, его не тошнило, а тело было наполнено энергией так, что хотелось бегать, скакать, кричать.

Андрей подавил порыв, и тут же сильно захотел есть — трансформация, есть трансформация, так просто не даётся. Он немного посидлел на улице, на скамейке возле входа, и пошёл в дом, где уже полным ходом шла приборка — Алёна встала с постели, бегала в кухне, таская кадки, тряпки, воду. Увидев Андрея, она подбежала и обхватив его за шею, поцеловала:

— Наконец-то! Как ты вовремя! Почему-то ты всегда так вовремя, если бы не ты...не ревнуй, Федя, он мне дорог, как брат!

— Я знаю — усмехнулся Фёдор — эй, Настёнка, глянь, кто пришёл!

— Аааа! Дядя Андрей! Урааа! А где собачка? Это твоя там собачка была? Куда собачку дели? Пап, собачку!

— Нет собачки. Зато есть кошечка — глянь, какая славная! — Фёдор кивнул на входящую в дом Шанди, и Настёнка с визгом бросилась к драконихе.

— Осторожнее! — всполошился Андрей — это очень сердитая кошечка! Она может поцарапать!

— Глупец — сразу отреагировала Шанди — я младенцев не трогаю! Они всяко лучше вас, взрослых — чище вас и порядочнее. Впрочем — если она будет дёргать мой хвост — я её выпорю!

Шанди аккуратно отбила мягкой лапой руку Насти, тянущуюся к её драгоценному хвосту, и благосклонно дала погладить себя по голове. Потом легко вспрыгнула девочке на плечо, где и устроилась, как экзотический воротник, обернувшись вокруг шеи.

— Славная кошечка — Алёна восхищённо посмотрела на разлёгшуюся Шанди и заторопилась — мужчины, идите разденьтесь! Одежду давайте сюда — я её всю выстираю. Как бы зараза не впиталась. Вообще — я бы выехала из этого дома, не зря дома сжигают после того, как в них заболевают чумой. Нет — мы вот как сейчас сделаем: кровати — во двор! Одеяла, подушки — на кровать! Раздевайтесь! Дочка — выйди, папка с дядей Андреем тут будут голыми задами сверкать, тебе пока рано на голых мужиков смотреть. Давай, давай отсюда, я сказал! Иди, кошечке покажи куколок, домик для них, поиграй с ней, а то ей скучно. Андрей — я видала голых мужиков, не сомневайся, так что можешь раздеваться — я на твою девственность не покушаюсь. Вынесли? Ага — одежду долой! Сейчас я вас Федины штаны принесу и рубахи. Только прежде — вымыться — сейчас корыто будет. Отмывайтесь хорошенько — это вам не что-то, это Чёрная Смерть! Я пока что комнату водкой ототру. Надо будет её ещё окурить — я потом куплю на базаре специальные коренья — есть такие для окуривания после болезней.

Андрей натянул чистые Фёдоровы штаны, надел рубаху и усмехнулся:

— Жена-то у тебя боевая стала. И куда делась та нерешительная, напуганная женщина, что мы встретили на дороге?

— У тебя что-то с памятью — усмехнулся Фёдор — она и тогда была бой-баба. Вспомни-ка, как она выступала на толпу односельчан и собиралась пойти в лес биться за Настёну с кикиморой? То-то...а говоришь — нерешительная. Она мне вина пить не даёт — я только бутылку в руки — она в драку! Знаешь, я забыл, когда уже и вина-то как следует пил. И ещё — ты знаешь, она ведь беременна...

— Поздравляю! — искренне порадовался Андрей — значит у вас на самом деле так всё серьёзно? Это здорово, я рад за вас.

— Пока не видать живота, но уже... Что касается серьёзности — я и сам не думал, не гадал. Это я настоял — хочу ребёнка, и всё тут. Она не хотела, говорит — что впереди — непонятно. Но ведь если всё время ждёшь и ждёшь, когда заживёшь спокойно, можно и не дождаться счастья, не так ли? Мне уже за сорок, и ничего за душой, кроме старого дома, да сумасбродного друга, влипающего в неприятности. На старости лет встретить любовь — надеюсь, ты меня поймёшь.

— Пойму... — усмехнулся Андрей и перед глазами почему-то встало лицо Олры — наверное, пойму.

— Андрей, какие у нас планы? — осторожно поинтересовался Фёдор, расчёсывая деревянным гребешком мокрые волосы — ты так и собираешься в Балрон? Или решил обосноваться тут, в столице?

— Да, собираюсь. И надеюсь, что вы последуете со мной. Почему? Потому что тут оставаться опасно. Потому что за нами тянется такой вонючий хвост, что его вонь может перебить все запахи жизни вокруг нас. Потому что...в общем ты и сам всё знаешь. Дом купил, или снял в аренду?

— Купил — грустно ответил Фёдор, поглядывая в окно — ты прав, конечно. Я сам всё понимаю — вдруг сюда дойдёт информация Исчадий...кстати, а как ты с графом разобрался? Как ты вырвался от него? Расскажешь?

— Расскажу. Я тебя тоже понимаю — дом, достаток, любимая женщина — и вдруг — пускаться в неизведанное путешествие, в какое-то чужое государство, неизвестно как там пойдут дела. С беременной женой и маленькой приёмной дочкой... Федь, я тебе одно скажу — там, где нет исчадий, какое бы оно государство не было — всё равно лучше, чем тем, где они есть. Согласись, что это так. Деньги у нас есть...кстати, ты не все ещё истратил? Нет?

— С ума сошёл — там столько, что истратить трудно. Впрочем — если постараться — можно. Просто масштабы у нас не те. Я только на дом взял, да на проживание, и то — из своих. Твои все целы, я не трогал. Там ещё украшений на круглую сумму — хватит на всё.

— Федь, ну чего ты ерундишь? Мне деньги нужны только для того, чтобы о них не думать. Бери столько, сколько тебе надо, не стесняйся. Это проклятые деньги, и чем быстрее они уйдут, тем лучше. Твоё-моё...ерунда какая.

— Ты взрослый человек, тебе тоже нужны деньги на обзаведение в этом мире, ты не обязан нас кормить-поить. Я тоже взрослый, должен обеспечивать свою семью сам, а не рассчитывать на друга, иначе это не по-мужски получается — нахмурился Фёдор

— Ну что ты за упрямый осёл! По-мужски — не по-мужски, чего ерунду порешь! — рассердился Андрей — говорю тебе — надо — бери денег! Если так тебе будет спокойнее — потом сочтёмся. Считай — в долг взял, если тебе так легче. Всё, вопрос закрыт — а то мне тебя уже треснуть хочется!

— Эй, вы чего тут ругаетесь? — вошла Алёна — обедать пошли. Только прежде подпалите кровать с барахлом. Я там дровами обложила, бутыли с крепкой водкой рядом поставила — польёте, всё нормально и сгорит.

— Может, когда будем уезжать, этот дом подпалить? — предложил Андрей — пропади пропадом эти деньги, зато никому чумной дом не достанется. А то вселятся люди, и подцепят заразу. Кстати — второй раз ей болеют? После того, как переболели?

— Нет. Больше не болеют — отрицательно мотнула головой Алёна, и нахмурилась — всё-таки уезжать? Я знала, что так будет... — она тяжело вздохнула, потом встрепенулась и добавила — а подпаливать не надо. Я хорошо вымыла, а потом окурю всё. Жалко дом. Мы тут так хорошо жили... — она взглянула на Фёдора и её глаза затянуло поволокой, как будто она что-то вспомнила — ничего, ещё лучше дом купим. Правда, мужики?

— Правда — усмехнулся Андрей — Фёдор, тебе не баба, а клад достался. Береги её! Не будешь беречь — я сам на ней женюсь! Такие бабы на дороге не валяются!

— Но-но! — рассмеялся друг — такая самому нужна, особенно с тем, что у неё в животе!

— Ну вот, всё выболтал — покраснела Алёна — я на третьем месяце уже, Андрей. Фёдор настоял...

— И правильно настоял! — заверил монах — нечего откладывать, надо сейчас жить. А мы постараемся, чтобы твоему будущему ребёнку было где жить. Вот переберёмся в Балрон, купим дом, хороший дом, лучше этого, и будете в нём жить, поживать, добра наживать.

— Всё, хватит болтать — за стол пошли. Федь, сходи, подожги эту заразу, а то забудем.