Дело о демонах высших сфер (Путешествие на юг)

— На мне цветы растут или узоры нарисованы? — спросил, наконец, доктор в ответ на пристальный взгляд. Голос у него тоже был молодой, по-мальчишески звонкий.

— Вы не ходжерец, — сказал Мем.

— Тонко подмечено, — усмехнулся Наджед и стал называть сопровождавшей его помощнице, что ей следует принести из его дома. Перечень был приличный. Затем последовали инструкции к домашним по подготовке места для операции.

Домочадцы Джаты, которые до этого времени вместе с Мемом стояли на веранде дома и через открытые ставни и двери смотрели внутрь комнаты в ожидании окончательного вердикта, бегом бросились выполнять указания.

Мем шагнул в комнату через порог.

— Не безнадежно, — ответил на его невысказанный вопрос Наджед. — Но и хорошего мало.

— Но ведь он в сознании, — сказал Мем. — Я видел, что он моргает.

— То, что он открывает глаза, еще ничего не значит. На самом деле он никого не видит и ничего не чувствует. Я не могу вам обещать, что он вспомнит все, что с ним случилось. Я не пообещаю вам, что он сможет говорить или говорить связно. Или что проснется. Может просто продолжить спать с открытыми глазами год, два, десять. Я постараюсь сделать так, чтобы он в ближайшие несколько суток не задохнулся и не умер. А там — как бог даст. Поздно меня позвали, понимаете? В месте удара под костью черепа скапливается кровь и потихоньку его убивает. Приходите через стражу, если вам интересно, получилось у меня ее выпустить, или нет. А еще лучше — через месяц. После таких повреждений люди сразу в себя не приходят.

— Я вернусь через стражу, — пообещал Мем.

Наджед равнодушно пожал одним плечом.

— 'Песчаная гавань' через три усадьбы отсюда — вполне пристойный кабак, — сказал он. — Хорошая еда, вино, морская трава, девочки, мальчики — там все есть. Девочек и мальчиков брать не советую. Не все здоровы. Впрочем, в Арденне это общая проблема. Вы здесь недавно? Имейте в виду, цветы любви, что можно тут сорвать, лечатся не все. В некоторых случаях даже я не помогу. Колонию прокаженных вывезли из города позапрошлой зимой, но след от их пребывания будет тянуться еще годы.

Мем вежливым поклоном поблагодарил за информацию. Нравы в Арденне были свободнее и намного проще, чем в Столице. Наверное, следовало привыкать к возможности без смущения обсудить с первым встречным цветы любви и ягоды прочих радостей жизни, для которых в Столице даже названия еще не придумали. Но охоту прокладывать тропинку к доступным девочкам Наджед Мему отбил.

Солнце стремительно падало за горизонт. По прямой линии, прямо за лес мачт в порту. Арденна ближе к ночи наконец-то перестала дышать жаром, словно кухонная печь. У Джаты вокруг дома был сад с нежными северными цветами, которым, наверное, тоже было в этом климате несладко, поэтому раскрывались они только в темноте. Мем заприметил под старым деревом маленький павильон и решил переждать требуемое время там. На нем лежала добровольно взятая обязанность расплатиться с врачом и он не хотел ставить семью Джаты в неудобное положение. Было бы некрасиво оставить им недостаточную сумму, заставить потом разыскивать Мема дома или в префектуре, чтобы взять доплату, или вовсе расплатиться с дорогим доктором из своего кармана. И о дальнейших визитах с врачом, вероятно, следовало договориться. Вряд ли дело обойдется только операцией. Потом потребуется наблюдение.

Мем развел цветущие плети вьюна, нависшие над входом, и с удивлением увидел внутри спящего на скамейке Илана. Будить его не стал. Сел на скамью напротив. Мыслей к вечеру у него не осталось, ни умных, ни дурных, голова совершенно пустая. Можно было лишь утешить себя рассуждением, что он делает, может быть, не все так, как нужно, но, по крайней мере, то, что должен. Мем поморгал, глядя сквозь листья и цветы на гудящий беспокойством дом. Кто в семье Джаты кому кем приходится, он не понял. Кажется, при доме, помимо двух жен и дочери с зятем и детьми, жило человек пять или шесть уличных подобранцев, потому что младшее поколение, от шести и до шестнадцати, было сильно разношерстным и не похожим ни друг на друга, ни на родителей. Глядя на Илана, Мем тоже прилег на скамью. И почти сразу заснул.

* * *

Сотую часть стражи Илан не соображал совсем ничего. В темноте его сначала весьма бесцеремонно пощекотали вдоль бока и ущипнули за чувствительное место над локтем. После незнакомый голос потребовал, чтобы он проснулся, или уйдут без него. Кто уйдет, куда уйдет, в темноте было не разобрать. Такого, чтоб он обещал куда-то с кем-то идти, Илан не помнил. Он даже не сразу сообразил, где находится и почему рядом посторонние.

— Ну, как хочешь, — сказали ему. На этот раз голос был знакомый, только кому принадлежал, Илан спросонья понял не сразу.

— Я иду, иду, — соскочил с лавки он. — А куда?

В ответ ему засмеялись.

Вслед за своим новым начальником и его спутником Илан выскользнул из-под цветущих плетей. На пороге беседки стоял круглый бумажный фонарь. Вокруг фонаря летала мошкара. В доме Джаты свет теплился всего в двух окнах. А город и вовсе был темный. И в небе полно огромных звезд.

— Выспались? — спросил незнакомец. Не Илана.

— Не особенно, — отвечал господин префект. — Извините, что заставил себя искать. День выдался тяжелый. А завтра нам еще мировое зло ловить...

— Кого, простите, ловить?...

— Неважно. В Солончаках.

— А... да. В Солончаках много всякой дряни. За лечение со мной будете рассчитываться вы?

И Илан понял, что незнакомец — тот самый вызванный к Джате врач из богатых кварталов. Сразу, как вышли к фонарю, можно было догадаться: на белом рукаве с перламутровыми пуговицами у того осталась пара капелек крови.

— Да.

— Кто он вам?

— Честно сказать, никто, — покачал головой префект. — Я второй день его знаю. Хороший человек, инспектор из префектуры, где меня назначили начальником. Опекун вот этого... балбеса, — тут господин префект ухватил не совсем проснувшегося Илана за волосы на затылке, заставил поклониться врачу и волосы выпустил не сразу, — секретаря моего. Я тебе куда сказал идти? А ты?..

Илан ниже наклонил голову и молчал, что должно было означать глубокое осознание вины.

— Вы намереваетесь помогать каждому из подчиненных, кто попадет в беду? — вдруг несерьезно хихикнул доктор.

— Надеюсь, никто больше не попадет в беду, — развел руками господин префект. Он, наоборот, был подчеркнуто серьезен.

— Если попадет, вы разоритесь на помощи добрым людям. Такой у нас город. Пойдемте в 'Песчаную гавань', я не хочу обсуждать дела на заднем дворе или на улице. У меня тоже был тяжелый день.

В 'Песчаной гавани' Илан оказался не впервые, но первый раз в жизни — с парадного входа и в качестве клиента. Заведение было дорогое, с целым большим этажом отдельных залов и приватных кабинетов. Они не стали садиться к столику на нижней галерее, прошли наверх, в бирюзовую комнату. По дороге, до того, как упасть на мягкий диван, Илан достаточно протер глаза, чтобы не пропустить ни одной мелочи вокруг. Знать про Джату, про префекта, про волшебного доктора с Мраморной улицы ему хотелось, а вопросы задавать в присутствии старших он не смел.

Принесли первую перемену блюд. С выбором доктор не церемонился, брал самое лучшее и дорогое. Еще он заказал себе тонкую трубку с морской травой и вина. Префект от вина отказался.

В малом зале через коридор шло веселье с песнями и плясками. Звуки музыки и громкие голоса доносились сквозь закрытую дверь и задернутые занавеси. Илан угнездился в углу большого дивана, обнял покрепче выданную ему глубокую миску с куриной лапшой, стал есть и внимательно слушать.

— Раз уж вы делаете доброе дело, — говорил молодой врач префекту, — я не стану с вас брать деньги за сегодняшний вечер. Не спорьте, я могу себе это позволить. Но мне придется ходить к вашему инспектору каждый день. Я беру два таргских лара за визит, плата за десять дней вперед. Еще с больным осталась моя сиделка, это стоит два лара ночь. А за сегодня с вас ужин. И еще кое о чем мне нужно с вами поговорить.

— Поговорить? — подозрительно взглянул на врача префект.

— Ничего противозаконного и никаких чиновничьих штучек, если вы боитесь ответственности перед вашим начальством. Не взятка и не преступление. Меня интересуют ваши покойники. Редкие случаи — необычные убийства, отравления, выдумки самоубийц, последствия несовместимых с жизнью травм и все похожее.

Господин префект слегка подвинул от себя тарелку с утиной грудкой в грушевом соусе.

— Вы хотите поработать у нас в покойницкой? — уточнил он.

— Мне нужен материал для исследований. Раздобыть труп в городе не так легко, и, кроме того, противозаконно. У вас я буду иметь совершенно легальное основание заниматься научной работой, не вызывая ни подозрений, ни очередных нападок на мою репутацию. Я буду вам полезен. Очень полезен. Я много знаю и много умею, но я хочу знать и уметь еще больше. Это не предосудительно.

Префект подвинул тарелку обратно, но есть не стал, откинулся на спинку дивана.

— Это государственная служба. Вам придется оставить частную практику. По крайней мере, на время обязательных присутственных часов в префектуре. А плата у нас, по сравнению с вашими заработками в два лара за визит — весьма скромная. Такой ужин, как сейчас, и в таком месте на нее себе не позволишь.

— Вопрос денег меня не заботит. К тому же, я не собираюсь оставаться в вашей покойницкой вечно. Год или два, пока не удовлетворю свой исследовательский интерес и не решу некоторые нерешенные на сегодня вопросы.

— А что не так с вашей репутацией, доктор Наджед? Я новый в городе человек. Расскажите.

Доктор улыбнулся. Он вообще улыбался много и часто. И смеялся легко, по любому поводу.

— С ней все не так, — сказал он и сдвинул очки на кончик носа. — Беда, а не репутация. Судите сами. Доктор Наджед требует за свои визиты много денег. Доктор Наджед курит. Доктор Наджед бывает пьян. Доктор Наджед делает аборты. Доктор Наджед присутствует в адмиралтействе при исполнении судебных наказаний, чтобы наказанные не умирали у палачей раньше времени. Доктор Наджед собирает мертвецов и потрошит их ради собственного любопытства. Доктора Наджеда знают в каждом публичном доме города, даже в порту. В колонии прокаженных доктора Наджеда тоже хорошо знают. А еще доктор Наджед чернокнижник и колдун, в его руках оживают те, кто был на том свете не в гостях, а обеими ногами, вроде вашего инспектора. И доктор Наджед не боится сказать обо всем этом любому человеку, включая имперских чиновников. Почему же вы обратились к такому доктору?

— И доктор Наджед богат, — продолжил префект. — Я могу понять и оправдать только его научный интерес к мертвецам и благотворительный к прокаженным. И еще немного то, что он бывает пьян. Зачем ему все остальное?

— Боюсь, что доктору Наджеду сложно будет объяснить это вам, как чиновнику. Чиновничий аппарат создан для того, чтобы использовать людей. Выжимать из них все, что они могут дать, как в жаркий день выжимают сок из фруктов. Соком утоляют жажду, а мякоть выбрасывают. Вы сегодня взялись помочь попавшему в беду человеку, у которого не было на достойное лечение собственных средств. Вот и доктор Наджед — если он не поможет многим, попавшим в беду людям, никто им не поможет.

— Разве работа за деньги это помощь? Помощь — она от сердца. А вы самый дорогой врач в Арденне.

— Для тех, у кого есть деньги — да. Они платят мне не только за себя, но и за тех, кто страдает по их вине.

— Почему тогда вы не раздадите ваши деньги бедным?

— А какой в этом смысл? Если разделить мои деньги на всех, город будет гулять три дня и три ночи. А потом начнется то же самое. Только у меня уже не будет возможности помочь.

— У вас опасные воззрения, доктор Наджед. В Таргене к вам обязательно приставили бы пару шпиков.

— За что? За помощь беднякам и изгоям из колонии прокаженных наказание не установлено. Это не антиобщественная деятельность.

— За образ мыслей, доктор. В империи не принято говорить вслух о том, что в бедах неимущих виновны богатые, а чиновники жмут соки из народа.

— Что поделаешь, меня довольно поздно заинтересовало понятие справедливости. Раньше как-то всегда было очевидно, что ее нет на свете. А потом оказалось, что я могу кое-что сделать. И мы не в империи. Мы в Арденне. Здесь жизнь устроена намного причудливее. Свободы больше, хоть она и опаснее.

— Может быть, — сказал префект. — Может, здесь проще. Я пока не знаю. Еще не разобрался. Дело в том, что в префектуре уже есть врач, господин Наджед.

— Бывший корабельный костоправ, списанный на берег за пьянку. Тупой, как пробка, да простят меня коллеги по цеху. Вы не спрашивали, сколько людей у него перемерло, пока он был пьян?..

— Может, и так. Но теперь-то он работает с мертвыми, спешить особо некуда. Ладно, я подумаю о вашем предложении. Но ничего, как и вы, не могу обещать. Надо мной тоже есть начальство, мне можно не все, что я хочу или о чем меня попросят. Мне правда проще вам заплатить, чем оказывать ответные услуги. Что теперь будет с инспектором Джатой?

— Если доживет до завтра — будет жить. Я с утра зайду...

Тут двери в кабинет распахнулись, бархатная занавеска над входом сорвалась с половины крючков, на пороге возникли два не вполне трезвых человека и покачнулись, держась друг за друга. Двери в зал напротив тоже были открыты.

'Моя серая лошадка —

Она рысью не бежит!

Почему?

Черноглазая арданка

На душе моей лежит!..' — громко и нестройно пели там.

Один из ввалившихся незваных гостей вдруг широко раскинул руки, оттолкнув второго, и крикнул:

— Доктор!.. Иди к нам! Все — идите к нам!..

Наджед помахал ему рукой.

— А и правда, пойду я развлекаться, — сказал он префекту. — С вами скучно, как на допросе.

Господин префект усмехнулся и полез в рукав за кошельком.

— 'Наджед' это ваше родовое имя или собственное? — спросил он напоследок, отсчитывая на стол пятнадцать маленьких двухларовых монеток. Больше, чем просил Наджед.

— Ни то, ни другое. Это прозвище. Но я не скажу вам, что оно означает. Без загадок будет неинтересно продолжать знакомство, верно?

На улице, шагах в пятидесяти от 'Песчаной гавани', за кругом ее фонарей, префект вдруг сам начал смеяться без причины, совсем как беспечно веселый доктор.

— Да кто он такой, этот Наджед? — спросил он Илана. — Ты что-нибудь о нем знаешь?

— Ничего не знаю, — помотал головой Илан. — Я никогда не болел.

— Ну, может, он и закончил Медицинскую Академию на острове Джел, но здесь же не Ходжер! — продолжал префект. — Здесь нельзя себя так вести! Он что, воображает, что из-за его уникальности и нужности, как врача, ему позволены любые разговоры? Он либо прикидывается дураком, либо правда идиот!

— Я думаю, он идиот, — выдал свое скромное предположение Илан. — Только идиоты все время смеются. Над чем смеяться? Рядом люди умирают.

— Будь ты на моем месте, Илан, ты взял бы на службу идиота?

— Трупы резать? — Илан остановился. — Непременно взял бы.