В начале восьмидесятых годов прошлого века явно недооцененным активом стала вся корпоративная Америка, и крупнейший выигрыш обещала игра во враждебные поглощения. Именно для нее более всего подходили природные дарования и темперамент Милкена.

В то время как элитарные инвестиционные банки Уолл-стрит срывали крупные куши, играя в традиционные "белые" корпоративные слияния и поглощения (М&А), Милкен и его финансовые партнеры из Drexel, оставались не у дел. Они считались париями американского финансового бизнеса, и не могли понадобиться крупной корпорации, имеющей прямой выход на респектабельные банковские цепочки с достаточными для самостоятельной игры капиталами.

Отчаявшись привлечь таких клиентов, Милкен принял заманчиво простое решение: создать себе своих. Кроме "шакальей квадриги" на Милкена работали все мало-мальски известные в тогдашней Америке рейдеры: Карл Айкен10 (изобретатель гринмейла), Мервин Дэвис, Ирвин Якобс, сэра Джеймс Голдсмит, Нельсон Пельтц, Сэмюэл Хейман, Савл Штейнберг и Эшер Эдельман.

Главный вывод из теории эффективности рынка заключается в том, что надежно зарабатывать деньги на акциях можно только при использовании инсайдерской информации. Не только Милкен, но и другие воротилы на Уолл-стрит видели, что это совершенно неверно. Рынок в действительности весьма быстро переваривал данные о прибыли и убытках, но был очень неэффективен в оценке компании целиком — от принадлежащей ей земли до созданных ею пенсионных фондов. Именно на это и сделал ставку Милкен. Успех его не в том, что он был первый, а в том, что его последователи из консервативного финансового истеблишмента раскачивались целое десятилетие.

Размещая через Drexel свои "мусорные" облигации, рейдеры привлекали деньги для штурма, прежде казавшихся неприступными крепостями, Revlon, Phillips Petroleum, Unocal, TWA, Disney, AFC, Crown Zeilerbach, National Can и Union Carbide. На это никто не рассчитывал — не только они, но и сам Милкен, который, задумав в 1970 году создание рынка "мусорных" облигаций, в те времена, он даже мечтать не мог о радикальной перестройке всей корпоративной Америки. Такого никто не мог предвидеть. Когда Милкен наткнулся на идею с "мусорными" облигациями, даже представить себе было нельзя, что корпорации из разряда "голубых фишек" окажутся рынком недооцененными. Этому нет никакого разумного объяснения, да никто на Уолл-стрит и не тратил времени на поиски объяснений. Для людей, работавших на Уолл-стрит в небольших тогда отделах слияний и поглощений инвестиционных компаний, Милкен стал просто даром божьим, открывшим им шанс сделать карьеру и быстро разбогатеть.

Джо Перелла, создавший в инвестиционном банке First Boston отдел слияний и поглощений в 1973 году, и принявший туда на работу в 1978-м знаменитого Брюса Вассерштейна, рассказывал, что действовал в то время "чисто интуитивно": Были такие возможности, — свидетельствует Перелла, — и они валялись прямо на земле. Было полно компаний с недооцененными активами. Не хватало покупателей. А те, кто хотел их купить, не могли монетизировать свои желания. Пришел Милкен и расчистил завал. Теперь достаточно было согласиться на 22 процента годовых — и можешь покупать приглянувшеюся компанию.

"За кулисой" Милкен долго не удержался и сам занялся со второй половины 1980-х годов этим "малопочтенным" в США делом через аффилированных лиц. Со всем свойственным ему пылом и хваткой. Есть свидетельства, что как-то он произнес: "Мы нападем на Ford, General Motors и IBM, заставив их дрожать от страха".

Причиной втягивания Милкена в корпоративный рейд стали аппетиты его инвесторов, жаждавших быстрого обогащения, а он, соблазненный безумными доходами и колоссальной властью над ними, намеревался эту жажду удовлетворять. К тому же высокодоходные области применения инноваций проявили тенденцию к исчерпанию, а деньги надо было инвестировать, потому что весь бизнес Милкена стал подобием "колеса для белки".

Взгляд Милкена упал на тот сегмент мусорного рынка, где располагались облигации "падших ангелов". Гениальным чутьем он определил, что эти бумаги рынком недооценены. Если скупить облигации такой "фишки" и предъявить их к оплате при первой же трудности у компании, то есть реальный шанс захватить всю компанию. А затем, проведя реструктуризацию и подняв общественный интерес к захваченному имуществу, продать его по возросшей цене. Если будет крупный покупатель, то целиком, а если нет, то в точном соответствии с утверждением героя Ричарда Гира в картине "Красотка": "Я покупаю компании, затем делю их на части и продаю. Так выходит дороже".

Милкен разработал для Боэски, Познера и Икана и других аффилированных с ним рейдеров механизм, который позволял после удачного налета с легкостью покрывать задолженность по "мусорным" облигациям: не ждать, пока атакованная "голубая фишка" будет приносить доход, а полностью ее раздербанить: в том смысле, что тут же распродавались ее самые аппетитные активы. Большая часть, заработанных денег оседала в карманах рейдеров, меньшая — на обслуживание долга по облигациям.

Вот один пример из технологического ноу-хау Милкена, вызвавший впоследствии настоящий скандал. Клиент Милкена — Виктор Познер11 — решил захватить строительную корпорацию Fish Bach Corporation. Но он, после первой своей попытки её захвата, был связан с ней обязательством: не предпринимать новых попыток установления контроля над этой компанией, пока кто-нибудь другой не предпримет такую же попытку, или не купит хотя бы 10 процентов акций Fish Bach.

Познер обратился за помощью к Милкену. Тот посоветовал своему многолетнему партнеру Айвену Боэски купить большой пакет акций Fish Bach, заверив его, что в случае провала возместит все убытки. Соглашение было противозаконным: в США любой инвестор, действующий в чужих интересах, обязан публично объявлять об этом. Но комбинация сработала четко — обязательства Познера были аннулированы, и он, при финансовой поддержке того же Милкена, скупил контрольный пакет Fish Bach. Вся операция проходила под финансовым контролем Милкена, который не только обеспечил размещение "мусорных" облигаций Познера, но и принял непосредственное участие в "паркинге"12.

Эта сделка для Милкена стала роковой.

24 сентября 1987 года Рональд Перельман, знаменитый лихими наездами на корпорации, последним подвигом, которого был захват всемирно известного производителя косметики компании Revlon, вознамерился купить большой пакет акций инвестиционного банка Salomon Brothers.

Финансовую поддержку ему оказывала фирма Drexel Burnham (где соответственно без Милкена не обошлось), а вот консультантами были вполне серьезные ребята из финансового истеблишмента: Джозеф Перелла и Брюс Вассерштейн из First Boston.

Такое на Уолл-стрит было впервые: атака на одного из "своих", что равнялось "беспределу" по "понятиям" американского финансового рынка. Но самое обидное было в том, что публику очень забавляло, что захватчиком столпа Уолл-стрита оказался производитель дамской косметики.

Такой насмешки уже не простили.

Милкен сделал миллиардное состояние на том, что создал бизнес, поднявший доходы миллионов американцев, однако массовые недружественные поглощения крупных компаний вызывали скандалы в обществе. Инициаторами скандалов, естественно, были "потерпевшие": собственники, посчитавшие, что их обделили при расчете за акции и менеджеры этих компаний, считавшие, что их незаслуженно выставили на "биржу труда".

Однако и политический класс Америки стал роптать: правые были недовольны атакой на "старые" деньги и "принципы", а в глазах левых интеллектуалов Милкен не выходил из образа обычной "акулы капитализма", ищущей любую возможность нажиться на чужих трудностях. Коллеги с Уолл-стрит десятилетие наблюдавшие увлекательный процесс утекания денег мимо их карманов на западное побережье, помогали сгущению вокруг Милкена соответствующей атмосферы.

Стратегия LBO с помощью "мусорных" облигаций оказалось той последней каплей, которая переполнила чашу терпения, и заставила весь экономический, финансовый и политический истеблишмент Америки объединить усилия и выступить единым фронтом против Милкена, уже с середины восьмидесятых годов прошлого века.

В Сенат и Конгресс посыпались сотни жалоб от самых влиятельных предпринимателей и общественных деятелей. Начались бесчисленные парламентские расследования, и уже к ноябрю 1986 года в Конгресс было проведено тридцать законопроектов, ограничивающих инвестиции в облигации, не имеющие рейтинга.

Тучи сгущались.

Репутация Милкена портилась.

Не хватало только "отморозка", который бросит вызов "воплощенной американской мечте". И он не заставил себя ждать.

В Нью-Йорке тогда быстро делал карьеру молодой амбициозный прокурор Рудольфо Джулиани — этнический итальянец, прославившийся своей непримиримой борьбой с итальянской мафией в США, и политически нацеленный на пост мэра этого города. Ему для успешной политической карьеры, укрепления собственного имиджа, и первого пира-залпа в избирательной гонке было крайне необходимо "громкое" дело, резонансное в национальном масштабе.

В 1989 году он возбудил уголовное преследование против одного из партнеров Милкена — Айвена Боэски, нарушившего закон при захвате очередного "падшего ангела". После хорошей "трамбовки" в прокуратуре тот признал себя виновным и сдал шефа.

В общественном мнении, во многом благодаря тому, что Милкен пренебрегал не только публичностью, но и элементарным минимумом в общественных связях, никто и не сомневался в том, что за этими махинациями стоит сам Милкен. Все только и ждали, когда "наглый олигарх" споткнется и окажется за решеткой.

Сам по себе бизнес на "мусорных" облигациях был абсолютно законен. Непосредственно к махинациям "партнера" Милкен не имел отношения, но Джулиани нашел, за что зацепиться.

Расследование Джулиани, выявило целую систему торговли акциями и облигациями на основании инсайдерской информации о будущих враждебных поглощениях. Трудно сказать сейчас, насколько сам Милкен пользовался такой информацией, однако он получил самое суровое наказание из всех фигурантов дела. Скорее всего, потому, что без финансирования Милкеным остальных фигурантов (с помощью "мусорных" облигаций), значительной части жестких корпоративных захватов того времени просто не было бы.

Когда стало ясно, что судебных разбирательств не избежать, Милкен собрал самую большую и дорогостоящую в американской истории команду юристов, когда-либо защищавших частного клиента. Были определены основные линии защиты:

— Милкен — это невинная жертва коварного Айвена Боэски,

— Милкен — гений и спаситель американской экономики,

— Милкен один из авторов экономического бума восьмидесятых годов...

Однако его союзники и подельники один за другим отворачивались от опального финансиста.

В 1989 году Милкен был вынужден уйти из банка Drexel Burnham Lambert, но банк это уже не спасло.

13 февраля 1990 года было объявлено о банкротстве банка. От него ушли клиенты, когда следствие выяснило, что главный и излюбленный аргумент Милкена о том, что инвесторы получают от "мусорных" облигаций больше прибыли, чем от облигаций высокой степени надежности, мягко говоря, не соответствовал действительности. По статистике, с 1981 по 1990 год средства, вложенные в среднестатистический портфель рисковых облигаций, выросли на 145 процентов. Но за тот же период среднестатистические акции принесли своим владельцам 207 процентов дохода, облигации "инвестиционного класса" — 202 процентов, а облигации государственного казначейства — 177 процента. Однако, до Рудольфа Джулиани никто и не удосуживался это посчитать. А ведь Милкен умудрился пятнадцать лет держать как на наркотической игле безумно рискованных "мусорных облигаций" все пенсионные и сберегательные фонды страны.

Однако все было не так плохо. Дело откровенно разваливалось. Из 98 обвинений, выдвинутых против Милкена, до суда не дожило ни одно. Официальное обвинение, и то с натяжкой, смогло инкриминировать лично Майклу Милкену только торговлю с использованием инсайдерской информации.

Разумеется у работников крупных инвестиционных банков нет никаких внутренних документов, в которых фиксировалось бы: чьи акции будут расти, а чьи падать. Профессионалы рынка находятся в таком же неведении относительно движения рынков, как и большинство остальных игроков. За одним исключением. Инвестиционные банки выступали консультантами на рынке M&A, и помогали одним корпорациям захватывать другие, а тем защищаться от захватов. Любая борьба за корпоративный контроль, даже слухи о ней, вызывает рост курса акций тех компаний, которые подвергаются поглощению.

В 1990 году, после того как арестовали его брата, Майкл Милкен пошел на сделку с правосудием. В обмен на отказ суда от преследования его брата и партнера Лоуэлла Милкена, он согласился признать себя виновным по шести пунктам. Но в них уже не было ни инсайдерской торговли, ни взяток, ни рэкета, ни незаконных манипуляций рыночными ценами (все эти обвинения предъявлялись ему по делу Айвена Боэски).

Сделка с правосудием содержала: дачу ложных показаний в деле с компанией "Fish Bach", паркинг13, мошенничество с почтовыми отправлениями, помощь в заполнении ложной налоговой декларации и пособничество Боэски в его преступной деятельности.

Однако и этого хватило на то, чтобы судья Кимба Вуд вынесла шокирующий вердикт: десять лет тюрьмы, штраф в один миллиард сто миллионов (!) долларов и пожизненный запрет заниматься финансовыми операциями.

Но уже в следующем календарном году по апелляции срок скостили до двух лет.

Отсидев двадцать два месяца, Милкен вышел на свободу.

Но вот запрет на профессию остался.

СОВРЕМЕННЫЙ КОРПОРАТИВНЫЙ РЕЙД В АМЕРИКЕ: МИЛКИНА НЕТ, НО ДЕЛО ЕГО ЖИВЕТ.

Каждая операция на рынке M&A требует, по меньшей мере, двух консультантов: один для покупателя и один для продавца. В случае скрытого рейда нужен один: для захватчика. В большинстве "спокойных" сделок M&A участвует четыре, и более, инвестиционных банка, в соответствии с числом покупателей, конкурировавших за разыгрываемый приз, плюс инвестиционный банк — защитник "жертвы" от враждебного поглощения агрессорами, он же — в случае если стороны пришли к консенсусу по поводу дружественного характера поглощения — выгадывает для компании-цели максимальное количество преференций. Все проходит за закрытыми дверями, спокойно и интеллигентно. Рынку сообщается только уже принятое решение. Прессе тем более. Утечка информации говорит только о том, что ситуация конфликта интересов сохраняется.

Рейдеры обрушились на этот тихий кастовый мирок, где каждый имел свой интерес и доход, как камень в середину пруда, распугивая размеренную среду корпоративного мира, как лягушек. Начатый "шакальей квадригой" процесс обрел собственное движение.

Сами менеджеры, управлявшие публичными корпорациями с обилием дешевых14 активов, заинтересовались возможностью выкупить компанию у акционеров корпорацию в свою собственность (в Европе эта операция известна как выкуп компании менеджерами, МВО, а в США — как выкуп компании в кредит, разновидность LBO) и вовлеклись в эту игру. В результате довольно большое количество публичных компаний было приватизировано менеджментом и выведено с фондового рынка.