Базовая яваннография

— Не страдаете морской болезнью, колон? — поинтересовался Глос.

— Я прошел подготовку по космической программе, — сообщил я.

— А кто не прошел? — хохотнул Хуан, налегая на весло. — Я вот, к примеру, травил за борт и первый день на орбите, и первый день в море. Одно другому не мешает.

— Кстати, что-то погодка портится, — заметил Риккен, глядя из-под ладони в сторону океана. Горизонт затягивало пеленой облаков, пока светлых, но довольно густых.

— Обычное дело, — пробормотал Глос. — Последние дни и так необычно распогодилось, видимо, в честь вашего прибытия.

— Мы успеем добраться до Рыбачьего? — озабоченно спросил я.

— К ночи и будем, а! — пообещал Риккен. — Не переживай, сильной бури Метеослужба не предвидит, а дождливая погода в сезон держится одиннадцать недель из двенадцати.

Прогнозы Риккена сбылись. Берег превратился в тонкую ниточку, подул порывистый северный ветер, сдувая с неба крылатых созданий и отгоняя древопарусники обратно к берегу. Волны оделись белыми барашками, небо затянуло серой пеленой, и воздух прорезали капли дождя, взбивая мелкие всплески на лоснящихся спинах волн. Мы дружно набросили капюшоны курток.

Около двух Риккен сверился с айдимом, и "Элис" вновь подняла парус, возвращаясь к берегу под изменившимся ветром. Рифов и островков здесь было заметно больше, громоздились в прибое ветвистые инопланетные выросты из мшанок, моллюсков и чудом уцепившихся за них ростков перекати-моря, поднимались над волнами конусы гигантских пестрых раковин в два человеческих роста. Я поделился этим наблюдением с рыбаками, и услышал в ответ, что отплывали мы в пору высокой воды, до следующего же прилива остается часов десять, и береговые скалы обнажились. Риккен попеременно вглядывался то в воду по носу лодки, то в панель миниэхолота.

Из пелены дождя проступили малахитовые прибрежные холмы, кажущиеся в пасмурный день почти черными. Между ними тянулась привычная уже зелень мангр и пестрота болотной растительности. Впереди замаячили многочисленные деревья, пока — только плавучие. Через полчаса мы уже лавировали между островками растительности, волнение прекратилось — якорные рощи гасили энергию валов.

Наконец зелень сомкнулась вокруг нас, даже над головой протянулось сплетение свежих поплавковых лиан, успевших после урагана по новой опутать вершины мангр. Риккен бросил взгляд на айдим, затем — на паутину воздушных корней по обе стороны лодки.

— Причаливаем, — распорядился он.

— Куда? — я растерялся. Никаких признаков человеческого жилья не наблюдалось.

— К этой рощице, больше некуда. Корни у нее длинные, нас не затопит в прилив. Или тебе охота нести "Элис" все десять километров по грязи?

Я помотал головой.

— Значит, будем ждать, — подытожил Риккен. — Так и живем — в противопланетный пролив выходим, в подпланетный — возвращаемся.

— А в шторм? — вспомнив обрушившийся на Поселок ураган, спросил я.

— Не так уж они тут и опасны, — убежденно заявил рыбак. — Мангры гасят ветер, ну а в море приходится отходить подальше от берега и надеяться, что ураган не разыграется. Хорошо, у нас есть спутники, не то бы мы точно разбили лодку-другую. Через год отстроим ветрозащищенные доки, тогда и супертайфуны будут не страшны.

Это было на редкость скучное ожидание. Я разглядывал прикорнувших на ветках нюфенов и слушал заунывные рулады инлунов. Рыбаки натянули над пришвартованной к корням "Элис" тент с ловкостью, выдававшей регулярное упражнение, и мы оказались избавлены от надоедливых струй, просачивающихся через листву. Риккен извлек сверток с сухпайками и распределил среди нас ломти хлеба и сушеную рыбу.

Через два часа из зарослей донеслись человеческие голоса, и вскоре к нашей роще выплыла лодка побольше, с командой из восьми человек, бородатых, как и Риккен сотоварищи — похоже, это была местная мода. В кузове (или как там называется лодочный корпус? не важно) лодки блестел чешуей богатый улов. Риккен окликнул товарищей, впрочем, лодка и без того шла прямо на нас.

Мне снова пришлось описывать в деталях свои заключения. Колоны (одного из них, Кратаба, я знал еще по Взлетному) восхищенно охали и таращились на меня, будто на какую-то невиданную кементарийскую терамнию. Чем старательней я пытался убедить рыбаков, что в моем спасении нет никакой моей заслуги, лишь сверхъестественное везение, тем почтительней становились взгляды.

Мюара скрылась в облаках у горизонта, но темнота так и не сомкнулась над болотом. Вокруг полыхала сказочная феерия.

Тысячи звезд спустились с небес на обнажившееся морское дно. Потоки холодного света стекали с верхушек гигантских раковин, зеленые огоньки горели на каждом мшанковом выступе и каждой веточке арбонкоратов. Облака фосфоренции танцевали на волнах, вытягиваясь в расплывающиеся шлейфы света. Миллионы морских организмов окисляли люциферины, превращая вечер в карнавал синих и зеленых огоньков.

Ночь уже опустилась на джунгли, когда лодку подперло высокой водой. Перекати-море и арбонкораты всплыли вместе с нами, кеймангры и немногочисленные лепидопалы скрылись в мутных потоках. Несмотря на всю иллюминацию, разглядеть что-то дальше носа лодки в безлунную (безылуватарную) ночь было невозможно. Впрочем, польза от огоньков все же была — биолюминесценция подсвечивала большие скалы, страхуя нас от столкновения с ними.

Лодки отшвартовались, команды налегли на весла, направляя их сквозь болотную тьму. Бороздил мрак луч нашего фонаря, на пару с сонаром ищущего мели и препятствия.

— Перестраховка, — продолжал просвещать меня Риккен. — Этот маршрут мы уже выучили, но осторожность не помешает. Будет обидно напороться на принесенное последним приливом бревно и пробить днище, а!

В лучах фонаря вместо мангровых зарослей постепенно стали мелькать лепидопалы — все чаще и чаще, пока их тонкие желто-зеленые стволы не слились в сплошной древесный частокол. Мы плыли по прямой, будто стрела, водяной дорожке, явно проделанной в этих джунглях вручную — по краям торчали из воды срезанные пеньки. Поваленных деревьев виднелось немного — гибкие стволы лепидопалов, словно резиновые, могли сгибаться до самой воды, не ломаясь под натиском ветра.

В кустах придушенно взвизгнул и тут же умолк ктулхоринх, захлопали чьи-то крылья. Илуватар прятался за облаками, за пределами светлого пятна стояла тьма, пронизанная тысячами огней фосфоренции.

Когда в ночи замаячили огни Рыбачьего, я сперва тоже принял их за свечение морских организмов. Однако фонари горели желтым светом, совсем непохожим на призрачные сполохи светлячков, он выхватывал из темноты очертания причалов, сложенных из стволов-стеблей лепидопалов хижин, вытащенных на берег лодок. Поодаль высилась во тьме громада неясных очертаний — присмотревшись, я с удивлением узнал в ней поставленный стоймя ПНБ с посадочного модуля. Из-под него пробивался свет тлеющих углей.

Причал располагался на берегу округлой лагуны, шириной около двухсот метров. Над водой поднималась невысокая пристань, за ней виднелось скопление меморипластовых ангаров и крытых папоротником лепидопаловых хижин — наш типичный, в общем-то, выселочный стиль. С берега протянулись встречные лучи фонариков, Риккен замахал встречающим руками, "Элис" ткнулась в мостки. Хрустнув затекшими ногами, я выбрался на влажные доски.

— Оперколон Димер? — стоявший впереди тонкогубый колон, классический пацифик по виду, единственный из рыбаков не носивший густой бороды, поклонился.

— Он сам, Чиф, — с готовностью ответил Риккен. Меня удивило, что рыбак обратился к масколону с использованием ника, но Чиф не повел глазом. — Доставлен в целости и сохранности, а!

— Что же. Можете идти по домам, парни, мы сейчас займемся уловом. Димер, вам, наверное, стоит показаться нашему эскулапу, а потом — заходите в мою хижину. Жду не дождусь вашего рассказа!

— Принято, масколон, — ответил я. — Прошу прощения, а где...?

— Ах да! — Чиф хлопнул себя по лбу. — У вас же нет айдима. Вон та пластвремянка слева — это медпункт. А мои пенаты за теми хижинами, вам их покажет любой. Ну ладно, работаем! Рыбу чистить, ракушки обрезать и вскрыть — знаете, чем заниматься!

Медик, хлопая спросонья глазами, усадил меня в диагностат, прогнал парочку тестов и объявил официально здоровым, не считая многочисленных подживающих ушибов и воспаленных мелких ранок. Растер остро пахнущей мазью и выдворил на улицу.

Несмотря на то, что Рыбачий состоял всего лишь из горстки хижин и сараев, искал я дорогу в жилье Чифа довольно долго. Наконец торопящийся куда-то пахнущий дымом колон, встреченный мной у зарослей папоротника, молча взял меня за плечо, развернул и ткнул пальцем в постройку с большой открытой верандой и дверью из белого пластика.

На веранде, укрытой брезентовым пологом, располагался подпертый лепидопаловым пнем стол, усыпанный документами и притушенными панелями. За ним, оживив небольшую панель и пристально вглядываясь в предметное стекло, сидела, поджав под себя ноги, женщина средних лет.

— Чиф у себя, — не поднимая головы, произнесла она.

— Леа, ты бы могла поздороваться, — Чиф вышел в приоткрытую дверь.

— Я занята, — судя по голосу, Леа едва заметила присутствие в своем жилище постороннего.

— Прошу нас извинить, — Чиф пододвинул ко мне служащий табуретом ящик. — Когда Леа с Ниллутаби уходят в свои исследования, их тяжело выдернуть в реальность даже для еды и сна.

— Ничего страшного, — уверил я начальника поселения. — Давайте перейдем к делу — когда приходит баржа?

— Тридцать шестого числа, — мгновенно ответил масколон. — Я вижу, вы крепко сколочены, раз рветесь в дорогу после таких приключений.

— Сытная еда и хороший сон — все, что мне было нужно, — отмахнулся я. — Да и доктор считает, что я в порядке.

Чиф покачал головой.

— Вы представились моим людям, как потерпевший крушение космонавт? — спросил он. — Честно скажу, в эту версию я верю больше, чем в то, что колонист мог сорваться с обрыва, преодолеть больше сорока километров в бессознательном состоянии, добраться пешком от устья до нашей станции и быть в добром здравии на следующее утро.

При напоминании о моей шуточке я невольно покраснел.

— Ну вот так вот получилось, — мне оставалось только развести руками. — Я добросовестно старался утонуть, но как-то не сложилось.

Чиф, однако, этим не удовлетворился. Последовала серия вопросов про малейшие подробности моей одиссеи — последний раз так тщательно меня допрашивали в кабинете Охеды. На середине повествования Леа вдруг вскинула голову.

— Вы действительно видели нападение кугуара на взлетевших аквабатов? — торопливо воскликнула она. — Потрясающе! До этого дня считалось, что цетофотиды нападают на жертву только в водной толще. Вы обратили внимание, гнался ли кугуар за ними до взлета, или заметил добычу уже в воздухе? Можете показать мне запись?

— Эээ, на тот момент у меня не было возможности ее сделать, — еле выговорил я.

— Не было возможности сделать запись? — судя по выражению лица Леа, я только что признался в чем-то очень кощунственном.

Я ошеломленно посмотрел на Чифа, который лишь развел руками.

— К сожалению, — признался я. — И записать драку между фортунатусом и амфигатором за право меня слопать тоже не получилось.

А такое выражение, наверно, могло бы появиться на лице Охеды, заяви я, что лично прикончил безопасника и вывез скрипти на угнанной машине в необследованные территории.

По обоим сторонам от нас тянулся широкий — не меньше полукилометра — Мэнхань. Вдоль реки дул ровный ветер, тормозя наше обладавшее заметной парусностью суденышко, и с кормы самоходной баржи доносился тихий гул движков.

Мешки с солью (вываренной в том самом очищенном от пены ПНБ, что я наблюдал поставленным на попа на краю Рыбачьего) были сложены в трюм, в том числе и моими силами. Помимо них, баржа везла обычный груз засоленной рыбы. Первые партии морского шелка пока сохли в сушильнях Рыбачьего и в амбары Поселка должны были поступить в будущем. Щипало разъеденные при погрузке соли царапины.

Устроившись на планшире (кажется, так называлась эта деталь), я рассматривал проплывающие мимо, как тени, холмы. Хотел было уточнить у капитана, долго ли осталось добираться до Поселка, но сдержался. За последние полдня я успел задать этот не менее пяти раз, и в последний — был тактично спроважен.

Из застилавших правый берег (до которого было ближе) лиан выпорхнула стая призрачных сквозь туман береговушек. Виверниды закружились над волнами, оглашая их мелодичным "Кью-кью!".

Отправление "Манты" задержалось на два дня — Метеослужба предупредила об усилении ветра, а плоскодонное речное судно морскую волну держало еще хуже, чем лодки рыбаков. Мы вошли в речное русло затемно, еще до прохождения сверхприлива. В речном устье он становился довольно опасен — вздыбившийся вал с ревом проносился вверх по течению, и вполне мог разбить судно или вышвырнуть его на мель. Поэтому первые несколько часов баржа шла на максимальной скорости, которую только рисковали держать капитан и синт в сумерках и тумане, торопясь выскочить из опасной зоны.

И нам это удалось. Сверхприлив догнал нас в двадцати километрах от Рыбачьего, прошумев вдоль бортов и слегка качнув баржу. На таком расстоянии волна теряла почти всю энергию и особой угрозы не представляла, не считая изменчивого рисунка дна. Именно поэтому баржа удерживалась посередине русла, тщательно проверяя фарватер с помощью сонара, хоть в поднятых сверхприливом облаках ила он был менее эффективен. Впрочем, и уровень воды после потопа держался еще довольно высоко — даже для сезона дождей.

Погода оставалась типичной для полуострова в это время года — небо закрывали густые облака, и стояла влажная духота. Во тумане скрывались от взгляда берега, и угадывать, где плывет сейчас баржа, было бы бесполезно, даже знай я эти места. Но даже наши разведчики бывали здесь лишь несколько раз, преимущественно — пролетая над рекой.

Так что я не сразу заметил, как берега реки распахнулись, скрываясь в серой дымке. Но из каюты показался матрос, вглядываясь в туман по носу, донеслись сквозь туман знакомые звуки дома — шум станков в мастерской, жужжание пил, гомон людских голосов. Я встрепенулся, пытаясь рассмотреть знакомый берег. Из рубки донесся голос капитана, беседующего с диспетчерской Поселка. Ветер заметался, не в силах выбрать направление над широкой гладью разлива, швырнул на нас еще более густые клочья тумана.

Мы двигались сквозь разлив, укрытые туманом, в том самом месте, где когда-то приводнялись посадочные модули. Пристань для баржи была поставлена чуть правее — ее, в отличие от модулей, не требовалось вытаскивать на сушу. Вот показался пляж — рамисаги на нем давно срублены, а высаженные взамен саженцы вырвал супертайфун. Проступил старый причал — его собирались разбирать, да так и не успели до начала бурь. За ним громоздился Центр, верхние окна — инфозал — были освещены, несмотря на дневное время.

"Манта" миновала пляж, и вскоре по левому борту заскользил новый причал — небольшой и полупогруженный в воду, от него в сторону складов вела мощеная дорога. Мы подрулили к нему, и двигатель смолк. С берега метнули концы, подхваченные сперва мной, затем матросом "Манты". Баржа мягко прижалась бортом к развешенным вдоль причала шинам.