Ролевик, Ветка "Паладин"

— Что случилось? Почему палатки ставим? — Спросил я полушутливым тоном. И тут я увидел, что одна кобыла определённо хромает. Ясно — ремонт гужевого транспорта в полевых условиях.

— Угу, понятно. Неррут и все остальные! Наверно, нужно беречь воду, да и лошадей поить только проточной водой, желательно родниковой и чтоб текла с запада на восток (то есть с той стороны, откуда мы пришли)? После проверки на лошадях, проверяю воду я, наблюдаете за мной, если всё в порядке — набираете полные тары воды. Чую, что там мы воду брать не будем из местных речушек — опасно. — На меня иногда накатывает такое состояние некоего занудства, но пару раз мне такое помогло избежать серьёзных проблем. Вот я и лютую. Дрова, мною принесённые, заняли достойное место, то есть там, где должен быть костёр. Я отправил по проверенному мною маршруту двух фуражиров с топорами и приказом заготовить из стволов сухих деревьев древесины про запас, на случай отсутствия сухого топлива на месте. Ну и кольев побольше, тоже на тот самый всякий случай. Один из монахов вытащил крупу, другой принёс нашей воды, третий принялся кашеварить, хотя ещё даже дрова не успели заняться как следует. Четвёртый, тот самый, с военной выправкой, ходил дозором по лагерю и вокруг него, пятый с сыном проводника пошёл за дровами, а сам проводник перековывал лошадь. Неррут и я предавались отдохновению. Особенно я. Неррут создал график дежурств, куда поместил и меня, и себя — молодец парень, ни в чём себе спуску не даёт. Вернулись фуражиры с дровами, колья прибудут следующим рейсом.

А меж тем, вместе со вполне закономерной усталостью, я начинал чувствовать беспокойство. И тут я, как-то сам того не отмечая, спросил:

— Ребята, а осинки-то нет? — спросил я, глядя в багровеющее небо.

— Как ей не быть? Знамо дело... А зачем тебе, мастер Томас он требуется? — спросил тот проводник.

— От нежити отбиваться — слишком мрачно пошутил я. От моего чересчур спокойного голоса все нервно вздрогнули, в том числе и я сам. Так вот оно что? А я думал, что это наша тварь постаралась. Что ж, тем лучше. Я приказал дальше кашеварить, а монаху с выправкой отдохнуть, на что он ответил весьма кислым взглядом. Что поделаешь?

Из моего дневника

'В чём сила паладина? Хм.... Когда Вы, гипотетический читатель, спросите примерно то же самое про других персонажей, то Вам дадут вполне чёткий и определённый ответ. Маг будет рассыпаться о всякого рода магических конструкциях, ситуациях, когда лучше применить тот или иной артефакт. Варвар о вооружении, тактике боя, стратегии до боя, у ассасинов своя специфика. Но у них всех есть нечто общее — они полагаются на вполне материальные вещи. В моём случае такой вопрос грозит перерасти в объёмную лекцию по философии. Но если вкратце, то сила паладина в его ... равнодушии. Или равновесии, как хотите. Страсть обратиться может в ненависть, а ненависть в почитание и уважение. И именно по этому паладин должен быть чист духом, свободен от негативных проявлений своей сущности. Он постоянно имеет дело с грязью, следовательно, по закону сохранения материи, он должен быть по возможности чист. Иначе проиграет не только он, но и тот, кто на него надеется. И именно по этому паладин не поддаётся тёмным чарам, искушениям, сопротивляется греховной магии сильнее, чем даже гномы (опять забыл про них рассказать, ладно, после расскажу). Тело паладина можно убить только чистым, не магическим оружием, которое направлено рукою обычного бойца. Но если мысли паладина состоят лишь из спокойной и умиротворённой Любви к ближнему и Скорби из-за несовершенства творений рук человеческих, то тело паладина может быть убито, но сам паладин останется не побеждённым. Он не победит, но и не проиграет. Вот такая вот философия, и только из-за неё паладинов трудно убить и невозможно у них выиграть. На том стоит и будет стоять братство Креста'. (Конец цитаты)

Повозок было всего лишь две, так что устроить бому (так называется в северной Африке сооружение из колючих кустов, что выполняет функцию ограды от диких животных) мы не имели возможности. По этому я предложил разгружать повозки в авральном режиме, но не здесь, где мы остановились, а чуть дальше по дороге, где был небольшой холм. Когда мы подкатили к этому холму, на его вершине под дёрном угадывались тяжёлые камни. По всей видимости, остатки сторожки, которая была построена во времена империи. Вполне возможно — с тех пор рельеф изменился весьма сильно — несколько землетрясений, вызванных магическими воинами последних дней империи, обрушили несколько и так не высоких гор. Огромные осколки этих скал стали плотиной для нескольких речек, образовались великие Гримпенские болота. Вообще-то, так называют все болота, которые образовались в результате той войны, по имени мага Гримпена, поведение которого принято считать поводом к началу тех войн. В результате, теперь всё негативное, что принесла та война, называется его именем. Смешно — парень, ничем не примечательный маг, которого угораздило родиться не у тех родителей, прославился на века такой вот злой славой.

Не то, что на холм — по дороге еле как взобрались — лошади шли кое-как, ту, которую перековали на скорую руку, не стали запрягать, вместо неё запрягли мою лошадь.

Диспозиция была аховая. Но лучше ничего не было — сидеть в лощине, как барсуки в волчьей яме, мне не улыбалось.

Я предложил со стороны небольшого обрыва поставить стоймя повозки, и закрепить их нашей амуницией (а там железа было очень много). С трёх же других сторон у нас был пологий склон, впрочем, вполне способный затруднить атаку предполагаемому противнику. Далее мы вбили молотами осиновые колья, манером схожим с причёской ёжиков. Самые длинные колья мы будем использовать как копья — куда эффективней даже железных против нежити. Тут же, по границе нашей импровизированной крепости, мы разложили несколько костров и несколько чуть дальше, чтоб поджечь стрелой с наступлением темноты. Те дальние я приказал залить маслом, чтоб загорелись они с гарантией. Из лука я стрелять не умею, по этому мне и остальным выдали самострелы — аркобаллисты по научному. А тот самый монах с выправкой молча достал серьёзный простой лук и так же молча завязал его, после чего стал наващивать тетиву, смазывать рабочую зону лука, проверять стрелы и экипироваться.

В лагере скудно поели, следуя заповеди о голодном животе, оделись по теплей, и приготовились нервно ожидать нападения. Видя, что морально-боевой дух воинства падает, я встал, вышел к периметру и обратился ко всем сразу:

— Внимание! Слушать меня внимательно! Славные воины Креста! Да пребудет со всеми нами благословление Небес! Вы меня слышали?! По нашему следу идут исчадья тьмы. Жаждут нашей крови! Приказываю вострить топоры и мечи, проверять снаряжение, сделать пристрелку и не трястись как листья берёзы на ветру! Не знаю, что нас ждёт, но оно будет весьма удивлено, встретив вооруженных и готовых дать отпор воинов Креста! — каждое сказанное мною слово, вбитое в их головы, проясняло ситуацию. Что бояться смерти, если всё одно умрём, но умрём мы за правое дело? Это не был привычный каждому из монахов и сервов образ мышления. Сейчас я занимался простым НЛП, а получалось это у меня из-за моего умения 'Проповедник'. Конечно — это мерзко, но это даст им шанс выжить и, впоследствии, вырасти и научиться самим обходиться без этого фокуса.

Теперь лагерь походил на что-то из области фантастики — трезвые мужики и воины, с фанатичным блеском в глазах, ПОДЖИДАЛИ алчущих их крови тварей, мечтательно начищая оружие.

Когда стемнело, монах с выправкой — брат Клавдий, взял тут же выструганную стрелу, с намотанной паклей на ней, вымоченной во всё той же смоле, и выстрелил в сложенный на переферии костёр. Попал с первого раза. Когда смола вспыхнула, мы успели заметить какие-то тени, что отпрыгнули во тьму, за кругом света костра. Как говаривал мистер Шерлок Холмс: 'Состав преступления теперь на лицо'. Остальные костры были зажжены тем же способом. Монахи и проводники, не говоря уже про Неррута, заняли свои позиции без суеты и спешки, но быстро и споро. Тёмных тварей сегодня постигнет суровая кара.

Считается, что упыри, а это были именно они, это бывшие маги. Не очень сильные, но возжаждавшие силы и славы своих более могущественных коллег по ремеслу и потому они пошли по более лёгкому пути, который, конечно, имел одностороннее движение. То есть, это те, кого следует жалеть, но уничтожать без жалости, ибо свою человеческую суть они продали, несмотря на страшную цену, которую должны за них платить другие. Ну, с Божьей помощью!

Наконец твари вылезли в свет костров, я отдал приказ целиться. Все прицелились и стали ждать с холодным спокойствием опытных воинов, да — вот она реморализация в действии — сейчас они и чёрта бы не испугались. Подпустив тварей на убойную дистанцию, я отдал приказ стрелять. Тяжелые болты с коротким, но очень злым свистом и смачным шлепком вспороли восемь тел. Три упали и не поднялись, четыре огласили своими воплями окрестности, один с болтом, застрявшим под ключицей, хромая, продолжил целеустремлённо ковылять в нашу сторону, хоть и не так быстро как раньше. Сознаюсь — я очень плохой стрелок и это вообще чудо, что я попал с такого расстояния. Быстро отбросив разряженые самострелы, мы подняли по натянутому, прицелились и выстрелили вновь. Ещё пять тел не поднялись, двое остановились, я попал в лапу ещё одному. В самый неправильный момент он поднял её, а так болт шёл ровно в глаз зверю. Третьего залпа не было — арбалеты кончились. Тогда я отбросил пустой арбалет, вытащил ярко брызнувший светом меч и крикнул:

— Сдружни! В топоры! — Клавдий со своим луком и молодой сын проводника отступили за наши спины. Клавдий, прикрытый нами, метко стрелял прямо в глазницы упырей, которые падали очень охотно и быстро. Лук у него был очень большым и сильный, а сам он был мастером. Сын проводника рычагом взводил арбалет и стрелял — не столь метко и куда медленней, но арбалет куда туже, чем простой лук и этим компенсировалась неточность молодого человека. Я воткнул меч в землю и поднял кол, как и все остальные. Колья собрали богатый урожай. Когда на мой кол попал упырь, я отбросил его вместе с колом и выхватил меч из земли и вспорол другую тварь от брюха и до подбородка. Наши мечи, колы, костры и щиты обломали зубы первой, второй волне упырей и на поляне валялось уже больше полусотни полунагих субтильных, тварей. Они, обычно берут скоростью и числом, но их численное преимущество было сведено на нет нашим построением и нашими 'флешами', а их скорость не давала им ровно никого преимущества, так как одетых в брони пешцов они пронять своими укусами не смогли — застревали меж зубов мы, хе-хе. Самые хитрые норовили подползти понизу и укусить за ногу, но прочные ноговицы им явно не пришлись по вкусу, а острые и тяжёлые мечи, опущенные им на макушку, вообще заставляли отказаться от этой затеи и отползать подальше (если они были в состоянии это сделать). Самых смелых, что прыгали по головам своих товарищей, сбивали наши стрелки. И всё бы ничего, но наши монахи начали уставать, правда божья благодать снизошла на нас в этот непростой момент — упыри отступили. Ещё четырёх успели уложить стрелки, а три самых голодных кровососа, что не захотели отступить, были зарублены нашими мечами. Я быстро оглядел моё воинство — все были живы и здоровы, но у многих были разорваны кольчуги и вспороты поддоспешники, щиты изгрызены, мечи забрызганы вонючей жижей, но на лицах кроме усталости, нет никаких негативных эмоций. Они горды за себя и за своих братьев, значит всё в порядке, и мы победим.

Первым делом я освободил свой кол и пошёл добивать, способных ещё двигаться, упырей. Этот манёвр удался без проблем, так как далеко не отходили — не дальше двух шагов. Далее уже гарантированно дохлую падаль мы отпихивали подальше от нашей стоянки. Понимал даже тот блаженный крикун, что скоро будет ещё одна атака. Я попросил парня — Пипа, сына нашего проводника, залезть на стену из телег и кинуть пару факелов за них, дабы посмотреть — как дела обстоят за обрывчиком. Оказалось, что всё спокойно, но я, на всякий случай, приказал стоять там и дальше, но особо не светиться. Мы ждали.... Шло время и наконец, когда мы собрали столько стрел и болтов, сколько смогли, завидели движение чёрных масс в угасающих отсветах периферийных костров. А вот подмога чёрной силище. Ну, что супостат басурманский! Отведай силушки богатырской! Тут я повернулся к своему воинству и со счастливым смехом сказал:

— Эгэгей! Ребятушки! Да тут, ни как сам упыриный король! Ха-ха! Всегда мечтал о его кочерыжки в качестве настенного украшения! А ну, запевай 'Светлый праздник Всепрощения'!!! — И сам начал напевать первые слова, тут же песню подхватил отлично спетый хор с выраженным солистом. Песня сама по себе очень хорошая и жизнеутверждающая, и спета она была так, как никогда её ни кто не пел. В это же мгновение все, в том числе и я сам почувствовали мощный прилив сил, усталость сняло как рукой, лики моих воинов на миг осветились мягким светом, какой бывает только от домашнего очага. Значит, бить гадов будем долго, а умирать очень нудно. То есть все шансы встретить рассвет либо у меня, либо у Неррута и провести рекогносцировку болот.

Послышался тоскливый вой со стороны неприятеля, светлая песня стала стихать, и холодные когти страха скользнули по моему сердцу, а я же очень такое не люблю, я же ведь гордый и всё такое. И тут же выдвинулся вперёд я, потрясая щитом в воздухе, охрипшим голосом, на русском выдал:

'Эту песню запевает молодёжь! Молодёжь! Молодёжь!

Эту песню не загубишь, не убьёшь! Не убьешь! Не убьёшь!'

Упыри, видать, всерьёз впечатлились незатейливым, но очень мощным напевом, который придумали для советской молодёжи очень хорошие и счастливые люди. Даже меня проняло от моего солирования. Правда, у меня с голосом проблема. Нет — он у меня сильный и слух есть.... Да только голос у меня работает лишь на одной ноте. Ха-ха.

Мои спутники смысла не поняли, но песня им понравилась. Стараясь закрепить это ощущение, я вернулся в строй и запел 'Пусть всегда будет Солнце!' Причём, пел я её опять на русском, но понимали меня все. Вот это я называю боевым настроем!

Понимая, что их колдун не смог сломить наш дух, упыри медленно, держась в тени и пригибаясь как звери, шли на нас. Я спросил у Пипа, как там в тылу? Пип ответил, что в тылу замечено движение, но это лишь единичные проявления активности противника, значит, упыри продолжат атаковать единственным возможным для них способом — в лоб. А нам только этого и надо!

Мы стояли и ждали долго, часа два, не меньше. Но вскоре заметили неясные тени в свете переферийных костров. Брат Клавдий решил опробывать их, его стрелы застревали в телах этих теней, но тени от этого дискомфорта не испытывали. Постепенно стали гаснуть осветительные костры — их засыпали землёй — видно, что это работа разумных существ, а не мертвичины, коей и являются упыри. Когда неясная масса, шаркая в такт ногами подошла довольно близко, Клавди вновь опробывал свой лук, а я приказал целиться из самострелов по противнику. Но ни стрелы Клавдия, ни наши болты не нанесли хоть сколько-нибудь заметного ущерба противнику — они просто застревали там. Клавдий судорожно вздохнув сказал: