Пан или Присоединиться к большинству

Харви и сам толком не мог объяснить, почему он решил об этом рассказать Беллами. За свою жизнь он почему-то не слишком опасался, но присутствие в истории со странной прострацией Лео какой-то темной тайны его как полицейского сильно беспокоило. Смерть сразу троих человек, посвященных в обстоятельства, не нравилась ему еще больше.

"Я так понял, — сказал Харви Билли, — Вы интересуетесь сектой. Я слышал, что у Вас возможности побольше наших. Так Вы уж разберитесь, что они там в свом "Облаке" мутят. Недоброе у них там что-то, я чувствую."

Вернувшись из Капернаума в Калифорнию, Беллами продолжил расследование. В частности, он решил ознакомиться с лабораторией Джонсона. И тут он узнал, что оборудование лаборатории спустя полгода после исчезновения доктора Джонсона за ненадобностью единым комплексом продано некоей фирме, зарегистрированной в Южной Дакоте.

О своем расследовании Беллами написал большую статью, которая и попалась в руки Дьюи. В конце статьи Беллами очень аккуратно делился своими догадками и обещал продолжить раскручивание темных делишек "Облака света".

Через месяц случился Большой Хапок.

— То есть, — спросил Зайцев, — Вы уверены, что Джонсон и его секта — это и есть прото-Пан?

Дьюи кивнул.

— Все же не совсем понимаю — откуда у Вас такая уверенность?

Дьюи усмехнулся.

— Я знаю, что Вы неподдельно любознательны, Виктор. Мне это очень импонирует. Но странно, что Вы не используете в качестве источника информации о нашем новом мире самый простой и очевидный, — Дьюи поднял палец, — самого Пана.

— Простите, проф. Не знаю, как у Вас обстоят дела, но на мои вопросы Пан отвечает, дай бог, если в одном случае из десяти.

— Так в чем проблема, Виктор, — Дьюи развел руками, — Задайте сто вопросов — получите ответ на десять!

— То есть, Вы о своих догадках рассказали самому Пану?

— Конечно! — улыбнулся профессор.

— И как он отреагировал?

Дьюи сделал многозначительную паузу и отпил пару глотков из бокала с соком. Подмигнул Зайцеву.

— Он назначил меня врачом на "Эдем-1".

* * *

РЕТРОСПЕКТИВА. ЛЕКЦИЯ ДЬЮИ

Дьюи считал, что благодаря Беллами начало новой эры в истории человечества можно достаточно точно локализовать — оно примерно совпадает с моментом исчезновения Джонсона спустя полгода.

После снятия обвинений с Джонсона университетские власти вынужденно вернули ему руководство лабораторией и, как следствие, доступ ко всему оборудованию и материалам. Но продлевать контракт с оскандалившимся ученым определенно не собирались. Между тем до конца его действия оставалось чуть больше года.

Канву дальнейших событий Дьюи восстанавливал примерно так. Джонсон ясно осознавал, что нового назначения такого уровня ему уже не видать нигде и никогда. Его как фанатика идеи не столько пугал крах научной карьеры, сколько утрата наработок и возможности продолжать исследования. Это и заставило его форсировать события и вопреки всем правилам пойти на опаснейший эксперимент по созданию искусственной телепатии. Джонсон понимал, что разрешения на его проведение без многолетних предварительных экспериментов на животных университет не даст. Поэтому Джонсон провел его в строжайшей тайне. Из тех же соображений, во избежание утечки информации, поставил его Джонсон на самом себе и преданной ему Конти. Он вживил в голову себе и Линн специальный интерфейс. И в один прекрасный день — вернее, ночь — в лабораторию Джонсона вошли двое человек. А вот то, что оттуда вышло, людьми уже не было.

Рассчитывал ли Джонсон на такой результат? Скорее всего, нет. Его бегство как раз показывает, что ученый не на шутку растерялся и испугался происходящему. Он еще не научился жить сразу в двух телах, и боялся, что окружающие непременно заметят неладное. С катастрофическими последствиями для него.

Где двутелый Джонсон провел следующие годы? Как паника и недоумение от невероятного результата эксперимента сменились в нем восторгом от открывающихся возможностей и холодной решимостью? Как он нашел деньги на выкуп старого оборудования, покупку нового и дальнейшие эксперименты? Бог знает.

Определенно, спустя восемь лет после начала эры объединенного человечества его пророк обнаруживается в своей Медине — поселении на месте заброшенного шахтерского поселка недалеко от сонного Капернаума. И теперь это уже монстр о двух сотнях головах, владеющий серьезными финансовыми активами и компетенциями в самых разных областях знаний.

Фантазия Зайцева непроизвольно рисовала картинки жуткого замка с подземельем, куда чудовище, притворяясь то обаятельным молодым человеком, то соблазнительной доступной девицей, заманивает жертв и там набрасывается на них, в последний момент принимая свой истинный облик — бледного до потолочной белизны красногубого зубастого вампира в черном плаще с пурпурным подбоем. Почему-то в роли упыря в этих фантазиях неизменно фигурировал Джонни Депп.

В своих первых присоединениях Джонсон расчетливо сочетал осторожность и разборчивость. Когда Беллами начал разбираться с членами секты индивидуально, те оказались за редкими исключениями довольно молодыми одинокими людьми, не имеющими или очень давно не поддерживающими отношения с родственниками. Большая часть официально женатых членов "Облака света" вступила в брак уже в ней. Вероятно, во избежание слухов о практикуемом в секте промискуитете.

При этом критерии Джонсона молодостью и одиночеством присоединяемых не ограничивались. Беллами также заметил, что среди них оказалось много людей с высшим образованием — врачей, юристов, финансистов, компьютерщиков, агрономов и строителей.

Начальный этап роста прото-Пана в этом смысле напоминал кропотливый сбор художником мозаики из разноцветных кусочков смальты. Кусочек к кусочку, оттенок к оттенку, с перебором и отбрасыванием горы негодного материала.

Крайне удачным Дьюи, как, впрочем, и Зайцеву со Стивенсом, казалась мимикрия прото-Пана под замкнутую сектантскую общину. Этого добра на Среднем Западе оставалось пруд пруди. У окружающих они вызывали настороженность и даже неприязнь, но не производили впечатления чего-то необычного.

— Даже Беллами, подобравшийся к истине ближе всего, не смог выйти за рамки стандартного мышления, — торжественно резюмировал Дьюи, — Он увидел в "Облаке Света" всего лишь тоталитарную секту, занимающуюся тайными исследованиями по контролю над человеческим сознанием. Хотя у него хватало информации, чтобы сделать правильные выводы. Впрочем, — заметил профессор, — надо признать, что Беллами не один такой. Это можно сказать обо всех, кто прочитал его статьи. Почти обо всех, — улыбнувшись, уточнил Дьюи.

Сверх-Джонсон максимально замаскировался в своем убежище среди пустыни, но он прекрасно понимал, что до бесконечности так продолжаться не может. Лелеял ли он мечты о мировом господстве с самого начала или эти мысли пришли ему в многочисленные головы позднее — по большому счету неважно. По сути, у него не было выбора. Рано или поздно человечество разоблачило бы пришельца, и вряд ли смирилось с таким соседством. Остаться должен кто-то один. Прото-Пан имел преимущество внезапности, и он им воспользовался.

— Мне вот что непонятно, — задумчиво сказал Зайцев, — Как он ухитрился все это провернуть, не привлекая внимания спецслужб?

— А с чего Вы взяли, что он не привлек их внимания? — спросил Дьюи.

Зайцев изумленно уставился на него.

— Но тогда как они допустили Большой Хапок!

Дьюи рассмеялся. Потом посерьезнел.

— Виктор, Вы никогда не слышали историй, как питбуль сожрал вырастившего его хозяина?

ГЛАВА 7.

Зайцев оглядел берег. Очертания валунов и границы воды и песка неспешно и приятно расплывались, краски блекли. Начинались короткие южные сумерки после не слишком утомительного дня — сегодня расписание ограничивалось кабинетными занятиями по астрономии, геофизике и астронавигации. Зайцев сидел на своем любимом камне, создающем иллюзию уединения, и держал в руках гитару.

Инструмент ему достался как приложение к сиреневому домику, где Зайцев провел несколько больше времени, чем хотел. Гитара оказалось единственной компенсацией за бесцельно прожитые годы.

Зайцев крепко обхватил ладонью гриф и сыграл первые аккорды "Скажите, девушки, подружке вашей".

— Добрый вечер! Проповедуете камням?

Зайцев, не переставая играть, пожал плечами. Неслышно подошедший улыбающийся Стивенс присел перед ним на корточки. Зайцев подумал, как глупо эта сцена выглядит со стороны — как будто бортинженер собирается дать ему конфетку и погладить по голове.

— Вы сегодня не пошли на веранду. Почему?

Зайцев вздохнул и заиграл "Вернись в Сорренто".

— При всей регулярности наших посиделок для меня главная их прелесть, что на них можно не ходить. Отчего Вас так беспокоит нормальное желание человека уединиться?

Стивенс развел руками.

— Но нам придется провести в небольшом замкнутом пространстве несколько десятков лет! Если Вы так тяготитесь нашим обществом, что же будет в космосе?

Зайцев перешел на "Не уходи, побудь со мною".

— Знаете, Энтони, я за свою жизнь выяснил, что могу без проблем приспособиться и даже привыкнуть к самым неприятным обстоятельствам. Но я не испытываю никакого желания эти обстоятельства приближать без всякой надобности.

— Вы хотите, сказать, мое общество Вам неприятно?

"Мама, он меня сукой назвал!" — подумал Зайцев.

— Да? — сказал он, — Я прослушал, что Вы сказали.

— Ничего, Виктор, — грустно ответил Стивенс, — Не буду Вам мешать.

Зайцев заиграл и тихонько запел:

"Набегают волны синие, зеленые — нет, синие,

Как хамелеонов миллионы, цвет меняя на ходу".

— О чем эта песня?

Зайцев вздрогнул, обернулся, впрочем, не прекращая играть. За спиной стояла Мейбл. "Как это она так подкралась?"

— О необязательности на Земле каждого конкретного индивида.

Мейбл присела рядом с ним.

— Да, Виктор..., — голос Мейбл как обычно напоминал Зайцеву то ли о болезни, то ли о посткоитальной слабости, — Я заметила, что Вы не такой как Энтони или Дьюи.

"Одного — по имени, другого — по фамилии. Любопытно." — подумал Зайцев.

— Я вот тут много думала, как Вас с Кристофером Льюисом забыли на станции. Наверно, это очень страшно — вот так оказаться в космосе, покинутыми всеми. И смотреть, как надежды на возвращение все призрачней.

— Я думаю, Мейбл, — сказал Зайцев, перебирая струны, — оставшимся на Земле пришлось не намного веселее.

Мейбл согласно вздохнула и подсела ближе.

— Вы так много пережили с Китом Льюисом. Наверно, скучаете по нему?

Зайцев задумчиво улыбнулся.

— Знаете, Мейбл. Некоторые люди навсегда остаются с нами. Живы они или нет. Льюис — часть меня.

— Часть Вас? — Мейбл побледнела.

— Разумеется, не в том смысле, в каком сейчас миллиарды людей — часть Пана, — поспешно добавил Зайцев.

Мейбл встала.

— Я пойду, пожалуй. Спасибо за интересную беседу.

"С ней разговаривать — как по минному полю ходить" — подумал Зайцев, глядя на удаляющуюся фигуру женщины, — "Однако, она на меня запала". Он только не знал пока, хорошо это или плохо. "Подумаю об этом позже".

Из-за бугра показался человек. Через некоторое время Зайцев понял, что это Маджента. Ассистент Робура шел к нему.

"Что-то день сегодня как-то не задался" — с досадой подумал Зайцев.

— День добрый, прекрасно играете.

— Благодарю Вас.

Зайцев знал, что играет хреново. И знал, что это понятно любому идиоту.

— Мистер Зайцев, -сказал Маджента, присев рядом, и оглядываясь, — У меня к Вам дело чрезвычайной важности.

Зайцев неопределенно пожал плечами.

— Вы знаете, — продолжил Маджента, не дожидаясь реакции,— Земля захвачена инопланетянами, — Зайцев мысленно обхватил голову руками, — Ваш полет — последняя надежда возродить свободное человечество. Но ему угрожает опасность. В экипаже есть агент инопланетян. Или просто инопланетянин — я точно не знаю. Я долго наблюдал за всей командой и вычислил его. Это профессор Дьюи.

— Я долго блуждал впотьмах, но теперь мое сознание прояснилось. Вы открыли мне глаза, — не выдержав, — съязвил Зайцев.

И тут случилось, чего он никак не ожидал. Маджента вскочил, его губы задрожали. На глазах выступили слезы.

— Спасибо... Я знал, я верил в Вас и не ошибся. Русские — героическая нация!

Зайцев опешил и тоже вскочил. "Да он же безумец!" Виктор заметил топорщащуюся полу куртки Мадженты. "Что это еще — оружие? Ведь и пристрелить может. Надо со всем соглашаться."

— Вы должны убить Дьюи, — слегка успокоившись, проговорил Маджента, — Когда корабль отлетит от Земли достаточно далеко. Это Ваш долг. Я знаю, Вы справитесь.

— Дадите мне парабеллум? — пробормотал Зайцев, стараясь собраться с мыслями.

— Что? — не понял Маджента.

— Я говорю para bellum. Готовься к войне. Латынь.

— А! Да, да! — послушно закивал Маджента с серьезной миной на лице.

— Хорошо, товарищ, — твердо сказал Зайцев, — Я все сделаю. Но Вы понимаете, что больше у нас не должно быть никаких разговоров, никаких контактов — до самого отлета. Если мне что-то понадобится — я сам с Вами свяжусь.

— Да, да, — продолжал преданно кивать Маджента .

— Я не должен вызывать никаких подозрений. На кону — спасение человечества. Враги должны быть уверены в моей полнейшей лояльности. Надо сделать, чтобы Дьюи думал, будто я — его лучший друг.

— Мы позаботимся об этом, — серьезно заверил Маджента.

— Расходимся по одному, — заговорщически сказал Зайцев.

Маджента послушно пошел к пригорку, запнулся, обернулся к Зайцеву.

— Вы же на обеде обычно сидите напротив Дьюи?

— Угу, — промычал Зайцев в замешательстве.

— Вот и сидите, — удовлетворенно кивнул Маджента и пропал за пригорком.

"При чем тут обед? Конченый псих, — заключил Зайцев, — Но мне-то что теперь делать?" Мысль сообщить Дьюи он сразу отбросил. "Еще не хватало его в этот бред втягивать. Но ведь этот придурок обязательно кому-нибудь проговорится! Натворит какую-нибудь чушь, тупую и героическую. Попадется. И скажет, что я его сообщник".

Зайцев брел, волоча гитару за гриф. Встал как вкопанный, пораженный неожиданной мыслью. "А если его присоединят? И что тогда делать?" Он разозлился. "А почему, собственно, не пойти и не рассказать все ближайшему пину? Что мне мешает-то? Надо только гитару занести"

Почему-то идти стучать с гитарой в руках ему показалось глупым. Однако придя в свой коттедж, Зайцев подумал, что с доносом можно подождать до утра. Проснувшись на следующий день, он с досадой на себя понял, что никуда сейчас не пойдет и ничего не скажет. Зайцев осознавал, как это глупо и бессмысленно, но от самой мысли сдать придурка Пану его мутило. Он попытался успокоиться, говоря себе, что еще не принял окончательное решение, а просто взял время на обдумывание.

Впрочем, за напряженным дневным графиком Зайцев отвлекся от мыслей о Мадженте. И вспомнил о нем, только придя на обед.

— Вы сегодня задумчивы, Виктор, — заметил Дьюи, — Что-то случилось? Я слышал, Вы в последнее время ходите на берег моря музицировать на струнных инструментах?