— Как это? — спросил король, сдерживая свой гнев.
— Вчера ночью, вернувшись с охоты, вы определенно заявили, что хотите добиться развода с королевой, не так ли?
— Так.
— Письмо ее величества является решительным шагом к разводу. Королева взяла на себя неприятную обязанность сообщить императору и папскому престолу о распаде вашего брачного союза. Мы можем быть только благодарны ей за это.
— Но она в своем письме обвиняет меня во всех смертных грехах! — раздраженно заметил король.
— Естественно. Чего еще ждать от разозленной женщины? Извольте заметить, однако, что ее нападки на вас основаны на эмоциях, а не на фактах, поэтому письмо не может служить обвинительным документом против вашего величества, и не будет использовано в этом качестве ни императорским, ни папским двором. Они бы выставили себя на всеобщее посмешище, если бы стали ссылаться на вздорные женские измышления в борьбе против вас.
— Но Екатерина требует, чтобы я был свергнут! Она хочет лишить меня короны! — закричал Генрих.
— Конечно. Женщины необыкновенно мстительны, и в своей мести безжалостны. Тем не менее, призывы королевы остаются пустым сотрясением воздуха, поскольку право принимать решения принадлежит не ей, а ее отцу и святейшему папе. Полагаю, что они захотят лишить вас короны и без подсказки королевы. Но мы, ваши преданные слуги, сумеем защитить ваше величество от их козней, — Хэнкс встал на одно колено перед королем.
— Подсказка! Это не подсказка — это заговор! Екатерина могла бы взойти на эшафот, если бы вы задержали ее посланника и перехватили письмо, — жестко сказал Генрих.
— Да, у вас были бы неоспоримые доказательства ее вины, на основании которых ваш суд, несомненно, приговорил бы королеву к смерти, — согласился Хэнкс, глядя на короля снизу вверх. — Однако, ваше величество, развестись с королевой — это одно, а казнить королеву — это совсем другое. Казнь ее величества настроила бы против вас весь цивилизованный мир, и война с императором стала бы абсолютно неизбежной.
— Но письмо могло бы стать если не основанием для смертного приговора, то формальным поводом для развода, — об этом вы не подумали, мастер Хэнкс? — проворчал король.
— Зачем выносить на люди всю ту грязь, которую ее величество вылила на вас? Я уже имел честь доложить вам, что нельзя серьезно относиться ко всякому вздору. Есть более серьезные основания для развода; о них говорилось на Совете, и в ближайшее время они будут вынесены на рассмотрение парламента. Таким образом, не ваша прихоть и не капризы королевы, но воля народа, которым вы, ваше величество, управляете, станет причиной расторжения вашего брака. Глас народа — глас Божий, и король не может не прислушаться к нему, — торжественно сказал Хэнкс.
Генрих скрестил руки на груди и насупился. Хэнкс терпеливо ждал королевского волеизъявления.
— Ладно, мастер Хэнкс. Считайте, что на этот раз вы спаслись от топора палача. Но горе вам, если вы когда-нибудь мне измените! — произнес Генрих с угрозой.
— Моя жизнь всецело принадлежит вашему величеству, — склонился Хэнкс почти до земли.
— Конечно, а как же иначе? — буркнул король. — Поднимитесь, мастер Хэнкс, вы прощены.
Хэнкс встал и снова поклонился королю. После этого мажордом, наблюдавший эту сцену издали, решился подойти к Генриху и доложить ему:
— Ваше величество, лорд-канцлер сэр Томас и королевский советник сэр Джеймс почтительно просят у вас аудиенции.
— Позвольте мне удалиться, ваше величество? — спросил Хэнкс.
— Да, но эти джентльмены? Что мне сказать им?
— Если вам угодно, государь, обнадежьте обоих. Ее величество не поплатится за свое неосторожное послание, — скажите вы сэру Томасу; развод с ее величеством отныне неизбежен, — сообщите вы сэру Джеймсу. И то, и другое — сущая правда.
— Я разведусь с королевой, однако не причиню ей вреда... Да, вы правы, мастер Хэнкс. Но, Господь мой Вседержитель, с каким наслаждением я бы посмотрел, как моей дорогой Екатерине отрубили бы голову на плахе!..
* * *
Этот день едва перевалил на вторую половину, а в столице уже стали распространяться слухи о желании короля жениться на леди Энни и о заговоре королевы. Никто ничего точно не знал, но все почему-то одинаково утверждали, что королева замыслила произвести государственный переворот по плану ее отца-императора, но заговор был вовремя раскрыт (одни говорили — сэром Томасом, другие — сэром Джеймсом), после чего король приказал поместить королеву под домашний арест до суда. Про леди Энни рассказывали разное: некоторые упоминали о ее хитрости и коварстве, и жалели короля, страдающего от происков этой юной хищницы; но были и такие, которые считали Энни тайным агентом королевы, подставной фигурой в сложной политической игре, затеянной Екатериной.
Прямым следствием всех этих слухов стал неожиданный интерес высшего общества к леди Энни. После обеда к ее дому подъезжала карета за каретой, и визитеры занимали очередь, чтобы засвидетельствовать фаворитке короля свое почтение и уважение. Отец и мать Энни вначале не могли понять, отчего это гости едут и едут к ним в дом? Когда они получили соответствующее разъяснение, то были настолько обрадованы, что отец Энни, несмотря на возраст и болезни, вскочил со своего одра и сделал какой-то немыслимый пируэт, а мать немедленно решила заказать у портного новое платье.
Леди Энни была, однако, невесела вопреки обстоятельствам. На лице девушки отражались явное смущение и неудовольствие, из-за чего посетители за глаза называли ее притворщицей, ханжой и высокомерной гордячкой.
Ближе к ночи поток гостей иссяк, и, наконец, усталый дворецкий объявил о визите последнего на сегодня человека — сэра Джорджа. Так как сэр Джордж приходился кузеном леди Энни, то ее родители не особенно с ним церемонились: для приличия поговорив с сэром Джорджем минут пять о погоде, они отправились отдыхать, оставив молодых людей под присмотром старой няни.
В гостиной установилась неловкая тишина. Леди Энни сидела у стола, рассматривая голландские гравюры с кораблями, мельницами и каналами, а сэр Джордж упорно разглядывал свои замшевые перчатки. Няня скоро уснула в кресле у камина, в комнате послышалось ее размеренное посапывание. Сэр Джордж положил перчатки на колено, прокашлялся и спросил тусклым голосом:
— Значит, вас можно поздравить? Не каждой девушке удается занять такое высокое положение.
— Так низко упасть, хотели вы сказать? — живо возразила леди Энни.
— Упасть? Поднявшись на высоту королевского трона?
— О, нет, опустившись во мнении людей!
— Во мнении людей? Сотни девушек завидуют вам; отцы и матери мечтают, чтобы их дочери оказались на вашем месте!
— Мне грустно это слышать!
— Как не завидовать супруге короля и королеве!
— Но я ни то и не другое! Король женат, и трон с ним разделяет королева Екатерина!
— Трон разделить нельзя! Он был и есть, и будет королевским!
— Что проку мне тогда к нему стремиться? Быть вечной гостью в чужом дому, — какая в этом радость?
— Для королевы королевство — свои пенаты! А в целом вы, конечно, правы: да, гости мы в чужом дому: его хозяин в любой момент нас может попросить покинуть этот дом.
— Наш долг повиноваться тому, кто создал дом, но ни его лакеям!
— Опомнитесь, кузина! Власть короля священна, нельзя ее порочить сравненьем низким!
— Нет, вы опомнитесь, кузен! Вы будто на голову встали, и смотрите на мир, перевернувшись! Высокое — под вашими ногами, а низкое — у вас над головой!
При этих словах сэр Джордж вскочил, поклонился, пошел к дверям, потом остановился, вернулся к леди Энни и бросился перед ней на колени.
— Простите меня, простите меня, о, простите меня, милая Энни! Я сам не знаю, что несу! К черту все эти стихотворные формы, принятые для общения в высшем свете, давайте говорить прозой. Когда мне рассказали о желании короля жениться на вас, кровь вскипела в моих жилах, волосы встали дыбом, сердце остановилось от боли! О, если бы я мог стать ветром и унести вас далеко-далеко отсюда, в волшебные края, где люди живут счастливо и беззаботно! О, если бы я обладал чудесной силой, чтобы предотвратить ту участь, которая вас ожидает!
Леди Энни поморщилась:
— Остановите поток высокопарных речей, Джордж, и отвечайте попросту: вы действительно меня любите?
— Больше жизни! — ответил он, покрывая ее руку поцелуями.
— Тише! Вы разбудите няню. Если вы меня действительно любите, то докажите это действием.
— Как? Не понимаю... О чем вы говорите, любимая?
— Давайте обвенчаемся. Завтра или послезавтра, как можно скорее!
— Обвенчаемся? Разве это возможно? Но ваши родители, но мои родители? А король? Боже мой, а как же король? — сэр Джордж встал и растерянно посмотрел на леди Энни.
— Какое вам дело до них до всех, включая короля, если вы меня любите? Мы обвенчаемся, и никто не посмеет разлучить нас.
— А король?
— Король может развестись со своей женой, но даже он не сможет заставить чужую жену развестись с ее мужем.
Сэр Джордж поперхнулся, побледнел, отвел глаза, вынул кружевной платочек и вытер губы.
— Вас что-то смущает, Джордж? — спросила леди Энни, пытаясь поймать его взгляд.
— Энни, вы плохо знаете короля, — ответил он, мельком взглянув на нее и снова отведя глаза. — Король не выносит ни малейшего сопротивления своим желаниям. Он способен на все. Понимаете — на все!
— В таком случае, наше счастье будет коротким; может быть, мы погибнем, но мы все-таки будем вместе! — твердо сказала леди Энни.
— Нет, нет, нет, моя несчастная Энни, вы не представляете себе последствий этого поступка! Король расценит нашу женитьбу как прямой вызов ему, как оскорбление его величества! К тому же, за спиной короля стоят влиятельнейшие джентльмены, которые в одночасье погубят нас, если мы нарушим их планы! — сэр Джордж в ужасе воздел руки вверх.
— Значит, вы отказываетесь от меня, сэр Джордж? — голос леди Энни напрягся и зазвенел.
— Отказаться от вас? Разве это возможно? Разве можно отказаться от воздуха, от воды, от света? Отказаться от вас означает отказаться от жизни, дорогая Энни! — вскричал сэр Джордж.
— Тише, пожалуйста, тише! Я вас не понимаю. Что же вы предлагаете?
— Увы, увы мне, горькому страдальцу! Я должен буду наблюдать, как злая судьба безжалостно отнимает у меня мою любимую! Зачем я только полюбил вас, и зачем дожил до этого дня! — сэр Джордж начал рвать на себе волосы.
— Перестаньте, Джордж, вы сейчас больше похожи на неумелого актера из балагана, чем на доброго мужественного человека, каким я вас знала. Скажите прямо: вы отказываетесь обвенчаться со мной?
— Обвенчаться с вами? Это моя самая заветная мечта!
— Так вы согласны?
— Если бы я мог! О, если бы я мог!
— Так вы не согласны?
— Потерять свое счастье?
— Ответьте: да или нет?
— Вы слишком жестоки, Энни! Если бы вы могли почувствовать, что со мной происходит! Меня словно четвертовали, разорвали на части; мои страдания невыносимы! Меж сердцем и рассудком нет согласия; душа болит, и слезы льются потоками из глаз моих!
— В конце концов, вы можете сказать определенно?
— Хочу сказать я — "да", но не могу!
— Не можете?
— Но как бы я хотел сказать вам "да" и повести вас к венцу, и ангелы нам пели бы супружеские гимны, и Дева Пресвятая осенила бы наш брак своею благодатью, и скрепил бы его Господь невидимой, но прочною печатью, и....
— Хватит! Я вас поняла. Вы хотели бы, но вы не можете. Наше венчание не состоится. Ладно, я выйду замуж за короля! — с отчаянной решимостью проговорила леди Энни. — Прошу меня извинить, но я должна оставить вас. Уже наступила ночь, давно пора спать. Да и что подумает его величество, если ему доложат о вашем позднем визите ко мне.
— О, не будьте так суровы со мной, Энни! Я умру от горя, если вы отнимете у меня всякую надежду на ваше расположение! — сэр Джордж схватил руку леди Энни.
Энни выдернула руку и громко позвала няню:
— Няня! Няня! Проснитесь! Сэр Джордж нас покидает.
Няня встрепенулась и поспешно встала с кресла, поправляя чепчик и добродушно улыбаясь после хорошего сна.
— Благодарю вас за визит, милорд, — холодно произнесла леди Энни и позвонила в колокольчик, вызывая дворецкого.
— Я был счастлив засвидетельствовать вам свое почтение, дорогая леди, — уныло ответил он.
— Дворецкий проводит вас до выхода. Спокойной вам ночи и спокойных дней, сэр Джордж, — леди Энни сделала реверанс и в сопровождении няни удалилась из гостиной.
Сэр Джордж с тоской проводил ее взглядом, глубоко вздохнул, одел перед зеркалом шляпу и перчатки, поправил перевязь шпаги, — и вслед за сонным дворецким пошел к выходу из дома.
Часть 4. Заседание парламента
Внеочередное собрание парламента вызвало повышенный интерес столичной публики. Галерея, предназначенная для гостей, быстро заполнилась народом, хотя до открытия заседания было не меньше часа. Парламент должен был принять обращение к святейшему папе с просьбой разрешить развод его величества короля с ее величеством королевой. Всем было интересно, что скажут достопочтенные члены парламента по поводу королевского развода, поэтому за места на гостевой галерее платили большие деньги, и нашлись оборотистые джентльмены, неплохо заработавшие на этом.
Погода в день заседания выдалась гнуснейшая: еще накануне было ясно, тепло и солнечно, но ночью поднялся холодный ветер, небо затянулось тяжелыми тучами, полил ледяной дождь, а утром посыпались густые хлопья мокрого снега. Городские улицы немедленно покрылись слякотной грязью, а местами стали вовсе непроходимыми, но даже это не остановило любопытствующих: кто верхом, кто в карете, кто в портшезе, кто на своих двоих, — они добирались сквозь снег и грязь до унылого безликого здания парламента, чтобы присутствовать на историческом собрании.
Старый сэр Френсис, сотрапезник короля, тоже явился сюда со своим племянником Джоном.
— Нипочем бы не поехал в такую мерзкую погоду в такое мерзкое место, если бы не ваша добрая матушка, моя любимая сестра, — ворчал он, усаживаясь в кресло в одной из гостевых лож.
— Но согласитесь, дядя Френсис, сегодняшнее заседание имеет судьбоносное значение для нашей страны. Обидно было бы не приехать и не посмотреть на все своими глазами, — возразил Джон.
— Наивный молодой человек! Вы думаете, что судьбоносные решения принимаются на виду у публики, что процесс их обсуждения выносится на всеобщее обозрение? Нет, важные решения принимаются без лишних ушей и без лишних глаз, и мы никогда не узнаем, как и почему они принимаются, — глубокомысленно произнес сэр Френсис.
— Я понимаю, дядя, но мне интересно послушать, что будут говорить уважаемые джентльмены из парламента, — сказал Джон.
— Вот в этом я с вами соглашусь, сэр племянник! Здесь, в парламенте, много интересного. Какие грандиозные сделки здесь совершаются, какие деньги делают тут! А какая игра здесь ведется, и с каким мастерством ее ведут здешние джентльмены! — восторженно произнес сэр Френсис, жмурясь от удовольствия. — Что там ваш театр с его жалкими лицедеями! Настоящей подлинной игрой вы можете насладиться только тут. Какие таланты блистают в этих стенах! Видели бы вы, как господа из парламента умеют изображать сострадание, жалость, праведность, благородный гнев, искреннюю заботу, неустанный труд. Какой энергией полны их речи, каким огнем пышут их очи, как дрожат их голоса! А какие жесты, какая походка, какая осанка, — да, редко найдешь актера, подобного этим джентльменам. Впрочем, есть тут, конечно, и люди, не имеющие особых дарований; больше того, скажу вам откровенно, дорогой Джон, таких здесь большинство, но какой же спектакль обходится без статистов? Пусть они не умеют связать двух слов, пусть они необразованны, неграмотны, грубы, глупы и грязны, — это не важно. Их задача — обеспечить игру ведущих актеров и поддержать сценическое действие. Без них не было бы театра.
