Время выбора

Более интересные новости пришли с юга и с запада. Елец не преувеличивал, говоря, что волхвы знают о многом. Сведения к ним притекали из разных источников, в том числе, от некоторых киевских купцов, которые для улучшения отношений с ромеями, приняли крещение, но в тайне поклонялись старым богам. От них волхвы прознавали о происходящем в Константинополе, где те вели обширную торговлю. Сохранились у волхвов и прочные связи западными жрецами, которые еще имели негласное, но немалое влияние в, сравнительно недавно окрещеных, странах.

Вести из Византии пока опасений не внушали. Севший в прошлом году на византийский престол, Василий II, удерживался на нем с трудом, едва успевая подавлять многочисленные бунты византийской знати. Для его легионов требовалось оружие, которое он рассчитывал получить на Руси. Воевать с ней, василевс в обозримом будущем не собирался. Угроза надвигалась с запада. Император Оттон помнил, как с позором изгнали из Киева, посланного его отцом, самозваного епископа Адальберта, и решил, что для Руси настало время платить по старым счетам. Осуществление своих планов он поручил имперскому вассалу, польскому князю Мешко, для которого сейчас набирал по всей империи охотников пограбить. Предстоящий поход представлялся несложным, но очень выгодным. Воспользовавшись усобицей на Руси, разбить слабую дружину князя Регвольда, и, не задерживаясь в Полоцке, напасть на беззащитный Новгород. Выждав здесь результатов противостояния Владимира и Ярополка, ударить по ослабленному победителю и захватить Киев. После чего вернуться домой со славною победой. Ну и само собой, со всем, награбленным на Руси.

* * *

Новгород готовился к походу. Владимир разрывался на части, стремясь успеть везде. Он объяснял и показывал, убеждал и приказывал, хвалил и наказывал, раскручивая колесо подготовки.

Постепенно дело наладилось. Собрали ополчение. Умелых воинов оказалось менее тысячи, пришлось брать молодых добровольцев. Таковых оказалось много, поэтому брали лучших. Теперь их нещадно гоняли наставники-дружинники, которые где личным примером, где крепким словом, а где и оплеухой вдалбливали в них воинскую науку.

Поставили еще несколько печей-домниц, в которых делали булатную сталь. Выгребли все запасы руды в кузнях, на окрестных болотах работали сборщики красной земли, везли руду и из Полоцка, и от северян, в дело шло даже собранное по дворам железо. Владимир решил одоспешить всех ополченцев, и молодые подмастерья , пользуясь длинными, летними днями, с утра до ночи ковали пластины, которые крепили на кожаные рубахи. Бахтерец получался грубым, тяжеловатым, но надежным. Шорники без устали готовили седла, уздечки, и прочую упряжь. Кожи тоже не хватало, и ее закупали где только можно. Будило спал с лица, но ухитрялся обеспечивать всех сырьем.

Кузнецы-мастера готовили оружие. У Горыни с братьями, после немалого числа проб, вышло нечто похожее на будущий бердыш, действенное и удобное в обращении . Эти бердыши ковали для каждого ополченца. С арбалетами было сложней. Выходило, что к сроку будет не более сотни легких и с полтора десятка тяжелых. Бажан, направляемый намеками князя, довел все — таки свою идею до ума. Оружие вышло мощным, но взводить его получалось только воротом, и стрелять приходилось с подставки. Для этого удачно подошел бердыш.

Девичьи ватаги в лесах обдирали лещину, а ребятня выпасала несметные стада свиней. Свинина, орехи, и только созревающая пока клюква, должны будут пойти в дальнейшем на изготовление сухой смеси для замены мяса в воинских котлах.

Надежда успеть подготовить к сроку все для похода, постепенно перерастала в уверенность, правда серебро таяло, как апрельский снег. Радовало , что с возвращением Добрыни появилась возможность перевалить на его плечи все эти заботы, и вместе с волхвом , заняться другими, не менее неотложными, делами.

* * *

Бажан ковал хитрую закорючку для арбалета, когда в кузню зашел дружинник, и отвлек сообщением, что на дворе его ожидает красна девица. Недовольный тем, что его оторвали от остывающего железа, Бажан хмуро буркнул, — Что за девица такая? — и только потом сообразил, какая девица может прийти к нему в сопровождении княжьего дружинника, но было уже поздно. Тот ехидно заулыбался, — Ну, если к тебе в кузню бесперчь красны девицы шастают, пойду, скажу Сладже, что бы в очередь становилась.

Но Бажан, не слушая его, уже скинул закопченный кожаный фартук, пригладил волосы, и кинулся к дверям. — Стой, дурной! — ухватил его за рукав дружинник, — Куда ты такой чумазый понесся? Возьми вон полотно мокрое, да сажу сотри. — Смеясь, оглядел вытершегося парня, — Оно лучше бы в баньку, ну да уж ладно, так иди.

Сладжа ждала его у ворот, поникшая, как ветви березы, рядом с которой она стояла.

— Что такая грустная, Сладжа? — подойдя к ней, спросил Бажан, — Обидел тебя кто, или, что случилось с матушкой?

— Спасибо тебе, от обид меня теперь княжью люди оберегают, и с матушкой ничего не случилось. Князь матушку вчера звал. Будило перенял отцова человека с письмом к боярам, да было у него еще и письмо для матушки. Так, то письмо он ей отдал. Зовет в нем отец нас с матушкой к себе, в Киев. Владимир сказал, что препон ставить не будет. Днями купцы обоз соберут, с ним и пойдем. Вот пришла к тебе, поблагодарить за заботу и попрощаться. И еще хочу сказать, хотя и стыдно мне. Ты, если с ополчением на Киев пойдешь, сберегай себя на рати. Я тебя ждать буду.

Махнув, ожидающему ее дружиннику, девушка выбежала за ворота. Бажан, постоял немного столбом, глядя ей вслед, и чувствуя, что от счастья у него начинает кружиться голова, потом очнулся и побежал в дом, поделится радостью с братом и Беляной.

* * *

Утром Владимир, обговорив с Добрыней и Будилом текущие дела, надолго заперся с волхвом. Его совершенно не устраивало, как медленно добираются в Новгород новости. Мало того, что их везут, в лучшем случае, верховые гонцы, так и тех посылают, чуть ли не через месяц после того, как событие уже произошло. То есть, вести из Киева запаздывают на полтора, два месяца, а про Константинополь и Рим, и говорить нечего. Как купец оттуда в Новгород доберется, так и узнаем, что там полгода назад произошло.

Пока еще жизнь на Руси и за ее границами, течет по инерции, и можно, основываясь на знании будущего, с большой долей вероятности, предвидеть предстоящие события. Но после решения Вече, происходящее, стало отклоняться от знакомой колеи. Пусть сейчас это почти не заметно, с каждым днем, а тем более с каждым годом это отклонение будет все больше увеличиваться.

Ободряло то, что в ближайшее десятилетие, это будет касаться только дел на Руси. Сейчас он только слегка поторопил события. То, что все равно должно произойти, его приход на Киевский стол, произойдет на два с половиной года раньше. Для Византийских и Европейских дел кто из русских князей, и когда, победит в противостоянии, малосущественно. Там свои игры.

Знать же о том, что происходит в Киеве, Полоцке, и на севере, необходимо незамедлительно. Здесь менялось многое, и менялось постоянно в зависимости от того, что происходило в Новгороде. Несмотря на то, что Елец получал от волхвов довольно много разнообразных сведений, говорить по настоящему об его хорошей информированности не приходилось. Владимир не мог считать ее даже удовлетворительной по привычным для него меркам. Информация приходила случайная, несистемная и не всегда достоверная.

В "будущем" Владимир не интересовался, специально, способами ведения разведки, но о деятельности иезуитов знал много. Любил, к тому же побаловать себя чтением приключенческих книг перед сном. И, как теперь выяснилось, в памяти отложилось столько всего на эту тему, что впору учебник для разведчиков писать. Впрочем, он не исключал того, что возможно и придется. Или редактировать, что напишет волхв. Но это потом. Сейчас же от Елеца требовалось в кратчайшие сроки сплести разведывательную сеть в Киеве, Полоцке и северных княжествах.

Перечень того, о чем князь хотел бы получать известия, пусть и с задержкой в дороге, но хотя бы раз в две недели, вышел длинным. Обсуждение его затянулось не на один час, так как Владимиру пришлось растолковывать Елецу, привычные в двадцатом веке, слова, которые, против воли, срывались с языка. Так что, к концу беседы волхв обогатился знанием того, что такое конспирация, чем резидент отличается от агента, и почему полностью доверять можно только сведениям, полученным от нескольких источников. И еще многим маленьким хитростям, полезным начальнику княжеской разведки, в которого он постепенно превращался.

Что, впрочем, не освобождало его от жреческих обязанностей. В среде русских волхвов Елец пользовался большим авторитетом, и ему еще предстояло много работы по основной специальности.

Кроме того, Владимир озаботил Елеца делом, не столь срочным, как разведка, но не менее, а пожалуй и более важным. В течение года, требовалось отобрать для обучения полторы, две сотни отроков лет десяти, желательно из учеников волхвов. В будущем им предстояло стать одним из краеугольных камней единой Руси. Напоследок мелькнула мысль попросить волхва организовать переписку между Сладжей и Бажаном, из которой можно будет извлечь много полезного. Мысль показалась кощунственной.

* * *

Конец октября в Киеве совсем не такой как в Новгороде. Золотая осень в самом разгаре, и часто радует горожан теплыми и солнечными днями. В такой вот день киевский боярин Ставр, покинул свое подворье , и сопровождаемый двумя гриднями, с достоинством направился в сторону княжеских палат. Последние полгода были для него нелегкими, и хотя, приличествующая званию, осанистость к нему почти вернулась, до новгородского Ставра было еще далеко. Полуторамесячный путь для одинокого путника с мешком серебра испытание немалое. Приходилось ночевать и на постоялых дворах и в избах смердов, а часто просто в лесу, укрывшись конской попоной. Несколько раз отбивался от татей, питался, чем попало, и в конце пути, у киевских ворот, оказался осунувшимся и очень усталым.

Сил в дороге прибавляли только воспоминания о ждущем его в Киеве доме, которым он обзавелся еще в бытность Святослава Киевским князем. Будучи у него в ближниках, Ставр часто приезжал в стольный город. Еще, душу грела мысль об ухоронке с серебром, устроенной там на всякий случай. Это серебро вместе привезенным , позволило Ставру явиться к Ярополку не беглым нищим, а достойным человеком, покинувшим Новгород из верности к нему.

Но здесь его ждало разочарование. Все время в пути, он думал о том, как с войском Ярополка войдет победителем в Новгород , и от души посчитается с Владимиром, а в особенности с ненавистным Добрыней. Встретил же он в Киеве полную безмятежность. Князь смотрел на новгородские дела пренебрежительно, уверенный, что в Новгороде следующим летом все будет, так же, как и в Овруче. И что особенно раздражало, так это отношение к нему киевских бояр, как к выскочке провинциалу.

Сегодня боярин шел к Ярополку с важными вестями, надеясь рассеять княжеское благодушие. Накануне с новгородским купеческим обозом до Киева добрались жена и дочь. Пока Сладжа обустраивала женскую половину, Ставр дотошно расспрашивал Весну о происходящем в Новгороде. Даже из рассказов, изредка выходящей на торг женщины, было видно, как серьезно взялся за дело Владимир. По всему выходило, что весной Ярополка будет ждать не просто ополчение, но войско оружием и снаряжением превосходящее Киевское, а в выучке не намного ему уступающее.

По другому он смотрел теперь и на рассказ ярла, нанявшегося недавно со своим хирдом на службу князю. Несколько сотен хирдманов, о которых договаривался с конунгом Олафом Добрыня сами по себе ничего решить не могли, но в добавок к собственной дружине Владимира, вкупе с хорошо вооруженным и обученным ополчением , становились весомой гирей на чаше Новгорода.

В Золотой палате, куда Ставра провел княжеский гридень, кроме Ярополка его ожидали бояре Свенельд и Блуд. К великой досаде новгородца, его слова ничего кроме боярских насмешек не вызвали. Свенельд всегда, немного презрительно высказывавшийся по поводу торговых дел Ставра, и в этот раз не удержался, что бы, не уколоть его, сказав, что слушать испуганную женщину пристало скорее купцу, чем воину. Князь промолчал, а на попытку доказать, что происходящее в Новгороде представляет нешуточную угрозу ответил, что ему виднее, поблагодарил за службу, и велел в другой раз приходить с более важными делами.

Вернувшись, домой, Ставр, не обращая внимания на недовольство жены, велел подать вина, заперся, и долго сокрушался по княжей неблагодарности. На следующий день Ставр отобедав, повел Весну на совет в горницу, которая здесь, как и в новгородском доме, называлась рабочая. Для Ставра теперь это название звучало насмешкой. Хоть и повеличал его Ярополк киевским боярином, но службы постоянной ему не определили, и дел городских он не касался. Бразд, сразу по прибытию из Новгорода, ушел в Константинополь, и ждать его следовало только к весне. Так что, даже и своекорыстных дел у боярина в Киеве не было. Привыкнув постоянно быть в заботах, Ставр тяжело переживал свою ненужность. Вечерами наваливалась тяжелая, как огромная снулая рыбина, тоска, которую он, было, пытался заливать вином, но прибытие Весны положило этому конец. Жена такого не одобряла. Да он и сам понимал, что облегчения от того не прибудет. Надежда занять достойное место в окружении Ярополка при подготовке похода на Новгород исчезла окончательно. Взамен стала крепнуть уверенность в том , что летом в Золотой палате будет сидеть уже Владимир. Теперь следовало думать уже не о княжеских милостях, а о сохранении собственной шкуры. И о будущем жены и дочери.

Затворив за собой дверь в горницу, Ставр поведал жене о вчерашней беседе с князем и боярами.

— Что присоветуешь мне делать дальше? — он нервно прошелся по горнице, — Какие дела у Владимира в Новгороде, сама мне сказывала. Ярополк слушать того не стал, и мнится мне, край к следующей осени, места мне в Киеве не будет. И коли уходить из Киева, то уходить надо сейчас. Я вечор долго думал, куда? В Византию к Василию? В империю к Оттону? А может к Олафу? Или к Илдею? Одному уходить, или вам со мной идти? Что скажешь, Весна?

— Что ты решишь, то твоя воля. Где ты будешь, там и я. А только выбирать особливо не из чего. К Олафу или Илдею, это почитай , что в холопы идти. Закон что у одних, что у других один. Чужой человек, если за ним силы нет, для них всегда рабом будет. О Сладже и вовсе молчу, и там, и там, быть ей рабыней для утех хозяйских. Чем такая судьба, лучше в прорубь! Франки, те чтут только серебро. На сколько-то нам хватит, а более прибытков не будет. Если Сладже, по первости и сможем мужа доброго найти, то после он все одно родства с нами чураться будет, и тем Сладжу упрекать. Да и не христиане мы. Даже, если примем их веру , коситься будут. Ты в Киев из Новгорода пришел, так бояре на тебя, как на чужака смотрят, а там и подавно. Разве что в Византию. Там купцы наши торгуют. Можно в долю к ним войти.

— Думал о том. Взял я с собой из Новгорода Браздовы расписки. Те деньги, что я ему на сохранение дал, прощу. За меха, что у него Добрыня отобрал, спрашивать с него не буду. И признание, которое он Добрыне написал, то же прощу. Но за то, стребую у него уговор, с моей долей во всех делах. Как к концу сухия вернется, так об этом с ним и поговорим. Что я у Ярополка боярин липовый он не знает, будет сговорчив. А летом с купцами пойдем в Константинополь. Там осядем, примем крещение. Я торговые дела справлять буду, Сладжу замуж выдадим, и ни Владимир, ни Добрыня нас не достанут. Дочери пока не говори, не ровен час подружкам проболтается. Не хочу, что бы на Горе о том знали.