| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Еще одним достоинством данного хода было то, что высока была вероятность поддержки данного проекта Сталиным, успевшим хлебнуть лиха с нынешней верхушкой госбезопасности. Коба был не тем человеком, который откажется от создания противовеса одной из важнейших систем влияния своих противников.
Конечно, это означало конфликт с ОГПУ, что было весьма нежелательно для постепенного наращивания влияния объекта — а разведчик первоначально склонялся к этому варианту, как наиболее надежному. Вот только, предоставлять истории возможность развития как в реальности, с внесением корректив только в армию, было чревато очень нехорошими последствиями для страны в целом. 'Раковым опухолям', которые появились 'в теле' СССР благодаря троцкистам, коминтерновцам, правым, чекистской верхушке, не стоило давать пустить столько же 'метастаз', сколько было в реальности. Риск, конечно, был колоссален — но, возможность удалить досрочно хотя бы большую часть троцкистских и чекистских 'метастаз', избежав тем самым массы проблем, дорого обошедшихся Советскому Союзу в 1927-1938 годах, его полностью оправдывала. Правые и Коминтерн были пока что недоступны — но, даже небольшое ограничение их возможностей стало бы очень неплохим дополнением.
— Есть мнение, товарищи, что ту часть Остехбюро, которая занимается выполнением заказов РККА, можно будет передать в ведение товарища Тухачевского — вмешался Сталин, в очередной раз пресекая начинавшийся 'бой быков'. — И, его можно будет постепенно расширить.
Коба мгновенно оценил перспективы предложения, сделанного Тухачевским. Его еще с начала 20-х успела допечь привычка ведомств вести свою игру — например, Наркоминдел пытался наладить рабочие отношения с капиталистическими странами, а коминтерновцы, тем временем, вели свои игры, непринужденно забавляясь с терактами и попытками переворотов. Если уж на то пошло, то у 'Миши' 'рыльце' было в очень густом 'пушку' еще со времен его командования в Минске — 'военная организация', подчинявшаяся сторонникам Троцкого, вела свою 'частную войну' с поляками, не утруждаясь не только получением санкции высшего руководства страны на эту затею, чреватую войной коалиции почти всех европейских стран, вкупе с Японией, против еле живой Советской России, но и просто информированием (соответствует РеИ — В.Т.).
Вплотную к этому примыкала инициатива 'ответственных исполнителей' — хотя, по мнению Иосифа Виссарионовича, определение 'безответственные авантюристы' к этой публике подходило намного лучше. Их было немного, но, возможности этих людей были огромны. Сначала создававший ВЧК вместе с Дзержинским, потом курировавший практическое осуществление 'мировой революции', а, затем, военную разведку, Уншлихт; распоряжавшийся мощным аппаратом и практически бесконтрольно расходовавший колоссальные средства оргсекретарь Коминтерна Пятницкий; начальники РУ РККА и ИНО ОГПУ Берзин и Трилиссер.
Но, Тухачевский унялся и поумнел — кто бы ни готовил для него материалы, но, додуматься и принять кардинальное изменение своих взглядов он мог только сам. Эти успокаиваться не собирались.
Отдельного упоминания заслуживала ситуация в ОГПУ. Менжинский был очень больным человеком, он физически не мог контролировать свое ведомство — а, тем временем, влиятельные чекисты 'первого призыва' вели свою игру.
У них имелся свой идеолог, матерый боевик, до революции успевший побывать членом всех партий, широко практиковавших террор — эсеров, анархистов, максималистов. Ныне он занимал пост полпреда ОГПУ на Северном Кавказе. Звали этого человека Ефимом Евдокимовым. Суть его идей можно выразить одной фразой — не ОГПУ должно подчиняться высшему политическому руководству страны, но, чекисты должны полностью контролировать жизнь Советского Союза. Одним из проявлений этого контроля должен был стать ввод представителя чекистов в состав Политбюро (соответствует РеИ — В.Т.).
Эти идеи, в большей или меньшей степени, разделяли многие влиятельные фигуры в ОГПУ — с ходу можно было назвать Яна Ольского (Куликовского), в молодости состоявшего в военной организации Пилсудского, Станислава Мессинга, еще одного выходца из Польши, Ивана Воронцова и Льва Бельского (автор предполагает, что идейная общность 'пятерки' сформировалась до того, когда они вступили в союз в 1929 году, после отстранения Трилиссера и, их противостояния с Ягодой — В.Т.).
Впрочем, Михаил Фриновский, Леонид Заковский (прототип Левки Задова из 'Хождения по мукам' — В.Т.), Всеволод Балицкий, Яков Блюмкин были ничуть не лучше.
Подрастали и новые фигуры такого же плана — например, Израиль Леплевский.
Возле каждого из этих людей, которых можно было назвать 'сильными личностями в ОГПУ', была устойчивая группировка, связанная не только совместной службой, но и весьма сомнительными делами и делишками, явно не укладывавшимися в нормы законности. Коба понимал, что знает об этом вряд ли четверть того, что есть — но, даже этого было очевидно для того, что идеи Евдокимова в этой среде популярны вовсе не случайно, поскольку установление даже относительно жесткого контроля со стороны Политбюро над ОГПУ означало для всех них бесповоротное завершение привольной жизни, и, самое главное, потерю девяти десятых имеющейся власти.
А они уже распробовали прелесть бесконтрольной власти — и, почему-то, лишаться ее совсем не хотели. Наоборот, их искренним желанием было распространение уже имеющейся власти на всю страну. Сталину эта публика напоминала генералов и деятелей секретных служб Латинской Америки, учинявших перевороты во имя того, чтобы насладиться бесконтрольной властью в свое удовольствие. Чаще всего, это наслаждение продолжалось не особенно долго, поскольку таких желающих в этих странах было в избытке — но, публика, живущая по принципу 'Хоть день, но, мой!' не переводилась.
Пытаться им объяснить тот факт, что бесконтрольность являются кажущейся, поскольку слабая страна по определению не может быть самостоятельной, у нее всегда есть сильная держава-патрон — а не может стать сильной страна с безответственным руководством, это принципиально невозможно! — так что все эти хунты находятся у власти ровно до того момента, пока они устраивают настоящих хозяев страны-сеньора, было бесполезно, поскольку все они были эгоцентриками высшей пробы. Столь же бесполезным было объяснять им то, что руководство страны остается таковым ровно столько, сколько оно может удовлетворять коренные нужды страны в квалифицированном руководстве — таких материй они просто не воспринимали, это лежало далеко за пределами их представлений. Так же они принципиально не желали понимать того, что реализация их желаний неизбежно и очень быстро приведет к превращению Советского Союза в северное подобие Латинской Америки, с той разницей, что на руинах СССР появится некоторое количество колоний и полуколоний нескольких великих держав, а не одной.
На этом фоне Тухачевский и стоявшие за ним генштабисты выглядели едва ли не ангелами, поскольку желали добиться расширения своей власти посредством добросовестного выполнения своих обязанностей перед страной. Мало этого, судя по тому, что говорил начальник Штаба, они неплохо понимали действительные нужды Союза ССР, а не пытались просто перетягивать на себя 'ведомственное одеяло'! По нынешним временам это была невероятная редкость, сродни молодой листве на деревьях в Подмосковье, в марте месяце, поскольку нормой было как раз обратное!
Именно поэтому Сталин решил пойти на довольно существенный конфликт с чекистами — для него было выгодно усиление адекватной части советского руководства, в противовес тем, кого интересовала только личная власть, любой ценой, без малейшего учета последствий. Другой вопрос, что этот конфликт не должен был выйти за рамки приемлемого — большую часть заказов Остехбюро получало от флота, на моряков же работали и все опытные производства. Так что большому скандалу взяться было неоткуда.
Да и усиление противостояния между военными и чекистами было на руку Вождю.
Сталин бы очень удивился, если бы мог прочитать мысли начальника Штаба РККА — тот действительно был очень доволен получением желаемого, но этим дело не исчерпывалось. Полковник Ленков только что заложил еще один очень важный 'кирпичик' в постройку ситуации, когда лидер Советского Союза будет вынужден отдать армии приказ подавить мятеж троцкистов, в котором будет участвовать значительная часть чекистов. И, само собой, 'чудесный грузин' не упустит случая поставить к стенке, вместе с троцкистами, всех 'капитанов' 'Тортуги на Лубянке'. То же, что по расчетам разведчика, это должно было произойти во второй половине 1928 года, Советскому Союзу пойдет только на пользу. Что же касалось его личного отношения к этим людям, то, уважая их, как очень сильных врагов, Вячеслав Владимирович совершенно не считал возможным оставить товарищей чекистов в живых — все эти лидеры ранней госбезопасности относились к той категории людей, которые остаются опасными, пока находятся на этом свете.
— Михаил Николаевич, дела технические — это хорошо, конечно, но, у нас начался разговор о тактике — высказался Буденный, бывший фанатиком боеготовности в ненамного меньшей степени, чем Жуков. — Что ты предлагаешь?
— Да, ничего особенно хитрого, Семен Михайлович — при нашей бедности ничего такого в массовом порядке и не сделать — так что надо готовить базу на будущее, большего мы пока и не потянем — задумчиво высказался начальник Штаба.
— Михаил Николаевич, кончай тянуть кота за яйца, говори, что надумал! — повысил голос разогретый доброй выпивкой и непростой беседой командарм.
— Сделать опытный центр, где будут разрабатывать новую тактику — меланхолично сообщил Тухачевский. — Скажем, полк пехоты, полк кавалерии, батальон броневых сил, батальон саперов, батальон связи, несколько дивизионов артиллерии, от легкой до тяжелой. Подобрать туда толковых командиров, побольше сверхсрочников — а, бойцов срочной службы с самого начала брать самых рядовых.
— Заодно на базе этого центра можно будет раз в год собирать научно-практические конференции, с обменом теоретических идей и боевого опыта, по каждой специальности. Постепенно наработаем опыт — и, можно будет там открыть Высшие курсы тактики, где будут повышать квалификацию командиры.
— Это ты хорошо придумал — заметил Буденный, мгновенно понявший мысль собеседника — тактика нужна такая, чтобы ее могли усвоить обычные бойцы. Да и с обменом опытом идея хорошая — кто-то что-то придумает, а другие и слыхом не слыхивали.
— Именно, Семен Михайлович — кивнул головой Тухачевский. — Заодно можно будет на опыте проработать лучшие варианты организации, понять, какое соотношение сверхсрочников и срочников будет наилучшим, для боевой подготовки и поддержания дисциплины в войсках.
Ворошилов мысленно перекосился — борьба с партизанщиной, как это тогда называлось, шла без устали, но, весомых результатов не было, сколько комиссары не говорили 'о железной революционной дисциплине рабоче-крестьянской Красной Армии'. Себе Климент Ефремович не врал — бардак в РККА был еще тот, так что не зря морщились бывшие царские офицеры и в голос матерились послужившие в старой армии Буденный, Апанасенко и Кулик. Терпеть это было нельзя, нарком прекрасно понимал, что воинство с таким уровнем дисциплины, случись что, навоюет не густо — но, Тухачевский ведь предлагал плохо прикрытый возврат к старому порядку, со сверхсрочниками-унтерами.
— Думаешь, что надо ставить унтера на каждое отделение? — спросил командарм.
— Надо будет пробовать, Семен Михайлович — пожал плечами начальник Штаба — но, что-то,есть у меня подозрение, что без этого не обойтись. Как пообщаюсь со слушателями академий и курсов, так волосы встают дыбом — то рота целиком ушла в самоволку, то казенное имущество сменяли на самогон с закуской. Конечно, в старой армии такое тоже было, чего греха таить — но, не в таких масштабах, как в наших кадровых дивизиях.
— А, вообще, надо будет возрождать и развивать царскую систему подготовки сверхсрочников, тогда ведь унтер-офицеров учили на совесть, ненамного меньше, чем младших офицеров — умело польстил Буденному и Кулику новый Тухачевский.
— Надо будет взять учебные курсы царской армии — они хорошие были, дельные — высказался Кулик.
— Их дополнить надо будет, с учетом опыта Империалистической и Гражданской — заметил Буденный.
— По-хорошему, надо будет писать новые учебники для младшего командного состава, с учетом старого опыта и новых наработок — высказал свое мнение полковник Ленков, в свое время с интересом прочитавший учебники сержантского состава СА, изданные во второй половине 40-х — начале 50-х годов; очень толковые были пособия. — Плюс к этому, надо будет наладить издание какого-нибудь 'Вестника боевого опыта', в котором будут подробно разбираться причины побед и неудач в боевых столкновениях — и, рассылать по частям. И, чтобы раз в год сдавали экзамены по новому боевому опыту.
— Это дело — одобрил Буденный. — Михаил Николаевич, а ты не думал, кого назначить командиром этого центра?
— Думал, Семен Михайлович — но, Вам эта кандидатура не понравится — честно предупредил Тухачевский.
— Это кто же? — насторожился командарм.
— Апанасенко — коротко ответил начальник Штаба.
— У Иосифа же три класса образования! — возмутился Буденный.
— Зато голова светлая и желания учиться на троих хватит — парировал Вячеслав Владимирович, который прекрасно знал, что делает — Иосиф Родионович Апанасенко действительно был прирожденной 'военной косточкой', бывают такие люди: будучи призван в царскую армию в 1911 году рядовым, в 1917 году он уже был командиром пулеметной роты в звании прапорщика, кавалером трех солдатских Георгиев и двух Георгиевских медалей. Во время Гражданской войны Апанасенко тоже показал себя хорошо, толково командуя кавалерийской дивизией. После войны он закончил Военно-академические курсы для высшего комсостава РККА — впрочем, он продолжил учиться и дальше, делая это очень добросовестно. В 1941-1943 годах, будучи командующим ДВО, показал себя первоклассным организатором. В общем, это был тот человек, который действительно сможет создать на пустом месте такое непростое дело — и, сделает все возможное и невозможное, чтобы вывести его на самый высокий уровень. Еще одним достоинством Апанасенко было то, что он был сослуживцем Буденного, Ворошилова и Кулика по Первой Конной армии и верным сторонником Сталина в РККА — так что его кандидатура была более чем приемлема для наркома и его ближайшего окружения.
— Не знаю, не знаю — пробурчал командарм, явно не пылавший желанием отдавать одного из вернейших людей и далеко не худшего комдива. — Ты ж, я так понимаю, будешь там мудрить и с немецкой тактикой, а у Иосифа с языками не очень. Да и не теоретик он, а, чистый строевик.
— Германские тактические схемы будем добывать, как только возможно — недаром немецкую тактику считают самой лучшей в мире — заверил начальник Штаба.
— Что же касается всего прочего, то имеются у меня мысли и насчет заместителя для Апанасенко. Это действительно очень сильный тактик, и по части практики, и по части теории. Да и языки он знает. Вот только Вам, Семен Михайлович, он совсем не понравится.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
