Возвращение

— И выехать вы сможете только летом. Бросайте машину, на ней не выбраться.

Я не хочу тут зимовать, серьезно.

— Тебе-то откуда знать? — вылез кто-то из молодняка. — Что, светлячки ссылали своих подмастерьев в Хору?

Кто-то из магов скептически хмыкнул. Теперь к разговору прислушивались уже все; по крайней мере, это было веселее, чем биться над вопросом, как проехать по безнадежно раздолбанной дороге.

— При чем здесь ссылка? Светлая гильдия посылала сюда исследователей. И я не подмастерье, в конце-то концов.

Я не успел им стать, но это не важно. Не знаю, во что они не поверили больше.

Вторая машина проехала пару метров и неожиданно заглохла. Если бы я считал мир одушевленным, то решил бы, что Хора не желает отпускать владеющих даром; но древние механизмы на то и древние, а дороги в приграничье не ремонтировались по тайному оборонительному плану.

Дождь бился о стены ущелья, покрывая все поверхности корочкой льда. Еще одно преимущество пленника — пока все прыгают снаружи, можно забиться в расщелину, закутавшись в плащ, и вязать узелки на длинном шнурке, отстраненно отмечая, как плохо гнутся пальцы. Холод? Всего лишь реакция тела, и ничего больше.

Светлые привязаны к миру множеством нитей. Страшно чувствовать, как они начинают рваться одна за другой; цепляться за оставшиеся, пока не останется ничего, что бы держало тебя здесь. Сначала это больно, невыносимо больно — когда пустота пожирает тебя изнутри. И боль не проходит, нет; ты просто привыкаешь. Ты говоришь себе, что все в порядке, ты притворяешься, что все в порядке, а она не прекращается, не смолкает ни на секунду; потом нет сил даже на ложь, но это не помогает, это совсем не помогает... Сложно открывать глаза, сложно подниматься, сложно заставлять себя жить — потому что не можешь понять, зачем это все.

Охранник маялся у входа и мерз, то и дело поглядывая наружу, и явно обрадовался сменщику. Темные перебросились парой слов, и маг с ожогом остался, прислонившись к стене и уставившись на меня. Я устало вздохнул, завязывая новый узел. Что-то да намечается.

Маг прошелся вдоль стены, закурив сигарету, бросил и тотчас достал новую. Его раздражение смешивалось с горьким отравленным торжеством, и ему нужен был лишь повод — но он нашелся быстро.

— Что это ты делаешь?

Видит Свет, как же мне все надоело. Неужели так сложно оставить меня в покое? Я не мешаю, не пытаюсь сбежать, никого не злю — неужели так сложно просто меня не трогать?

Кажется, до меня пытались донести важную мысль, которая благополучно прошла мимо, и следующей была пощечина:

— Отвечай мне!

Уверен, по закону подлости чувствительность к темной магии исчезнет самой последней. Раньше владеющие даром так определяли близость Заарнея, понимаю, полезно для выживания, но теперь — сплошная морока. Как с кем-то общаться, если у тебя от него сильнейшее ментальное отторжение? Но хотя бы удалось сконцентрировать внимание и даже выстроить из букв осмысленное слово:

— Зачем?

О, неправильный вариант. Раздражение вскипело ядовитой пеной, и цепь вскользь прошла по плечу — в расщелине не размахнешься — опрокидывая на пол, и перед глазами закачался почти готовый шнурок:

— Что. Это?

— Составляю послание гончим. Неожиданно, правда?

Маг зло оскалился, поднося к щеке зажженную сигарету и понижая голос до шепота. Ему не нужен был ответ; злость, что копилась внутри, требовала выхода, и неважно, что послужило причиной.

— Помнишь бойню на источнике Эр-11? Помнишь, что вы там устроили?

Темными ночами он сочинял обвинение, в красках предвкушая, как выскажет кому-нибудь в лицо, но когда пришел час, нужные слова вылетели из головы. Обидно, м-да.

— Не помню. Много их было.

Перчатка сжалась, с силой вдавливая огонек в кожу. Какая скука.

— Ну как тебе, светлый? Знать, что все твои приятели передохли, и что ты остался один, в руках врагов — ненавидишь меня, а?

Я наконец посмотрел ему в лицо и неожиданно для себя честно ответил:

— Мне все равно.

Так хотелось свернуться клубком, закрывая голову руками — но куда мне деваться от проклятой эмпатии? Поэтому я не двигался, наблюдая, как боевик хватается за цепь, и с ленивым интересом отмечая, что сейчас он мог бы и не остановиться... но темная фигура, выросшая за спиной, легко перехватила поднятую руку, одновременно зажимая рот и впиваясь в открытую шею.

Я подхватил металлические звенья, не позволяя им зазвенеть о камни, и пожал плечами:

— Не тебе говорить мне о потерях, но... к мертвецам у меня претензий нет.

Мелкие камешки шуршали под ногами, скатываясь вниз. Дождь укрыл скалы размытой завесой, и насквозь промокшие листья прилипали к сапогам, толкая на неверный шаг. Вода стекала по волосам прямо за шиворот, но надеть капюшон не давала стягивающая запястья цепочка. Первые пять минут конвоир считал ее мощными оковами; потом — страховкой на крутом спуске.

Во втором случае наши надежды полностью совпадали. Оставшись без дара перемещения, я на опасность банально не среагирую — не успею. Или не замечу. Но понимание, как обычно, наступило позднее; а тогда он медленно приближался, надменно смотря сверху вниз и легко стискивая пальцы на горле:

— Так-так. Приветик, заклинатель. Ты же не думал, что сможешь от меня убежать? — когти шкрябнули по металлу, и в раскосых фиолетовых глазах отразилось искреннее изумление.

Со мной поздоровались? В самом деле? Я вскользь отметил потрепанную одежду с вышитыми узорами, налобную повязку, белую полоску ошейника, и тоскливо подтвердил:

— Да, да, да. Если бы я мог его снять, я бы снял свой. Так я все же вытянул тебя в наш мир? А ошейник заблокировал способность открывать Путь? О, это... неприятно. Сожалею.

На самом деле нет.

Удивление сменила ярость, и заарн с замогильным хрипом вцепился в мои плечи:

— Верни меня обратно!

Я пошатнулся, едва не сорвавшись со скалы, и намертво ухватился за него в ответ, скороговоркой выпалив:

— Ошейник размыкает специальный ключ. Ключ у создателя артефакта. Можешь попытаться добраться до него и уговорить. Или можешь меня убить — и с чистой совестью подохнуть здесь.

Он колебался. Заарней требовал моей смерти и вряд ли предполагал отступление; но его посланник не сделал этого сразу, его посланник заговорил со мной. Иной мир был слишком далеко. Жить хотелось здесь и сейчас.

Наконец он принял решение, склонившись почти к самому лицу — красные разводы на бледной коже, красные следы, оставшиеся на плаще от его ладоней, прошу, уберите от меня этот кошмар — и вкрадчиво предложил:

— Но ты же будешь послушным и отведешь меня к нему?

— А ты будешь меня охранять и защищать от всех бед? — я осторожно перебрался на тропу, вглядываясь в туман. Места смутно знакомые, значит, где-то рядом еще одни закрытые врата, а уже от них по старым меткам можно добраться до границы. — Договорились.

Люблю конструктивные диалоги.

Заарн недоверчиво сощурился и проинформировал:

— Ты жалок.

Я попробовал устыдиться, но потом плюнул на бесполезное занятие. Телепорт накрылся, грузовик накрылся, все-таки придется тащиться в Аринди пешком, но убегать по обледенелой верхотуре? Спасибо, в другой раз и не в этой жизни. Выглядел противник как полутруп, и еле держался на ногах, но это не помешало ему убить уже одного темного — а может быть, не только его. Для того, кто впервые попал в наш мир, он протянул уже очень долго, а значит, это все его проблемы.

— Настолько, что мы сейчас собратья по несчастью. Кстати, как к тебе обращаться?

Он только презрительно усмехнулся.

— Тогда я буду называть тебя "Матиас". Ведь это не играет никакой роли, верно?

В конце концов, мне всего лишь нужно довести свою фишку до края доски. Остальное — такие мелочи.

...Дар телепортации искажал расстояния... скажем так, немного, и с этим немного мы блуждали по предгорьям до самого вечера. Даже мой спутник разговорился — точнее, последнюю часть пути он беспрерывно шипел что-то на заарнском, выражая беспредельную грусть о столь внезапно и скоропостижно покинутой родине. Но даже суровые реалии иномирья не подготовили его к границе.

Трехгранные столбы уходили по склону и влево, и вправо, и соединяющая их плотная паутина негромко гудела, черными расплывчатыми линиями рассекая сумерки. Между короткими щупами, торчащими из опор, то и дело проскакивали искры, а трава на склоне облезла, открывая крошащийся камень. При одном взгляде на преграду начинали слезиться глаза, а в сердце нарастала давящая боль; ее поверх старой защиты в свое время сочинили темные, испугавшись, что остатки нашей гильдии сумеют бежать.

Светлые не бросают своих. И при учете ситуации это выглядело как отсроченное самоубийство.

— И это — знаменитая черта невозврата? — прозвучавшего презрения хватило бы, чтобы стереть всю северную границу, навеки спаивая Аринди и Хору в единое целое. Но линия стояла крепко, и Матиас с неохотой принялся цеплять на паутину клеммы. Финальным штрихом он вытащил украшенные рунической резьбой кусачки, еще раз подтверждая, что тот мир хорошо знал наш. Они знали о том, где меня искать; знали о барьере, хотя нам век от века твердили, что такая связь невозможна.

Разрезанные нити загибались в стороны, не меняя тона. Песок с тихим шуршанием пересыпался из одной половинки часов в другую; я обернулся на сумрачные склоны, с которых неспешно стекал туман, и каменная осыпь поехала вниз, заставив неловко упасть на бок, ободрав локоть. Цепочка натянулась и рванула в сторону, и я скорее ощутил, чем увидел, как из-под лопнувшей кожи струится кровь.

— И это — угроза для Хсаа'Р'Нэа? О, Лорды, знали бы вы, кого боитесь, — бледное лицо рассекла злорадная ухмылка, и иномирник смолк, заметно развеселившись.

Зона отчуждения тянулась и тут, и лишь через десять шагов начали встречаться пучки сухих колючек. Нелюдь шел рядом, на сей раз контролируя каждый шаг; лучше поздно, чем никогда — я-то в темноте не вижу. Лес из мертвых белых деревьев тянулся, покуда хватало взгляда, и опавшая ржавая хвоя пружинила под ногами, устилая дно пересохшего ручья.

— Чем я могу быть опасен для Заарнея?

— Чем? — эхом отозвался он.

— Нет идей? — я так и не дождался ответа. — Как печально все время общаться с исполнителями.

Призыватель ощущался как-то странно: то ярко и отчетливо, то едва различимо, изрядно действуя на нервы. Видеть и не чувствовать — такое эмпатический дар принимать отказывался, и когда невидимый образ вновь начал мерцать, я потянулся следом, заставляя его звучать в прежнем тоне. Пусть эта ходячая аномалия хотя бы ведет себя нормально. Сроду не видел у заарнов коротких волос, а с их зацикленностью на чистоте генов фиолетовая радужка — вообще дикое уродство.

— Ты — гельд?

— О да, гельд, — хрипло хохотнул спутник.

Да быть не может.

— Правящей крови?!

Он дергано повернулся, рывком притягивая к себе цепочку, и прошипел прямо в лицо:

— Ты действительно считаешь, человечек, что кто-то будет тратить чистую кровь на эксперименты? Гельд — идеальный шедевр, и неважно, сколько подохнут, чтобы он существовал. Гельд — наше знамя. А я, — Матиас оскалился с какой-то болезненной гордостью, — его последняя — удачная — пробная — версия!

Белые точки в радужке уже сливались в пятна; заарн пытался протереть слезящиеся глаза, только сильнее размазывая грязь, и брезгливо отшатнулся от протянутой руки. Я отступил, успокаивающе подняв ладони, и раздражение угасло так же стремительно, как вспыхнуло. Люблю невероятные вопросы. Большинство с готовностью принимается объяснять, где же ты не прав.

Логично: если заарны создают своих гельдов, то надо же на ком-то отрабатывать методику. Странно, что мы еще не сталкивались с пробными вариантами, хотя... открывающий врата — фигура символическая, как у нас магистры. Знамя должно быть одно. Интересно, каково быть черновым образцом чего-то великого? Пилотной версией символа? Наверное, именно гельдовские способности позволили Матиасу пережить эти два дня.

У него не было шансов. Я мог просто подождать, но раненый зверь опасен и непредсказуем, и у него хватит сил перед смертью забрать меня с собой. Он тоже остался один — и без надежды на помощь.

— Разве Аринди для вас не закрыта? Древняя магия и все такое?

Почему-то все ранние прорывы приходились на Хору, сметая ее в ноль. Приграничье так и не смогло подняться, но пока Аринди защищала единая гильдия, ни один чужак не мог переступить ее границы.

Потом темные открыли врата прямо посреди страны. И ничего, живут как-то.

— Магия? — Матиас, явно рисуясь, взмахнул рукой, собирая густые черные тени. Для только что призванного он был действительно очень силен; правда, не стоило при этом шататься, сплевывая на землю сгусток крови. — Какая магия? Все, что было, давно выдохлось. Сила Заарнея уже пропитала ваш мирок, чтобы поглотить его быстро и без пробле...

Словно что-то почуяв, враг попробовал пошевелить пальцами, потом рукой, потом пошевелиться сам, и уже осознавая, что происходит, с усилием провернул ладонь, и темный росчерк дымным пятном повис в воздухе. Разорванные нити паутины мгновенно стянулись в плотную сеть, и во все стороны метнулись выросшие из темноты многолапые тени, оставив неудачливого собрата кататься по земле, скребя по хвое перебитыми ножками.

Сигнал тревоги наконец дошел до хозяев. Границы Аринди все-таки охраняют, что радует. Может быть, они среагировали на разрыв паутины или на заарнскую магию, и ранить себя, проливая кровь, было вовсе не обязательно, но перестраховка никогда не помешает. Идея добираться до Аринди на перекладных мне уже разонравилась. Я бы предпочел доехать в компании гончих, быстро и без проблем, на крайний случай, вместе с темными, медленно и с проблемами, но идти на своих двоих с этим ненормальным? Н-нет, это не очень хорошо.

— И кого же это мы поймали такого красивого? — радостный вопрос от фигуры в шапочке с пером так и повис в воздухе. — ...эй, спокойно. Не делай резких движений. А теперь медленно отойди от смертокосца...

— Не волнуйтесь, я не причиню ему вреда, — паук наконец прекратил изображать единый комок и потянул ко мне длинные тонкие лапки, позволяя выправить хотя бы одну. — Вы все неправильно поняли.

Повисшая тишина стала немного опечаленной. Эх, родина. Всего полчаса, а ностальгии как не бывало.

* * *

Аринди, замковая долина. Все еще не близко

Просторный кабинет кутался во мрак, как и в тяжелые синие портьеры, закрывающие стены. Тонкие свечи на причудливых высоких подсвечниках едва освещали сами себя, а за портьерами все равно прятались не окна, а камни — впрочем, небрежно развалившегося в кресле хозяина дома такие мелочи не волновали.

— ...и, переходя к главному на этот день вопросу...

— Вильям, опять вы про это, — простонал мужчина, стоящий у книжных полок, и тот, кто говорил, резко повернулся к нему, взмахивая бокалом:

— А что, мы нашли посох?

— Его не первый год ищут. Оставьте уже эту палку. Быть не может, что ей нет замены.