И падает снег

— Я позвоню как только смогу, обещаю. И я тоже тебя люблю.

Ощущение было такое, как будто из груди вырвали сердце, но это было единственное, что я мог ей оставить. Свое сердце и свою любовь, которые сильнее любого расстояния.

В последний раз с улыбкой взглянув на девушку, я вышел из комнаты, бесшумно притворив за собой дверь.

Обеими руками я разжал его пальцы, не отрывая взгляда от светящихся голубым глаз. Это не было сложно, потому что он и не сопротивлялся, не пытался настоять на своем, а просто смотрел и ждал, что будет дальше. Его также как и меня завораживала игра таинственного пламени, которое, словно причудливый цветок, обнимало нас со всех сторон своими огненными лепестками, гипнотизируя их медленным ритмом и волнообразными движениями, заставляя забывать считать минуты и секунды, поджидая последнюю, когда, вспыхнув, они сомкнуться над головой, подняв в воздух снопы искр и сжигая дотла как хрупких мотыльков. Это ведь совсем не больно.

В жизни каждого рано или поздно наступает момент, когда все теряет свой смысл, а вместе с ним уходит и страх. Не остается ничего, что могло бы тебя удержать, последняя ниточка обрезана и, в последний раз дернувшись, сломанная марионетка падает на пол, устремив стеклянный, безжизненный взгляд вверх, туда, где кончается небо. Все рано или поздно заканчивается, так почему бы не ускорить шаги, приближая неизбежное?

Потянувшись, я запустил пальцы в светлые волосы, притягивая голову ближе, и прижался своими губами к его. Наш первый поцелуй, но разве теперь это имеет значение? Первое неосторожное касание и последний вопрос к себе. Я устал, я так устал. И чем сильнее чувство горечи, наполняющее меня, тем сильнее я буду впиваться в твои губы, жадно и неистово глотать дыхание, пытаясь согреться, до онемения губ. Ты не почувствуешь и не поймешь, а мне так больно сейчас, так больно, что кажется, даже если окружающий мир рухнет в одно мгновение, эта боль останется и после меня, пульсирующим тугим комком мышц и нервных окончаний. Там, где должна быть душа — выжженная изнутри оболочка, едкий запах гари и сажа на лице, и соленные слезы нескончаемым потоком вниз, но от их прикосновений ни капельки не легче.

Он ответил не сразу. Сначала его губы оставались неподвижны, доводя все попытки до отчаянья, заставляя вбиваться в их закрытые створки языком и пытаться обхватить губами, тщетно царапая зубами, сдавливать, сминать, разочарованно отступать и повторять снова и снова как ритуальное заклинание, пытаясь нащупать хоть какой-нибудь ответ, пусть даже слабое движение навстречу. И когда я уже был готов сдаться, он поддался вперед, положив одну руку на затылок, а другой обхватив за талию, властно притянул, заставляя соприкасаться каждой клеточкой тела. Поцелуй глубокий настолько, что кажется, уже не оторваться, не разъединить, навеки вместе. Языки сплетаются в яростной схватке, биение пульса в ушах оглушает, тяжелое дыхание рвет на части грудь. Руки нетерпеливо забираются под одежду, гладят кожу на спине, пальцы впиваются, судорожно сжимают, привлекая ближе, еще ближе, инстинктивно пытаясь передать какую-то часть огня, бушующего внутри, потому что кажется еще немного и сгоришь в шаге от острой грани, оставляющей на коже сладкие порезы. Сгореть, но только вместе, только вдвоем, так правильно, по-другому — предательство.

Рывок и я оказываюсь сидящим у него на коленях. Приподнявшись, резко опускаюсь и, откинув голову назад, повисаю на его руках. Сквозь стиснутые зубы непроизвольно вырывается хриплый стон. Пальцы на бедрах ритмично сжимаются, оставляя боль позади, мимолетная вспышка и снова кругом лишь свет и жар огня. Два трепещущих мотылька в самом центре пламени, мы горим. Светло-бежевые крылья обуглились на концах, превращаясь в рваные черные лохмотья, но глупое тело все еще бьется, толкаемое вперед сводящей с ума судорогой, пронзающей насквозь словно тонкая раскаленная игла. Прерывистое дыхание тяжелыми толчками вырывается из приоткрытых губ..

А потом мир внезапно переворачивается, и меня придавливает сверху тяжелым разгоряченным телом, наполняя до конца, вырывая крик. Зубы сжимаются на шее, а потом вдруг выпускают, и мягкие искусанные губы вбирают сосок, срывая слабые беспомощные всхлипы. Низкий рычащий голос, перемежающийся с хриплыми стонами и горящий взгляд, сжигают быстрее огня и хочется плакать, потому что это не честно, не справедливо, эта мука не может так быстро закончиться. Сильные толчки заставляют натянуто дрожать каждую клеточку. Запах кожи и волос, резкий горьковатый аромат парфюма смешались с пряным запахом пота, кожа влажно блестит в темноте, и я собираю языком ее вкус с запястья его руки, уперевшейся в обивку сиденья рядом с моей головой. Обхватив ногами за талию, сжимаюсь вокруг него, пытаясь добраться до него раньше, чем лепестки огня. Хочу его всего, хочу до последнего судорожного толчка, раствориться в нем, стать его частичкой.

Чувствую его пальцы в своих волосах, губы нежно скользят по виску, по щеке, постепенно спускаясь ниже и то место, где они останавливаются, обдает жидким огнем. Кровь приливает к нему, пульсирует, словно пытаясь вырваться на свободу. Единственно правильное, самое важное, что имеет значение, ответ на все вопросы. Отдать себя до последней капли, раствориться в его венах, счастье. Последний толчок и, выгнувшись в спине, я срываюсь вверх. И когда мир взрывается внутри, разрывая тело на искры, я обессиленно откидываю голову назад, почти полностью потеряв чувствительность. Перед глазами дрожит красная пелена и этот новый мир такой красивый. Но у меня не хватает времени насладиться его красотой. Охлаждая, по щеке медленно скользит прозрачная слеза и еще до того, как она успевает закончить свой путь, я превращаюсь в пепел...

Облака на востоке окрасились в нежные золотисто-розовые тона. Бесцветное, серо-голубое, выцветшее небо было наполнено ожиданием рассвета. Сонный, еще не проснувшийся город тихонько досматривал свои сны, и ни одна тень не отражалась в пустых, невидящих окнах. В морозном воздухе купались умиротворение, покой и одиночество, а еще надежда на то, что солнечные лучи, лаская, нежно проникнут внутрь, коснутся сердца, согреют, вселяя веру в чудеса. Вера в чудо, вера в хорошее так часто заменяет дыхание, поддерживает жизнь, наполняя ею холодные сырые стены, заставляя все страхи и ночные кошмары, согнув спины, боязливо отступить, очищая душу от болезненных сомнений и бесполезных переживаний, раскрывая глаза навстречу голубому небу.

Первые слабые лучи солнца показались из-за горизонта, растворяя тени и окрашивая крыши домов в мягкие краски. Удивительно чистый невесомый снежок медленно опускался на землю и почти тут же таял, не оставляя ни следа. Когда такое долгожданное утро наконец вступит в свои права, и солнечный диск засияет над горизонтом, уже ничто не напомнит о том, что он был, прошел, осыпая землю крошками.

На одной из крыш высотных домов, привалившись спиной к стене, сидел парень. Он спал, и его сон был как никогда спокоен и настолько глубок, насколько он бывает один раз в жизни. Маленькие снежинки оседали на темных ресницах, ложились на бледную кожу лица, но сквозь сон он уже не чувствовал их легких прикосновений. Слабый ветерок изредка трепал волосы, заставляя темные пряди скользить по холодной коже. Ему снилось что-то хорошее, на лице застыла светлая улыбка и, увидев это, ветер отступил, больше не пытаясь его разбудить.

Если бы кто-то, не отрывая глаз, наблюдал за этой картиной, он все равно не смог бы сказать, в какую минуту на крыше их стало двое. Темная высокая фигура нарисовалась, словно вобрав в себя исчезающие тени. Обрадовавшись, ветер кинулся к ней, подняв светлые длинные волосы, смешивая их со снежной пылью, но это не от его порыва она резко пошатнулась, для этого он был слишком слаб. Подойдя к парню, незнакомец опустился на колени и взял его на руки, крепко и одновременно бережно прижимая к груди. Пальцы странно легко разжались и из ладони что-то выпало, холодно блеснув. Бесполезный кулон, отдавший весь свой яд, с тонким звоном ударился об бетон, но блондин даже не повернул голову в его сторону. Его взгляд был неотрывно прикован к лицу спящего и в нем было столько нежности, ярости и боли.. а потом он вдруг потух, и осталась одна только нежность, заставлявшая глаза тускло светиться. С тихим вздохом он перевел взгляд на горизонт, туда, откуда уже выглядывала половинка солнца. Прочертив красную дорожку, вниз по белой щеке скользнула слеза...

Эпилог

— Если ты не поторопишься, то опоздаешь! — прокричал я с кухни, бросая быстрый взгляд на часы. Ну сколько времени можно проводить в ванной!

— Я сейчас! — почти сразу раздалось в ответ из глубины квартиры.

Вздохнув, я взялся за недоеденный бутерброд с сыром. Откусив кусочек и запив сладким кофе с молоком, задумчиво уставился в окно, подперев голову рукой. Солнечные лучи жизнерадостно светили, переливаясь в зелени молодой листвы, обещая ясный теплый день. Вот бы сейчас все бросить и поехать куда-нибудь за город, провести этот замечательный день вместе, сделать его особенным и запоминающимся...

— Доброе утро! — раздался над ухом веселый голос, и теплые губы коснулись щеки.

— Доброе, — я улыбнулся, наблюдая за сестрой. Отодвинув стул и усевшись напротив, она потянулась и взяла с тарелки одно из зеленых яблок, сочно откусила, блаженно зажмурившись и позволяя сладкому соку стекать вниз по пальцам.

— Ты бы хоть раз позавтракала нормально... Ой, мне уже пора, а то опоздаю, — так и не доев бутерброд, я спешно поднялся и, отдав свой поцелуй, заторопился в прихожую. Крик сестры догнал меня уже на пороге:

— Во сколько сегодня планируешь быть дома? — через несколько секунд она и сама появилась в дверях, наблюдая за мной и безуспешно пытаясь скрыть улыбку.

— Не знаю, как получится. Я позвоню, — подскочив, я обнял и приподнял ее над полом. Отпустив, шутливо потрепал по макушке и, схватил куртку, выскочил на лестничную площадку. Не дожидаясь лифта, легко сбежал вниз по лестнице и, распахнув дверь подъезда, с легким придыханием замер на пороге, вдыхая теплый весенний воздух. Тонкие лепестки, медленно кружась, осыпались на землю, чем-то напоминая снег и вызывая в душе легкое волнение.

Подходя к высотному зданию из тонированного стекла, я взглянул на часы и немного замедлил шаг. Сегодня в фирму, где я работаю неполных пол года, должен приехать кто-то важный из главного офиса, кто возьмет на себя руководство нашим новым совместным проектом. Весь офис уже недели две стоит на ушах, каждый понимает, какая прекрасная возможность нам предоставлена и горит энтузиазмом.

Яркие солнечные лучи слепили глаза. Когда до главного входа оставалось всего несколько шагов, я немного замешкался, разглядывая блестящие стеклышки на темном небосводе асфальта. Зажмурившись, я поднял голову и, сделав уверенный шаг вперед, с кем-то столкнулся. К месту работы я подходил в одиночестве, поэтому было не понятно, откуда здесь неожиданно взялся незнакомец. Я удивленно поднял глаза:

— Простите, я... — и замер на полуслове. Сердце пропустило удар.

Высокий мужчина в черных солнцезащитных очках вежливо улыбнулся:

— Ничего, все в порядке.

Открыв дверь, он пропустил меня вперед, и мы вошли в здание. Я пошел направо к лифтам, а незнакомец свернул налево. Нажав на кнопку, я обернулся. Положив руку на стол, мужчина что-то спрашивал на ресепшене. Выслушав ответ, кивнул и направился в мою сторону.

Я быстро отвернулся, стараясь унять дрожь. Быстрые удары сердца заставляли грудь часто вздыматься. Во рту пересохло, ладони увлажнились. Я кашлянул, прочищая горло, и почувствовал спиной чужое тепло. Приятный, чуть горьковатый запах парфюма защекотал в носу, вливаясь в легкие и размягчая тело, словно пластилин. Чувствуя неловкость, я не мог преодолеть себя и заставить оторвать взгляд от пола.

Мне было жутко неудобно за свою реакцию, к щекам прилила кровь, веки налились свинцовой тяжестью, поэтому, когда двери лифта с тихим шорохом разъехались в стороны, я торопливо шагнул внутрь и нечаянно зацепился за порог. Если бы не рука, поймавшая меня за талию, я бы обязательно упал. Мужчина тут же отпустил меня, но тех трех секунд, когда я спиной ощущал тепло сильного тела, оказалось достаточно, чтобы я совершенно растерялся и забыл обо всем на свете: кто я, где я и куда иду. Именно эта причина заставила меня инстинктивно поднять глаза, ища ответ на лице незнакомца. Мне показалось, что и без того бледная кожа стала совсем белой, белее снега. Очки полностью закрывали глаза, пряча чувства, тонкие губы были плотно сжаты — ни одной эмоции на красивом лице, но под моим взглядом он едва заметно вздрогнул и почти сразу отвернулся к дверям, сомкнувшимся с едва слышным шелестом.

Я нажал на один из металлических кружочков:

— Мне восьмой. А вам?

Казалось, он несколько секунд колебался прежде чем ответить:

— Пятый. Спасибо, — его голос прозвучал отрывисто, выдавая нетерпение. Между бровей появилась едва заметная недовольная складка.

Второй кружочек присоединился к первому, светясь слабым оранжевым светом.

Лифт бесшумно остановился, выпуская на свободу, но только одного из нас. Мужчина вышел и пошел по коридору, а я смотрел ему вслед и не мог оторвать глаз от широкой спины и длинных светлых волос, собранных тонкой черной резинкой. Я был уверен, что вижу его в последний раз.

Снежная тишина объяла мир. Помедлив, двери заскользили навстречу друг другу, сужая коридор... и недовольно замерли, придерживаемые рукой..

Мы могли так навсегда и остаться незнакомцами в разных городах, мы могли жить в разное время, мы могли... Мы могли так и остаться незнакомцами, всего лишь незнакомцами и это все, что я знаю о тебе сейчас.. Пока это все, что я знаю..