Интервью

* * *

Ну, что ж. Вот и настанет через несколько минут момент истины, и выяснится — случайно я попал на сцену этого огромного концертного зала, или это все большое недоразумение. Достоин ли я покорять вместе со всей нашей группой стадионы мира, или мое предназначение играть на подмостках небольших клубов и в сигаретном дыму на радость пьяной публике ресторанов.

Закончился антракт, а значит и по центральному телевиденью в программе "Время" отзвучал оркестр ленинградского радио со своей мелодией, сопровождающей прогноз погоды. Значит не только в зале, но и по всей стране у экранов телевизоров ждут продолжения этого уникального действа, когда сотни артистов, певцов и музыкантов поздравляют работников МВД с их профессиональным праздником. И мама с женой сейчас сидят у телевизора в квартире моих родителей — переживают. С Людой заранее договорились, что она пойдет к моим и там ночевать останется. Все равно завтра суббота, у обоих выходной, да и телевизор у родителей цветной, в отличии от нашей черно-белой Весны, у которого вместо ручки переключения каналов, рядом лежат пассатижи.

Сидим в большой гриммерной, которых ни мало за кулисами. Ждем приглашения на сцену по внутреннему громкоговорителю. Мандражируем каждый по своему. Туда-сюда снуют артисты. Кто-то заходит, кто-то выходит. Вот и Витя зашёл поддержать — в первом отделении он уже выступил с Боевым Орденом. Молодец пацан, сильную песню сочинил и спел. Слышал, что у него отец военным летчиком был — погиб на задании. Не стал вникать в подробности. Да и зачем? От моих распросов к нему папа не вернется. Да Витя и сам то толком ничего не знает — все таки четыре годика ребенку было. Мама у него, конечно сильная женщина — в мирное время потерять мужа, и растить одной пацана. Уважаю.

Рассказывает анекдот. Все смеются. Да уж — анекдотов он знает море. И откуда только их берет? И ведь не старые с "бородой" — всегда новые, да и в тему их рассказывает.

Что-то Клаймич веселое говорит. Это правильно — ему положено. Его задача, чтобы коллектив выступил отлично — вот и старается.

Нет-нет, да детишки с детского хора забегают. Непоседы — что с них возьмешь? Нагнали целый хор детей — пойте, мол, для взрослых дядей и тетей. Им бы дома Спокойной Ночи Малыши посмотреть, да под одеяло баиньки, а они здесь своего выхода на сцену наровне со всеми взрослыми ждут. Кстати после нас выступают, и мы тоже после народного хора выходим. Хоры они большие, им на сцену надо успеть выйти, выстроиться, приготовится — для этого и разбавляют выступления либо юмористами, либо такими небольшими группами, как мы. Пока мы у края сцены будем петь и играть, за огромным занавесом на всю сцену один хор сменит другой. Как у Пугачевой в песне: "А мной лишь заполняют перерыв". Кстати, тоже поет сегодня "Все могут короли".

Девочка из хора, которую выбрал на одной из репетиций в качестве своего единственного зрителя, сегодня подбежала ко мне и говорит: "Дядя, а я Вас помню. Вы на электрогитаре играете новую песню, и с вами еще три девушки поют. Одна, которая темная, на мою старшую сестру похожа. Вы ей потом скажите, чтобы не переживала — я ведь видела, когда вы первый раз репетировали, что она переживает. Вы ей скажите, что мы же все равно не понастоящему поём, а понарошку".

И с самым первым зрителем в этом зале, который мне улыбнулся, тоже встретился и познакомился во время генеральной репетиции — Иван Семенович Козловский. Оказывается выдающийся тенор, Народный Артист Советского Союза, 4 ордена Ленина, а я ни черта не знал о том пожилом седоволосом человеке в вельветовом пиджаке, который мне подмигнул из зала. Стыдоба.

Голос из динамика в гримерной: "ВИА Красные Звезды — до выхода 10 минут. Следующие Большой Детский хор..." Все одеты. Гримеры наносят каждому на лицо пудру, чтобы оно от света софитов на экранах не лоснилось и не блестело от жира. Коридор, ведущий к сцене.

За кулисами суета и движение, как на самом оживленом перекрестке. Слышно как зал аплодирует хору. Пульяж, как тренер выпускающий хоккеистов со скамейки запасных, командует: "На сцену Звезды". Клаймич с серьезным выражением лица и со словами: "С Богом". Улыбка Вити. Сцена.

* * *

Ну и кто в такую рань припёрся то? И звонят, и звонят. Стоп, как можно в дверь звонить, если у меня дверной звонок с лета не работает? А, ну да, это телефон звонит. А зачем он так часто звонит то? Блиин, это же межгород. И кто ж такой настырный звонит по межгороду в такую рань? А жена почему трубку не берет? Как она возьмет трубку, если у мамы ночевать осталась. Стоп, а я где? Потолок белый, побелка — вроде мой, а вроде — не мой. Нее, у меня потолок низкий, а здесь высокий — сталинка видать. И люстра точно не моя. И диван не мой. Где я?

А башка то как трещит. И во рту бяка, словно конница Буденого переночевала. Это где я и чего такое пил то? Ой, а кто это в кресле спит? Роберт? Ну, точно, Роберт. Фууу, прямо полегчало. Это мы выходит на их с Колей съемной квартире на Куу...куус...Куусинена. Тьфу ты, надо ведь так улицу обозвать то.

Значит это им по межгороду звонят. Может Коле жена звонит? Подойти — ответить чтоли? А дойду? Чего то меня даже лежа штормит. Если через пол-минуты не прекратят звонить, то встану и возьму трубку.

А где моя одежда? Костюмы мы после концерта сдали, в ресторане были уже в своей одежде. Тогда почему на мне сейчас трико, майка и один носок. Ааа, вон она, моя родная, аккуратно на полу висит.

Телефон вроде замолчал. Это Коля трубку взял — чето бубнит в коридоре. Может это ему с Ленинграда звонят? С дебютом на телевидении поздравляют? Наверное так и есть. Наверняка сейчас зайдет, и начнёт нас с Робертом тормошить, мол я ни свет ни заря на ногах, а вы дрыхнете.

-Мужики,— вот что я говорил.— Хорош спать. Меня тут с Ленинграда поздравили уже, а вы дрыхнете,— в дверях стоял Колян в майке, трусах и в носках. Вот ведь, а у меня сил второй носок снять не хватило.

-Тебя ведь поздравили,— с закрытыми глазами проборматал Роберт.— Мы то здесь при чём? У нас осталось что-нибудь?

-Не знаю,— ответил Завадский,— если мы из стола на кухне сухое не доставали, то чем поправить здоровье у нас есть. А сколько мы вчера выпили то?

-Нам Давыдович на посошок дал полтора литра водки,— вклинился я попытаясь вспомнить вчерашнее,— литр мы выпили — это я помню, а вот дальше — как отрезало.

-Везет,— бормочет Роберт,— а я и дома то как оказались плохо помню.

-Дома мы хорошо оказались,— говорит Коля,— Чурбанов с гаража служебные машины вызвал, чтобы нас по домам развезли.

-Не,— вздыхает Роберт,— все равно не помню.

-Говорили тебе, не пей последние пять стаканов,— прикалывается на Робертом Завадский,— вот теперь вспоминай, что вчера творил.

-А чего я такого натворил?-начинает беспокоиться наш ударник.

-Не бери в голову,-успакаиваю я Роберта и добавляю философски,— что за пьянка, если на следующий день не стыдно?

-Издеваетесь?— бормочет Роберт,— над больным человеком издеваетесь. Эх выыы.

-Да ладно тебе всякую фигню думать,— уже оторвав спину от дивана, и сидя на нем по-турецки продолжаю,— нормально все было. Видимо когда за Чурбанова начали пить, и его с днем рождения поздравлять, тебя и накрыло. Заспал ты наверное, как домой приехали, а может в машине пока нас к вам везли тебя раскумарило. Нормально все было.

-А ты как у нас оказался?— спросил меня Роберт.

-Так Колян же все угомониться не мог,— вспоминаю я вчерашний вечер, а вернее сегодняшнюю ночь.— Это же он меня к вам позвал. Мол, такой дебют, такой успех в правительственном концерте, да еще и на повторный поклон вышли. Разошелся — "Я требую продолжение банкета". Я и решил помочь ему. Моя всё равно у мамы ночует, вот я у вас и оказался.

-А нам никуда сегодня не надо?— переживает Роберт,— в студии ничего не намечалось?

-Нет,— ответил Коля,— сегодня выходной объявлен. Клаймич распорядился.

-Тогда наливай,— пытается безуспешно оторваться от кресла Роберт.

* * *

Эх, хорошо пошло. Но мало. И Роберт уже полчаса как ушел, а всё не возвращается. Он за вином в Ленинград чтоли поехал? Только за смертью посылать.

Колян у плиты со сковордкой возится. Яичницу с колбасой жарит. А что он ещё может готовить-то? Только яичницу. И чего семью не перевозит в столицу с Ленинграда? Ну и что с того, что дочка в музыкалку ходит? Здесь чтоли нету? Сам здесь, семья — там, так и мотается туда-сюда. Это разве дело? Семья с тобой должна быть. Я вон маме позвонил, принял её поздравления, позвал Люду — получил и поздравления и втык, объяснил, что так и так после банкета заехал к Коле с Робертом на огонёк, и всё нормально. Зато спокойна, и не переживает. Сказала только чтобы много не пил и до дома добрался к вечеру. А я разве против и много выпил? Ничего подобного. Сидим с Колей болтаем .Вернее я сижу, а он кашеварит.

-Колян, а в этом доме гитара есть?— спросил я своего приятеля,— я тут недавно песню сочинил маме на день рождения. Я бы спел, пока поваришь, а ты бы оценил. А?

-Есть,— не повернувшись ко мне ответил Завадский,— в зале за дверью стоит.

Ну понятно, что не в холодильнике на кухне спрятана. Иду в зал. И правда стоит. И неплохая гитара, скажу вам я. Чешская Кремона. Да еще и нейлоновые струны. Офигеть, ленинградские шикуют. Правда расстроена в хлам — видимо давно никто не играл, нейлон вещь такая — тянется, постоянно подстраивать нужно. Ну да ладно, не страшно всё это, настроим.

Вернулся на кухню, а Коля уже батон нарезает. Вот ведь неугомонный — заняться нечем, вот и шинкует хлебушек.

-Садись,— говорю я ему, а сам колки кручу, да струны дергаю,— пока Роберт за вином шастает, послушай, что у меня получилось. Зацени.

Играю, пою, а Коля пальцами по столу стучит, такт выбивает. Вот злодей — так я под его темп и ускорился. В результате получилась у меня песня пободрее, и зазвучала как то по другому, а не так, как я вначале мычал.

-А теперь заново играй, и пой так, как закончил, в более быстром темпе,— издевается Завадский.

Ещё раз исполняю, и чувствую, что песня получилась и лучше и веселее.

-Ты сам то понял, что сейчас спел,— спросил меня Коля.

-Песню, которую маме посвятил,— отвечаю,— я же тебе уже говорил.

-Чудак человек. Ты же только что шлягер исполнил стопудовый,— ухмыляется Коля.— Роберт,— зовет он зашедшего, и гремящего пузырями ударника,— иди скорее нашего Блэкмора послушать.

О,— думаю я про себя,— одна не гремит, две гремят не так.

-Успеем послушать,— бурчит Роберт,— наливай давай, а то пить хочется, что переночевать негде.

-Ты на счет покушать пропустил,— добавил я.

-Если жаренной колбасой у входной двери пахнет — значит голодным не останусь,— смеется Роберт,— вы же не съели её в сухомятку? Нет?

Выпили, закусили. На сытый желудок еще два раза спел новый шлягер, только теперь ритм Роберт задавал. Для этого он зажал большую кастрюлю между ног, как кубинский бонго, и настукивал ладошками по её дну.

Кончилось наше скромное застолье тем, что Коля принёс нотный альбом. Быстро написал ноты, под мою диктовку прямо в нём же записал текст. Договорились в понедельник показать песню Кламичу.

Осенняя прохлада протрезвила довольно таки быстро, и ближе к дому о выпитом вине напоминал только запах исходящий от меня.

* * *

С утра, как только Клаймич появился в студии решили сразу показать ему песню. Ну как песню... То что Завадский написал в нотном альбоме, то и показали.

-И кто автор?— спросил Клаймич, глядя по очереди то на меня, то на Колю.

Я про себя подумал,— если песня плохая, то Коля здесь не при чём и сказал:

-Это мои слова и музыка, Григорий Давыдович. Это я сочинил, а Коля записал, пока я исполнял.

-То, что это Коля писал, я и так вижу,— усмехнулся директор.— Мне было интересно узнать кто настоящий автор. А теперь, вот что я тебе скажу, мой друг — собирай всю команду в репетиционной, и разучивайте эту песню. Девушек не привлекайте — они со мной сейчас по делам уезжают, да и не вижу я здесь места для женского вокала, даже для бэк-вокала нету здесь места — это песня для одного голоса, причем мужского. Завадский, почему я за тебя все вопросы решать должен? Ты музрук или я?

-Я,— понуро ответил Коля,— просто хотели Ваше мнение услышать.

-Мое мнение услышите, когда мне песню исполните,— ответил Давыдович,— а сейчас я вижу только хороший добротный текст, написанный с опечатками, и ноты с помарками. Ладно, занимайтесь, в обед приеду.

До обеда общими стараниями песню мы приготовили. Как раз к появлению Клаймича и наших девушек. Тот сразу пришел к нам в репитиционную и получив утвердительный кивок на вопрос "готова ли песня?", немедленно позвал девушек со словами:

-Девчонки, давайте послушаем чем занималась наша мужская часть коллектива, пока мы с вами по делам бегали.

Пока они "бегали по делам", мы перебрали все возможные варианты исполнения новой песни, и остановились на том, который родился в квартире у Коли с Робертом. Понятно, что уже был не мычащий с похмелья голос под аккустическую гитару и кастрюлей вместо барабана, а вполне готовая песня, с ритм-секцией, двумя гитарами, и даже вступлением на трубе, которое продемонстрировал Боря, и сразу нами утвержденное.

-Класс,— сказала тихо Лада, стоящая рядом с сидевшим на стуле директором, в тишине репетиционной, после того как смолкли последние аккорды песни.

-Знаешь,я тоже так думаю,-сказал Клаймич повернув шею и подняв голову на нашу молодую солистку. Потом встал, окинул нас-музыкантов взглядом, и повернувшись к девушкам произнёс,— Девушки, позвольте представить автора новой песни, нашего гитариста, Володю.— Потом повернувшись ко мне с улыбкой сказал,— Пойдём, Володя, поговорим.

Выйдя в коридор, мы прошли до его конца, и остановились около окна. Мной овладело какое-то непонятное чувство, словно я что-то плохое сделал, и мне сейчас за это влетит. А иначе, зачем Клаймичу тащить меня в коридор для разговора? Песню похвалил — какие еще могут быть разговоры наедине? Поэтому я и спросил напрямую:

-Григорий Давыдович, как песня? Скажите честно. К чему это уединение?

-Володя, твоя песня офигенная, если одним словом. Только, как бы тебе это сказать, чтобы не обидеть,— стушевался директор,— сейчас, в наше время её никто на большую сцену не пустит, там такое никому из вышестоящих органов не нужно. По клубам и танцам её играть тоже мало кто будет — кто ж будет отплясывать под слово "мама". В общем так, одним словом, ты создал очень хорошую застольную песню. Твою песню по несколько раз за вечер будут в ресторанах заказывать, и поверь, если бы предстоял день рождения моей мамы, я тебе чем угодно клянусь, ты был бы самый первый приглашённый для исполнения этой песни. Веришь мне?— спросил не громко, глядя мне в глаза Давыдович.

-Вам, верю,— так же негромко ответил я,— а что с песней то делать? Забыть про неё?

-Ты дурак?— спросил Клаймич,— у твоей мамы когда день рождения?

-В конце февраля,-ответил я,-а при чем тут её день рождения? Я и так для неё эту песню сочинил, и в любом случае исполнил бы.