Интервью

Интервью, взятое у гитариста ВИА "Красные Звёзды", созданного при музыкальной студии МВД СССР.

В Звёзды я попал в конце сентября. Помню, числах в двадцатых ещё играл на танцах, а в конце месяца в кабаке лабал, на замене. Семь лет музыкалки, по классу гитары, нет-нет, да и позволяли сводить концы с концами в моём скудном бюджете. На зарплату сотрудника НИИ, в сто двадцать рублей, не пошикуешь. До консерватории дело не дошло, меня тянуло на другую музыку, а музыкальное училище я посчитал для себя потерей времени. Заниматься репетиторством, обучая малолетних оболтусов у меня призвания не было, собственно, как и желания. Люди, побывавшие на сцене, сродни адреналиновым маньякам. Объяснить подобное ощущение так же сложно, как желание пилота летать. Солидная база музыкальной грамоты и приличная техника игры вознесли меня в негласный список лучших гитаристов города. Самое забавное, что те, кто рассуждал о достоинствах того или иного музыканта, сами знали пару — тройку простейших аккордов, но при этом считали себя будущими звёздами эстрады.

Что-то я отвлекся. Не туда понесло. В тот день пятница была, а мы как раз на танцах отыграли. Время не то чтобы очень позднее было, но вся группа успела разбежаться, да и я уже гитару в футляр укладывал. И вот заваливают в нашу кондейку, где мы порой чаи гоняли эти два разъ.... нехороших человека, которые Роберт и Коля Завадский. Почему нехорошие? Да потому что я их год не видел-не слышал, а они даже позвонить не соизволили. Вернее, позвонить-то они позвонили в тот день. Моей жене. Иначе откуда бы они узнали где меня искать в пятницу. И вот, значит, заходят эти двое и улыбаются, как будто не целый год где-то шаландались, а только что из кондейки покурить вышли и обратно зашли. Я, конечно же, к ним здороваться-обниматься, а они руками меня тормозят, а Коля говорит:

-Подожди, друган, мы не пустые — у каждого за пазухой по пузырю — не дай Бог упадет, — И с этими словами выставляют оба по пол-литра коньяка на на столик.

-Ни фига ж себе, вы аристократы,— говорю я им.— А попроще нельзя быть? Простого портвешка не судьба была купить? Ну, ведь, знаете, что не люблю я эту гадость.

-Извини, братан,— вмешался Роберт,— но портвейна не было, а чернила брать не стали. Ну, не беленькую же было брать?

-Да, ладно,— отвечаю,— закуски все равно нету. А ты,Колян, я знаю на юге летом ошивался— там чтоли на коньяк заработал?

-На закуску мы пару плиток шоколада захватили,— говорит Коля,— а на юге я просто с семьей отдыхал. Давай стаканы, да поливай— взря чтоли через вашу вахтершу пробирались с этой тарой?

Выпили по пол-стакана, пожевали шоколаду, а меня любопытство разбирает:

-Это откуда же у тебя деньги-то на юге отдыхать, да еще с семьей? Думаешь, я не знаю, что от хачика из кабака ушел, да еще и Роберта прицепом захватил? Это, ты мне год не звонил, а я с твоими как раз летом то и разговаривал по телефону — не говорили разве?

-Неа, не говорили. Может забыли, да я и вижу то своих редко, а теперь я так думаю еще реже видеть буду. А, ведь, мы к тебе с предложением пришли...

Я чуть не упал — хорошо, что сидел:

-Это, какое-такое, у вас,питерская гопота, ко мне предложение?

-Эх, Вован, а я ведь теперь музыкальный руководитель ВИА. Пойдешь ко мне в группу?

Все таки хорошо, что я сидел:

-Колян,— говорю,— выпили то всего по сто, а ты мне сказки какие-то про группу рассказываешь.

-Ну хорошо,наливай еще по сто, а я тебе сейчас расскажу, как лето провел. Если что-то упущу Роберт добавит. Слушай.

И он рассказал...Рассказал,как пацан его дочку спас в Питере от насильника, а сам за это перо словил. Рассказал, как он этого пацана около РОВД выжидал, чтобы поблагодарить за ребенка и от него же с его другом сначала в печень, а потом в лоб получил. Рассказал из-за чего кипешь в ресторане, где он лабал, произошел. Как они с Робертом песни записывали на даче и то что сейчас одну из них Пьеха поет, а другую Боярский. Рассказал о поездке в Сочи и концерте перед генералами. Ну и поведал о тех перспективах, которые теперь перед ними открылись благодаря знакомству с парнем и генералами.

Перспективы, должен сказать, были не намного положе Гималаев.

Во-первых и самое главное был разговор, о том, что ВИА будет каким-то образом к МВД относится, а не при какой-то филармонии состоять. А это значит, что вопрос с обеспечением репетиционной базой и музыкальными инструментами будет решен на достойном уровне.

Во-вторых, как уже сказал Коля — он худрук, а вот директором был Григорий Клаймич. Это обстоятельство меня поначалу несколько удивило. Как так — уйти от Пьехи, когда она всеми любима, в неизвестную группу? Хотя рыба ищет где глубже, а человек... Если так поступил довольно-таки известный в музыкальных кругах специалист — значит выгоду ощущает существенную.

В-третьих, из-за покровительства милицейских генералов была реальная возможность приблизиться к верхушке эстрадного Олимпа практически сразу, а не толкаться в очереди на эту гору среди самодеятельных и полупрофессиональных групп.

В-четвертых, очень велика возможность гастролей за рубежом, причем не только в странах соцлагеря, но и в капиталистическом мире. Я разве против?Всеми конечностями тела — ЗА! Тем более никаких препонов к таким гастролям в моей биографии не было — не участвовал, не состоял, член ВЛКСМ, родственников за рубежом нету и они во время Войны в плену не бывали. Да и не еврей ни разу.

Ну и напоследок Коля рассказал о пацане, который спас его Сашу. Поведал о том, что песни, которые он сочиняет очень разнообразны — тексты словно разные люди пишут. Рассказал, что и музыку он тоже сам сочиняет. Правда, как он это делает не вполне понятно, так как ни на одном инструменте не играет.

Закончилась моя "вербовка" тем, что я клятвенно пообещал Коле и Роберту хорошо подумать над предложением работать в группе, а они в свою очередь пообещали мне заранее сообщить о времени и месте первого организационного собрания.

* * *

В субботу, начиная с утра я думал. Прежде всего я думал о том, как преподнести все моей супруге, но оказалось, что она во время вчерашнего звонка Завадского все у него успела выпытать — так что, она знала о группе ненамного меньше, чем я.

-Вов,— сказала любимая,— мы с тобой не один год вместе, и я прекрасно знаю, что ты мечтаешь о сцене, а не о листе ватмана на своем кульмане в институте. Переговори еще раз с Колей и Робертом, убедись, что вчерашнее предложение было не пьяный трёп твоих друзей, а вполне конкретный разговор. И если всё окажется очень серьезно, то смело пиши на работе заявление на увольнение по собственному. Я, наверное, выгляжу дурой, говоря тебе это, но ты будешь еще большим дураком, если не попытаешься воспользоваться предложением приятеля.

Говорят — послушай женщину, и сделай наоборот. Совсем не про этот случай говорят, и действовать я наоборот тоже не собирался. За некоторым исключением — я не стал сам искать Завадского, чтобы выяснять о серьезности его предложения. Я знал, что они остановились в "России"— и Коля, и Роберт, и Клаймич, и Витя Селезнев (фамилию парня я знал, а имя узнал при разговоре с приятелями). Мне не составляла труда подъехать к гостинице, и найти не то что Завадского, но и Григория Давыдовича. Вот только, как выглядело бы со стороны моё такое рвение? Не успели предложить работу, а уже прибежал устраиваться? Вот и решил — пусть сами меня еще раз найдут, если я действительно понадобился. Прятаться не собирался, но и сам встречи искать не стал.

Вечером отыграл в ДК очередной раз на танцах с ребятами и предупредил, что им в скором времени придется искать гитариста мне на смену. К этому сообщению все отнеслись вполне спокойно и с пониманием — все мы уже не единожды уходили-приходили в эту и другие группы — это нормально, так бывает. Попросили только предупредить хотя бы за пару дней, до того момента как понадобится новый гитарист. Я, конечно же, пообещал, добавив, что скорее всего замена понадобится недели через две.

* * *

С началом следующей недели я начал решать вопрос с увольнением на работе. Вернее начался он и закончился моим разговором с начальником отдела. Отношения у нас с ним были хорошие и он сказал следующее: "Володя,парень ты хороший, работник ответственный, но просить тебя одуматься не буду — сам знаешь, что наш институт не то место, где можно сделать карьеру и добиться каких-то высот. Я знаю, что у тебя отпуск очередной со следующей недели, так что сейчас иди к кадровичке, пиши заявление на отпуск с завтрашнего дня с последующим увольнением — я сейчас позвоню ей, предупрежу, что в курсе. Куда уходить-то собрался? Не скажешь? Ну да ладно. Счастливо тебе."

Вот ведь как удачно все сложилось. Думал, что придется две недели отрабатывать, а тут и отпуск во время оказался и начальник нормальный.

Вот так я и оказался свободным человеком. Относительно, конечно — позвонили ребята знакомые, попросили в одном ресторане гитариста подменить, пока у него какие-то бытовые проблемы не решаться. Помог — поиграл и попел в ресторане несколько вечеров — не первый раз, ничего нового, да и деньги почему то лишние не бывают.

* * *

И вот в пятницу вечером, после очередных танцев в ДК появился мой ленинградский приятель Коля. И в этот раз разговор у нас был уже трезвый и конкретный.

-Володь,— начал он,— ты что решил с моим предложением по поводу работы со мной и Робертом? Согласен?

-Согласен,— ответил я,— только объясни все, что я должен знать о составе, о приписке, о распорядках и как все это будет выглядеть.

-Логичная просьба. Тогда слушай, как все будет. Во-первых, все мы будем работниками МВД. Заметь-не сотрудники, а работники — это разные вещи. Мы не служивые будем с их постоянными заморочками, а просто рабочие, но с какими то министерскими льготами — я сам точно всего этого не знаю — потом конкретнее уточним. Принимают нас на работу согласно составленному штатному расписанию, только ставки будут не как в филармониях или как у тебя в ДК, а существенно выше .Это для того, чтобы тебя не потянуло от недостатка денег в кабаках лабать и ты в результате такой деятельности в какую-нибудь историю не вляпался, наподобие той, которая у меня в Ленинграде произошла — ну, ты понял о чем я. Если, какая из групп тебя позовет на сессионную запись — это не возбраняется, ты не маленький — сам знаешь с кем стоит писаться ,а кого стороной обходить — надо думать, что не подведешь. Только все это делаешь с согласия директора и в свободное от работы время, которого я думаю будет не так уж и много. Местом нашего пристанища будет Музыкальная студия МВД — бывшая художественная школа милиции на Селезневской. Рядом старинный особняк сейчас под Музей МВД реставрируют, так милицейские шишки оттуда бригаду ремонтников в нашу студию перекинули, потому что бывшие хозяева-художники оставили напоследок художественный погром. На днях должны привезти студию, вроде как заподногерманскую, точно не скажу, но то что не восточно-европейскую это я знаю — Клаймич с милицейским генералом ругался по этому поводу. Из аппарата у меня на клавишах Пропет Пятый, аппарат новый и я даже боюсь у Клаймича спрашивать где он его добыл и сколько он стоит. Вместе со студией везут Роберту ударную установку — думаю, что Ямаху. Гитары, комбики, шнуры, пульт — все новое будет, естественно не советское.

В целом Колино предложение меня устраивало, а подробности я решил у самого Клаймича при встрече уточнить — так или иначе разговор предстоял серьезный — это не на свадьбе похалтурить на свой карман — это работа. А разговор этот состоялся в начале октября по-моему. Накануне мне позвонил Коля и велел приходить к обеду на Селезневскую, чтобы поговорить об участии в группе. Попросил на всякий случай захватить гитару и что эту просьбу объяснит при встрече. Странная какая-то просьба — подумал я — ладно еще комбик не попросил с собой захватить .Приехал я в назначенное время по адресу, а около центрального входа ЗиЛ бортовой стоит и с него какой-то письменный стол сгружают и занимаются этим Роберт и Коля, дверь входную, чтобы не закрылась мужик лет 35 им держит, а увидев меня сказал:

-Судя по гитаре, которая у тебя за плечами, ты Володя! Очень приятно. Я Григорий Давыдович. Володя, подержи вторую дверь, а то эти горе-грузчики стол до вечера заносить будут, а потом мы с тобой поговорим.

Вот так я познакомился с Клаймичем и попал на переселение группы с Дома Культуры МВД в Музыкальную Студию МВД.

-Володя,— сказал мне Григорий Давыдович,— это я попросил, передать Коле, чтобы ты захватил с собой гитару. Сам видишь-у нас тут переезд небольшой, и если комбик мы не потеряли, то о нормальной гитаре я этого сказать не могу. А послушать тебя я бы очень хотел. Доставишь удовольствие?

-Почему бы и нет,— ответил я,— покажите где комбик и скажите, что желаете услышать.

-Аппарат стоит в том зале, который планируется отвести по репетиционную,— сказал Клаймич.— Пройдем?

-Конечно,— согласился я.

Ну я и устроил им концерт по заявкам. Им-это Клаймичу, Роберту и Коле. Правда, потом еще три девушки присоединились — как я понял вокалистки будущей группы. Начал со с поппури, а закончил Полетом шмеля Корсакова под ритм в 200 ударов в минуту. Вроде как прониклись.

Первым от моего выступления отошел Клаймич:

-Товарищи, разрешите вам представить нашего нового гитариста, Володю. Володя — перед тобой пока еще не полный состав ВИА Красные Звезды.Вливаться в коллектив будешь чуть позже — пойдем, поговорим — есть о чем,— и пошел в сторону двери зала.

Я сделал, стоявшим пятерым участникам "коллектива" в шутку книксен и отсоединив шнурок комбика от гитары, с ней на ремне пошел за Клаймичем. Далеко нам идти не пришлось, так как соседняя комната, оказавшаяся каким-то кабинетом была пустой, за исключением большого коричневого сейфа, письменного стола, который разгружали Роберт с Колей и пару мягких стульев видавших видимо всякое. Поставив их по разные стороны стола и взгромоздившись на них мы начали наш с Григорием Давыдовичем разговор. Вернее, в основном говорил, Клаймич, а я либо кивал, либо отвечал на его вопросы.

-Володя,— начал он,— не буду врать-твое своеобразное выступление мне понравилось. Понравилась твоя манера непренужденно и в тоже время просто и хорошо играть даже перед такой маленькой аудиторией. Как говорил один из моих преподавателей — если артист может выложится для одного зрителя, для сотен зрителей он выложится в сто раз мощнее. Думаю, что он говорил про таких как ты. По-крайней мере такое у меня сложилось впечатление о тебе и надеюсь,что я не ошибаюсь. Ладно, это все лирика — давай о земном. Как ты, наверное, знаешь мы относимся к МВД, но это не значит, что завтра ты оденешь форму с погонами — к службе мы никакого отношения не имеем — мы вольнонаемные работники, каких не очень то и мало в милиции. Скажу о зарплате — пока нам персонально не пересчитали тарифы — этим вопросом займутся в ближайшее время, поэтому пока действуют такие же ставки, как и в филармониях по Союзу, но это пока. Более того, каждому из будущих артистов я до того момента, пока нам не пересчитали ставки, лично заплачу столько же, сколько будет насчитано в расчетке. Делаю я это для того, чтобы ты и другие музыканты не думали о деньгах, и вас не тянуло налево в кабаках лабать .Еще раз повторяю — такое мое вливание в вашу зарплату временное, до тех пор пока не встанем на ноги и не начнем получать нормальные деньги. Сразу скажу,что чёсов по стране не предусматривается, как и левых концертов — сам понимаешь — наше начальство МВД — этим все сказано. А вот за рубежом активные гастроли очень даже возможны. У тебя как с анкетой на загранпаспорт? Проблем не будет? Еще один момент — учую перед концертом запашок -отстраню от концерта. Сам выйду на сцену, сыграю на чем угодно, спою что хочешь, но концерт сорвать не позволю, и позорить коллектив не дам. На следующий день выгоню с волчьим билетом — на похоранах не возьмут играть. Страшно?— вдруг оторвал взгляд от окна, в которое смотрел во время своего монолога Клаймич, и с улыбкой посмотрел на меня.

-Не то чтобы страшно,— ответил я на его улыбку улыбкой,— несколько неожидано слышать такое от директора.

-А ты думал, что я начну лапшу на уши вешать и сулить златые горы? Завадский тебе их наверное успел наобещать?— сдерживая смех спросил Григорий Давыдович.

-Нуу, золотых гор не пообещал, а вот разговор о кучке серебра был,— парировал я шутя.

Клаймич начал хихикать над моей фразой и сказал:

-Надо записать шутку о горке с серебром — пригодится. А золото и правда будет — просто поверь. Вообще, что ты сам думаешь о том,куда пришел?

-Что ж, Вы были со мной откровенны — я это оценил. Если Вам интересно мое мнение, то оно выглядит следующим образом. Затевается какой-то мощный музыкальный проект, даже боюсь представить какого высокого уровня. Как я понимаю упор будет строиться на вокал и красоту девушек, которых я видел, пока покорял Вас своим умением игры на гитаре. Музыкантов Вы набираете не старых и страшных, у каждого из которых была бы как минимум консерва за плечами, а молодых мужчин. Это я сужу по Роберту и Николаю. Значит музыканты должны как минимум внешне соответствовать молодости и красоте солисток, помимо владения инструментом. Ну и напоследок — здание МВД, финансирование и шефство МВД... на самом деле нечто грандиозное планируется, и если меня принимают в свои ряды, то я готов "влиться в коллектив" как Вы сказали.

-Однако,— только и смог сказать Клаймич,— ты эти выводы из моего небольшого монолога сделал? Грандиозно. В тебе аналитик живет наравне с музыкантом. Ну что же,пойдем к ребятам, вливаться так сказать — остальные вопросы по ходу работы решим.

Вообще то знакомиться в тот день мне пришлось только с девушками. Больше всех из них троих меня впечатлила Лада — озорной такой веселый рыжий человечек. Все ей интересно, ничего не боится. Возраст не спрашивал, но на вид лет восемнадцать. Альдона и Вера при мне больше молчали или общались друг с дружкой из чего я сделал вывод, что они между собой знакомы намного дольше, чем с Ладой, да и по возросту они были старше Лады лет на пять. Но красавицы все трое — это не отнять. При том, что Лада была шатенка, то Альдона блондинка, а Вера брюнетка — этакая адская смесь. Ну да ладно,— решил я,— успеем еще с девушками познакомится, все таки работать вместе.

В тот же день произошло еще одно событие,а вернее три.По очереди с разницей в час подошли еще трое моих "коллег",с которыми впрочем я был знаком — Боря,Глеб и Миша.Глеб пришел со своей басухой,Миша тоже со своей гитарой,а вот Боря с саксом подошел.Я так понял,что свои инструменты при знакомстве — это в основном была идея Клаймича.Гитаристы так же как и я на том же самом комбике,что до этого играл,показали свои способности.И хотя для бас-гитары желателен свой аппарат,но умения Глеба всем понравились.И конечно больше всех поразил своей игрой на саксе Боря.Минут двадцать без перерыва он исполнял своё поппури на мотивы иностранцев-сразу видно,что вырос на битлах и стоунах — хорошо прослышивались их композиции.Да и что уж говорить — все мы на них выросли и все пытались им подражать.Должен сказать,что Боря вообще уникум — умеет дудеть на чем угодно.Дайте ему милицейский свисток — так он и на нем забацает что угодно.А еще он в совершенстве владел такой техникой,как художественный свист,чем в конце своего выступления порадовал всех присутствующих.Клаймич,так же как и со мной поочереди поговорил с ними и вот так собралась ВИА"Красные звезды".

* * *

Прийдя в тот вечер домой я обнаружил в гостях маму. Мила (я так жену Людмилу ласково зову) успела ей рассказать о том, что я уволился с института и меня пригласили работать в Студию МВД. Вот мама и пришла поинтересоваться моими успехами. Вообще-то она у меня женщина видная, работает в научно-иследовательском телевизионном институте. Видели, когда по телевизору показывают Центр Управления Полетами, на всю стену экран оромный, где космические корабли стыкуются, космонавты улыбаются и куча всяких цифр? Так вот в этой разработке она и участвовала. Её даже вместе со всеми конструкторами чем-то наградило Правительство. Мы с Людмилой вообще-то от них не так далеко живем-на другом конце района, но что это значит для Москвы? Так, пять остановок на тролейбусе. Маме в свое время за разработки дали двушку, а я как был прописан у бабушки с дедушкой (маминых родителей), так после их смерти и остался главным квартиросъемщиком в однокомнатной.

Вопросов от женщин посыпалось, конечно, море. А что и правда Клаймич от Пьехи ушел? А кого еще видел? А когда первые выступления? А что играть будете? А по телевизору показывать будут? Женщины — что с них возьмешь, но зато самые мои любимые женщины.

Вообщем посидели, поболтали до темна, и я пошел маму провожать до остановки. По дороге спросил, что от папы нового. Мама ответила, что сеанс связи только перед ноябрьскими праздниками будет. Папа тоже у меня не простой инженер — ходит на "Академике Сергее Королеве" в основном по Атлантике — космические полеты сопроваждают, но вся его работа засекречена, и мы с ним при редких встречах о его работе не говорили. Зато одеты мы, как понимаете, были с ног до головы во все импортное — список нужного со всеми нашими размерами мама ему всегда исправно предоставляла. Так, за разговором с мамой и дошли до остановки. Клюнув на прощание маму в щеку и пожелав всего хорошего, посадил ее на подошедший троллейбус, и пошел домой.

На следующее утро подходя к Студии я увидел, что центральный вход снова перегорожен. Только в отличии от вчерашнего зилка путь преграждал Совтрансовский МАЗ, из которого мужики в униформе выгружали объемные ящики. Прошмыгнув между ними, я столкнулся с Клаймичем. Поздаровавшись он мне объяснил, что привезли аппарат для группы и саму студию и все новые инструменты. О том, что привезли инструменты я сразу же понял, так как со стороны так называемого репетиционного зала звучала какофония звука от ударной установки. Была она довольно таки упорядочена и я сделал вывод, что первый разгруженный инструмент достался Роберту. Зайдя в репетиционную, увидел группу в полном составе. Роберт стучал на ударных, Глеб с Мишей пытались среди всего этого грохота настроить струны на своих новых гитарах и тут меня осенила одна идея, которую озвучить мне не дали Клаймич с Завадским,представившие нашему всеобщему вниманию Витю.

Честно говоря, я ожидал увидеть совсем молодого тощего прыщавого пацана, а увидел вполне взрослого и статного юношу с аккуратной короткой прической. Плавец или борец подумал я и оказался не так уж далек от истины — парень оказался боксером, хоть и молодым по годам. Рукопожатие было твердым, как у взрослого, а не как у его дохлых ровесников. Голос тоже был не писклявый — видимо подростковая мутация уже давно прошла. В общем не мужик, но уже и не ребенок — первое впечатление о Селезневе у меня сложилось довольно-таки положительное.

* * *

До ноября месяца ничего интересного не произошло. Клаймич вечно мотался по делам — то по хозяйственным, то еще по каким-то. Витю я мельком видел пару раз — парень в Ленинграде жил и учился и поэтому был в Москве наскоками, и на студии мало появлялся. Строители-ремонтники под прорабством Клаймича доделывали студию. До этого Григорий Давыдович облазил всё здание студии и когда весь в паутине спустился с чердака, сказал: "Вот ведь, Карлосон недоделанный. И надо было мне лезть на это чердак, когда прекрасно знал, что студия должна быть на твердом фундаменте, а желательно в подвале". При его небольшом, но видимом животе на Карлосона он и вправду был чем то похож. Но не успел никто опомниться от его самокритики, а он уже вел тех, кто присутствовал при его возвращении на землю, в сторону предполагаемого помещения студии. За время своих изысканий в здании он не обошел стороной один просторный кабинет на первом этаже, в котором напрочь отсутствовали окна по той простой причине, что он не соприкасался с наружными стенами. Я не знаю, что здесь было до нас при художниках, но судя по коробу вентиляции в этом помещении хранили холсты. Примыкало к этому помещению еще один кабинет, раза в два меньших размеров и одна комнатушка, еще меньше второго.

-Вот,-указал Клаймич на свое открытие в виде дверей на кабинеты,-что скажете?

-А что здесь скажешь?— ответил я,— Большой зал — сама студия, поменьше — аппаратная, самая маленькая для вокальных партий. Вытяжка есть — не задохнемся, первый этаж, стены толстые, обошьемся — будет тишина. Срежем углы на стенах, скосим потолок — звук не загуляет — и музыкантам будет хорошо, и сводить в аппаратной будет легко.

-Я тоже так думаю,— согласился Григорий Давыдович,— сейчас позвоню Калинину — все таки он отвечает за модернизацию студии — пускай пришлет минвату,деревяные бруски и ковролин— нечего тянуть, пускай завтра же начинают обшивать.

-Григорий Давыдович,— решил вставить я свои пять копеек,— пускай еще толстую полиэтиленовую пленку пришлют, чтобы перед тем как минвату ковролином укрыть ее положили. Иначе потом все чесаться будем, а у вокалистов еще и горло будет першить от ваты.

-Точно,— ткнув в мою сторону указательным пальцем, сказал Клаймич.— И еще — мне не пятьдесят лет, а вам не по пятнадцать — обращайтесь ко мне просто Давыдович. Гриша или Григорий — это все таки не то, а Давыдович — в самый раз. Ну, все, я побежал звонить Калинину, а вы пока займитесь прогоном Фелличиты на всякий случай.

Студию, аппаратную и комнату для вокальных партий сделали очень быстро — дня за три, наверное. Помогло то, что не пришлось ничего делать с проводкой — она была относительно недавно поменяна и мощностей силовых кабелей на все нужды хватало с избытком. Из аппаратной в студию и в вокальную комнату проложили с запасом штропы, чтобы потом в случае необходимости не понадобилось думать как соединить новый инструмент с пультом, да и так — на всякий случай — пусть будут. Поверх минваты на стенах прибили зеленоватого цвета толстый ковролин, на пол положили потоньше и более цветастый, чтобы не так в глаза бросалась пыль. Принудительная вентиляция тоже получилась на славу — не было слышно ни мотора, ни воя воздуха в воздуховодах, дышалось легко и не скажешь, что до ближайшего окна не менее 10 метров сквозь толстые кирпичные стены.

Так как кота не нашли, то первым освящал студию Боря со своим саксафоном. Мне, как еще не бывавшему в профессиональных студиях, звук показался изумительным. Клаймич подтвердил мои догадки и сказал, что получилось на уровне "Мелодии", но при меньших затратах, а учитывая качество и марку студии, которую мы получили еще и лучше, чем у Всесозной Студии грамзаписи. Не зря значит строители-ремонтники с утра до вечера возились со студией, пока мы в репетиционном зале оттачивали весь репертуар, сочиненный Витей. Вообще то ни для кого из музыкантов этот репертуар не был сложен к повторению и уж тем более для Роберта с Колей, которые принимали самое непосредственное участие в содании первых записей этих песен. Завадский вообще вместе к Давыдовичем погрузились с головой в коммутацию студии. Чето борматали между собой, матерились и плевались. А когда я им заметил, что нафига было самим монтажом заниматься, если есть фирма-производитель, надо всего лишь пригласить представителей, и они бы все сделали "под-ключ", Клаймич ответил: "Изготовитель западно-германский, покупали студию без монтажа с целью экономии валюты и вообще — что для русского хорошо, для немца смерть". Тут появился Витя, поздоровался со всеми присутствующими, и утащил Клаймича с Колей на второй этаж, в один из многочисленных кабинетов, который почему то называл переговорной.

О чем они переговаривались никто не понял, но минут через пятнадцать все трое вошли и Клаймич как смерч засосал меня, Глеба, Мишу и Борю в репетиционный зал. Сам сел за рояль, который нам недавно привезли, подозвал к себе Витю и попросил его начать исполнять новую песню. Первые строчки тот исполнял неуверенно, как и неуверенно звучал рояль под пальцами директора, но припев и второй купет уже звучал отлично — у парня был неплохо голос поставлен — если бы он еще и распелся заранее, то думаю и первый куплет исполнил бы хорошо. Тут подошел Роберт, которого Клаймич в магазин за изолентой засылал, а Давыдович дал команду всем вооружиться инструментами и с голоса Вити начинать на ходу играть свои партии.

-Витя,— обратился он к нему,— пой не обращая на нас внимание, не слушай музыку, которую все будут пытаться исполнять— она тебя будет сбивать с мелодии. Сейчас ты поешь, а мы под тебя подстраиваемся. Нам сейчас надо ухватить суть, понять как и что должно звучать. Можешь чтобы нас не слышать надеть наушники — они на подоконнике лежат.

Со второго раза песня родилась. Каждый понял, что должен играть. Об аранжировке на тот момент не думали. В некоторых фильмах показывают шарманку, а звук, который она издает, однообразный и механический, но тем не менее ярко выражает мелодию. Вот так и мы сейчас были похожи на шарманку, с ее механическим звуком, несмотря на современные инструменты, а Витя под звуки этой шарманки пел.

Клаймич объявил перерыв, сам взял нотную тетрадь, и сидя перед клавиатурой рояля начал записывать ноты новой песни. Через некоторое время появилась Альдона, а спустя несколько минут Лада и Вера с мамой. Григорий Давыдович вручил каждой по листу с нотам, вырваные из тетради, сам сел к роялю, и Витя в очередной раз под наш аккомпонемент исполнил песню уже для девушек. После того как Витя в очередной раз спел "...когда ты счастлив сам — счастья пожелай другим" девушки смотрели то в ноты, то на Витю, то на всех музыкантов сразу. Первая подала голос Альдона. С еле уловимым прибалтийским акцентом она спросила:

-Этто, вы сейчас сочинили? Вот так вот сели, и сочинили?

-Нет,Альдона,— ответил Витя,— это я всю ночь не спал и сочинял, а ребята мое сочинение сейчас облачили музыкой, и надеюсь, что песня вам понравилась, а то по вашим лицам и не поймешь — толи плохо, толи хорошо получилось.

Девушки наперебой стали голосить, что песня очень хорошая и очень понравилась, и еще много-много хвалебного, но Витя глянул на наручные часы, присвистнул и бросив всем "Пока, мне надо бежать", а Клаймичу "Григорий Давыдович, оформите ноты для ВААП, пожалуйста" куда-то умчался.

Клаймич прервал минутное замешательство следующей фразой:

-Татьяна Генадьевна, дорогая, Вам снова достается работа с девушками. Коля — вы с парнями впервую очередь делаете аккомпонимент, потом Татьяна Генадьевна займется с вами вокалом.

-Мы разве тоже будем петь,— спросил Боря.

-Конечно, будете,— ответил директор,— в песню так и просятся и мужские, и женские голоса. В общем план работы всем понятен, я в аппаратную — монтировать студию, сегодня я ее запущу, а завтра, надеюсь, мы в ней уже будем писаться. Коля,— повернулся он к Завадскому,— подумай об аранжировке заодно, пока основную тему осваиваете.

* * *

Все таки Татьяна Генадьевна прирожденный преподователь. Она сразу взяла девушек в оборот, и увела в один из пустующих кабинетов, где и родилась наша первая совместная песня. Не знаю как и чему она их учила, но когда они под вечер зашли в репетиционный зал и исполнили песню аккапела я решил, что им и не нужен никакой аккомпанимент — так хорошо они пели. Вот как она их научила так петь, если песню вместе с нами слышала в первый раз?.. так и не понял. Потом решили прогнать песню всем составом, и вот тут то началось интересное.

Пока мы продумывали свои партии, а потом репетировали, гитары и синтезатор были подключены каждый к своему комбику, а Роберт и Боря играли без микрофонов — они им просто были не нужны — звук от ударной установки и духовых и без усилителей разносился на всю студию. Но когда мы подключили к микшерскому пульту комбики и микрофоны, то звук ударных полез в эти самые микрофоны, и он без того громкий стал еще громче и подавлял голоса. Коля встал за пульт, пробовал по всякому построить звук, но получалось, честно говоря плохо, да еще и девушки перестали в ноты попадать из-за тех же ударных. Лада чуть не заплакала, Альдона как-то странно полосками начала краснеть, а Вера кусала губы. Раньше, играя с другими ансамблями репетировали обычно на сцене, где ударные обычно в глубине, а микрофоны ближе к краю и такой проблемы не встречалось, да и микрофоны были откровенно говоря самое настоящее г... И вот в репетиционном зале с хорошими микрофонами мы столкнулись с такой вещью.

Подошел улыбающийся и довольный окончанием монтажа студии Клаймич. Поинтересовался состоянием наших дел. Продемонстрировали то что у нас получилось. Давыдович перестал улыбаться, почесал затылок и спросил:

-У кого какие предолжения? Как ударные приглушить? Поставлю вопрос по другому: как сделать так, чтобы Роберт не мешал, и одновременно присутствовал, и играл?

-Можжет на улицу ударную установку вынесем?— предложила Альдона,— поставим рядом с окошком. Роберт будет нас видеть и слышать, а мешать нам не будет.

Директор посмотрел на окно, за которым уже темнело и на капли осеннего дождя на стекле и ответил:

-Роберта жалко, промокнет ведь. Да и барабанам не думаю, что дождик очень нужен.

-Нуу, яя же пошутила,— оправдывалась Альдона,— там и в самом деле сыро и холодно.

-Да я понимаю, а вот что делать то,— вновь почесал затылок Клаймич,— не выносить же установку в соседнюю комнату.

Вот тут я и вспомнил о своей идее, которая пришла мне в голову, когда услышал как играет Роберт на новых ударных:

-А что если мы его за ширму посадим? Поставим перед ним ширму — звук в микрофоны не пойдет.

-А как я вас видеть буду?— возмутился Роберт.

-А ты много нас видишь, когда мы к тебе спиной стоим?— парировала Альдона.

-Ну много-не много, а то что надо вижу,— глубокомысленно заявил наш ударник.

Ой, дураааак. На фига он это сказал?

-Это ты сейчас на что намекаешь?— встрепенулась Альдона, как то по-своему поняв намеки Роберта,— а ну рассказывай, что ты там видишь?

-Ни на что я не намекаю,— стал притормаживать разгорающуюся перепалку Роберт,— где вы видели такое, что ударник за стенкой какой-то сидит.

-А что если ее из оргстекла сделать,чтоб прозрачная была? Листов пять соединим оконными петлями, да поставим в такой конфигурации при которой звук мешать не будет, а она не сложилась и не упала?— вновь со своим предложением влез я,— Григорий Давыдович, сможете организовать пять листов оргстекла толщиной в четыре-пять милиметров? Ну и петли оконные еще с винтами и гайками чтоб прислали...

-Сейчас пойду позвоню, постараюсь выбить,— ответил директор,— а вы все марш по домам — сегодня и так насыщенный день был, а завтра еще труднее будет — надо пробовать писаться, а мы еще не отрепетировали толком.

Когда утром все собрались в репетиционном зале пять листов оргстекла уже стояли прислоненные к стене. Рядом на полу лежал бумажный слоенный мешок из-под цемента, в котором видимо были петли с винтами и гайками. Всех встретил улыбающийся Клаймич и посмотрев на меня сказал:

-Как говорится — инициатива имеет инициатора. Володя, Роберт — вот стекло,— указал он на большие высотой под полтора и длиной метра по два листы оргстекла,— вот крепеж,как просили,— и пнул мешок, который отозвался глухим металлическим звуком,— коловорот, сверла и прочие инструменты возьмете и плотника — он на втором этаже в одном из кабинетов уже капается. Работайте. Все остальные со мной в студию — будем настраиваться, пока наши Кулибины будут заниматься аквариумом для Роберта.

Не прошло и часа, а мы с Робертом уже соединили три листа между собой. Когда я сказал про пять листов, то я не мог и подумать, что они бывают такие большие и поэтому трех листов нам вполне хватило чтобы составить из них нечто наподобие ширмы в кабинете врача, только прозрачную. Когда я пошел, отдавать инструмент плотнику, то попросил его помочь нам с Робертом поставить всю нашу конструкцию около барабанов— тот не отказал. Поставили мы этот щит, и почему то он нам с Робертом жидким показался и не надежным.

-Слушай, Вов,— сказал мой друг,— а давай оставшиеся два листа еще прибавим, а то вдруг вся эта хренотень на меня упадет. Я то ладно — шишек и синяков не боюсь, а вот инструмент переломает.

Я с ним согласился, да и плотник придерживался примерно такого же мнения, что и ударник. Втроем, сразу на стоящем уже щите мы прибавили оставшиеся два листа оргстекла, и вот Роберт, сидя за прозрачной стенкой улыбается мне и стучит на ударных. Вот ведь,— подумал я,— вроде все так просто, а барабанная дробь и звон тарелок уже не так давят на уши.

На звук ударных подошла вся группа во главе с Давыдовичем и в первую очередь, конечно же решили проверить результата нашего с Робертом труда. Включили пульт с подключенными микрофонами и усилитель, зазвучали ударные, девушки попробовали спеть пару фраз из припева — получилось отлично — звук барабанов слышался за стеклом, а не в динамиках. Клаймич, который и до этого был чем-то довольный, вообще расцвел, а Альдона подошла к экрану, манжетой рукава своей кофты протерла на уровне лица стекло, приложилась к нему губами и прямо напротив Роберта оставила ярко-алый след своего поцелуя. Потом подошла к все еще включенному микрофону, и произнесла в него: "Вот теперь тебе есть на что смотреть. А то разглядываешь нас со спины и неизвестно о чем думаешь!"... Смех стоял долгий и громкий, так как усилитель не успели вывести на минимум.

До обеда песню мы все-таки сделали такой, за которую ни капли не стыдно. Роберт, Глеб и Миша своими инструментами создали ритм-секцию, я переключался то на соло, то присоединялся к ним, Боря менял трубу на сакс и сакс на трубу, Коля все это сдабривал нежными и в то же время необычными звуками синтезатора. Поверх всей этой музыки звучали славные голоса наших девушек, а в припеве Коля, Миша и я подхватывали их пение своими мужскими голосами.

До вечера успели записать на студии и вокальные и инструментальные партии. Давыдович попросил Колю остаться и помочь в сведении, а нас все прогнал домой со словами: "Ребята, вы все молодцы, идите отдыхать, а завтра будете репетировать исполнение песни под фонограмму".

Вот, тебе раз,— думал я, идя от остановки домой под моросящим дождем. Зачем Клаймичу нужно, чтобы мы исполняли песню под фонограмму? И вообще — когда используют фонограмму? Тогда, когда зал, в котором выступаешь совсем не соответствует исполнению живой музыки, когда звук гуляет по залу, а ты глохнешь от своей же музыки и начинаешь лажать, сбиваться с ритма, играть и петь мимо нот. Когда такое не допустимо? А тогда, когда ты будешь на ответственном концерте выступать, и налажать ну вообще никак нельзя. И какой же у нас концерт ближайший по срокам? Может на Ноябрьские что-то намечается? В таком случае это давно было бы известно всем и к репетициям в каком-нибудь зале давно уже привлекли бы. Да и песня не очень-то похожа на революционную, которые обычно исполняют 7 ноября. Оёёёй. А не к Дню ли Милиции песня готовится? Витя, насколько известно, с Сенчиной и хором МВД будет исполнять 02. Сольно он будет петь Боевой орден. Неужели Счастье хотят каким-то образом вставить в программу концерта? Получается, что у Клаймича есть желание протолкнуть нас на концерт, но пока нету уверенности. А откуда ей быть этой уверенности, если песня только сегодня нормально сыгранна, а сейчас еще только сводится в студии? С этими мыслями я зашел домой, разулся, повесил на вешалку куртку, прошел на кухню, обнял сзади стоящую у газовой плиты Людмилу, и негромко произнес:

-Солнышко, а нас вроде по телевизору скоро покажут...

* * *

Петь под фонограмму, то есть открывать рот и делать вид, что поешь оказалось не таким уж и сложным делом... после десятой попытки. Играть для меня оказалось намного проще. Еще бы не проще — если так же и играешь, только при отключенном усилителе. А вот у Роберта это дело не получилось. Ну как можно изобразить работу на ударнике не ударяя по барабанам? Все равно стукнешь, да еще и путаться будешь. Клаймич словно ожидал такого развития событий, и притащил из студии запись песни без партии ударных. Вообщем получилось, что все пели и играли понарошку, а Роберт играл по-настоящему. Не знаю как все выглядело со стороны, но директор остался доволен.

Ближе к вечеру появился Витя, да еще и не один. Насколько я понял, он принимал участие в чемпионате страны по боксу, который проходил в Липецке, а так как там был какой-то перерыв в соревнованиях он прилетел в Москву. А вместе с ним за компанию приехала его мама, и два тренера. Витина мама оказалась приятной и вежливой женщиной, сразу со всеми поздаровалась, а с Верой они обменялись поцелуями в щечку, словно родственники какие-то. Один из Витиных тренеров, который был пониже, похудее и постарше тоже всем кивнул в знак приветствия и по-кавказски, полуобнявшись и прислонив щеку к щеке, поздоровался с Клаймичем. А он и был кавказцем. Как я потом узнал, корни его лежали из Дагестана — толи даргинец, толи аварец, толи еще кто — я в этом не разбираюсь. Второй же его тренер оказалась прямая противоположеность первому — высокий, плечистый парень, чуть младше меня на первый взгляд. Поздаровался со всеми, протягивая мне здоровую ладонь, представился Алексеем, а потом сгреб как медведь в охапку Роберта и начал с ним своего рода борьбу — видимо давно не виделись. Потом с улыбкой поприветствовал Веру с Альдоной, а Ладу, словно младшую сестренку под её звонкий смех осторожно за локотки оторвал от земли. Когда шум и гам улегся, Клаймич предложил вновь прибывшим гостям присесть, кто на что сможет. Сам, попросив нас исполнить новую песню, занял место за микшерским пультом, подмигнул нам и включил незаметно от гостей магнитофон.

В очередной, не помню какой за день раз, изобразив песню все замолчали. Гости поаплодировали, а Витя спросил о наличии фонограммы. И вот тут весь состав группы начал от души смеяться, сбрасывая внутреннее напряжение от прошедшего дня. Витя в недоумении смотрел то на улыбающегося директора, то на смеющуюся группу и откровенно не понимал причину смеха. Когда Клаймич сказал, что он только что и слышал фонограмму, то только и смог произнести: "Вот, нифига ж себе, попал".

С напутствием Клаймича "завтра не опаздывать" все разбрелись по домам.

* * *

Утром в ожидании задерживающегося директора мы для девушек устроили сейшн. Играли и обрабатывали все что первое взбрело в голову. Глеб с Робертом за прошедшие репетиции еще больше сыгрались, и теперь их дуэт бас-ударные слышался как единое целое. Мы с Мишей вели ритм на гитарах, я иногда исполнял небольшие сольные проигрыши, а Боря не отставая от нас вставлял отрывки на саксафоне. Вообщем играли просто для себя и для наших девушек, и не заметили как зашел директор.

-Ну что,товарищи,— осмотрев нас всех по очереди сказал Давыдович.— Сразу сообщаю вам хорошую новость. Вчера мы вечером с Витей были в гостях у Юрия Михайловича Чурабанова, Первого Замминистра МВД. В этом году, как и всегда, он является непосредственным куратором концерта посвященного Дню Рождения Милиции, который состоится 11 ноября. Прослушав нашу песню, он сказал, что с утра предоставит запись самому Министру МВД. Я уже успел с утра созвониться с Чурбановым, и он сообщил, что наша песня теперь официально входит в репертуар концерта, и с завтрашнего дня мы включаемся в репетиции вместе со всеми остальными участниками концерта. Сразу скажу, что предстоящее выступление и почетно, но и не менее ответственно. Концерт будет показан по Центральному Телевидению на всю страну. Сообственно, говоря, поэтому я просил вас репетировать исполнение песни под фонограмму — сами понимаете, что на таком концерте вживую никто не поет — не тот уровень. Я знаю, что вы сейчас все будете переживать, но думаю наш дебют пройдет успешно — мы не плохо поработали, и за оставшееся время еще лучше подготовимся к выступлению. Сегодня объявляю выходной, мы с девушками едем за сшитыми для них платьями, и все завтра в 11 утра встречаемся в фойе концертного зала"Россия". У кого какие вопросы?

-У меня вопрос, Георгий Давыдович,— произнес Глеб,— вы сказали, что для девушек сшиты платья, а в чем мы выступать будем? В джинсе? Нет, у меня конечно есть свадебный костюм, который я одевал всего лишь раз, возможно меня в нем и похоронят, но почему то не думаю, что это то что надо.

-И правда,— сказал Клаймич,— этот момент я как-то упустил. Платья были заказаны давно, и шиты по меркам с девушек, но остального состава группы, кроме Роберта и Коли не было. Я думаю,что генерал Калинин сумеет нам помочь. Сейчас же позвоню ему. Парни, не расходитесь пока, я сейчас подойду.

С этими словами он вышел, а мы смотрели друг друга, и не верили всему тому, что произнес директор. Зал"Россия", День Милиции, телевиденье, дебют, песня — все смешалось в голове.

Размышления прервал Григорий Давыдович сообщением, что мужскую часть ВИА уже ждут на Лубянке в Доме Культуры, где находится большая коллекция сценических костюмов на все случаи жизни и всех размеров. Велел нам ехать сразу туда, сказал Коле к кому подойти, выбрать обычные, по возможности нейтральные, а не павлинистые костюмы. Их отложат, а перед генеральной репетицией они выглаженные будут доставлены в Концертный Зал.

С этими напутствиями мы отправились в Дом Культуры, где нас действительно уже ждали и сразу проводили в большое хранилище сценических костюмов. Костюмы были рассортированы по цветам, фасонам и даже историческим эпохам, но седоволосый дядька-костюмер, который нас встретил безошибочно повел в нужном направлении, и привел к подходящим для концерта по его мнению двубортным пиджакам. Темно-серые пиджаки и висящие на тех же плечиках такого же цвета брюки показались нам именно тем, что и может соответствовать такому событию, как День Милиции. Они были просты, но сшиты из отличной ткани и явно не на фабрике, а в хорошем ателье. А у нас разбегались глаза от такого количества костюмов всех цветов и фасонов, и мы обратили внимание на висящие напротив такие же пиджаки, но из ткани с металлическим отливом. Костюмер сказал, что если предстоит выступать перед камерами, то лучше не рисковать с ними, так как они могут начать бликовать. Так как опыта выступлений перед камерами у нас не было, то мы даже и не стали спорить и остановили свой выбор на предыдущих костюмах. Потом мы удивлялись тому, как точно по размеру нам были выбраны пиджаки, с висящими под ними брюками. Стоило костюмеру бросить на каждого из нас свой взгляд и он уже безошибочно выбирает из десятка одинаковых костюмов каждому по размеру. Единственное, что потом было сделано, так это то, что перед уходом каждый из нас одел брюки, и осмотрев нас, дядька двоим подогнул брючины и провел на местах подгиба линии мелом,при этом добавив, что сегодня же брюки будут подшиты. В завершении примерки у каждого опять же на глаз записал обхват шеи и сказал, что сорочки будут так же сегодня приготовлены. Распрощавшись с гостеприимным хозяином костюмов, а потом бросив друг другу "До завтра" мы и растались.

* * *

Выйдя из Дома Культуры я посмотрел на часы — время было всего-лишь второй час. И чем бы мне теперь заняться? Домой ехать? А что я дома буду делать? Мила все равно на работе в своем книжном магазине до семи. Просто спать лечь? Днем высплюсь, а чем ночью буду заниматься? Бредя по улице и размышляя над вечным русским вопросом "Что делать" я уткнулся взглядом в надпись "Парикмахерская". Вот то что мне надо — постричься. И время есть, и даже цирюльня попалась. Еще народу не было бы и вообще замечательно. Зашел в помещенье, и в нос сразу ударил резкий запах химии. Вот как женщины, ради своей красоты, соглашаются дышать этой гадостью? Сюда без противогаза не зайдешь на пару минут, а они часами сидят то в ожидании очереди, то во время своей добровольной экзекуции. Нее, никогда мужчина женщин не поймет с их жертвами красоте. С этими мыслями я нашел мужской зал, который и правда был пуст не считая самой парикмахерши, читающей какую-то книгу. Женщина лет тридцатипяти на дежурный вопрос "Пострижете?", дежурно ответила "Конечно. Присаживайтесь. Как будем стричься?"

Если считаете, что музыкант на голове обычно имеет немытые длинные патлы, то по отношению ко мне ошибаетесь. Львиную гриву на голове я не носил, впрочем как и лошадиную. Волосы у меня жесткие, слегка вьющиеся и чем длиннее они были, тем страшнее я выглядел. Поэтому каждый раз парикмахершам приходилось объяснять, как я буду стричься — верх средне, уши открыть, виски косые, сзади длину оставить, а толщину убрать. И каждый раз парикмахерши говорили, что стрижка называется "Модельная". Почему модельная — я никогда не понимал. За полчаса сидения в парикмахерском кресле я решил, что стоит поехать в Студию. Все таки не зря кто-то из музыкантов сказал: если я не играю день — это вижу только я, если не играю неделю — видят профессионалы, а если не играю месяц — это видят все. Ну вот значит пойдем, и поиграем.

Прийдя на студию я автоматически поздоровался с нашим охраником. А как вы хотели? Охраняла нас милиция от всяких супостатов — в студии аппаратуры и инструментов было на сумму эквивалентную небольшому таксопарку, вот и бдил службу вооруженный милиционер. Поинтересовался у него на всякий случай наши появлялись после обеда или нет. Оказалось, что Клаймич буквально за пять минут до меня зашел с какой-то коробкой в руках и пакетом на коробке и сказал, что если что — он в студии.

Зайдя в аппаратную, я обнаружил Давыдовича, заряжающим бобину в магнитофон. Рядом стоял новый, явно, не советский электропроигрыватель. На полу стояла открытая коробка, видимо, от этого проигрывателя.

-Чем занимаемся, Григорий Давыдович?— спросил я улыбаясь, не ожидавший такой любви к винилу от директора.

-Сам же видешь, что пласт собрался писать,— весело ответил директор,— взял у знакомых до завтра. Новую вертушку у генерала выбил. Садись — пока пишется послушаем.

-А мне можно копию?— ни на что не надеясь спросил я.

-Ты же еще не знаешь, что я писать собрался — вдруг ты такое и не слушаешь,— все так же весело ответил Клаймич.

-А, Вы мне расскажите, что на один день взяли диск, выбили у начальства новый вертак импортный, судя по коробке. Ну и добавьте, что писать собрались редкую запись Шульженко, а я Вам поверю,— продолжал дурачиться я.

-Вот, ведь, аналитик,— признал мои доводы верными директор,— заряжай в другой магнитофон ленту, сделаем сразу две копии. Я диск под честное слово взял, и обещал, что на него только один раз иголку отпущу. В Англии в том году появилась новая группа, под названием Дайр Стрейдз. Поют в стиле кантри-рок. Одну песню я у них слышал — мне понравилась. Этим летом они альбом выпустили. Вот теперь я и собираюсь его писать — может что и полезное найдется в музыке. Ну ты как? Зарядил? Готов? Пишем!

Всё время пока записывался диск мы сидели молча, встав всего лишь один раз для того чтобы перевернуть пластинку и катушки на магнитофонах, так как писали на 275 метров. Не знаю, о чем думал Клаймич, но я наслаждался звучанием. Просто слушал и всё слышал. И хриплый голос солиста, и работу басиста, и порой робкую соло-гитару на втором плане, и буквально в следующий момент заполняющую своим звучанием всё пространство. И ведь никаких синтезаторов и спецэффектов — всего три гитары и ударные, но какой же труд вложен звукачами.

-Вот почему сейчас я слышал все инструменты, и всё это органично и объемно, но стоит поставить нашу пластинку с нашими артистами, и можно сразу убегать подальше, чтобы не слышать того ужаса, который записан?,— задал я вопрос вслух толи сам себе, толи Клаймичу, после того, как мы остановили магнитофоны, а директор вернул пластинку в пакет с птицей на конверте.

-А потому что этот шикарный и объемный звук мало кому нужен,— ответил директор.— Ни артистам, ни большинству слушателей он не нужен — выбирать же не из кого — и так послушают. Мелодии он тоже не нужен — они, чтобы ты лишний раз звон тарелок и визг гитары не услышал, верха и низа в минимум загоняют, а средние частоты наоборот вверх до упора — и в результате ты слышишь плоский вокал на фоне какой-то мелодии, а иначе, если не дай бог какой лишний звук проскользнет, то цензура почему то сразу называет это роком, и если продолжать всю их логическую цепочку, то ты чуть ли не фашист. Слышал анекдот про женскую логику?

-Не слышал,— ответил я, удивляясь откровениям директора,— расскажите.

-Мужик в автобусе тянет пятачок на билет, и обращается к женщине: "Рыбка, передай на билет, пожалуйста". Женщина начинает про себя соображать: "Если рыбка — значит щука. Если щука — значит кусает. Если кусает -значит собака. Если собака — значит сука" и орёт на весь автобус: "Товарищи, товарищи, меня только что бля...ю обозвали". Так и худсоветы инструментал заставляют резать и переделывать, и не дай бог услышать какие-нибудь гитарные риффы или яркую работу ударных — значит человек пытается выделиться, а это в их понимании уже рок, а рок-это протест, протест — это революция и бунт. И вот ты уже фашист. В результате, все слушаем русскую народную песню Валенки и не выпендриваемся, как в другом анекдоте. И вся жизнь становится похожа на анекдот.

-Давыдович, а как же ты? Мы? Зачем все это?— сделал я неопределенный жест, имея ввиду окружающую студию.

-Хочешь сказать, какого ляда мне с Пьехой не работалось, и что я здесь делаю? Да я и сам еще не решил толком чего хочу, но мне здесь интереснее, и есть мечта, чтобы такие как ты и наши девушки давали концерты не только в Тьмутараканске, который в центре Сибири, но и к примеру на стадионе Уэмбли в Лондоне для десятка тысяч англичан. А для этого пахать и пахать надо и чуточку удачи. Удача нам пока улыбается — остается пахать, чтобы она не развернулась к нам задом. Ты вообще-то свою работу в песне, которую записали слышал? Я имею в виду работу на гитаре, а не вокал. Классно же звучит. А ведь получилась песня в некоторых местах даже получше, чем то что мы сейчас записывали, и уж точно никак не хуже в целом. Да, кстати, спасибо тебе за экран, который придумал и сделал — в самом деле хорошая и нужная вещь получилась — и в репетиции удобно, а уж в студии вообще с ней прелесть как хорошо получилось поработать.

-Давыдович, я сейчас краснеть начну от смущения,— пошутил я,— я всего лишь идею подал, Вы оргстекло выбили, с Робертом я щит собрал. В чем заслуга то? В предложении?

-Автомат Калашникова целый институт до ума доводил, и до сих пор доводит, а знают почему то только изобретателя. Так что, как минимум, искреннего спасибо ты заслужил. Если еще какие умные идеи будут — сразу говори — будем рассматривать. Ну что? Побежали кто куда? Ты куда сейчас? Домой? Везет. А мне еще по делам. Не опаздывай завтра в "Россию". Пока.

 

* * *

Никогда не опаздывал на работу, вот и в этот раз решил не менять привычку и был в фойе "России" минут за 15 до назначеного времени. Ни у одного меня был такой порыв — видимо весь состав группы придерживался моих принципов, потому что как то одновременно мы окружили Клаймича. Не успев поздороваться друг с другом, услышали звучный мужской голос:

-Здравствуйте, Григорий Давыдович!— к нам подошел мужчина чуть старше сорока в форме генерала милиции,— Представьте меня, пожалуйста, вашему славному и молодому коллективу.

-Товарищи,— произнес директор как то официально,— разрешите представить вам Юрия Михайловича Чурбанова, Первого Заместителя Министра МВД, который является куратором предстоящего концерта. Я надеюсь, что он нам вкратце объяснит как и что будет происходить на концерте, ну и о порядке репетиций пару слов скажет.

-Григорий Давыдович, Вы лучше меня сможете объяснить, как все происходит,— улыбнулся в ответ Чурбанов.— Вы же здесь каждый год с Эдитой Станиславовной. Можно сказать корифей этой сцены — все ходы и выходы получше кого бы то ни было знаете. Я же совсем по другой причине вас встретил. Хотел познакомиться с теми, кого еще не знаю, подбодрить вас что-ли. Я ведь прекрасно знаю, что многие из вас на большую сцену впервые выйдут, и прекрасно понимаю,что вы переживаете. Так и должно быть — переживать нужно, но не в ущерб делу, так сказать. Сразу скажу, что концерт ответственный, правительственный. Многих из Членов правительства вы увидите перед собой, а они впервые увидят вас. А еще в зале будет более двух тысяч зрителей, большая часть из которых являются сотрудниками МВД и их ближайшие родственники. Более того, концерт будут транслировать в прямом эфире на всю страну, вернее ту её часть, где Москва без записи идет. Только вот что я вам скажу, мои дорогие — ни члены правительства, ни зрители, которые в зале, и уж тем более ни телезрители не кусаются. Песня у вас великолепная. Григорий Давыдович сказал мне, что исполнение её вами доведено до совершенства,— генерал словно в знак благодарности кивнул Клаймичу, и получил в ответ такой же кивок.— Так что думаю, что за оставшиеся несколько дней вы сможете отшлифовать, то что у вас хорошо получается, и достойно выступить на ровне с остальными приглашенными артистами, а может и лучше всех. По крайней мере я в это верю.

Мы все нестройным хором начали чего то говорить в подтверждение веры генерала, а Юрий Михайлович пожал каждому музыканту руку, поинтересовался как звать-величать, спросил про настроение и всякое такое. Колю он хорошо знал еще с его южного концерта, да и нашими девушками был знаком. В общем, как то так ни о чем поговорили, по паре ни к чему не обязывающих фраз. Но мужик приятный, и простой что ли, на первый взгляд — мне такие люди нравятся. Закончилось наше общение около гардероба, куда мы и посдавали верхнюю одежду, а Клаймич, как примерный экскурсовод повел нас в зал.

Ни разу в жизни я не был в мавзолее Ленина, хотя и коренной москвич. И в Большом Театре я не был. И Третьяковку не посещал ни разу. Почему все приезжие спрашивают именно об этих так называемых достопримечательностях, словно коренной москвич жить должен в этих местах, чтобы считаться таковым? Вот и зал "Россия" я увидел первый раз. Ничего так зал. Я бы даже сказал уютный, если бы не количество мест, на которое он рассчитан. Всего-то две с половиной тысячи. Самый большой зал, где я играл с одной группой был зал какого-то ДК. Но там тристо зрителей было и мне, казалось, что это много. Здесь же было в восемь раз больше. Растёте, Вы, батенка, растете. Месяц назад ты пел и играл для молодежи в ДК на танцах или в ресторане перед кушающими посетителями, а через несколько дней будешь стоять на сцене под лучами софитов перед такой огромной аудиторией, а в первых рядах, буквально в нескольких метрах от тебя будут сидеть руководящие лица страны. А еще тебя на всю страну в прямом эфире покажут. Да уж. Как бы не обделаться-то от страха. Может, на всякий случай горшок, ну или ведро потихоньку рядом со сценой пристроить? А что там Клаймич про десятки тысяч англичан на Уэмбли говорил? Оёёй. Мама, роди меня обратно.

Организованной толпой мы шли в сторону сцены, на которой стоял Хазанов и изображал из себя студента кулинарного техникума. У всех невольно появились улыбки на лицах, а я подумал: вроде года два-три, как он вырос из этого образа и по телевизору эту интермедию сменили другие его юморески, а вот на День Милиции обязательно исполняет своего студента-кулинара — наверное милицейским чиновникам нравится. Иного объяснения я не нашел. В креслах зала, кто поближе, кто подальше сидели многочисленные артисты, и ждали момента своей репетиции. В районе пятого от сцены ряда посреди партера стоял режиссерский пульт, за которым спиной к нам сидело двое мужчин — не иначе как режиссер с помощником, но до них мы не дошли метров десять, когда директор предложил нам присесть поближе к проходу на свободные места. Сказав, что отойдет на пару минут к режиссеру концерта он пошел, но не в сторону пульта, а ближе к правой стороне сцены, где на стуле сидела полная женщина, и смотрела на Хазанова. Как я потом понял — это и был режиссер концерта Мария Боруховна Пульяж. Не поднимаясь на сцену, а подойдя к её краю, наш директор о чем то переговорил с этой женщиной, и направился в нашу сторону, а в это время юмориста, судя по включившейся фонограмме симфонического оркестра, уже сменил какой-то неизвестный мне оперный певец.

Вернувшись к нам Давыдович сказал, что наше время выхода на сцену через один номер и велел следовать за ним.

С самого края огромной сцены мы попали за кулисы, где туда-сюда двигались такие же как мы артисты. Не успели смолкнуть последние аккорды оркестра, а мимо нас на сцену вышел Пан Зюзя из Кабачка 13 стульев(не помню фамилию артиста).

Клаймич объяснил нам, что инструменты для всех ВИА во время репетиции в целях экономии времени всегда на сцене и как-бы общие и показал нам на них рукой. И правда — в глубине сцены стояла ударная установка. Рядом прислоненные к специальным стойкам расположились гитары. Правее на сценической стойке был синтезатор, а левее на специальном стелаже лежали духовые инструменты. Почти на самом краю сцены стояло пять стоек с микрофонами для солистов. На расстоянии семи-восьми метров от них, ближе к ударным, расположилось еще столько же микрофонов, только уже для подпевки. Клаймич сказал Боре, чтобы брал только трубу и забыл на время о саксафоне, так как не очень любят этот инструмент правительственные шишки, через-чур буржуазным его считают. Также добавил, что рядом с духовыми, около каждого инструмента он увидит специальный футляр с чистыми мундштуками, и что после репетиции его следует положить в специальное ведерко, которое тоже рядом со стелажем.

Вообщем рекогносцировка был проведена. Каждый наметил себе маршрут — девушки смотрели на микрофоны у края сцены, а мы на инструменты, стоящие в глубине. Пан Зюзя смолк, и направился в нашу сторону, а Клаймич сказал нам: "Ваш выход,ребята". Так как места музыкантов при такой привязке к местности трудно было перепутать, то мы и заняли их согласно с намеченным нам ранее Клаймичем планом. Роберт сел за барабаны, Коля занял место за синтезатором, девушки подошли к микрофонным стойкам на краю сцены, а мы с Мишей, Глебом и Борей оказались в центре сцены. Все думали, что у девушек посередине надо было ставить Ладу, как самую молодую и чуть отстающую в росте от Альдоны с Верой. К ним первым подошла Мария Боруховна и согласившись с тем, что Ладе самое место в центре, внесла свою поправку, а именно попросила Веру с Альдоной не жаться к нашей рыжеватой солистке, и не стоять с ней на одной линии, а отступить от нее чуть назад, чтобы из-зала визуально выровнять рост. То как стояли мы, музыканты, у нее замечаний не вызывало, и она решила сказать нам всем несколько слов перед репетицей.

-Дорогие мои, Григорий Давыдович мне сказал, что Вы репетировали свою песню несколько дней и исполняете её великолепно. Я неоднократно слушала её в записи, и сейчас хотела бы узнать, как это будет выглядеть визуально, тем более знаю, что на такой сцене вы впервые. Несколько нюансов для тех кто не знает — ваша студия и этот зал по аккустике отличаются как небо и земля. Даже ваша безупречная запись для вас сейчас будет казаться не вполне знакомой. Девушки — вы у нас солистки — за вами четкая артикуляция и негромкое пение, но самое главное попадать губами в свой текст — если будете лажать, то на экране телевизора при крупном плане это хорошо заметно. Соло-гитара — песня начинается сразу с твоей партии — для того, чтобы визуально ты сразу попадал в ноты, на сцене стоят узконаправленные колонки, через которые звукорежиссер подаст предупредительные сигналы.

-Боренька,-сказала Пульяж в микрофон,который до этого держала в руке,-покажи,пожалуйста,голубчик,вступительные сигналы ребятам.

И вправду, я услышал два коротких и третий длинный сигнал.

-Так вот,— продолжала режиссер,— в зале эти звуки никто не услышит, а ты одновременно с третьим сигналом начинаешь изображать вступление. Ударные! Теперь по вашей работе. Заметил на барабанах лежат резиновые накладки? Можешь смело стучать по ним — в зале никто ничего не услышит, но сразу скажу — отскок будет немного другой — репетировать долго некогда — привыкай сразу. Тарелки у тебя тоже звенеть не будут, в бас-барабане мешок с песком — так что работай смело, а то Гришенька мне рассказал, как вы репетировали.

-Ну что, дорогие мои? Покажете вашу песню?— толи спросила, толи приказала Мария Боруховна.

* * *

Еще во время второго прогона песни я обратил внимание, что находящиеся в зале артисты перестали оживленно переговариваться между собой, и с интересом рассматривали нас всех вместе и каждого по отдельности. Еще бы не смотреть — не каждый же день видишь, как на сцене дебютанты репетируют исполнение новой, до этого практически никем неслышанной песни. Я по привычке выбрал в первых рядах невольного зрителя нашей репетиции, и смотря на этого немолодого, полностью седоволосого, мужчину в коричневом вельветовом пиджаке, делал вид, что играю и пою только для него. Не знаю почему, но всегда так делал, когда играл на концертах или в ресторанах — выбирал одного зрителя, и играл и пел только для него. Даже отвлекаясь на что-нибудь, все равно потом возвращался взглядом к этому единственному зрителю — мне так было проще. С начала третьего прогона и как сказала Пульяж, последнего на сегодня, я вновь смотрел на своего единственного зрителя, и вдруг наши взгляды встретились — видимо мужчина почувствовал мой взгляд. Между нами было приличное расстояние, но я все равно заметил, что он отвечал мне доброй, и как казалось, искренней улыбкой, и до конца песни эта улыбка не сходила с его губ. По окончании песни из-за кулис выплыл светящийся, как ясное солнышко Клаймич, и с радушной улыбкой пошел в нашу сторону, чуть разведя руки на уровне пояса, показывал нам кулаки с отогнутыми вверх большими пальцами. Мы оставили инструменты на тех же местах, где их взяли и потянулись к девушкам, около которых стояла режиссер, и смотрела на широко улыбающегося Григория Давыдовича.

-Григорий Давыдович,— защебетала Мария Боруховна,— признавайся голубчик, как тебе удалось найти такие таланты, как эти молодые люди? Какими пряниками ты их кормишь, и каким кнутом пугаешь, что мне и делать практически ничего не надо? Всегда всем говорила, что если бы все так же, как Клаймич подходили к своей работе, то профессия режиссер-постановщик вымерла бы, как те динозавры. И с Эдитой Станиславовной вы всегда без проблем выступали, а теперь вот такие брилианты. Признавйся, мой дорогой — как это тебе удается?— откровенно льстила Пульман нашему, не переставающему улыбаться директору,— и Витя у тебя золотце. Ты прям, как магнит, около себя таланты собираешь. Поделись секретом со старой женщиной — как тебе это удается?

-Мария Боруховна, солнышко Вы наше,— начал в ответ директор свою ответную порцию лести,— где Вы увидели старых женщин? Это Вы о ком сейчас так говорите? Я Вас совершенно не понимаю. А по поводу работы с молодыми дарованиями — так это исключительно для того, чтобы облегчить Ваш без сомнения тяжелый труд. Только ради Вас, моя дорогая, тружусь.

-Ну что ж, дорогие вы мои,— обратилась уже к нам всем режисер,— на сегодня с вас хватит репетиции, все свободны до завтра. Время уточните и согласуйте у Фельмана. И хотя завтра седьмое ноября, попрошу не опаздывать — сами видите артистов в концерте учавствует много, со всеми надо работать,— и добавила,— правда, если бы все так же как вы были подготовлены, то я смело ушла бы на пенсию, и уехала бы к себе на дачу.

* * *

А ведь не все так страшно в этом выступлении, как кажется на первый взгляд,— думал я лежа на спине и глядя в темноту. Пристроив свою голову на моем плече, и обняв левой рукой моё туловище,не забыв по собственически закинуть на меня свою левую ножку, засыпала Людмила. Вернее так мне это казалось, что засыпала. Объясните мне, как женщина, уже почти уснувшая, умудряется вести разговор?

-Волоооодь,— протянула сквозь сон жена,— а ты кого на репетиции видел? Расскажи, ааа.

И ведь спит, почти, уже, это чудо, а вот надо ей чтобы ты рассказал о прошедшем дне. И только попробуй не расскажи — у этого чуда сразу пропадёт сон, и голос будет уже совсем не сонный. И узнаешь ты о себе очень много нового и интересного. И окажется что и жену то ты не любишь, и поговорить то тебе с ней не о чем, и вообще — всем мужикам только одно и надо от женщины. Попробуйте подобный вопрос задать сами и в ответ получите, что ничего интересного и об этом можно завтра поговорить, так как надо спать, потому что голова болит.

-Хазанова,— говорю я монотонно, чтобы усыпить слушателя,— видел. Кикабидзе с Бригвадзе видел, Зыкину видел, Воронец... много кого видел.

-А Толкунооову видел?— все так же тянет слова супруга.

-И её видел, и Веронику Маврикиевну и Авдотью Никитчну видел, и Эстрадный оркестр под управлением Силантьева видел, и Ансамбль песни и пляски Внутренних войск МВД видел. Все 92 человека видел — с каждым за руку поздоровался. Всех пофамильно перечислить?

-Дурак ты, Вов,— в засыпающем режиме говорит Люда, вовсе не обижаясь,— интересно же. Ладно, давай спать, вставать рано, а то мы с девчонками около магазина договорились завтра встретиться перед демонстрацией. У вас завтра когда репетиция заканчивается? Может к маме твоей завтра сходим вечером — давно ведь не были. С праздником поздравим. Может от папы какие новости есть — говорила, что должны были перед праздниками сеанс связи дать.

-Я не знаю,-говорю я, сам проваливаясь в сон от монолога жены,— во сколько освобожусь.

* * *

Как и накануне встретились всем составом в фойе концертного зала. Вокруг царило праздничное настроение, не смотря на предстоящую каждому репетицию. Все мы тоже поздравили друг друга с Праздником Великого Октября, и около гардероба встретили Алексея — молодого тренера Вити. Он сказал, что Клаймич уже в зале, а Селезнев как раз сейчас с Сенчиной и хором МВД на сцене, и всех их уже более получаса террорезирует Пульяж. С лиц Веры и Лады сошла улыбка, а Альдона как то странно полосками начала краснеть. Какое то странное у неё лицо — может витаминов не хватает,— подумал я. Зайдя в зал, мы сразу пошли поближе к тому месту, откуда было удобно подняться за кулисы. На сцене стояли Витя и Сенчина, а перед ними изображая руководящую работу, то есть вождение руками, стояла режиссер. Мы сели на свободные места поближе к проходу. Рядом со мной оказалась Вера. Взгляд её устремился на сцену, а лицо и до этого бывшее не веселым еще больше становилось мрачным.

-Вер,— спросил я девушку,— ты чего какая хмурная?

-Пульяж боюсь,— ответила наша вокалистка,— вон видишь, как она Витю с Сенчиной ругает, аж руками над головой машет.

-Ты же не слышишь, что она говорит,— попытался я успокоить девушку,— может она им анекдот какой рассказывает в действиях.

-Нее,— возразила Вера,— анекдоты рассказывать — это только Витя умеет, а она ругается,— все не могла успокоиться девушка.

-Вера,-не теряя попытку успокоить девушку сказал я,— даже если она и ругается, то у нее такая работа. Сама же понимаешь какая на ней ответственность. Это нам ничего не будет, если облажаемся, а ей я даже боюсь представить как прилетит при ошибке любого артиста.

-Все равно страшно,— не унималась девушка.

И вот что с ней делать, такой впечатлительной? Я вот вовсе не похож на доктора, а у девушки сейчас истерика начнется. Но тут вовремя подошел Витя, и поздоровавшись с каждым, увел куда то девушек, не забыв позвать с собой Алексея, а нам сказал, что сейчас будут Карцев с Ильченко репетировать сценку собрание на ликеро-водочном заводе.

Вот кого надо смотреть, когда у тебя плохое настроение, предстрессовое состояние и кажется, что все плохо и хуже быть не может. Эти два артиста не оставили равнодушным никого, из ожидающих своего выхода на сцену. Шедшие по проходам останавливались, а сидящие артисты смеялись кто безвучно, кто во весь голос, кто прикрывая рот ладошкой, а кто держась за живот. Все 10 минут, пока Карцев пытался изобразить начальника транспортного цеха, а Ильченко директора ликеро-водочного завода все находящиеся в зале откровенно говоря ржали. Кончилось все тем, что Ильченко стал смеяться на Карцевым, Карцев над Ильченко, а Пульяж согнувшись попалам, потешалась над ними двоими. Под конец всей этй потехи подошли Витя с Алексем и уже повеселевшими солистками. За ними появился Клаймич и сказал, что сейчас номер будет репетировать Ворошило и сразу за ним наш выход на сцену. Мы встали со своих мест, и отправились к лестнице, ведущей за кулисы.

* * *

Наверное не зря мы в студии несколько дней репетировали Счастье. И Клаймич не зря делал упор на исполнении именно под фононграмму — режиссер ни слова плохого не сказала, после нашего единственного на сегодня прогона песни. Единственное, что она попыталась сделать ещё до начала репетиций, так это поменять местами Веру и Альдону, оставив в центре Ладу. Но видимо, что то не понравилось, и девушки вновь встали на свои места. Я вновь по сигналу начал изображать вступление. Еще несколько репетиций и забуду, как по настоящему играть,— подумал я, и вновь нашел своего зрителя в зале. Это была девочка лет восьми, видимо из Детского Хора. Вот ведь,— подумал я,— ей бы сейчас с папой и мамой по Москве праздничной, пусть и промозглой гулять, а она здесь сидит и ждёт, когда их на сцену позовут. Да ещё и не понимает, наверное, в насколько важном концерте она будет принимать участие. Краем глаза увидел стоящих около сцены Витю и Клаймича, которые смотрели на девушек, но разговаривали между собой уголками ртов. Фонограмма закончилась. Мария Боруховна похвалив нас, велела уточнить расписание репетиции на завтра у Фельмана, поздравила нас всех с 7 Ноября, и велела завтра не опаздывать.

Сойдя со сцены в зал все узнали, что в честь праздника Григорий Давыдович заказал места в одном из ресторанов гостиничного комплекса, и пригласил всех поучаствовать в этом мероприятии. Все с радостью и воодушлевением приняли такую новость, и потянулись к гардеробу концертного зала за вещами, чтобы через несколько минут оставить их в раздевалке ресторана. В ресторане к нам присоединились Витин тренер, как оказалось капитан милиции, и милая сухощавая старушка — Ладина бабушка. За столами начались всякие разговоры, Клаймич что то рассказывал о своей жизни на сцене, а я оказавшись рядом с Алексеем выяснил, что он работает в Ленинграде водителем скорой помощи. С Виктором они познакомились у Ретлуева на тренировке, и как-то сблизившись, несмотря на разницу в возрасте стали друзьями. Ну что ж,— подумал я,— бывает и такое, что у пятнадцатилетного пацана друг послеармейский — вроде, как старшего брата. И хотя наше общение с Витей было не частым, но почему-то я не представлял себе, чтобы среди его друзей были прыщавые пятнадцатилетние пацаны — какой-то взрослый он был. Спустя часа-полтора выпив по бокалу шампанского и хорошо покушав все начали расходится, договорившись завтра встретиться в фойе концертного зала. Я же позвонил сначала к маме, чтобы напроситься в гости, и получив моральный втык за "не этическое поведение", тут же перезвонил домой жене, чтобы она без меня шла к моим в гости, где мы и встретимся.

* * *

Неудобно было идти к маме с пустыми руками, и я решил, что бутылка Советского Шампанского самое то, чтобы занять эти самые пустые руки. Да и на столе лишняя не будет, и купил её в магазине рядом с тролейбусной остановкой, около дома родителей. На мой звонок дверь открыла Люда. Чмокнув жену в щечку, услышал доносящийся из зала мамин голос — она с кем-то по телефону разговаривала. Подумал, что не стоит мешать, и отправился мыть руки сразу из коридора на кухню. Квартиру маме за разработки в институте дали киевского типа, и так как коридор был не маленький, я всегда чтобы не ходить лишнего, руки мыл на кухне. Мама всегда ворчала — мол не можешь, как все нормальные люди в ванной руки мыть. Кого она имела в виду нормальными людьми для меня всегда оставалось загадкой, потому что я и папа всегда полоскали руки на кухне, и что самое главное, так всегда делала и сама мама. На кухне стоял запах ванилина и печеного песочного теста. Эти запахи никогда не спутаю ни с чем другим — это запах моего детства, в котором мама любила кулинарничать по выходным. Тогда мы все жили в той однушке, где живу сейчас я с Людой и мама, чтобы не возится самой, посылала меня в магазин-кулинарию за песочным тестом, из которого делала орешки, а вместо начинки как всегда шла веренная сгущенка. Вот и сейчас на кухонном столе стояла большая тарелка с этим лакомством из детства. Когда только успела сделать,— подумал я, и по привычке потянул руку к этой куче вкусного добра, но бдительная супруга прямо, как моя мама, попыталась шлепнуть меня по протянутой руке со словами: "Кударукитянешьнечегоаппетитперебивать". Интересно-кто чей ребенок? Я мамин, или моя жена моя мама? Тут то и зашла мама. Мы с ней поздравили друг друга с праздником, и втроем сели за кухонным столом. Мама начала извиняться, что ничего ,кроме орешков не делала. Да и те приготовила в надежде, что мы с Людой зайдем в гости. Ну правильно — для кого ей больно то готовить, если папа в рейсе, а сын давно живет своей жизнью? Разговор зашел о папе. Мама сказала, что позавчера она с ним разговаривала, и так как открытым текстом он не мог многого сказать, у них с папой был своеобразный код. Из слов папы, она поняла, что они где-то в районе Карибских островов, и дома будет скорее всего на Старый Новый год. Сказала, что папа передавал привет, и просил поздравить с насупающим Седьмым ноября. Сказав очередной раз седьмое ноября, мама отправила Люду в зал за фужерами, а сама достала начатую коробку шоколадных конфет из холодильника. Я аккуратно открыл шампанское и разлил его, в принесенный женой хрусталь. Чокнулись не вставая, в очередной раз поздравив друг друга с праздником. Я осушил фужер, а жена в отличии от меня, отковырнула от шоколадной конфеты небольшой кусочек, и положила его в вино. Кусочек упал на дно фужера, и стал покрываться пузырьками газа, потом медлено всплыл, и так же медлено начал переворачиваться на поверхности вина. Почему то это все мне напомнило Новогодние прадники, и я про себя подумал,— а ведь до Нового Года осталось то всего ничего. То что мы с песней Счастье хорошо выступим на Дне Милиции у меня уже не вызывало никаких сомнений. Меня уже интересовал другой вопрос — попадет ли песня в промежуточные концерты Песня-78, а если попадет, то пропустят ли ее музыкальные редакторы в финал? Людмиле я сказал, что за такие её издевательства в виде шоколада в вине, когда уходят газы, настоящие виноделы на неё сильно обиделись бы. На что она вполне логично ответила: "Хорошо, что у меня муж не винодел, а музыкант. А то ворчал бы целыми днями, и учил бы, как надо шампанское пить, а я его из-за того что газики нос щиплют не люблю". Мама начала над нами смеяться, но слово МУЗЫКАНТ не ускользнуло от её внимания, и началась моя очередная пытка под названием "А кого еще видел? А правда что?"

* * *

Ну, что ж. Вот и настанет через несколько минут момент истины, и выяснится — случайно я попал на сцену этого огромного концертного зала, или это все большое недоразумение. Достоин ли я покорять вместе со всей нашей группой стадионы мира, или мое предназначение играть на подмостках небольших клубов и в сигаретном дыму на радость пьяной публике ресторанов.

Закончился антракт, а значит и по центральному телевиденью в программе "Время" отзвучал оркестр ленинградского радио со своей мелодией, сопровождающей прогноз погоды. Значит не только в зале, но и по всей стране у экранов телевизоров ждут продолжения этого уникального действа, когда сотни артистов, певцов и музыкантов поздравляют работников МВД с их профессиональным праздником. И мама с женой сейчас сидят у телевизора в квартире моих родителей — переживают. С Людой заранее договорились, что она пойдет к моим и там ночевать останется. Все равно завтра суббота, у обоих выходной, да и телевизор у родителей цветной, в отличии от нашей черно-белой Весны, у которого вместо ручки переключения каналов, рядом лежат пассатижи.

Сидим в большой гриммерной, которых ни мало за кулисами. Ждем приглашения на сцену по внутреннему громкоговорителю. Мандражируем каждый по своему. Туда-сюда снуют артисты. Кто-то заходит, кто-то выходит. Вот и Витя зашёл поддержать — в первом отделении он уже выступил с Боевым Орденом. Молодец пацан, сильную песню сочинил и спел. Слышал, что у него отец военным летчиком был — погиб на задании. Не стал вникать в подробности. Да и зачем? От моих распросов к нему папа не вернется. Да Витя и сам то толком ничего не знает — все таки четыре годика ребенку было. Мама у него, конечно сильная женщина — в мирное время потерять мужа, и растить одной пацана. Уважаю.

Рассказывает анекдот. Все смеются. Да уж — анекдотов он знает море. И откуда только их берет? И ведь не старые с "бородой" — всегда новые, да и в тему их рассказывает.

Что-то Клаймич веселое говорит. Это правильно — ему положено. Его задача, чтобы коллектив выступил отлично — вот и старается.

Нет-нет, да детишки с детского хора забегают. Непоседы — что с них возьмешь? Нагнали целый хор детей — пойте, мол, для взрослых дядей и тетей. Им бы дома Спокойной Ночи Малыши посмотреть, да под одеяло баиньки, а они здесь своего выхода на сцену наровне со всеми взрослыми ждут. Кстати после нас выступают, и мы тоже после народного хора выходим. Хоры они большие, им на сцену надо успеть выйти, выстроиться, приготовится — для этого и разбавляют выступления либо юмористами, либо такими небольшими группами, как мы. Пока мы у края сцены будем петь и играть, за огромным занавесом на всю сцену один хор сменит другой. Как у Пугачевой в песне: "А мной лишь заполняют перерыв". Кстати, тоже поет сегодня "Все могут короли".

Девочка из хора, которую выбрал на одной из репетиций в качестве своего единственного зрителя, сегодня подбежала ко мне и говорит: "Дядя, а я Вас помню. Вы на электрогитаре играете новую песню, и с вами еще три девушки поют. Одна, которая темная, на мою старшую сестру похожа. Вы ей потом скажите, чтобы не переживала — я ведь видела, когда вы первый раз репетировали, что она переживает. Вы ей скажите, что мы же все равно не понастоящему поём, а понарошку".

И с самым первым зрителем в этом зале, который мне улыбнулся, тоже встретился и познакомился во время генеральной репетиции — Иван Семенович Козловский. Оказывается выдающийся тенор, Народный Артист Советского Союза, 4 ордена Ленина, а я ни черта не знал о том пожилом седоволосом человеке в вельветовом пиджаке, который мне подмигнул из зала. Стыдоба.

Голос из динамика в гримерной: "ВИА Красные Звезды — до выхода 10 минут. Следующие Большой Детский хор..." Все одеты. Гримеры наносят каждому на лицо пудру, чтобы оно от света софитов на экранах не лоснилось и не блестело от жира. Коридор, ведущий к сцене.

За кулисами суета и движение, как на самом оживленом перекрестке. Слышно как зал аплодирует хору. Пульяж, как тренер выпускающий хоккеистов со скамейки запасных, командует: "На сцену Звезды". Клаймич с серьезным выражением лица и со словами: "С Богом". Улыбка Вити. Сцена.

* * *

Ну и кто в такую рань припёрся то? И звонят, и звонят. Стоп, как можно в дверь звонить, если у меня дверной звонок с лета не работает? А, ну да, это телефон звонит. А зачем он так часто звонит то? Блиин, это же межгород. И кто ж такой настырный звонит по межгороду в такую рань? А жена почему трубку не берет? Как она возьмет трубку, если у мамы ночевать осталась. Стоп, а я где? Потолок белый, побелка — вроде мой, а вроде — не мой. Нее, у меня потолок низкий, а здесь высокий — сталинка видать. И люстра точно не моя. И диван не мой. Где я?

А башка то как трещит. И во рту бяка, словно конница Буденого переночевала. Это где я и чего такое пил то? Ой, а кто это в кресле спит? Роберт? Ну, точно, Роберт. Фууу, прямо полегчало. Это мы выходит на их с Колей съемной квартире на Куу...куус...Куусинена. Тьфу ты, надо ведь так улицу обозвать то.

Значит это им по межгороду звонят. Может Коле жена звонит? Подойти — ответить чтоли? А дойду? Чего то меня даже лежа штормит. Если через пол-минуты не прекратят звонить, то встану и возьму трубку.

А где моя одежда? Костюмы мы после концерта сдали, в ресторане были уже в своей одежде. Тогда почему на мне сейчас трико, майка и один носок. Ааа, вон она, моя родная, аккуратно на полу висит.

Телефон вроде замолчал. Это Коля трубку взял — чето бубнит в коридоре. Может это ему с Ленинграда звонят? С дебютом на телевидении поздравляют? Наверное так и есть. Наверняка сейчас зайдет, и начнёт нас с Робертом тормошить, мол я ни свет ни заря на ногах, а вы дрыхнете.

-Мужики,— вот что я говорил.— Хорош спать. Меня тут с Ленинграда поздравили уже, а вы дрыхнете,— в дверях стоял Колян в майке, трусах и в носках. Вот ведь, а у меня сил второй носок снять не хватило.

-Тебя ведь поздравили,— с закрытыми глазами проборматал Роберт.— Мы то здесь при чём? У нас осталось что-нибудь?

-Не знаю,— ответил Завадский,— если мы из стола на кухне сухое не доставали, то чем поправить здоровье у нас есть. А сколько мы вчера выпили то?

-Нам Давыдович на посошок дал полтора литра водки,— вклинился я попытаясь вспомнить вчерашнее,— литр мы выпили — это я помню, а вот дальше — как отрезало.

-Везет,— бормочет Роберт,— а я и дома то как оказались плохо помню.

-Дома мы хорошо оказались,— говорит Коля,— Чурбанов с гаража служебные машины вызвал, чтобы нас по домам развезли.

-Не,— вздыхает Роберт,— все равно не помню.

-Говорили тебе, не пей последние пять стаканов,— прикалывается на Робертом Завадский,— вот теперь вспоминай, что вчера творил.

-А чего я такого натворил?-начинает беспокоиться наш ударник.

-Не бери в голову,-успакаиваю я Роберта и добавляю философски,— что за пьянка, если на следующий день не стыдно?

-Издеваетесь?— бормочет Роберт,— над больным человеком издеваетесь. Эх выыы.

-Да ладно тебе всякую фигню думать,— уже оторвав спину от дивана, и сидя на нем по-турецки продолжаю,— нормально все было. Видимо когда за Чурбанова начали пить, и его с днем рождения поздравлять, тебя и накрыло. Заспал ты наверное, как домой приехали, а может в машине пока нас к вам везли тебя раскумарило. Нормально все было.

-А ты как у нас оказался?— спросил меня Роберт.

-Так Колян же все угомониться не мог,— вспоминаю я вчерашний вечер, а вернее сегодняшнюю ночь.— Это же он меня к вам позвал. Мол, такой дебют, такой успех в правительственном концерте, да еще и на повторный поклон вышли. Разошелся — "Я требую продолжение банкета". Я и решил помочь ему. Моя всё равно у мамы ночует, вот я у вас и оказался.

-А нам никуда сегодня не надо?— переживает Роберт,— в студии ничего не намечалось?

-Нет,— ответил Коля,— сегодня выходной объявлен. Клаймич распорядился.

-Тогда наливай,— пытается безуспешно оторваться от кресла Роберт.

* * *

Эх, хорошо пошло. Но мало. И Роберт уже полчаса как ушел, а всё не возвращается. Он за вином в Ленинград чтоли поехал? Только за смертью посылать.

Колян у плиты со сковордкой возится. Яичницу с колбасой жарит. А что он ещё может готовить-то? Только яичницу. И чего семью не перевозит в столицу с Ленинграда? Ну и что с того, что дочка в музыкалку ходит? Здесь чтоли нету? Сам здесь, семья — там, так и мотается туда-сюда. Это разве дело? Семья с тобой должна быть. Я вон маме позвонил, принял её поздравления, позвал Люду — получил и поздравления и втык, объяснил, что так и так после банкета заехал к Коле с Робертом на огонёк, и всё нормально. Зато спокойна, и не переживает. Сказала только чтобы много не пил и до дома добрался к вечеру. А я разве против и много выпил? Ничего подобного. Сидим с Колей болтаем .Вернее я сижу, а он кашеварит.

-Колян, а в этом доме гитара есть?— спросил я своего приятеля,— я тут недавно песню сочинил маме на день рождения. Я бы спел, пока поваришь, а ты бы оценил. А?

-Есть,— не повернувшись ко мне ответил Завадский,— в зале за дверью стоит.

Ну понятно, что не в холодильнике на кухне спрятана. Иду в зал. И правда стоит. И неплохая гитара, скажу вам я. Чешская Кремона. Да еще и нейлоновые струны. Офигеть, ленинградские шикуют. Правда расстроена в хлам — видимо давно никто не играл, нейлон вещь такая — тянется, постоянно подстраивать нужно. Ну да ладно, не страшно всё это, настроим.

Вернулся на кухню, а Коля уже батон нарезает. Вот ведь неугомонный — заняться нечем, вот и шинкует хлебушек.

-Садись,— говорю я ему, а сам колки кручу, да струны дергаю,— пока Роберт за вином шастает, послушай, что у меня получилось. Зацени.

Играю, пою, а Коля пальцами по столу стучит, такт выбивает. Вот злодей — так я под его темп и ускорился. В результате получилась у меня песня пободрее, и зазвучала как то по другому, а не так, как я вначале мычал.

-А теперь заново играй, и пой так, как закончил, в более быстром темпе,— издевается Завадский.

Ещё раз исполняю, и чувствую, что песня получилась и лучше и веселее.

-Ты сам то понял, что сейчас спел,— спросил меня Коля.

-Песню, которую маме посвятил,— отвечаю,— я же тебе уже говорил.

-Чудак человек. Ты же только что шлягер исполнил стопудовый,— ухмыляется Коля.— Роберт,— зовет он зашедшего, и гремящего пузырями ударника,— иди скорее нашего Блэкмора послушать.

О,— думаю я про себя,— одна не гремит, две гремят не так.

-Успеем послушать,— бурчит Роберт,— наливай давай, а то пить хочется, что переночевать негде.

-Ты на счет покушать пропустил,— добавил я.

-Если жаренной колбасой у входной двери пахнет — значит голодным не останусь,— смеется Роберт,— вы же не съели её в сухомятку? Нет?

Выпили, закусили. На сытый желудок еще два раза спел новый шлягер, только теперь ритм Роберт задавал. Для этого он зажал большую кастрюлю между ног, как кубинский бонго, и настукивал ладошками по её дну.

Кончилось наше скромное застолье тем, что Коля принёс нотный альбом. Быстро написал ноты, под мою диктовку прямо в нём же записал текст. Договорились в понедельник показать песню Кламичу.

Осенняя прохлада протрезвила довольно таки быстро, и ближе к дому о выпитом вине напоминал только запах исходящий от меня.

* * *

С утра, как только Клаймич появился в студии решили сразу показать ему песню. Ну как песню... То что Завадский написал в нотном альбоме, то и показали.

-И кто автор?— спросил Клаймич, глядя по очереди то на меня, то на Колю.

Я про себя подумал,— если песня плохая, то Коля здесь не при чём и сказал:

-Это мои слова и музыка, Григорий Давыдович. Это я сочинил, а Коля записал, пока я исполнял.

-То, что это Коля писал, я и так вижу,— усмехнулся директор.— Мне было интересно узнать кто настоящий автор. А теперь, вот что я тебе скажу, мой друг — собирай всю команду в репетиционной, и разучивайте эту песню. Девушек не привлекайте — они со мной сейчас по делам уезжают, да и не вижу я здесь места для женского вокала, даже для бэк-вокала нету здесь места — это песня для одного голоса, причем мужского. Завадский, почему я за тебя все вопросы решать должен? Ты музрук или я?

-Я,— понуро ответил Коля,— просто хотели Ваше мнение услышать.

-Мое мнение услышите, когда мне песню исполните,— ответил Давыдович,— а сейчас я вижу только хороший добротный текст, написанный с опечатками, и ноты с помарками. Ладно, занимайтесь, в обед приеду.

До обеда общими стараниями песню мы приготовили. Как раз к появлению Клаймича и наших девушек. Тот сразу пришел к нам в репитиционную и получив утвердительный кивок на вопрос "готова ли песня?", немедленно позвал девушек со словами:

-Девчонки, давайте послушаем чем занималась наша мужская часть коллектива, пока мы с вами по делам бегали.

Пока они "бегали по делам", мы перебрали все возможные варианты исполнения новой песни, и остановились на том, который родился в квартире у Коли с Робертом. Понятно, что уже был не мычащий с похмелья голос под аккустическую гитару и кастрюлей вместо барабана, а вполне готовая песня, с ритм-секцией, двумя гитарами, и даже вступлением на трубе, которое продемонстрировал Боря, и сразу нами утвержденное.

-Класс,— сказала тихо Лада, стоящая рядом с сидевшим на стуле директором, в тишине репетиционной, после того как смолкли последние аккорды песни.

-Знаешь,я тоже так думаю,-сказал Клаймич повернув шею и подняв голову на нашу молодую солистку. Потом встал, окинул нас-музыкантов взглядом, и повернувшись к девушкам произнёс,— Девушки, позвольте представить автора новой песни, нашего гитариста, Володю.— Потом повернувшись ко мне с улыбкой сказал,— Пойдём, Володя, поговорим.

Выйдя в коридор, мы прошли до его конца, и остановились около окна. Мной овладело какое-то непонятное чувство, словно я что-то плохое сделал, и мне сейчас за это влетит. А иначе, зачем Клаймичу тащить меня в коридор для разговора? Песню похвалил — какие еще могут быть разговоры наедине? Поэтому я и спросил напрямую:

-Григорий Давыдович, как песня? Скажите честно. К чему это уединение?

-Володя, твоя песня офигенная, если одним словом. Только, как бы тебе это сказать, чтобы не обидеть,— стушевался директор,— сейчас, в наше время её никто на большую сцену не пустит, там такое никому из вышестоящих органов не нужно. По клубам и танцам её играть тоже мало кто будет — кто ж будет отплясывать под слово "мама". В общем так, одним словом, ты создал очень хорошую застольную песню. Твою песню по несколько раз за вечер будут в ресторанах заказывать, и поверь, если бы предстоял день рождения моей мамы, я тебе чем угодно клянусь, ты был бы самый первый приглашённый для исполнения этой песни. Веришь мне?— спросил не громко, глядя мне в глаза Давыдович.

-Вам, верю,— так же негромко ответил я,— а что с песней то делать? Забыть про неё?

-Ты дурак?— спросил Клаймич,— у твоей мамы когда день рождения?

-В конце февраля,-ответил я,-а при чем тут её день рождения? Я и так для неё эту песню сочинил, и в любом случае исполнил бы.

-А вот, если ты меня сейчас до конца дослушаешь, то мамин день рождения ты сможешь организовать в хорошем ресторане, при большом количестве приглашенных. А поможет тебе в этом твоя же песня.

-Что ж мне её по кабакам, чтоли идти исполнять,— встрял я.

-Эх, молодежь, всему то учить надо,— улыбаясь сказал директор.

В общем, вечером в студии было более двух десятков копий, уже аранжированной Клаймичем, моей песни. На следующий день, я вооруженный правильно оформленными нотами и текстом, зарегистрировал песню под творческим псевдонимом в Московском отделении ВААП, и до вечера успел разнести большинство пленок своим знакомым по ресторанному творчеству, с указаными данными автора для заполнения "рапортичек".

* * *

-Привет, Володя!— поздоровался Давыдович, пожав руку,— фонотеку хочешь свою обогатить?

-Спрашиваете,— искренне удивляюсь я такому вопросу,— Дайте угадаю — снова новое и не нашенское?

-Ага, угадал — и новое, и не нашенское — веселится директор,— а нашенское новое с нашенским отношением Мелодии к популярной музыке ты может в следующей пятилетке послушаешь,— оставшись довольным своему коламбуру добавляет директор.— Пошли в аппаратную, сразу две копии сделаем.

-Кто в этот раз?— интересуюсь у Давыдовича.

-В Англии появилась, да что там появилась — влетела в хит-парады молодая певица Кейт Буш. Вроде ещё и композитор сама и песни свои исполняет, а ей всего 20 лет. Заглавная песня с её альбома вообще во многих странах на первых местах неделями находится. Вот мне и интересно, чего такого эта девушка насочиняла.

-Мало-ли что она насочиняла — у нас Витя тоже и музыку и слова сочиняет. И поет даже иногда,— шучу я в ответ Клаймичу,— правда не играет почему-то ни на чем, но так он и моложе — какие его годы. Надо посоветовать ему все свои песни на пластинку собрать и выпустить альбом — и деньги и слава сразу.С десяток песен у него наберется?

Директор начал мелко дрожать и безвучно смеяться, словно я анекдот новый смешной рассказал.

-Ага,— сквозь выступившие слёзы захлебываясь от смеха заистерил Клаймич,— с десяток... наберется... на альбом... хватит... деньги... слава,— и немного успокоившись продолжил,— уф, насмешил. Какие деньги с пластинки? Ты хоть знаешь сколько автор песни получает за одну свою песню, выпущенную на пластинке на Мелодии?

-Откуда мне знать,— ответил я уже всерьез заинтересовавшись этим вопросом,— я же на пластинках не выпускаюсь.

-Эх, Володя,— с улыбкой на лице начал ответ Клаймич,— тебе целый урок экономики нужно преподовать я вижу. Ну да ладно, в двух словах скажу — автор с одной песни записанной на пластинку или магнитную пленку на студии Мелодия, имеет всего пять сотых от копейки. Представляешь что это значит?

-Это выходит,— перебив Клаймича за него закончивая его мысль,— если записать альбом из десяти песен автор получает полкопейки с пластинки? А если слова одного автора, а музыка друго композитора?

-Тогда эти полкопейки они делят пополам,— все так же улыбаясь, отвечает мне директор.

-Офигееть,— искренне удивляюсь я,— Это выходит что государство за стотысячный тираж диска-гиганта с десятью песнями и средней его ценой в два рубля получит вала в двести тысяч, а авторы на двоих пятьсот рублей всего?

-Как то так,— развел руками Клаймич,— постановление Совета Министров от шестьдесятшестого года за подписью Косыгина никто не отменял. Ладно, пойдем уже ненашенскую пластинку записывать,— и направился в сторону студии.

-Григорий Давыдович,— не унимался я,— а сколько за рубежом за пластинки авторы получают? Интересно ведь.

-Там по другому все,— остановившись и почесав висок ответил Клаймич,— обычно по контракту, начинающий автор получает около десяти процентов с вала. То есть, если эта пластинка в Лондоне была отпущена изготовителем за десять фунтов, то девушка, написавшая песни на ней, с этой пластинки получит один фунт стерлингов. Вот и считай — десять тысяч дисков — десять тысяч фунтов. Для сравнения Форд-Кортина, размером с нашу Волгу, да и наша Шаха в Англии стоят три тысячи фунтов.

-Дааа уж,— протянул я, удивляясь такому откровению начальника,— когда не знаешь, что сказать, невольно скажешь "Да".

* * *

Переписывали пластинку, как и в первый раз молча. Как и в первый раз одновремено вставали только для того, чтобы перевернуть пластинку и катушки на магнитофонах. -Григорий Давыдович,— стало интересно мне,— а как такая музыка может быть популярна? Я не о самой музыке — она добротно исполнена, тут вопросов нету. А вот сам голос и подача? Если диск в хит-парадах, то выходит его покупают хорошо? Я не говорю, что вся пластинка плохая — первая песня мне очень понравилась, а вот про целый диск так не скажу.

-Хм,— начал моё культпросвещение Клаймич,— а ты возьми конверт диска и почитай кто продюссер пластинки. Знакомое имя Дэвид Гилмор?

-Конечно, в Пинк Флойде, гитарист с таким именем,-ответил я.

-Он не только там гитарист,— продолжил Давыдович,— он ещё и сильный продюссер. Вот и эту девочку он раскручивает. И первое, что он сделал, как впрочем все за рубежом, так это запустил самую сильную вещь с альбома в виде сингла. Видал такие миньоны, где отверстия в центре большое, а не как у нормальной пластинки, и скорость воспроизведения не 33 оборота, а 45? За рубежом такие пластинки в музыкальные автоматы заряжают в кафе всяких, забегаловках .Подошел, выбрал песню ,бросил монету, да кнопку нажал с любимой песней — зазвучит песня с этой маленькой пластинки.

-Слышал про такое,— вспомнил я,— мне папа рассказывал про такие автоматы в портовых кабаках.

-Ну и я про это,— улыбнулся директор.— Так вот и создается популярность за рубежом. На сингл затрат минимум, а запускают его и изучают интерес слушателя к новому артисту. Пока не убедятся, что альбом будет покупаться— ни копейки не вложат. Свои деньги там считать умеют. Это у нас шлёпают что попало на Мелодии, лишь бы план дать по выпуску, а кто чего будет слушать и покупать — всем по барабану. Знаешь какая самая выпускаемая пластинка в СССР?

-Неа,— ответил я, ожидая очередных откровения начальника,— не знаю. Кто мне об этом скажет то?

-Так то да, не скажут,— усмехнулся Клаймич,— я вот тебе скажу — пластинки с озвучиванием трудов Владимира Иьича самые выпускаемые в стране. Ты бы купил такую пластинку? Вот и я не куплю. А тем не менее штампуют на всех фабриках Мелодии, чтобы план по выпуску дать — на них ведь цензуры нету, тиражной комиссии тоже нету — штампуй винил сколько есть, и получишь премию. А о том, что эти почти миллионные тиражи, на фиг никому не уперлись, никто не думает. Я, конечно, допускаю такую мысль, что эти пластинки в школы и библиотеки силком распихивают — вроде как положено иметь в наличии работы основателя государства. В том числе и в виде грампластинок. Но у нас ведь не миллионы школ и библиотек по стране. Куда девается то, что не удалось раздать? Не понятно. Хотя,— широко заулыбался Давыдович,— у нас, в Ленинграде, одно время эти самые пластинки с работами Ленина начали очень охотно скупаться в магазинах, особенно в уцененках. Представляешь? Никому не нужны были сто лет, а тут, как корова языком слизала. И при чем, именно с работами Ленина. В общем магазины подали сигнал кому надо о такой не здоровой скупке пластинок. Те кому надо проконтролировали всё это дело. Оказалось, что один Кулибин скупал эти пластинки, и каким-то образом записывал на них привезенные из-за рубежа записи. Прикинь — ты на толкучке покупаешь через знакомых диск с фирменной пяткой Мелодии озвучку работ Владимира Ильича Ленина. Платишь за него, естественно не двадцать копеек, как за уцененную, а целых пять рублей. Может червонец — не суть важно. Приходишь домой, ставишь пластинку на вертушку, и слушаешь того же Гилмора с Флойдами и их прошлогодний альбом Энималз. Интересно?

-Офигеть,— выдохнул я,— богата наша земля мастерами.

-Григорий Давыдович,— решил я ещё послушать директора,— а ведь Вы с какой-то определенной целью диск именно этой англичанки принесли. С предыдущей пластинкой, которую мы с Вами записывали у них общего только то, что обе из Англии и записаны на виниле. В чем подвох?

-Да нету никакого подвоха,— задумавшись на мгновение ответил Клаймич.— Ты же знаешь, что запись Фелличиты в Италию передали. Там песня становится популярна, и есть надежда, что нас пригласят на фестиваль Итальянской песни в Сан-Ремо. Есть у них такой небольшой городок, где песенный фестиваль проводится. Вот и надеемся на него попасть. Только фишка в том, что по условиям конкурса в нём участвуют именно итальянские исполнители, и исполняют песню итальянских авторов — так что участие в конкурсе нам не грозит, но для популяризации своего фестиваля, дирекция конкурса охотно приглашает популярных артистов мира. Их по другому почётными гостями фестиваля называют. И вот они по две песни исполняют для зрителей фестиваля и итаьянских телезрителей — конкурс на всю страну транслируется. Ну и соседние с Италией страны, наверное, еще могут смотреть их телевиденье — я этого точно не знаю. В этом году среди приглашенных гостей Деммис Русос, Тина Террнер и эта самая Кейт Буш. Если так случится, что мы окажемся в Италии, и будем, к примеру, рядом стоять за кулисами с этой англичанкой, то как ты думаешь, произведу я на неё впечатление, когда на профессиональном уровне начну обсуждать её альбом? Какой-то медведь из снежной России будет говорить о партитурах, аранжировках и всякому подобному с англичанкой, представительницей капстраны, пускай и юной девушкой. А представь, если с ней продюсер приедет. Тот самый Гилмор. Думаешь у меня не найдется к нему вопросов? Ещё как много найдется. А как лучше выглядеть в глазах знаменитости? Когда смотришь на него щенячьими глазами от умиления, что рядом со звездой стоишь, или когда на равных разговариваешь на общие, волнующие обоих темы? Удовлетворил я твоё любопытство,— подмигнул мне улыбающийся Клаймич,— аналитик.

* * *

-Вован, ты как коренной житель столицы обязан нас с Робертом сводить на какой-нибудь сейшен или выступление,— вместо приветствия заявил мне с утра Завадский,— а иначе мы в этой студии от безделья начнём русские народные хороводные обрабатывать под гитары,барабан и синтезатор.

-А чем тебе народное творчество не мило?— удивился я столь неожиданной жажде к столичной культурной жизни своего друга.— Давайте пару песен народных в эстрадной обработке сделаем. Не знаю как тебе, а мне вот было бы интересно сделать некоторые вещи. Соло на гитаре можно было бы вставить— у меня уже и загатовки есть. На синтезаторе кое-что хорошо пошло бы. Можно в некоторых местах удачно гармонь или баян втиснуть. Давай попробуем — все равно ведь ничего не делаем, пока девушки с Давыдовичем и Витей кино снимают.

-А баян то зачем, если синтезатор есть?— забыв на миг о своей тяге к чужому эстрадному творчеству спросил Коля,— Да и кто у нас на нём играть умеет?

-Вообще то, как музыкальный руководитель, ты должен знать о своём коллективе если не всё, то многое,— сумничал я.— Боря, кроме дудок и на гармони, и на баяне, и на аккардеоне отлично играет. А что касается живых инструментов... просто интересно могло бы получится.

-Хм, и в самом деле не знал про Борю,— задумчиво произнёс Коля, и тут же моментально оживился,— ты от своей обязаности не отлынивай — признавайся о каких ближайших выступлениях в Москве знаешь.

-Я тебе МосГорСправка чтоли или Секретариат Министерства Культуры?— не зная что ответить Завадскому произнёс я,— Бони Му скоро приезжает. Надо бы, кстати, как то попасть на их концерт. Тряси Клаймича на этот счёт. Пускай с Брежневой или с Чурбановым как-то вопрос о билетах для всей группы решит. А так я знаю только о том, что Машина Времени в одном институте неофициально сегодня или завтра будет выступать...

-И ты молчал?— не дав мне продолжить перебил Коля, на глазах загорающийся идеей фикс.— Я в Ленинграде не смог попасть на их выступление, когда они в апреле приезжали — надо восстановить пробел.

-А чего его восстанавливать то?— поинтересовался я у друга.— Хочешь я тебе запись, которую они в ГИТИСе весной делали принесу? Перепиши, да слушай хоть до позеленения.

-Неее,— стал отнекиваться Завадский мотая головой,— этот альбом и у меня есть. Мне интересно посмотреть, как они живьем играют и поют.

-Судя по разговорам, не очень хорошо это у них сейчас получается,— ответил я другу,— но ты прав — лучше самим посмотреть как у них дела. Подожди минут десять-я позвоню паре человек, которые всё о них знают — может и получится на их выступление попасть.

С этими словами я пошёл на проходную, к телефону у охранявшего наше заведение милиционера.

Скучающий охраник без вопросов позволил звонить кому угодно, и воспользовавшись моим присутствием на его посту, выскользнул на улицу покурить.

Был я знаком с парой-тройкой парней, которые не пропускали практически ни одного события ни у Машины, ни у кого бы то ни было другого, и каким-то неведомым мне образом знали всё обо всех. Им то я и решил позвонить, с целью выяснить всё о возможности попасть на выступление группы. Второй знакомец, в отличии от первого, оказался дома, и сообщил, что подпольный концерт состоится сегодня вечером, но не в актовом зале института, а в одном из ДК, на окраине Москвы, и пообещал провести меня и двух моих приятелей на это мероприятие, естественно не безвозмездно. С этой хорошей новостью я и вернулся к ожидающему меня Завадскому, и мы направились в репетиционную, чтобы поставить в известность о предстоящем вечернем событии Роберта.

Боясь упустить, столь удачно сложившуюся возможность, на заявленный концерт мы прибыли на час раньше указанного времени. Единственное, что меня смутило так это то, что как то необычно мало для такого случая тянулось народу к зданию ДК.

Встретив в фойе, обещавшего мне содействие в проходе в зал знакомого, и передав ему деньги в обмен на три подозрительного вида билета, и не успев отойти от него на пару шагов, я увидел ударника из своего предыдущего коллектива. Поздоровавшись, и приняв от него поздравления с дебютом на телевидении, разговорился с ним о том, о сём. Подошли Коля с Робертом, и разговор вчетвером продолжился практически до того момента, как все начали штурмовать зал. Штурм окончился благополучно для верхней одежды — пуговицы, рукава и воротники оказались на месте, а многочисленные тычки по телу и отдавленные ноги я за потери не считаю. Одним словом — зал был взят.

Как ни странно, но на места, указанные на наших билетах никто не претендовал, как это порой бывает на таких концертах, и мы спокойно уселись посреди не очень большого зала, хотя на некоторых креслах сидело по двое человек. Впрочем, после концертного зала Россия, мне все залы маленькими будут казаться,наверное.

Погас верхний свет в зале, и небольшая сцена осталась освещена четыремя прожекторами, находившимися на её краю. По одному на сцену вышли музыканты: Андрей Макаревич в цветастой гавайской рубашке и в дымчатых больших, как у черепахи из мультфильма очках, с черной гитарой наперевес; за ним Женя Моргулис с висящей на плече бас-гитарой; и закончили этот выход, успевший обзавестьсь с нашей последней встречи бородой, Сергей Кавагоэ, усевшийся за барабаны, и клавишник, имени которого, я в отличии от легендарной тройки не знал, вставший за синтезатор. С первыми тремя машинистами я был шапочно знаком — пару раз играли на одной и той же сцене, правда я не в их команде был. После, да чего уж скрывать и до, и во время концертов, конечно же следовало не малое количество вина, выпиваемое где попало всеми участниками мероприятия, но дальше "Привет. Как дела?" у меня знакомство с ребятами не продвинулось. Да и не больно то я стремился к тесному общению с членами этой группы. Уважал то что они делают, бывал на некоторых их выступлениях, знал наизусть и порой исполнял некоторые их песни на танцах и в ресторанах, но не более того. Особенно меня убивало, когда они начинали исполнять что-нибудь блюзовое из своего репертуара и солировал в этих песнях сам Андрей, со своим французским произношением "в нос".

Без всякого приветствия знакомый гитарный рифф Макаревича, и сразу же включившийся в работу ударник оживили зал. Голос Андрея из колонок прокричал:

-Сегодня самый лучший день,

-Пусть реют флаги над полками.

-Сегодня самый лучший день—

-Сегодня битва с дураками...

Интересно,— подумал я,— не высоко ли ребята планку таким началом концерта задрали? Вещь то откровенно сильная по энергетике — вон как зал зашумел и зашевелился. Такую песню лучше в середине концерта исполнять, когда зритель уже разогрет и каждая песня на ура идёт. Ну да ладно — не я ведь на сцене, посмотрим, что дальше будет.

А вот звукач у них откровенный фуфлыжник — на ударные много звука дал, а синтезатор в проигрыше почти не слышно было. И кто же это у них аппаратом так пахабно управляет-то? Бухой что ли?— не слышит как звучит.

Однако в следующей песне про Солнечный остров звукорежиссер исправился, и вовремя выделял с помощью ревербератора возгласы Макаревича "ты или я", а эхо красиво гуляло по залу под довольные возгласы и аплодисменты зрителей.

После этой композиции Андрей подошёл к стоящему с другой стороны сцены Моргулису,о чём то с ним переговорил и зазвучали Марионетки. Старая, конечно песня, но в ней меня ожидал откровенный сюрпиз. Дело в том, что в тот момент, где раньше после одного из куплетов в проигрыше звучала труба, её заменил Моргулис, напевая в свой микрофон многократно повторяющееся слово "Ля". Трудно, конечно, словами описать, какие кренделя он выписывал, но смешно было ужасно. Машинистам видимо понравился этот трюк, и после завершающего куплета Женя ещё раз повторил своё многократное "Ля-ля-ля-ля" под зрительский смех в зале.

А ведь ребята прибавили в профессионализме,— отметил я про себя,— играют намного лучше, чем когда я видел их выступление в одном из кафе города. Да и ведут себя на сцене более раскованно и свободно. И от духовой группы избавились — наигрались видимо на дудках. Честно говоря, не шли им духовые в их стиль исполнения, не вписывались они во многие песни.

Распевшийся под "Ля-ля" Моргулис затянул свой блюз, который всегда проходил на ура несмотря на несколько необычное, а-ля кантри, исполнение:

-Я глаз не смог закрыть,

-Я думал,что же будет,

-Если будут пить,чуть больше наши люди.

-И какой ущерб огромный понесет страна

-От этой водки и вина...

Потом были ещё песни, в том числе и их блюзовая Телега, которую Макаревич с Моргулисом спели дуэтом. В таком исполнении она мне понравилась больше, чем сольный гундёж Макаревича, который я слышал раньше не раз и не два.

После забойного Черно-белого цвета Андрей подошёл к микрофону и представил группу:

-Друзья, разрешите перед последней на сегодня композицией представить состав группы Машина Времени. На бас-гитаре для вас играл Евгений Моргулис. Барабаны — Сергей Ковагоэ. Клавишные — Александр Воронов. Наш звукорежиссер — Ованес Мелик-Пашаев.

-На гитаре играл Андрей Макаревич,— в другой микрофон произнёс Моргулис.— И последняя на сегодня песня — Люди в лодках.

Выбравшись после концерта на свежий воздух по пути к станции метро, Завадский с Робертом всё ещё находясь под воздействием концертной атмосферы, оживленно обсуждали услышанные песни. Можно подумать, они что то новое услышали сегодня. И тут Коля, внезапно остановившись задал мне вопрос:

-Володя, а почему концерт так спокойно прошёл? У нас в Ленинграде, насколько я знаю в последний визит Машины, в ДК, где они играли настоящий ураган был с разбитыми стеклами в фойе, давкой в дверях и милицией для восстановления порядка.

-Честно говоря, Колян,— ответил я приятелю,— и сам не понимаю. У нас обычно тоже самое происходит — все же хотят послушать и посмотреть на подпольщиков живьем — народу всегда больше, чем вместит зал, даже стоя. Может всё дело в том, что место выступления неожиданно перенесли. У вас в Ленинграде многие знали о том, где Машина играть будет?

-Весь город знал,— ответил Николай.

-Ну вот тебе и ответ на твой вопрос,— подытожил я.— Боюсь себе представить, что творилось сегодня вечером около института, где предполагался концерт.

-Хорошо, что у тебя есть хорошо осведомленные знакомые,— скаламбурил Роберт перед тем как войти в двери Московского метрополитена.

* * *

Не считая нашей доблестной охраны около входа, на Студии я появился первым. Называется сбежал из дома пока жена спит. Всё-таки прилетело вчера за то, что не предупредил о походе на машинистов. "А уж о том, чтобы взять с собой на концерт любимую жену, естественно даже и не думал". Словом много нового я о себе узнал. И вроде сказано всё было в шутку, но надо как то исправляться. Вот только и сходить то не знаю с Людой куда. В театр? В кино? В цирк? В зоопарк? В кабак? Вообще то и туда, и туда, и туда не помешало бы, но это ведь сколько времени и нервов надо на всё это потратить. Один поход в кино чего стоит.

Сначала тебе морочат голову тем, что якобы нечего одеть. Когда выясняется, что одеть можно многое чего, начинается допрос из разряда "А может это? Или Лучше это? Тебе абсолютно всё-равно в чём твоя жена пойдёт?" Потом следует сеанс боевой раскраски лица, который по времени длится не менее, чем фильм, на который вы идёте. А параллельно с этим процесом происходит не менее увлекательное действо, как укладка волос. Ну вот какая разница какого цвета кофта на тебе? Кто увидит цвет твоих теней и помады, если ты будешь два часа смотреть кино в ТЕМНОТЕ?

Да уж, тяжёлый выбор. А вот и скорая помощь идёт,— обрадовался я, увидев как здоровается с охраником Клаймич.

-Доброе утро, Григорий Давыдовыч,— протянул я руку для приветствия директору.

-Привет,— ответил он с улыбкой.— Ты здесь ночевал чтоли? На улице еще темно, в Студии никого нету, а ты уже здесь.

-Нее,— смутился я,— ушёл на работу пораньше, пока жена не проснулась.

-А она у тебя с утра пораньше буйная чтоли?— искренне удивился Клаймич моим словам.

-Почему буйная?— в свою очередь удивился я.— Просто вчера с ребятами на Машину Времени ходили, концерт на окраине был, задержался, вот и выслушал перед сном некоторые замечания о моём поведении, а утром не захотел повторно это услышать.

-Ааа. Так ты не только не предложил жене с вами пойти, так ещё и не предупредил её чтоли?— начал хихикать директор над моими словами, и тут же сделав серьезное лицо начал издеваться надо мной.— А что же ты супругу никуда не водишь то, пока время есть? Потом ведь его не будет. А если всё удачно сложится, то может статься, что ты и сам не часто дома будешь. Ну чего молчишь то?

-А что здесь можно сказать то?— начал я оправдываться,— Не на такие же подпольные концерты, как у Машины жену водить. Это вчера всё более-менее нормально прошло из-за того, что место выступления неожиданно сменили и народу ещё терпимо было. А обычно что происходит, Вы и сами знаете — давка на входе-выходе, давка в зале, мат-перемат со всех сторон, а в финале обычно мусора... извините, милиция. На такие концерты я и сам не любитель ходить, а жену тем более не поведу.

-Ну ладно, ладно,— примирительно сказал директор,— не горячись. Но ведь не обязательно же на подпольные концерты ходить. Полно же по столице ВИА выступает, можно ведь что-то выбрать.

-Григорий Давыдовыч,— вздохнув произнёс я,— а что поют эти ВИА? Вы же лучше меня их репертуар знаете. Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым? Ладно ещё Вставай страна огромная петь не заставляют никого. Я слышал, что Бони Эм в СССР приезжает. Может есть возможность на их концерты как-то попасть, желательно с женами?

И тут лицо Клаймича стало меняться быстрее, чем в кино при ускоренном воспроизведении, от подобревшего взгляда до громкого смеха. Кончилось всё тем, что он стоя ко мне спиной и оперевшись рукой о стену хохотал на весь коридор, в котором мы разговаривали. Успокоившись и медленно развернувшись, все ещё одной рукой опираясь о стену, а другой протирая от слез глаза он ответил:

-Ну ни фига ж себе на какой кривой кобыле ты подъехал. Решим мы этот вопрос, Володя. Обязательно решим. Я всё-таки не первый год с эстрадой связан. На крайний случай ТАМ попросим,— сделав кивок головой в сторону потолка продолжил Давыдовыч,— не могут не помочь. Только вот концерты вроде как в середине декабря, а тебе очки перед женой лучше сейчас зарабатывать начать. Вот что я предлагаю: тридцатого мы участвуем в записи отборочного тура Песня-78 в Останкино. Так вот. Я тебе на этот концерт контромарку на два лица дам. Жена найдёт с кем пойти на тебя на сцене посмотреть?

-Конечно найдёт, Григорий Давыдовыч. Ещё как найдёт,— начал я трясти руку директора в знак благодарности.— Маму мою найдёт себе в компанию, а то мне и оттуда прилететь может, за то что не забочусь о культурном развитии предков.

Клаймич в очередной раз отвернулся от меня, и так же оперевшись о стену рукой заливался смехом.

* * *

-Клаймич! Гриша!— раздался за спиной мужской громкий голос, и вся наша многочисленная группа обернулась на этот возглас, словно все без исключения были этим Клаймичем.

За нашими спинами, в коридоре Концертной Студии Останкино, шагах в десяти от нас, стоял невысокий плотный кудрявый светловолосый мужчина, примерно одного возраста с Григорием Давыдовичем. Не дожидаясь, пока наш директор подойдёт, мужчина ворвался в нашу толпу, и пожав руку Давыдовичу начал частить вопросами:

-Ты куда пропал? С весны, поди, не видел тебя.

-А что за молодые люди тебя окружают?

-Твой новый ансамбль? Представь же меня быстрей этим молодым ребятам.

-А, Вы, молодой человек, я так понимаю Виктор Селезнёв?— обратился знакомый Клаймича к Вите.

-Это не Вашим ли музыкальным фильмом все в Музыкальной Редакции восхищаются? Очень, очень рад с Вами познакомиться,— и уже протягивал руку парню.

-Не думали во ВГИК на режиссерский факультет после школы поступать?

Чуть сбавив темп своей скороговорки мужчина, не дожидаясь Клаймича, сам представился:

-Марат Ларин, оператор и режиссёр Музыкальной Редакции Центрального Телевидения. На сегодняшний день ещё и режиссёр фестиваля Песня-78. Видел ваше выступление на Концерте посвящённому Дню Милиции. Очень хорошо выступили, как вся группа, так и Вы Виктор сольно, и дуэтом Сенчиной. Если в прямом эфире несмотря на вашу юность так уверенно выступили, то думаю, что сегодняшняя запись для вас всех не станет сложной. Вижу, что вы шли в гримерные — не буду вас задерживать, готовьтесь, встретимся на сцене,— и с этими словами развернувшись быстро ушёл.

-Это, что за Трындычиха была?— спросил Витя у Клаймича.— Я ни на один вопрос ответить не успел.

-Он же представился,— ответил Давыдович, направляясь по коридору в сторону гримёрок.— Марат Ларин. Режиссёр Музыкальной Редакции и Песни-78. Неплохой оператор ещё ко всему. Снял несколько музыкальных фильмов и как оператор, и как режиссёр. Кстати, родной внук Бухарина,— добавил директор, на ходу повернув голову к Селезнёву.

-ДА НУ НА,— остановившись произнёс Витя.

* * *

Поступившее предложение лидера нашей страны, показывать Витю чаще со сцены телевизионщики, поняли по своему, и попросили, чтобы Селезнёв, кроме уже ставшей популярной 02, принял участие в записи ещё одной песни в отборочном концерте фестиваля Песня-78. После терзаний в Студии и попытки испортить Желаем Счастья, Клаймич, видимо посовещавшись с Витей и Колей, решил что в Останкино Завадский возьмёт гитару, а парень встанет за клавиши и будет так же, как и остальные музыканты исполнять припев.

И вот, после выступления Хиля, мы вновь на сцене. Сцена, как и сама концертная студия намного меньше, чем в "России", но всё равно Оркестр под управлением Силантьева успешно уместился по правую сторону. Даже для остальных исполнителей места много осталось.

Вновь отсчёт. Знакомый рифф. Фонограмма.

Нашёл взглядом в зале жену и маму. Играю и пою для них, а они на меня даже и не смотрят — уставились на наших солисток. Ну правильно — наши девушки в новых платьях, а нас мужиков снова ДК на Лубянке выручил.

Записались с первого раза. Витя остался на сцене встречать Сенчину и Ансамбль Внутренних Войск, а мы пошли в гримёрку переодеваться. За кулисами встретили Клаймича, беседующего с Ротару. Остановились поздороваться, и услышали приятные слова о хорошем выступлении. Девушки, а больше всех Лада, засмущались, когда София Михайловна отметила их молодость и красоту, а особенно умение хорошо держаться на сцене. Интересно — ей вроде самой тридцатник, а девушкам на их молодость указывает. Завидует или указывает на неопытность? Кто их поймёт этих женщин?

* * *

Как говорится в анекдоте: зелёную зиму в СССР терпеть ещё можно, а вот когда она белая — то уж очень холодно.

Ну вот какого чёрта мы к родителям поперлись в такой мороз? Лежал бы сейчас на диване, да смотрел бы телевизор.

Ну и что с того, что у них он цветной? У нас черно-белый — зато идти никуда не надо.

Как это давно маму не видели, если позавчера почти весь день с ней в Останкино провела? Мало того, что почти всю запись концерта в зале с ней вместе просидела, так она тебе ещё и экскурсию по Телецентру устроила. Ещё бы маме и не знать где и что там находится — она там по работе раз в неделю точно бывает. С ней каждый работник за руку здоровается, а каждый вахтёр чуть ли ни честь отдает.

С женщинами, конечно, иногда можно спорить, но надо, чтобы ваши аргументы в споре были железо-бетонные. Мои оказались слабоваты, и как результат я нажимаю кнопку звонка родительского дома.

Здравствуйте! Не ждали? А мы приперлись!

Вот ведь, сговорились две подружки. Не знала она, что мы прийдём. Ну-ну. А торт, который на столе стоит, от безделия великого испекла. Так сказать — решила одиночество своё скрасить. Уж кому бы врала. Сама, когда делать нечего, что-нибудь вяжет из ниток, которые папа привозит...или распускает, то что раньше связала. И слово то какое умное этому занятию придумала — медитация.

Концерт они решили вместе посмотреть, видите ли. Хм, а я и забыл, что его сегодня показывать будут. Ну, тогда, это мы удачно зашли.

Интересно, кто придумал такую музыкальную заставку к концерту? Обязательно надо дудками возвещать, о том что он сейчас начнётся? Я чуть не подпрыгнул на диване от неожиданности.

-Добрый вечер, Дорогие Друзья!— улыбается с экрана Светлана Жильцова.

-Добрый вечер, Уважаемые Телезрители и Гости концертной студии,— вторит ей Александр Масляков.

-Начинаем последний отборочный концерт Восьмого Всесоюзного Телевизионного Фестиваля Советской Песни,— продолжает Жильцова.

Хорошо, что концерт был отборочный и перечисление и представление всех немногочисленных участников заняло не так много времени...телевизионного.

Когда все выступающие стояли на сцене концертной студии и я в том числе, мне это перечисление имён и титулов вовсе не показалось коротким.

Попробуйте сами без запинки быстро и в тоже время четко произнести, ну или прочитать(если получится быстро) следующую фразу: "Ансамбль Песни и Пляски Внутренних Войск МВД СССР. Художественный руководитель и главный дирижёр — Заслуженный Деятель Исскуств Украинской ССР Рафаил Вершинин. Главный хормейстер — Виктор Елисеев. Хормейстер -Людвига Носович. Дирижёр оркестра — Александр Зорьков."

Без репетиции не получится — запнётесь. А вот Масляков и Жильцова представляли всех уверенно и без ошибок — что значит опыт. И тем не менее, когда объявляли "Лаурета Международных Фестивалей Заслуженного Артиста Татарской АССР солиста Татарского Театра Оперы и Балета имени Муссы Джалиля Муслима Магомаева" у ведущей видимо не хватило дыхания, и она сбилась в середине фразы. Пришлось ей читать столь пышный титул заново. По телевизору, конечно же этот смешной ляп не показали, но на сцене мне было почему то не весело.

Нас в отличии от Лауреатов Всесоюзного Конкурса и Одиннадцатого Всемирного Фестиваля Молодёжи студентов Вокально-Инструментального Ансамбля "Пламя" представили коротко — Вокально-Инструментальный Ансамбль "Красные Звезды". Соответственно и показали мельком. Я даже себя толком и рассмотреть не успел. Из этого я сделал вывод: чем больше у тебя титулов — тем дольше тебя показывают на экране.

Мама с Людой у меня интересные женщины — пока смотрели, как остальные исполняли свои песни, жена сидела спокойно. Но как только Светлана Жильцова произнесла:

-Текст и музыка Виктора Селезёва. Песня — Мы желаем счастья вам. Исполняет Вокально-инструментальный Ансамбль "Красные Звезды",— вцепилась мне в руку, словно я куда-то убегать собрался.

А когда в начале песни я исполнял на гитаре вступление, и меня показали крупным планом, мама ласково потрепала мне волосы и добавила:

-Какой ты у меня красивый,сынок.

Я, конечно, себя в телевизоре не каждый день вижу. Более того — вообще никогда не видел...но на всякий случай спорить не стал.

Режиссёр -этот внук Бухарина, молодец — удачно видеоряд построил. И девушек, когда они куплет исполняли с удачных ракурсов показал, и про нас — музыкантов в припеве не забыл. Витя за клавишами на переднем плане — совсем взрослый пацан. Ну правильно — неделю назад День Рождения в "Праге" отмечали.

Перед самой записью Ларин показал на телеоператора с камерой, находившегося на специальном балконе над сценой, и попросил девушек спеть первую строчку второго куплета глядя в объектив этой самой камеры. Сразу же попробовали отрепетировать этот момент — девушки одновременно стоя на месте чуть повернули туловища вправо, приподняли головы в сторону камеры и начали исполнять второй куплет. Видимо режиссёру такая синхронность очень понравилась, о чём он не премянул сказать. С экрана телевизора это выглядело очень интересно — словно сам смотришь на девушек сверху, а они глядя на тебя снизу поют: "В мире где ветрам покоя нет, где бывает облачным рассвет", и через мгновение следующая строчка "Где в дороге дальней нам часто сниться дом" поётся уже в другую камеру, стоящую перед самой сценой.

Красивый получился номер — молодцы телевизионщики.

На записи в Останкино Витя и Сенчина 02 исполняли сразу, после Желаем Счастья, и я почему то думал, что и в телеверсии концерта будет такая же последовательность. Оказался не прав — после нас показали Валентину Толкунову и эстонца Яак Йоаллу. И только после них Ансамбль Внутренних Войск с молодым автором и исполнителем Виктором Селезнёвым и солисткой Ленконцерта Людмилой Сенчиной исполнили песню посвященную Советской Милиции.

Ну и завершил концерт тот самый Муслим Магамаев с Большим Детским хором и песней Пахмутовой и Добронравова. Куда ж без этих творцов Советской Эстрады? Без них никуда.

* * *

Как то по телевизору в передаче "На арене цирка" показывали номер с обезьянками. Дрессировщик в черном фраке изображал повидимому дирижёра, а его дрессированные животные — какой-то музыкальный ансамбль. Одна обезьянка сидела за маленькой ударной установкой, и лупила куда ни попадя. Вторая бренчала по струнам маленькой гитары. Третьей достался небольшой контрабас, за единственную струну которого она дергала. Все три зверюшки были в черных концертных костюмах, и делали вид, что исполняют какую-то музыку.

Но самая фишка была в солистке. Представьте обезьяну, на которую надето белое длинное платье. Вместо головного убора закреплена специальная шапочка, из которой торчат пышные длинные белые перья. В руке, вернее в лапе микрофон, с которого свисает кусок провода — наверное подразумевался радиомикрофон — всё таки в двадцатом веке живём. Идёт, значит, эта зверюшка по буртику арены, и якобы поёт. Причем идёт на задних лапах — на четырёх передвигаться платье мешает, наверное. Арена затемнена, лучи прожекторов высвечивает солистку и инструментальное трио.

Не знаю почему, может так было задумано, но как только солистка по бортику дошла до музыкантов, обезьянка-контрабасистка оттолкнув миниатюрный инструмент сбросила с себя пиджак и оставшись в штанах и манишке начала прыгать и орать. Напрыгавшись, она отняла у солистки микрофон, и стала бегать с ним по арене, пока всё это недоразумение не остановил дрессировщик.

Вот и я попал в цирк с тремя дрессироваными обезьянками в белых платьях с перьями на голове, и одной в штанах и манишке. Причём на афише было написано, что прибыли они с берегов Карибского моря, а лишние билетики на представление, несмотря на лютые морозы, начали спрашивать задолго от Концертного Зала "Россия", где этот цирк выступал.

А попали мы с женой на концерт всемирно известной группы Бони М.

Посреди знакомой мне уже сцены, находился метровой высоты помост, к которому вело несколько ступенек. Впереди этого возвышения стояло три стойки с микрофанами, сзади три больших декоративных пальмы, наверное, для того, чтобы зритель поверил в то, что артисты и правда с Карибских островов, а вовсе не из Мюнхена. Справа на сцене находилась ударная установка. Два синтезатора и ещё три стойки с микрофонами, видимо, для бэк-вокала были расположены слева от помоста.

Летом у группы вышел новый альбом — "Полёт на Венеру". Самая первая композиция на ней, которая и дала название альбому, своим драйвом сносит крышу, и я почему то думал, что именно она и откроет концерт. Она начиналась голосом робота, ревом стартующей ракеты, продолжаясь гипнотизирующим барабанным ритмом, заполненным космическими эффектами, звучным рифом гитары, переходящим в тему военного марша, и затем возвращающимся назад, в основную тему, в то время как голос робота продолжает о чём то говорить. Эх, какая композиция. Ударнику памятник можно было бы поставить за такую работу.

Какое же разочарование меня ждало, когда вместо неё Лиз Митчел после красивого вступления ударных запела Painter Man.

Одетая в белое длинное платье, как и обезьянка из цирка с перьями на голове, она задорно исполняла эту песню. На помосте, между ещё двумя вокалистками в таких же одеяниях, крутился как волчок единственный мужчина в этом квартете. И так же, как и в цирковом номере, на нём были темные штаны и нечто наподобие манишки. Наверное, разделся, чтобы жарко не было — предусмотрительный артист.

Солистка во время исполнения песни выкрикивала "Stand up and dance", видимо, забыв в какой стране выступает. Но зритель не поддавался на эти явно провакационные возгласы, и упрямо продолжал сидеть с каменными лицами. А может люди не отошли ещё от мороза, который уже неделю стоял на улице.

По окончании песни Митчел поднялась на помост и присоединилася к своим товаркам, а кучерявый молодой танцор начал чего-то лопатать по-английски, но видимо осознав, что его мало кто понимает, решил просто представить состав квартета. Вернее, он успел представить только Лиз Митчел, которая подойдя к микрофону в ответ объявила, что этот мужчина — Боби Фарел. В это время к другому микрофону подошла другая вокалистка и представила ещё одну участницу — Мэйзи Уильямс, а та в свою очередь объявившую её — Марси Бэрретт. После этого Марси сняла со стойки микрофон, и под начавшуюся медленную красивую Never Change Lovers стала спускаться с постамента на сцену.

Хоть и сидели мы не близко, но я заметил, как солистка пару раз в припеве не дотягивала ноты, и её выручали поющие вторым голосом подруги, и стоящие слева три бэк-вокалистки. В целом, красиво песня прозвучала, только этот танцор всё крутился как заводной, умудряясь выдавать всевозможные танцевальные па, никак не вписывавшиеся в ритм песни. Может у него своё виденье музыки — не знаю.

За то в следующей композиции, которая стала поппури из нескольких уже знаменитых песен, он что то пытался пропеть в микрофон, спустившись на сцену и выделывая танцевальные номера, которым позавидовали бы художественные гимнастки. Но лучше бы он не трогал микрофон, потому что стало ясно, что поёт он под фонограмму — невозможно пробежать стометровку, и сразу после финиша нормально спеть.

В зале становилось все теплее — не по температуре, а по оживлению, по улыбкам, по аплодисментам после каждой песни. Знакомую всем Ma Baker вслух, конечно, не пели, но было видно, как у сидящих в зале зрителей шевелятся губы, повторяющие эту незамысловатую фразу.

И так, песня за песней, новые вперемежку с уже знаменитыми, хорошие голоса, великолепный звук, красиво поставленный свет, яркие костюмы артисток превратили концерт в красочный праздник. И даже придурок-танцор не смог этому помешать.

Жаль только про Распутина не спели — может МинКультуры не разрешил — я ведь английским не владею — кто его знает о чём они там поют.

* * *

Всё таки вредно некоторым личностям выступления, подобные концерту Бони М посещать. Завадскому прямо противопоказано.

Уперся как баран рогом:

-Нам нужны ещё музыканты.

-Зачем они тебе?— задаю вполне резонный вопрос.

-Ты разве не слышал какое музыкальное многоголосие звучало у Бони М?— в ответ недоумевает Коля.— Видел сколько у них на сцене музыкантов?

-Коля, а ты перед концертом ничего не пил? Уверен что всё слышал и видел?

-Нормальный я был,— улыбается в ответ приятель,— а что я пропустил?

-А то что всё выступление было под фонограмму — это нормально? То что у них только две девушки живьем пели,а третья так и махала руками весь концерт на заднем плане и рот открывала — это в порядке вещей? А про этого пидара черномазого я вобще молчу. Ага, я так и поверил, что это он свои немногочисленные фразы в микрофон исполнял. Сначала стометровку на сцене пробежал и сразу к микрофону. И заметь ни дыхалка, ни голос не сбиты.

-Может он настолько натренирован?— уже не так радостно спросил Завадский,— но музыканты ведь хорошо играли.

-Колян, ты не первый год играешь и поёшь, скажи — неужели звук синтезатора от гитары не отличается? Почему я видя как шпилит гитарист, но слыша клавиши не имею право сказать что весь концерт лажа и фуфло? Я согласен, что работающий гитарист выглядит на сцене интереснее, чем никому невидимый клавишник,но когда мне пытаются втюхать откровенный обман, то я так и говорю.

-Может ты и прав,— соглашается друг,— но нам всё-равно надо ещё музыкантов.

Вот ведь неугомонный.

-Ну на х... они тебе нужны?— не сдержавшись спрашиваю я.— Ты хочешь количеством музыкантов "Лейся песня" или "Песняры" затмить? Прошло время громадных составов — это ведь всем понятно. Не, ну если так хочется, давай уж тогда оркестр соберём. Чтобы наверняка. А звук какой будет, ммм, закачаешься. Только что этот оркестр играть будет? У нас в репертуаре всего одна песня, ну и Феличита для Италии, в которую ещё не понятно кто кроме девушек и Вити поедет. Что молчишь? Ты сам то хоть поедешь или не знаешь ещё? Ты меня куда звал? Я напомню — на сцену ты меня приглашал, к хорошему аппарату. В студию хорошую приглашал, где работы много будет и интересно. А что в результате? Студия великолепная есть, а работы нету. Одна песня и всё? Пойми — у нас у всех музыкалка за плечами, да не один год работы во всяких группах и кабаках. Мы любую песню влёт подбираем, а репертуара нету. От нечего делать чужое играем. С Клаймичем Дайр Стрейтс недавно записывали, так через неделю мы весь инструментал один в один играли. Весь альбом.

-Ладно, думай сиди,а мне еще жену с работы встретить надо — обещал. Пошёл я.

* * *

Детский сад, штаны на лямках. Надо же так палиться. Не знаю на кого и как в МГИМО училась Вера, и какой она журналист в Комсомолке, но курсы актерского мастерства её не помешало бы пройти.

Удовлетворенную женщину сразу видно, особенно если постоянно общаться с ней по работе. Но когда цвет её лица за минуту меняется от бледного до красного и наоборот, взгляд становится томный, а пазухи носа расширяются от нехватки воздуха и дыхание становится частым и поверхностным...И всё это происходит, казалось бы без видимых причин, а всего лишь с появлением в поле зрения одного человека...Ясно всё с этой молодёжью.

Хотя, пацану надо отдать должное — и бровью не повёл. Молодец.

Ладно весь этот цирк разогнал приезд кассирши из МВД.

Расчётки получили ещё на прошлой недели — тут всё как положено. Деньги получили от кассирши тоже без проблем. Но, как говориться — цирк уехал, а клоуны остались. Вернее, кассир уехал, а Клаймич решил клоуна изобразить.

Попросил он меня в кабинет зайти. Вручает конверт за пол-копейки, который для полевой почты люди используют, чтобы в армию или из армии писать. Открываю, заглядываю — утро из доброго превратилось в радостное, когда я в конверте увидел три бежевых бумажки.

-Володя, распишись в ведомости,— просит директор и толкает листок.

-Давыдович, это что?— не поняв манёвра Клаймича, спросил я, кивнув на бумагу.

-Ведомость в получении денежных средств,— как по нотам ответил тот.

-А почему эти, как ты говоришь, денежные средства кассир не вручала?— глядя в глаза Давыдовича, задал я вопрос.— Это ведь твои деньги. Так ведь?

-Да, мои. Я обещал, и слово держу,— как-то неуверенно ответил Клаймич, бегая глазками из стороны в сторону.

-То есть, эти деньги, ты мне даешь, вроде как чаевых? Извини, может не так сформулировал, но думаю, что суть ты понял.

— Выходит, что так, — вздохнув ответил Клаймич.

— Хм. Смотри. Когда ты в кабаке лабал, ты же на чай по ведомости не брал? Не брал. Когда, заработанное за вечер, делили — ведомость тоже не составляли? Думаю, что нет. Тогда, что тебя заставило её сейчас составить?,— я кинул быстрый взгляд на ведомость и продолжил,— Расписались в получении только женщины. Из мужиков я вошёл не первый, а их росписей нету. Выходит, от них ты услышал, примерно такие же вопросы, что и от меня. Давыдовыч, скажи честно — эта филькина грамота для понтов? Если так, то на девушек это возможно и произвело впечатление. А как по мне — то сожги лучше эту бумажку прямо здесь. Если от моей закорючки зависит получу я то, что в конверте или нет, так я тебе конверт обратно отдам, но в левой ведомости я расписываться не буду. Так что будем делать?

-Ты всё правильно сказал, Володя. Это понты. Не надо никакой росписи,— произнёс Клаймич,— ступай к ребятам, я скоро подойду — сегодня надо будет поработать — Витя новые песни принёс.

Новые песни — это хорошо. Если бы ещё не Клаймич, со своей ведомостью, то утро было бы вообще отличным...

* * *

Ой, снова нас внук Бухарина встречает. Смешной мужичок, однако. Поздоровавшись с каждым из нас персонально, отводит Давыдовича в сторонку, аккуратно взяв его под-локоток. Раз начальство занято, то и мы себе дело найдём — посмотрим на репетирующих. Как раз и места свободные подвернулись.

Не успеваю присесть, а глаза чьи-то ладошки закрывают. По ощущениям — руки женские. Не хочу гадать:

-Сдаюсь, сдаюсь.

Тут же легкий тычок в плечо:

-Ты чего, Вовка, от своих спрятался?— вопрошает знакомый женский голос. Поворачиваю голову. Ну точно. Ирина.

-Привет,Ирин,— улыбаюсь старой знакомой. Вообще-то знакомы давно, а не девушка старая. Хм, старая девушка — каламбур какой-то.— Вот, сижу, жду когда на сцену позовут. А ты чего от своих отбилась?

-А,-машет ручкой Ира, и пересаживается на соседнее со мной кресло,— наши сейчас будут 'Идёт солдат по городу' репетировать — мне на сцене делать нечего.

-Ирин,— повернулся я к девушке лицом,— а как так получилось, что в ноябре вы эту песню одни пели, а сейчас с вами Богатиков её исполняет?— вспоминаю я последний отборочный концерт фестиваля, на котором пересекались с её парнями.

-Чудной ты парень, Вовка,— улыбается соседка и ерошит мне волосы,— Богатиков откуда родом и где живёт? Звание у него какое? А должность? Чтобы не вспоминал того, чего не знаешь, я тебе сама скажу — Народный Артист Украины и член худсовета по эстраде при Минкульте СССР. Кто у нас в верхах с Украины не помнишь? А кто нас на гастроли за рубеж выпускает — сказать?

Честно говоря — с этой стороны вопрос я не рассматривал. Считал, что если народу понравилась песня в исполнении определенного артиста — то ему её и дальше петь. Но чтобы вот так буром влезть, как Богатиков...

-Да и пускай поёт,— рассудительно продолжает Ирина,— жалко что ли? Песня-то всё равно наша. Шаинский нас аж в аэропорту поймал, чтобы мы её себе взяли.

Уже интересно, и я вопросительно посмотрел на девушку, всем своим видом требуя продолжения неизвестной мне истории.

-Да мы из Домодедово в Донецк летели на гастроли. Ждали регистрации. Слышим крик на весь зал ожидания, а к нам через кучу народа Владимир Яковлевич, махая листками нотной бумаги над головой, словно казак шашкой, продирается. Добрался, пот со лба стирает, сует нам партитуру и говорит: "Ребятки, милые, пожалуйста посмотрите, сыграйте, обкатайте — через неделю запись." Мы в шоке. Сначала вроде возмущались — мол, зачем нам солдатская песня. А потом сделали её, кое-что в аранжировках добавили, спели — хорошая вещь вышла. Вот увидишь — половину песен, которые на этом финале конкурса, через пол-года никто не вспомнит, а "Идёт солдат" и через 20 лет будут петь,— закончила свой спич Ирина, и не дав мне сказать ни слова, сменила тему— Слушай, Вовка, у нас пара песен лирических есть. Они почти готовы. Соло на гитаре не хватает. Можешь нам своё звучание добавить? Я ведь знаю как ты шпилишь. Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста,— запричитала Иринка, сложив ладошки, словно молящаяся девушка, и зажмурила свои глаза, как ребёнок в ожидании чуда.

"Почему бы и не помочь ребятам?— подумал я про себя.— Тем более Ирина просто так не попросит — половину аранжировок в 'Пламени' она сама делала — дал ведь Бог женщине абсолютный музыкальный слух — знает, что нужно. Да и в 'Самоцветах' все аранжировки ребята сами делали — Маликов приходил, и уже с написанной партитуры свои партии на басу играл."

-Рыба есть, чтобы иметь представление о чём речь?— спросил я, внутренне уже согласившись помочь.— Или с вами с нуля песню делать придётся?

-Есть,— улыбаясь ответила моя собеседница,— завтра сюда на репу принесу.

-А где у вас база то?— для себя решил уточнить я,— а то вдруг вопросы какие возникнут — как я вас найду?

-На Шабаловке. В бывшей церкви. Да я завтра плёнку принесу. Заодно и телефонами обменяемся,— вспорхнув с кресла, и наклонившись чмокнув меня в щеку, прощебетала Ира.— Володя, я побегу, наших обрадую. Увидимся ещё.

Вот ведь бой-баба. Наплевав на всех и всё в общем, и на Москонцерт в частности, вслед за парнями уйти из "Самоцветов" от Маликова в никуда — это поступок. Другое дело, что это абсолютно глупый поступок. Ну, да не мне судить. Да и давно это было. Только "Самоцветов" не видно совсем, а "Пламя" — вот оно, на сцене.