Когда выполняют контракты

Я вздохнул, и подошёл к холодильнику. Внутри не было почти ничего готового — семейный повар всегда готовил с нуля, не оставляя ничего на потом, но парочка шоколадок все-таки нашлась. Я положил их на стол к фруктам — вдруг девушке захочется перекусить, а Асмодей единственная, для кого смущение могло бы послужить препятствием.

— Эм... — девушка потупила взгляд. — Ну... Я... гуляла и случайно оказалась здесь. Я помешала?

Скажи это кто-то, кроме неё — я бы не поверил. Но это, черт побери, Асмодей — столп, которая действительно могла заблудится в зазеркалье. Хотя... Тут даже не заблудится, а просто зайти не туда.

— Конечно нет, Асмодей. Заходи, когда тебе будет угодно. — одно её присутствие вырывало запертую комнату вместе со мной в зазеркалье, так что я был более чем доволен — пока я здесь, рука не горит. Все таки со стороны госпожи давать такой дар было... Жестоко, даже по её меркам.

— Спасибо, Стефан. — девушка мило улыбнулась, и спрыгнула с подоконника, вплотную подойдя ко мне. — Старый козел ведь уже почти умер?

Я улыбнулся. Сестры, пожалуй, единственные... гм... существа на планете, чья фамильярность не царапала уши. В конце концов, они имели на это право. Да и черт подери, Асмодей просто умела подать фамильярность так, что она вызывала умиление, а не раздражение.

— Ему осталось меньше месяца. — я прикрыл глаза. Сдавливающая воля Кинзо находила меня даже здесь. Силён, ублюдок старый. Дьявольски силён. Не то, чтобы это ему помогло, впрочем. — Но давай оставим этот разговор.

Я прикрыл глаза. Только здесь, в этом странном, несуществующем мире я чувствовал себя по настоящему живым, ведь по руке вместо обжигающего пламени тек прохладный туман, а на смену вызывающей тошноту мути болеутоляющих приходила ясность и четкость мыслей. Все таки чары госпожи по настоящему полноценно действовали только здесь. И...

Да хватит уже врать самому себе, Стефан. Здесь нет ни одного Уширомии кроме тебя, и всем плевать на твой статус. Даже Кинзо, уже почти подохший, и тот в его нынешнем состоянии не дотянется в зазеркалье. А это... Это свобода, которую нельзя сравнивать ни с чем.

— Мы можем поговорить? — девушка смотрела странно смущённо. — Вернее, можно мне выговорится?

Хм. А вот это было действительно неожиданно. Асмодей... Всегда была одновременно открытой, и тяготившейся чем-то. Я никогда не влезал другим в душу, но раз уж она захотела выговорится... Я сел на кухонную стойку лицом к ней, постаравшись улыбнуться.

— Конечно. Если тебе хочется о чем-то поговорить — я всегда буду рад составить тебе компанию. — особенно если это будет происходить в зазеркалье, а не в реальности. Очень сложно держать себя в руках, когда сам мир всеми силами выжимает и отрицает крупицы магии, медленно поджаривая неудачливого мага.

Девушка улыбнулась, широко открытыми глазами смотря на меня. Надежда, грусть и что-то ещё, не слишком заметное и легко интерпретируемое.

— То есть ты выслушаешь? — её голос был настолько радостным, что моя, довольно искусственная улыбка превратилась в настоящую.

— Да, Асмодей. — я закинул ногу на стойку, и оперся о стену. Голова почти задевала шкафчик, но это было удивительно уютным местом. Не в последнюю очередь потому, что с двух сторон была стена, и все зеркала находились в поле зрения.

Девушка вздохнула, и села напротив, в задумчивости покусывая губы и не отрывая взгляда от рук. Да ладно. Она нервничает?

— Я... я рада служить госпоже Беатриче, но... я рада, но... — она покачала головой. — Мы заперты здесь. На этом острове, исхоженном уже во все стороны. Год за годом, десятилетие за десятилетием... Я схожу с ума, Стефан.

Её голос звучал пусто и горько. И если так подумать... Роккаджима. Микроскопический остров в западной части Японии, бывший совершенно заброшенным вплоть до последних пятидесяти лет, когда Кензо выкупил его. Что тут забыла госпожа? Как она могла погибнуть тут, в этой дыре, без возможности даже покинуть её?

Если так подумать, то Асмодей с сёстрами привела тут почти сорок лет, без возможности даже увидеть кого-то кроме Кензо, а он тот ещё мудак, при всём уважении, что я к нему питаю. И как она только ещё не свихнулась? Хотя понятно, как. Наши разумы это такая же собственность Беато, как и наши души. Потерять без её на то желания не выйдет.

— Знаешь, Стефан, у всех столпов есть... Мечта. — голос девушки откровенно дрожал. — Мы созданы по образу демонов, и каждая из нас привязана к своему греху. — она покачала головой. — Кого-то это устраивает. Вельзи для кулинарии хватает и того, что есть на острове, Люци замкнулась в своей гордости, и не желает видеть людей, Бель довольна и такой жизнью, но... Для меня это сродни пытке.

Так, если подумать... Левиафан и Маммон воплощают зависть и жадность, и будут стремится к новым достижениям и новым завоеваниям, а остров убивает любые амбиции. Сатана — эмоциональный вампир, обожающий выводить людей из равновесия, с её жаждой внимания сидеть взаперти должно быть просто мукой. Асмодей же... Не знаю. Я никогда не задумывался над тем грехом, который госпожа положила в её основу.

— Я... — 'могу чем-то помочь?' Не строй из себя идиота, Стефан, она уже десятилетиями сидит взаперти. Что может быть нужно узнику? — Если захочешь поговорить, или тебе что-то будет нужно — обращайся без колебаний, Асмодей. Я сделаю все... — 'что смогу'. Нет. Просто 'все'. Без уточнений.

Девушка посмотрела на меня широко распахнутыми глазами. Похоже, она даже не думала, что я предложу что-то подобное. Но это было правильным решением — она заслуживает хотя бы такой помощи. В конце концов, мы коллеги.

— А... С-спасибо, Стефан. — девушка улыбнулась... И по стеклу прошла четкая трещина, врезаясь в уши отвратительной трелью. Дьявол!

— Похоже, время на исходе. — такая же трещина появилась на всех зеркалах и окнах, разрастаясь с каждым мигом. Мир замещал то, что нарушало его законы. Асмодей успела только улыбнуться на прощание, когда трещины разрослись, и зазеркалье лопнуло:

В дверь стучала Шанон, а на часах было почти восемь утра. Дверь закрыта на ключ, как и окна, а значит, я не мог выйти. Слишком жёсткое нарушение в логике мира, чтобы магия Асмодей смогла его преодолеть. Я выдохнул, и прикрыл глаза.

— Шанон-чан, я не слишком хорошо себя чувствую. Я спущусь на завтрак через полчаса. — стук прекратился, и по ту сторону двери раздался звук постепенно затихающих, удаляющихся шагов.

Выдохнув, я расслабился в кровати. После полудня слетятся стервятники, рука уже снова начала гореть, а глаза и лоб так и не отошли после вчерашнего. Боги, как же я ненавижу этот мир.

— —

— Я должен сделать что? — сказанное отцом не укладывалось в голове. — Кинзо-сама, может быть мне стоит позвать Нанжо-сана? Вам явно не здоровится.

Старик нахмурился, и перед моими глазами резко потемнело. Я не успел даже дернутся, как в грудь врезался жесткий удар, выбивший из нее воздух. В рот будто набили ваты, руки резко свело за спиной, вывернув в плечах, а пальцы оказались скованы невидимой лентой. Ноги подломились, и я почти рухнул на колени. Отец прекрасно знал, как лишить меня любых шансов на ответ.

Не то чтобы я посмел ударить, право слово. Это ведь даже не треть его сил.

— Перестань хамить, истеричка. — старик покачал головой. — Ты все верно расслышал.

Я выдохнул. Осторожно, медленно — нормально дышать с замыкающими чарами на теле не получалось. В голове роились мысли, большая часть которых отдавала откровенной паникой. Это же самоубийство. Даже для меня. Я ему что, настолько надоел? Или... Я быстро перебрал все последние работы, сделанные для него. Дьявол, да все сделано идеально — и оба ритуала, и перговоры с этими недобитыми птичниками с островов, и церковники остались мной довольны...

Нет. Это неправильный путь. Он не ценит хорошо проделанную работу, воспринимая ее как должное — те, кто ошибается, у него долго не живут. Значит эта цель настолько важнее меня? Единственного подготовленного наследника, в которого он вложил годы и огромные деньги? Да ладно.

Хотя, когда еще начинать разбрасываться ресурсами, как не за пару недель перед смертью?

— Церковь попросила о помощи. Значит ты пойдешь, и обеспечишь им ее. — старик раздраженно дернул кончиком рта. — Ясно?

Я выдохнул, кивнув. Чары пропали, будто их и не было, и я, резко закашлявшись, рухнул на колени, схватившись руками за грудь. Разумеется, синяков на ней не было — персонапрессивный удар следов не оставляет, за что и любим. Я и сам смог бы так же... Не трясись так над каждой крупицей силы. Это Кензо скоро умирать, может себе позволить расшвыриваться заклинаниями.

— Ясно. — я вздохнул. — Я могу хотя бы узнать, зачем?

Ну не может ему быть не плевать на церковь, на этом островке они его все равно не достанут, а выбираться с него ему уже не придется — маловато времени осталось. Да и охотится на сильнейшего чернокнижника Японии они просто так тоже не будут — сильные заняты, слабые не справятся. Даже если весь остров трупами завалят — его это земля, и все тут.

Его — а скоро станет моя.

— Узнать — можешь. — Кензо вздохнул. — Видишь ли, Стефан, недавно, около недели назад, в Токио всплыл след ' Nochehuatl Quiauhticue'... — он внимательно посмотрел на меня, и право, было, на что посмотреть. Такого я не чувствовал уже давно.

Холод где-то в низу живота. Внутренности, медленно скручивающиеся в узел. Лоб и шея, внезапно ставшие прохладно-влажными от пота, будто их окатили из брандспойта. Я паниковал, когда меня отправляли в бой с церковью?

Тогда сейчас я, наверное, не умер от ужаса только потому, что мне стало слишком страшно, чтобы боятся. Исчерпался лимит, так сказать.

— Nochehuatl Quiauhticue... — я выдохнул. — Нет больше Токио, да?

Надо будет проверить новости. Слишком интересно, как внезапно ставший мертвыми, опустошенными землями мегаполис объяснят в новостях. Северная Корея ядерки запустила, что ли?

Кензо усмехнулся.

— Нет, пока стоит. — он отпил из воды из стакана, и внимательно посмотрел на меня. Осуждения в его взгляде не было — Quiauhticue это одна из тех немногих вещей, из-за которых позволительно паниковать. — А вот из Ниидзима вести резко перестали поступать.

Понятно. Минус пару тысяч человек. Хорошо еще, что тот, кто получил гримуар, догадался использовать его не в людных местах.

Хотя он все равно идиот. Даже подумать о том, чтобы использовать Quiauhticue...

У всего есть границы. Даже у тяги чернокнижников к магии.

— Если я хоть что-то понимаю, то через пару дней туда наведается целое боевое крыло какого-нибудь католического ордена с поддержкой дивизии местных сил самообороны, и выжжет все до состояния пепла. Чего ради нам туда лезть? — я внимательно смотрел на Кензо. Лезть в эпицентр сейчас — самоубийство. Даже хуже, чем самоубийство. Душу ведь тоже сожрут.

Пусть этим занимаются хоть экзекуторы, хоть солдаты, хоть ведьмы — мне плевать. Я туда не полезу. Нужно быть полоумным, чтобы хотя бы подумать об этом.

— Когда христианские палачи закончат зачистку, гримуар окажется потерян на ближайшую сотню лет... Или его все-таки запечатают, кажется в прошлый раз у них почти получилось. — Кензо вздохнул. — А мне гримуар нужен целым и невредимым... — он заметил мою реакцию, и, усмехнувшись, продолжил. — Не весь, разумеется. Всего пара страниц из третьей четверти восьмого круга.

Сначала я не понял, что именно он сказал. А потом...

— ДА ТЫ РЕХНУЛСЯ, ДОЛБАННЫЙ МАРАЗМАТИК! — только сейчас я понял, что у меня в обеих руках застыли клинки Азазель и Люцифер. — Сам подыхаешь, так еще и весь остров с собой забрать хочешь? Ты хоть представляешь, [что] может вылезти на зов?

Кензо рассмеялся. Кажется, мой крик его даже не задел. Хотя... скорее всего он именно этого и ожидал. Другую реакцию на настолько грубое нарушение главной заповеди любого мага представить трудно.

[В мире есть вещи, которые лучше не знать. В мире есть существа, которых лучше не призывать. В мире есть сущности, к которым лучше не обращаться.]

Зависит от того, кто ты, конечно. Но тварей из Quiauhticue лучше не поминать даже в мыслях. Я так даже и не вспомню сразу гримуаров посерьезнее. "О Пастырях", разве что. Все-таки европейских тварей церковь изрядно прополола в свое время. Господи, я, чернокнижник из семьи чернокнижников, радуюсь победам церкви. Услышала бы Хозяйка — вовек не отмазался бы.

— Я знаю, что делаю, Стефан. — он покачал головой. — И ты в любом случае выполнишь то, что я тебе прикажу. Выполнишь с максимальным старанием и прилежанием. Потому что когда ты вернешься с книгой, я подпишу тот документ, на который ты так надеешься.

Дьявол! Старик знал, на что меня цеплять, и прекрасно понимал, на что давить. Отказать я просто не мог. Не когда на кону стоит все, что я имею, потеряю и буду когда-либо иметь. Вот чем я вообще думал, когда заключал тот гребаный контракт?

Ах да, ничем. Мне просто было больно.

— Сегодня приезжают родственники. Ты точно хочешь, чтобы я уехал? — последний шанс. Твое завещание же порвут и устроят дележ наследства над не успевшим остыть трупом.

Кензо покачал головой.

— Еще пару месяцев я продержусь. Их тебе хватит. — я вздохнул, и сдался.

Он был полностью уверен в том, что говорит и делает. А значит мне придется отправляться в самое опасное местно на планете, чтобы скопировать пару страниц из книги, за владение которой на владельца ополчится весь мир. Просто превосходно.

— Хорошо. — я пожал плечами. — Отправляюсь я, в лучших традициях, без снаряжения и снабжения? Чтобы на смертника лишнего не тратить.

Кензо снова покачал головой. Какой-то он уж очень терпеливый сегодня.

— Нет, Стефан. Ты отправишься, набив рюкзак артефактами, а карманы — толстыми пачками долларов. — он усмехнулся. — Можешь взять из моих запасов все, что посчитаешь нужным.

Ох, какая же щедрость. Можно подумать, все эти артефактики тебе еще пригодятся. Да и к тому же... Не, он что, серьезно?

— Можете оставить их себе, отто-сан. — я внимательно посмотрел ему в глаза. В эти два гребаных черных тоннеля, от одного взгляда на которые начинает трещать шея. — Или я получаю карт бланш на воздействия, или за ритуалами вы можете отправляться сами.

Наглею, господи, как же я наглею. Но ему и правда нужен этот ритуал — и у него почти не осталось ни времени, ни сил чтобы торговаться. К тому же, это действительно в его интересах — на личных силах я не вытяну и пару стокновений с кем-то серьезнее человека. Так что придется вам раскошелится, Кензо-сан.

Старик покачал головой, и резко прикоснулся тремя пальцами к моему лбу. Темная вспышка, короткая боль во всем теле, горячая, почти огненная волна, прошедшая от лба до пят — во рту появился стойкий привкус крепкого до терпкости черного чая. Метка вспыхула — и к золотому символу бабочки на плече прибавился черный однокрылый орел. Отлично. Просто превосходно.

Я его дожал, черт побери!

Не прощаясь вышел, почти вылетел из кабинета. Хотелось смеяться и танцевать, меня покачивало, будто после трехсот грамм коньяка, и... Постепенно эйфория уходила, заменяясь привычной болью.