Дети Высокого Неба

— Нет! Мне все равно — парит он в Небе или лежит на Тверди. Мне нечем его подхватить — у меня все хваталки заняты. Груз я не брошу. Ты хочешь, чтобы я бросил тебя?

— Знаешь, если подумать, то мне тоже все равно — летит он или лежит. Мир твоему праху, парень. Или ты думал, что я соглашусь?..

— Не думал. Я все равно не собирался тебя бросать. Не среди дыхания.

— Вы убили его! Я знаю — убили!

Девушка бегала от одного летуна к другому, взмахивала руками, будто могла отрастить крылья и полететь туда, где остался Слышащий Хранителя. Ее дело — звать и надеяться, что зов услышат. А вот выбрать место, где зов могут услышать, сказать, насколько хорошо и громко она звала, и когда надо звать в следующий раз, и с какого места — всем этим занимался мудрейший Утарли. В Храме он был одним из трех лучших слышащих, работать с ним мечтали почти все девушки-зовущие. Только четыре девушки, что постоянно работали с Туксари и Маар-Асси, кланялись третьему Голосу хранителя не так низко, как остальные.

И вот Утарли исчез вместе с крылатым чудовищем, которое еще несколько дней назад несло ее, Нисасору.

— Вы могли его спасти, могли! Я знаю!

Девушка в очередной раз топнула ногой. И опять на нее никто не обратил внимания. И никто ничего ей не ответил. Кажется, ей и не собирались отвечать. И Нисасору кричала все громче и громче. И чем дольше она кричала, тем страшнее ей становилось. Она здесь никто, и никому не нужна. Она одна, вдали от Храма и без Слышащего ничего не сможет. И никто не будет ее искать — в Храме достаточно девушек, готовых служить и повиноваться. А место Третьего Голоса очень скоро займет Четвертый или Пятый. Вот если бы с гнездом получилось с первого раза. Или хотя бы со второго...

— Мы должны лететь! Искать! Нельзя сидеть и ничего не делать!

То из чудовищ, что несло груз, посмотрело на нее одним глазом, но даже не подняло голову от внушительного тюка, с таким ценным, а теперь уже бесполезным грузом.

— Вы... вы трусы и предатели! Все трусы и все предатели!

Но и этот крик ничего не изменил. Всё так же лежали на камнях чешуйчатые твари, чьи уродливые зубастые морды не могли вызвать ничего, кроме отвращения. Все так же спал чужак, у которого не было ни чешуи, ни крыльев, ни клыков. Как он мог подчинить себе огромное чудовище, Нисасору не представляла. Она каждый раз содрогалась, когда приходилось подходить к летуну и позволить ему коснуться себя. А тот как-то догадался о ее страхе и отвращении, и начал издеваться над ней. И не на земле, где можно было пожаловаться или отойти в сторону. Высоко над землей жаловаться некому, когда тебя перебрасывают с одной лапы в другую, и делают вид, что вот-вот уронят. А этот чужак даже спит в обнимку со своим чудовищем! Прижался к его брюху и спит. Он всегда засыпает, как только чудовище садится на землю. И спит долго, очень долго! И никто не пытается его будить. А когда Нисасору, кажется, на втором еще привале предложила растормошить соню, Утарли увел ее подальше от стоянки и сказал, чтобы она даже приближаться не смела к колдуну. Их дело, конечно, не терпит отлагательства, но они находятся среди дикарей, а те очень мало ценят жизнь. И свою, и чужую. Особенно чужую.

И Нисасору убедилась, как Слышащий был прав.

Проснувшись, он по привычке, ничем не выдал своего пробуждения. Не открывая глаз, прислушался, пытаясь сообразить, что изменилось в мире, не появилось ли чего опасного лично для него, Криса Тангера. Личное — первично. Это в любом мире срабатывает. Общество, даже из двух существ, начинается из "я" и "остальные". Или не начинается. Но "я" все равно остается. Если будет осторожно при пробуждении, во время сна, ну и между ними.

Спать, прижавшись спиной к чему-то теплому, Крис научился не так давно и уже в этом мире. Еще стал принюхиваться при пробуждении. Тоже привычка из этого мира. Почему-то в том, родном, в ней не было необходимости. И нюх тогда у него был послабее. Все-таки мир, где на сотню человек приходится одна машина, заметно грязнее мира, где этих машин пока еще нет. Из транспорта, местное население предпочитает ноги, и не только свои, кое-где используют корабли, а в некоторых местах даже крылья — иногда наемные.

Спине было тепло. Тело расслабилось и отдохнуло за время сна. Исчезли тупая головная боль и резь в глазах. Открывать их пока не хотелось, да и не требовалось. Ничего важного и неотложного не предвиделось. Рил тоже отдыхал и кормиться, похоже, не собирался. Та еда, что летун перехватывал в воздухе, притупляла чувство голода. Сам полет выматывал намного сильнее. Да еще в таких условиях. И угораздило Рила принять заказ! "Не смог отказать", — пусть он это кому другому скажет. Скорее всего, любопытно ему стало, еще и покрасоваться захотелось перед черными. Мол, сморите на меня и восхищайтесь — никто так не может, а я могу. Ну и что, что не сам, а с помощью бескрылого чужака. Крылья-то все равно мои, а чужака и за груз можно выдать или за дорожный запас. Легкий завтрак на рассвете или закате, когда под тобой полкилометра высоты — это так романтично! Вот и дохвастался, довыделывался перед черной красавицей...

Тело за спиной чуть заметно шевельнулось, намекая, что пора просыпаться. Почему-то одна только мысль о сне, в обнимку с бескрылым Рилом, вызывала чувство острого неприятия. А вот сон рядом с крылатым Рилом никаких неприятных мыслей не вызывал. Будто под боком у коня задремал. Хоть летун и побольше четырехкопытного друга будет, но под боком у крокодила Крису спать не доводилось. Бог миловал.

Трудно поверить, что, похожая на помесь стрекозы с крокодилом, тварь, безногая и шестирукая, имеет хоть что-то общее с крупным человекоподобным существом, покрытым мелкой чешуей разной формы и размера. И число конечностей у него тоже редко отличается от привычного.

— А зачем мне четыре руки там, где я могу справиться двумя? — ответил как-то Рил на невысказанный вопрос.

Это было еще в самом начале знакомства, когда многое замечается и воспринимается острее и вызывает повышенное любопытство.

— Таким меня создало Небо! — вот еще один из любимых ответов летуна.

Даже Хранитель не желал много рассказывать о нем, когда Рил был рядом.

— Они были до нашего прихода. Возможно, местные. Или воспользовались природным порталом. Сами на контакт не шли. Мы тоже не... нарывались. Нам с ними нечего было делить. Как теперь?.. не знаю. Мир меняется.

Где-то рядом спала Черная и постанывала во сне. А чуть дальше плакала бескрылая девушка. Горько и безутешно. Похоже, плакала давно и уже не на показ.

— Что дальше?

— Не знаю, — черный летун дернул спиной.

— Ты же старшая!

— Только в Небе. На Тверди всё решал Ликос.

— И ты доверяла ему такое?!

— А что делать?! — Митар опять дернула спиной, но крылья не хотели разворачиваться. Слишком много сил она потратила, чтобы удержаться в Небе. А когда Ликос захлебнулся дыханием... Брат слишком любил риск, но то, что допустимо на Тверди, в Небе может убить обоих. Вот они и договорились еще в свой первый вылет, кто кого ведет, где и когда. Ликос повиновался ей в Небе, всегда и везде, она же никогда не оспаривала его решений на Тверди, даже опасных. Так было интереснее жить. Вот только последняя идея Ликоса оказалась слишком опасной, и Митар не понравился болтливый чужак, которого заслушался брат. Но привычка "не спорить с братом!" все решила. Надо было менять привычку или оставаться одной. Привычка осталась — брата больше нет. И не известно, Море или Твердь получили его тело.

— Думать, кому и что доверяешь! — Серый летун был недоволен. Девушка, которая ему понравилась, оказалась не так умна, как хотелось бы. А дело, в которое он ввязался ради нее, теперь давило неподъемным грузом.

— Я думаю в Небе! А на Тверди все сложно, непонятно и так часто меняется!..

— Ты хоть знаешь, какой у меня груз?!

— Да, Ликос сказал мне, когда чужого не было рядом.

— А он говорил, где взял это?

— Да, — черная поерзала на камнях, устраиваясь поудобнее, и всем видом показывая, что слишком занята, чтобы смотреть на собеседника.

— А как он их получил? Это он тебе говорил? Или вы добывали их вместе?

— Я... я оставалась в Небе, а... а туда он ходил с чужаками. Я... я не видела, что они делали там... внизу.

— И сколько раз они ходили?

— Четыре.

— А почему тогда только три яйца?

— Один раз было уже поздно.

— И ты знаешь, что это значит?! — Бешеный дернулся, зашипел. Бескрылый, что спал возле него, недовольно зашевелился, но так и не проснулся.

— Догадываюсь. Один чужак остался там. Их старший очень злился.

— Это тот, кого нес вчера Ликос?

— Да.

— А зачем ты только поменялась с ним?! Оставила бы прежний груз, и мы бы знали, что делать дальше. А эта бескрылая то кричит, то плачет — никакого толка от нее.

— Ликосу понравилось ее пугать. В последний раз она чуть не упала.

— А ты пожалела ее и вмешалась.

— Вмешалась! Он действовал неправильно. В Небе.

— На Тверди он тоже ошибся...

— Нет! Он не мог!..

— За нами гонятся. И уже давно. Думаю, за вами тоже гнались. Или ты не заметила?

— Я... я не знаю. Мы часто меняли место и направление. А когда не успели на корабль, то... чужак почему-то очень злился, а Ликос смеялся. Ему всегда весело, когда кто-то злится. Или дерется. Я... не знаю, что там случилось.

— Они взяли единственное яйцо. Или полезли в Гнездо не одиночки и кто-то выжил. А теперь выживший догоняет нас.

— Может быть, не догонит?..

— Когда его зовут изо всех сил?.. Мы ведь сидим на месте. Я же не знаю, куда лететь. А ты?

— И я не знаю. А что же делать?!

— Это я у тебя спрашивал.

— Но я не знаю! И не знала!

— Спокойно. Я знаю, у кого можно спросить. И с кем посоветоваться...

— Да, да, — кивала девушка, с опаской поглядывая на чудовищ. — Есть особое место. Тайное и надежное. Его знает... знал Третий Голос, — Нисасору не собиралась говорить имя Слышащего. Даже, если его уже нет среди живых. Нельзя доверять имя колдуну — это знают даже дети.

— И где это тайное место?

Страшным и опасным колдун не выглядел. Но это ничего не значит. Колдуны выглядят так, как сами захотят. Этот вот хотел казаться молодым и заботливым. Предложил еды, питья и непромокаемое покрывало, чтобы не сидеть на голых камнях. Но все равно колдунам нельзя доверять! И врать им нельзя. И правду им говорить опасно...

Нисасору совсем запуталась. Лучше бы она погибла, а Утарли остался жить. Уж он-то разговаривал бы с колдуном по-другому! Да колдун и подойти бы к нему не посмел! Ведь не подходил же все эти дни, а тут... Третьего Голоса нет, защитника нет, страшный колдун рядом, чудовища тоже близко!.. Такие только пасть откроют и... была Нисасору — нет больше Нисасору! Даже одному не хватит поесть.

Девушка сжалась в комок и заплакала. Тихо и безутешно.

— О чем ты с ней говорил?

Крис сел рядом с серым летуном, прижался спиной к теплому, чешуйчатому боку, откинул голову, подставляя лицо ветру и солнцу. Черного летуна рядом не было — охотился на берегу. Или охотилась. Крис так и не научился правильно изъясняться. У Народа Неба не было особых слов, которые обозначали летуна-мужчину и летуна-женщину. Оба летуны, а мужчина или женщина и насколько им это интересно — с этим они разбирались сами — Небо в такие мелочи не вмешивалось.

— С девушкой? Она почти ничего не знает. Старший, похоже, всё держал в секрете. Лететь надо куда-то на континент, а вот где там искать "тайное и особое место", этого она не знает. Дорогу к храму она тоже не знает, если тебе интересно.

— А ты хочешь навестить этот храм? — серый летун шевельнулся, изогнул шею, чтобы лучше видеть лицо собеседника. Хотя собеседником его называть неправильно. Горло летуна, если он остается крылатым, не предназначено для разговора. А голова не предназначена для того, чтобы ею много и долго думать. Короткие мысли-команды легко принять и понять, а вот длительные разговоры и философские размышления ничего, кроме раздражения, не вызывали. Если велись в Небе. На Тверди длительность беседы уже не вызывала гнев и неприятие, а если закрыть глаза и подставить крылья солнечному теплу, то чужая речь даже успокаивала и начинала нравиться. Но, похоже, это относилось только к речи бескрылого напарника.

— Не в этой жизни.

Вот еще один ответ, который Рил научился понимать далеко не сразу. Зато, когда научился и стал им пользоваться... изумление собеседников доставляло ему огромное удовольствие.

— Так что нам с тобой придется подумать и о девушках, и о грузе, — сообщил Крис, не открывая глаз.

Посторонний наблюдатель мог бы решить, что эти двое — и летун, и его двуногий груз — дремлют, пригревшись под солнышком.

— Девушки?..

— У нас их две, если ты забыл. Она крылатая, другая бескрылая. Что делаем с ними?

— Можем взять с собой, можем оставить здесь.

— И что ты предлагаешь?

— Я уже предложил, — Рил понял, что Крис недоволен ответом, но вот почему недоволен — этого сообразить не смог. Да и не хотел долго соображать.

— Ладно, с этим вопросом разберемся потом, прежде поговорим с девушками. На тебе крылатая.

— Нет, — фыркнул летун.

— Чего "нет"?

— Ничего нет. И девушки на мне нет. Никакой. Я бы заметил, — иногда бескрылый напарник вел себя так глупо, будто только что вылупился.

— И не будет. Если ты не поговоришь с черной.

— О чем?

Вот за такие вопросы Крису Тангеру хотелось иногда кого-то убить.

— Узнай, хочет она остаться здесь или полетит с тобой.

— Куда "со мной"?

— Про "куда" будем думать, когда точно решим лететь. А то вдруг ей тут так понравилось, что она и сама останется и тебя уговорит.

— Нет.

— Что "нет"?

— Не уговорит.

— Почему? Тебе не нравится черная?

— Нравится — не нравится... о таком думают бескрылые. Их много — им можно. Летунов мало. Если я вижу девушку, и она от меня не улетает, значит, я нравлюсь ей, а она — мне.

— Тогда, почему "не уговорит"?

— Не сможет, не умеет.

— Летать умеет, а говорить... — удивился Крис.

— Не говорить — думать! — Рил разозлился непонятливости бескрылого. — За нее думал брат. Иногда.

— Тот, что разбился?

— Да.

— А кто думал за него? Когда он не думал...

— Она.

— Уникальная семейка! Или у вас все такие?

— Не знаю. За отца мне думать не приходилось. Он тоже за меня не думал.

— Он у тебя был черным или серым?

— Серым. По мне же видно!

— Да? Как скажешь. Надеюсь, не все черные такие умники...

— Не знаю. Я на черных мало обращал внимания. А серых еще не встречал.

— Ладно, Рил, что делать, понятно? Ты говоришь с черной девушкой, я — с белой, потом встречаемся и сообщаем друг другу, что выяснили.

— Понятно.

— Теперь с грузом... что будем с ним делать? Если улетаем, то пустые или нет?

— С грузом нас найдут.

— Если найдут, что с нами сделают?

— Будут убивать.

— Рил, а ты подраться хочешь?

— С кем и за что?