Кукушонок

В большой зал на ужин набилась целая толпа народу. Семья Орлов в полном составе, командиры войска, и старшие слуги сидели за большим столом на возвышении. Это был единственный нормальный стол в моём понимании. Остальные были разборными: столешница на козлах. Места за столами быстро занимали слуги рангом поменьше, рассаживаясь по лавкам. Пол был застелен чистой соломой, что обеспечивало хоть какую-то гигиену в зале, куда набилось человек пятьсот. Я сидел на стуле за главным столом и взирал на средневековое общество. Таким большим составом ужинали не всегда. Обычно в большой зал приглашали человек двести. Это столпотворение было вызвано изменениями в семье графа.

Когда разнесли еду и напитки, граф обратился к собравшимся:

— Как хозяин и защитник земель графства, я обязан заботиться о тех сирых и убогих, коих укусила судьба. Инизамгор за краткий срок лишился матери и наставника. Едва не погиб на болотах, а вчера спас из когтей Скрежетателя детей Заболотной. И если судьба наказала его, то я могу вознаградить. С этой минуты Инизамгор мой сын для всех и каждого.

Эта простенькая формула была юридически достаточной. Графу ответил одобрительный рёв воинов, стук ногами и кулаками. За нашим столом царила более сдержанная радость. Лицо моей новоприобретённой матушки Валотии на долю секунды перекосила любовь к новому родственнику, сменившись более приличествующей моменту благосклонной улыбкой: для неё произошедшее было сюрпризом, и я был готов поставить все свои богатства против крысиного хвостика, что ночью Викору Орлу предстоит долго объясняться с супругой. Валотия подняла в мою честь кубок. Признание, если не сложившегося положения, то определённых заслуг.

Старший сын одобрительно улыбнулся. Отец рассказал шестнадцатилетнему Лагруму о своих планах, и он нисколько не был удивлён. Рослый и крепкий — настоящий образчик рыцаря, он уже сейчас подменял своего отца во множестве дел. Умный парень, не склонный к интригам: образцовый старший сын. Как и его сестра Амаис, он был ребёнком от первого брака графа. Его мать умерла, рожая третье дитя. Повитуху повесили за убийство жены и дочери графа, но чем это могло утешить годовалого Лагрума и двухлетнюю Амаис? Недостаток любви навсегда пропитал этих детей. Валотия была добра к детям, но особо их не любила. Лагрум искал одобрения отца, проводя всё свободное время на тренировках воинского искусства, Амаис же превратилась в холодную и расчётливую принцессу.

Про неё стоит рассказать подробнее. Впервые увидав Амаис за столом, я на пару мгновений сбился с мыслей. Она была чудо, как хороша. Не удивительно, что эта сладкоголосая фея с золотыми волосами очаровывала молодых и стариков. Необъяснимым было другое: она была так умна и колка, что бежали от неё столь же быстро, как до этого стремились к ней. Думаю, что главной причиной её вредности был возраст: трижды её помолвка отменялась из-за того, что Орёл не смог собрать приданое. Её взяли бы и с одним сундуком, но Орёл был графом, и статус требовал соблюдения приличий. Денег на них не было. Орёл состоял личным вассалом короля, но это не делало его богаче. Наоборот, из-за постоянных конфликтов с герцогом, он нёс непомерно большие траты. Амаис услышала отца, лицо её побелело, она почти заплакала, наклонившись вниз, потом рассердилась, снова посмотрела на меня и озорно улыбнулась. Я понял, что ничего хорошего такая радость мне не обещает.

Младшие Орлы таращились на меня согласно возрасту. Шестилетний Хитор был в восторге. Десятилетний Даклун переглядывался со старшим братом, переходя от удивления к подозрительности. Векер был сверстником Замгри, и смотрел на него с явным неодобрением, с каким-то презрением. За нашим столом было не так много людей, и я успел посмотреть реакцию всех. Она была разная. Старшая служанка Одра пыталась соответствовать своей хозяйке, а главный конюх Маати погрузился в размышления. Он в уме пытался представить себе перестановки в своём хозяйстве из-за нового лица. Чем-то таким же был занят и казначей, воспринимая меня, как ещё одну строку расходов.

Командир правой руки Кыстор, наоборот, понимал зачем я понадобился графу, и надеялся на рост доходов. Личный слуга Викора Орла давно разобрался в хитросплетениях его характера, и умел предсказывать желания и мысли хозяина, что для слуги — великое подспорье. Хранитель замка Эфиш был рад увеличению военной силы, но с сомнением относился к моим способностям. В замке он отвечал за обучение детей всем полезным наукам, и боялся, что граф не просто так помянул убогих. Командир гарнизона Денкель тихонько попивал, стараясь не вникать в интриги. Его удивила история со Скрежетателем, но он не знал насколько она правдива. Дворецкий Клоти, которого я про себя назвал завхозом, уже всё знал, и просто улыбался.

За столом было ещё несколько человек, но я их тогда не запомнил. Они сидели тихо, и мало общались. Только герольд Слинти привлекал внимание своим громоподобным хохотом. Все ели и пили, обсуждали дела и планы. Кухня была относительно простой. Мясо, овощи. Мясо с овощами, и овощи с мясом. Два больших пирога. Густой соус, или суп. Каша из неизвестного злака. Затвердевший бледно серый кисель, нарезанный кусками. Хлеб и разбавленное вино. На десерт сыры, мёд, засахаренные фрукты. На пирах могли подать и что-то более изысканное, но у нас был ужин в узком семейном кругу. Признаюсь, что керамическая печь в деревне натолкнула меня на мысль о том, что с кулинарией здесь не так грустно, как было в тёмные века на Земле. Я был прав, но только отчасти. Развитая кулинария ещё не имела своего клиента, а без него не могла развиваться. Этот провал таил огромные возможности для меня.

С виду всё просто: люди кушают вместе. Нет. Совместная трапеза — это основа любой общности. Счастливые и несчастливые события мы отмечаем вместе. Делим между собой радость и горе. Граф Орёл придерживался старых традиций, устраивая подобные банкеты довольно регулярно. Ценой личных неудобств и некоторого увеличения расходов, он демонстрировал единение с войском и слугами. Личную преданность этих людей графу трудно представить. Так работает экономика дарения. Одаривая человека, даритель получает негласный кредит. Это не только основа коррупции, но и древняя суть единства. Воинского братства, корпоративной этики, семейных традиций. В этом случае послание предельно просто: все блага от феодала — вот его суть.

Средневековье — это период жёсткой иерархии в обществе. Человек прикован к своему происхождению, месту, хозяину. Извернуться и залезть куда повыше практически невозможно. Единение с хозяином стирает эти рамки. Именно по этой причине все так любят корпоративы, особенно большие начальники. Совместное застолье с выпивкой рождает мнимое чувство общности. Умом человек понимает, что между ним и начальником — пропасть, но пьяная обезьяна внутри пытается убедить в обратном. Древние римляне устраивали в конце года праздники 'сатурналии', когда хозяева прислуживали рабам за столом. Пять дней в году можно было и потерпеть.

Я был сыт в тот момент, когда садился за стол, и это обжорство грозило разорвать мою тушку. После ужина, обмена любезностями и словами искренней преданности, я был свободен. Половину разговоров за столом я не понимал, зато вторая позволила мне составить некоторое впечатление о людях замка. Всё это хорошо было бы записать, но мне требовалось растрясти брюшко. Я вышел на свежий воздух. Шёл мелкий дождик, из-за клочков туч проглядывала луна. У неё красивое имя — Нара, и она раза в полтора больше нашей.

Я погулял с четверть часа, и пошёл к себе. Ужин Орла позволил понять, что граф хорошо держит бразды власти. Искать себе помощников для организации бегства было практически бесполезно. Обмануть их можно, но если они что-то заподозрят, то сдадут меня мгновенно. Люди графа останутся ему верны в любой ситуации. Если и есть здесь паршивые овцы, то они достаточно умны, и платят им недруги графа. Голодранцу вроде меня остаётся только его собственная голова, друзья-приятели, да всё, что можно получить от графа. Любой местный ребёнок после такого обходительного обращения превратился бы в верного слугу графа, но я не был ни ребёнком, ни местным.

Нужно было ещё многое сделать, обдумать, постараться изменить, но я устал. Гулять по замку не хотелось. Я взял свой дневник и стал записывать события шестого дня. В спокойной обстановке уединения я смог набросать примерный план. Из всего, что я слышал прежде был один вывод: только город Хегль мог укрыть меня. Мне предстояло стать кем-то нужным для города, одновременно, не всполошив никого в замке. Задача не из простых. Все мои возможные контакты с городом отсекались старшими слугами. Первым делом понадобится возможность выбраться из замка. Не для бегства, для того, чтобы поболтать с купцами. Когда научусь писать, можно будет отправить сообщение кому-то из недружественной графу верхушки города. Сначала надо заинтересовать, потом завести совместные денежные дела, и только после этого можно просить об убежище. Иначе я сменяю один ошейник на другой. С такими мыслями я лёг спать. Снилось мне что-то хорошее, кажется, свобода.

За несколькими стенами из камня.

— Викор, ты не думаешь, что слишком рискуешь? Гнев герцога будет безудержным. Вы и так с ним на ножах, а теперь он сможет настроить против тебя и Его Величество.

Граф обнял жену, и ответил:

— Валотия, не будь такой пугливой. И король, и герцог могут не узнать о мальчике до первой экспедиции. Если егеря вместе с Замгри найдут что-то ценное, то мы сразу сможем выплатить отступные. Я послал Денкеля сразу же, как получил известия. А он успел объяснить всё старосте. Из замка наша маленькая тайна не выскользнет, я верю своим людям.

— Но зачем так рисковать?

— Смотри сама: хорошо обученные егеря ходят на болото три, или четыре раза. После не возвращаются. Если они найдут хоть что-то один раз, то окупят всю подготовку. Дважды — принесут большой доход. Те, на ком метка Хозяйки, ходят туда десятки раз, и гораздо глубже в Топь. Они словно чувствуют, когда болото их ждёт. За пару лет Замгри принесёт нам такой же доход, какой должны бы платить смутьяны из Хегля. С такими деньгами я без малейшего труда подкуплю чернь города и верну его себе.

Валотия прижалась к мужу:

— А он не помрёт на болотах? Слишком хлипкий, взгляд дурной, не знает, как себя вести надо.

— Помрёт, значит такова Их воля. Выживет — будет у нас и Хегль, и торговля с половиной королевства. Его Величество не любит болота, но весьма благожелателен к подношениям.

Об этом разговоре я узнал много позже от личных слуг графа и графини. Согласно традиции, они ночевали в спальне своих господ, правда без удобств.

День седьмой — День двадцать первый.

С утра я понял — пора подводить итоги недели. Я был жив, здоров и в относительной безопасности, что не могло не радовать. Вместе с тем, я оказался в самом центре средневекового бардака, ошибочно принимаемого за порядок. Пока мне просто везло. Повезло не убиться, не сдохнуть на болоте, не умереть от местной чумки, не стать кормом для монстра. А вчера мне выпал джекпот — преодолев бездну социальной пропасти, я приземлился в мягкое тёплое место родственника графа. Местные и мечтать о таком не смели, а я всё ныл. Правда местные и живут мало. Может эти мысли пришли мне не на седьмой день, но я помню их хорошо. Отношение к жизни пришлось менять.

Мой скептицизм нельзя считать плохой чертой характера: я жив и пишу эти строки только потому, что не стал вживаться в роль средневекового человека. Я всегда помнил о долгом пути человечества, и путь этот был преодолён не благодаря приспособлению к окружающей среде, вовсе нет. Мы всегда подстраивали среду под себя. Огонь души полезен, когда ведёт вперёд. Теперь мне нужен был чёткий план, позитивный настрой, и выверенный путь прочь от излишнего риска. Грузовик с дополнительными жизнями перевернулся на другой улице, и мою единственную, мне нужно защищать изо всех сил. Очень скоро меня буквально ткнули мордой во все мои недостатки.

С раннего утра под присмотром графа Денкель проверял мои навыки. Я поднимал тяжести, бегал, прыгал. Лицо графа постепенно становилось всё более хмурым. Денкель озвучил его опасения:

— Больно тощий. Три месяца откармливать надо.

Признаюсь, я специально делал всё хуже, чем мог, но притворялся не слишком сильно: сказывались последствия вчерашней конной прогулки. Понять меня не сложно: граф не рискнул бы послать на болото добытчика, которого может пристукнуть поварёнок, а я не стремился снова встретиться с чудовищами. Оставив в стороне мою немощь, воители решили проверить мои навыки с оружием. Тут мне даже притворяться не пришлось. Под хохот братцев Векера и Даклуна я опозорился с мечом и с копьём. Как со щитом, так и без. Из лука я стрелял ещё хуже, чем фехтовал. Кто-то предложил даже попробовать дать мне дубину, но подзатыльник быстро прекратил эти разговоры.

Денкель повторил:

— Больно тощий. И не умеет ничего. Три месяца — не меньше.

В этот момент я ощутил себя победителем. Задача минимум была достигнута, и я спокойно пережил избиение деревянным мечом, оформленное, как поединок с Векером. Он не особенно старался, больше выделывался, а я защищал только голову. Я хорошо понимал, что мне не тягаться с опытным пользователем меча, даже игрушечного, поэтому собирался не подпускать любителей махать острыми железяками близко. Здесь не знали ни арбалетов, ни двуручного оружия пехоты. Да и с доспехами беда.

После избиения меня направили на первую тренировку. Описывать этот долгий и изнурительный процесс не стоит. Просто запомните: трёхразовые тренировки — залог здорового сна и дикого голода. Опыта у приставленного ко мне сержанта было не занимать, гонял он меня жёстко, но аккуратно. Литеви был воякой лет с десяти, и к тридцати успел прожить в войске целую жизнь. Он был наёмником, городским стражником и телохранителем, а сейчас стал сержантом-наставником в войске графа. Прибыл он недавно, и не успел прикипеть ни к месту, ни к людям. Этим он запомнился мне особо. Солдаты боялись его, как огня, считая злыднем. Я же помню его добрым малым, отлично игравшим злобного сержанта для своих подчинённых, и навсегда останусь благодарен ему за военную науку.

После завтрака я не смог бы сбежать от хранителя замка при всём желании. Эфиш производил сложное впечатление. С одной стороны, он был умнейшим человеком из всех безземельных рыцарей, каких я видел. С другой стороны, такого пьяницу и головореза нужно ещё поискать. Эфиш был предан не Орлу, а замку Орла. Иногда казалось, что он играет в какую-то игру, где все фигурки в замке должны быть на местах. По пьяни он становился чрезмерно обидчив и драчлив, а в бою стоил десятка. Он так часто объяснял разным людям тонкости военного искусства и благородного фехтования, что и сам понял. Характер его подошёл бы какому-нибудь учёному, но не рыцарю: скрупулёзный наблюдатель и талантливый педагог-самоучка. Пока трезвый.

Буквально в пять минут разговора он выяснил, что я не такой дурень, каким кажусь. Простыми вопросами он умудрился обнаружить во мне глубокие знания не по чину. Я ещё раз поблагодарил легенду о добрых Хозяйках Топи. Поверил ли он? Я не знаю. Но с этого момента мы устроили эдакий интеллектуальный бартер. Он рассказывал что-то мне, а я ему. Он ничего никогда не записывал, и было не похоже, что он стремится передать эти знания кому-то. Для него они являлись ценностью сами по себе, Эфиш хранил их так же, как стрелы и щиты, лес и зерно, соль и графскую казну. Он понимал бесполезность большей части этих знаний для себя, но поражался мощи цивилизации, стоявшей за ними.