Лес — это же наш лес! — пересекал отряд. Десятка три головорезов, одетых и вооруженных настолько разнообразно, что никакими крестоносцами здесь и не пахло. Ведьма ещё раз пошевелила ладонью, приблизив изображение к ядру отряда, затем начала подстраивать зеркало — похоже, целью настройки был режим автосопровождения. Вскоре картинка в зеркале зафиксировалась — теперь мы видели только четырех шагающих в центре... существ. Один из них точно был человеком — но стати богатырской. Был он немолод, густую коротко подстриженную бороду уже изрядно побило сединой, но ещё крепок — широкие плечи не гнулись под тяжестью многослойного пластинчатого доспеха. И оружие, и вооружение богатыря были чисто славскими — в отличие от той смеси, что нацепил на себя давешний "рыцарь". Рядом с ним легко скользил сквозь лес некто в наряде, ассоциирующемся у меня с легендами о Робин Гуде — длинная серая рубаха, поверх неё — короткий зеленый балахон, вырезанный зубчиками по подолу и подпоясанный широким ремнем с узким прямым мечом в ножнах, здоровенным ножом и оправленным в серебро рогом, сверху — обшитый корой и ветками зеленый плащ с откинутым на спину капюшоном, зеленые чулки, башмаки с острыми носами... Только лук в руках у него был неподходящий к образу — ничего общего с длинной деревянной палкой с привязанной к ней веревкой. Темно-зеленый, в цвет молодой листвы, дважды изогнутый лук "лесного брата" был оружием куда как более опасным — из этого наверняка сложносоставного чуда хороший лучник мог всадить стрелу в цель за четыре — пять сотен шагов! А судя по ушам незнакомца, замеченным мною, когда бабка мельком перешла на крупный план, этот должен был оказаться не просто хорошим, а запредельно великолепным лучником. Поскольку уши у него были заостренные, и мочек не имели! Эльф! Причем наглы-ый! Тонкий серебряный обруч с зеленым камнем над переносицей не только удерживал длинные золотистые с прозеленью волосы от падения на лоб, но и открывал уши — надо думать, вполне преднамеренно!

Позади этой колоритной пары шли двое, также не страдающие от отсутствия индивидуальности: обросший не то что волосами, а скорее даже шерстью или мехом громила, превосходящий размерами даже идущего впереди богатыря, но вооруженный чуток победнее, и рослая дева, всем своим обликом напоминавшая валькирию — мельчайшего плетения серебряная кольчуга, усиленная надетым поверх "бронежилетом", покрытым мелкой красновато-золотистой, в тон волосам, чешуей, и тех же цветов чешуйчатые наручи, легкий конический шлем с серебристыми крылышками, бармицей и опускной стрелкой для носа. Из-за спины у "валькирии" торчали рукояти двух узких легких сабель, на крутом бедре топорщился оперенными стрелами открытый колчан, а лук у неё в руках был в пару эльфийскому, только не зеленый, а синий с серебром. Громила был облачен в помесь того же наряда "мейд фо Робин Гуд" со старомодным доспехом — длинная вороненая кольчуга поверх балахона и круглый шишак с полумаской. Сейчас он был сдвинут на затылок, открывая окружающим густые волосяные заросли, из которых скалой выступал могучий нос, слегка смахивающий на крючковатый рубильник моей гостеприимной хозяйки. Зеленый плащ с нашитым поверх лохматым камуфляжем был примят закинутым за спину большим овальным щитом, также покрытым зелеными и серыми пятнами, не то следами удачной попытки нанести размывающую окраску, не то крайне неудачной попытки нарисовать какой-то герб — что-то вроде серого ежа или кого-то вроде этого на зеленом поле. Вдобавок к луку он вооружился тяжелым прямым мечом, просунутым в кольцо на поясе, и окованной железом по всем четырем граням двуручной полутораметровой палицей, имеющей по три длинных стальных шипа на каждом ребре, острый подток внизу и длинное копейное острие сверху. Это страшное в умелых руках оружие, способное крушить добротные рыцарские латы с неимоверной легкостью и иронически прозванное каким-то острословом "добридень" — от приветствия, которым сопровождался каждый удар — громила нес, не просто удерживая одной рукой, а ещё и помахивая! Словно прутиком каким-то!

Ещё где-то среди бойцов мелькнула невысокая круглая фигура в рясе, но с арбалетом и коротким мечом за спиной, двое закованных в западноевропейского образца латы рыцарей, а также ещё четыре или пять "Робин Гудов". Все остальные были вооружены вполне по-славски: кольчуги, усиленные на груди либо несколькими рядами вплетенных пластин, либо одетыми поверх зерцалами или сплошь покрытыми стальной чешуей длинными жилетами из сукна или толстой кожи. В руках они сжимали бердыши или рогатины, на поясах позвякивали сабли. На щитах мешались разнообразные кресты с трехлучевыми звездами, медведями, волками, хищно улыбающимися солнышками и какими-то языческими образами. Впрочем, возможно, это были образы святых, немилосердно испоганенные художниками.

— Алёнушка? Видишь этого вот? — бабка ткнула длинным желтым ногтем в эльфа. — Хорошенько запомни, учти токо, что это только зеркало мое сквозь маски видит, а так ты его узнаешь только по одежде да оружию. Значит, див, чугайстр, оборотень... Эта вот, в доспехе, веет от неё чем-то... странным. Тоже не человек. И два десятка воев славских непомороченных да семеро воев закатных, также заклятиями не опутанных. Хороший отряд. Крепкий. А вот кто у нас командир...

И тут, как по заказу, богатырь, широко шагавший рядом с эльфом, снял шлем, обнажив давно не стриженную шевелюру, обильно тронутую сединой. Василиса Микулишна грубо выругалась, лихорадочно зашевелила пальцами, настраивая хрустальный шар на крупный план. Наконец, голова воина заняла весь экран — из зеркала смотрел витязь лет сорока пяти: внимательный взгляд твердых серых глаз, небольшой шрам поперек лба и медальный профиль, которого не постыдился бы и какой-нибудь Цезарь. Хорошее лицо — чувствуется, что он, повидав всякого, все же не ожесточился. Как поэтически выразился какой-то писатель — его глаза не превратились в амбразуры дота, из которых посверкивают оледеневшие осколки разорванной души.

— Как... интересно, — протянула Василиса Микулишна ТЕМ САМЫМ тоном, говорящим, что если бы не опасение разрушить мир, или, как минимум, ближайшие окрестности в радиусе действия тактического атомного заряда в пять — шесть килотонн — чему примерно аналогично проклятие столь могущественной ведьмы...

— Кто это?

— Это? Это, Алёнушка, неприятности. Большие и очень... странные. Боярин оборонного приказа Никон Савич Кабанов-Ракитин по прозвищу "Одинец", воевода воздушного наряда Большого Полка... Здесь! И один!

— Бабушка, у него же три десятка головорезов!

— Ему, внученька, весь армейский воздушный наряд подчинен — а там и ступы боевые, и Змей-Горынычи поддержки, и дружина верная на коврах-самолетах, метлы разведывательные... По энтим меркам три десятка пехоты — так, семечки. Плюнуть и растереть. Если б он здесь по государевой воле был, нам на голову сотня ковродесанта при двенадцати ступах и шести Горынычах свалилась бы, аки гром с неба ясного — я бы и словечка ещё не молвила, а заместо терема уже одни уголья жаром пышут! А это, я бы сказала, его личная дружина и отряд малый наемный. А ежели он здесь только со своей дружиной, то и дела у него свои. Личные!

Я поняла только, что к нам в гости пожаловал местный главком ВВС, но не как таковой, а как обычный генерал — если бы он прибыл в качестве совсем уж частного лица, то охраны при нем было бы человек пять, а то и того менее. Судя по количеству и качеству охраны торговцев, возивших при себе оч-чень немаленькие деньги, дороги Славии были безопасны если и не абсолютно, то чертовски близко к тому.

Витязь повернул голову и зашевелил губами — ведьма в ответ зашевелила пальцами, и картинка тут же скачком отпрыгнула так, чтобы на экране были видны витязь и "Робин Гуд" одновременно. Ещё одно замысловатое движение — и зеркало взорвалось звуками. Значит, оно могло не только подглядывать, но и подслушивать!

Негромкий разговор шел на языке, в котором проскальзывали отдельные слова, казавшиеся мне знакомыми, однако уловить смысл беседы мне так и не удалось — в отличие от Василисы Микулишны. Она слушала так, будто понимала не только каждое слово, но и каждый намек вплоть до самого тонкого.

Если и есть на свете люди, обожающие смотреть передачи "нон-экшн" на совершенно непонятных им языках — в чем я лично сомневаюсь — то меня это "развлечение" скоро достало по самое не могу. Вскоре я могла уже описать каждую, даже самую мельчайшую деталь одежды и вооружения обоих собеседников — от исполненной в лаконичной черной с серебром филиграни рукояти "китайского" меча Робин Гуда (его имя было единственным, что я смогла разобрать — собеседник называл его Робином Форестье) до похожего на золотой иней узора на мелкой чешуе доспеха славского воеводы.

Дорога через лес заняла у отряда больше получаса. Выйдя на окраину болота, отряд рассредоточился, и путь по тропинке продолжили только воевода, див и один из славских ратников, судя по золотой отделке зерцала и шлема — не из последних в дружине. Вот они миновали первые ворота... вышли из тумана... и ударили в колокол!

— Ступай вниз, внученька, возьми в оружейной щит треугольный белый. Он там один такой, не ошибешься. И ступай к тропинке. Жди меня там. Ясно?

Я отсалютовала, вскинув к виску два пальца, повернулась через плечо, пристукнув каблуками, и побежала исполнять. Кроме щита, найти который было действительно нетрудно, я прихватила из арсенала ещё полюбившийся мне зерцальный доспех, "звезду" и лук со стрелами.

У зарослей не было видно и следа кошек — кустарник давно уже сомкнулся за ними. Зато были видны глубоко вмятые следы каменных статуй с огорода. Судя по ним, големы заняли позиции по обе стороны тропинки в непосредственной близости к ней. Что было вполне логично — я бы не взялась сказать, сколько сил потребуется кому бы то ни было для того, чтобы прорваться через шесть мраморных "девушек с веслом", стоящих в самой гуще заколдованного вдоль и поперек сверхколючего терновника, некоторые из шипов которого способны пробить даже кольчугу, а другие настолько ядовиты, что одной иголки хватит для немедленной смерти. Именно эти шипы, кстати, тучей вьющиеся над кустарником пикси использовали в качестве наконечников для своих дротиков. Каждого "пастуха" или "пастушку" сопровождали пять или шесть пчел.

Колокол отзвонил ещё три раза, прежде чем ведьма показалась на крыльце терема — и каждую минуту этого времени она потратила с невероятной пользой: теперь ей нельзя было дать и тридцати лет!

Грива искрящихся черных волос, ниспадая ниже осиной талии и доставая до ягодиц, очерченных облегающим алым шелком, казалось, жила собственной жизнью, лишь слегка укрощенная открывающим алебастровый лоб золотым обручем со свисающей над переносицей подвеской с крупным рубином. Глубокое декольте предоставляло взору верхнюю часть высоких крепких грудей, а хулиганские разрезы почти до самых бедер обнажали длинные стройные ноги, кажущиеся ещё длиннее и стройнее из-за черных шелковых чулок и высоких каблуков. Пояс, собранный из золотых пластин, стягивая тонкую, двумя пальцами охватить, талию, оборачивался дважды, вторым витком свободно спускаясь на левое бедро почти до самого разреза — из-за этого просунутый в кольцо на нем длинный узкий меч, горящий полированной до серебряного блеска сталью клинка и золотом и рубинами рукояти, почти касался земли. Справа на поясе висел тонкий серебряный кинжал с крупным изумрудом в диске оголовья. На подчеркивающей белизну кожи и благородную длину высокой сильной шеи черной бархотке пламенела рубином серебряная трехконечная звезда. Глаза у неё теперь были синие, цвета лучших сапфиров, но в три тысячи раз теплее, а губы — полные, влажные и зовущие.

— Ну, чего уставилась? Маленько привела себя в порядок за-ради такого случая! И зачем ты на себя столько всего нацепила, а? Сказано же было — БЕЛЫЙ щит! Снимай саадак и колчан немедленно!

Вот так я и вспомнила, что во всяких там варяжских и викингских романах белый щит означал мирные намерения и вызов на переговоры — оттуда и современный белый флаг пошел. Значит, мне предоставлялась почетная роль парламентера. И точно — не миновало и минуты, как я, миновав расступившийся по мановению волшебницы кустарник, вышла на тропинку. Семьдесят метров до острова колокола внезапно показались огромным расстоянием — примерно как от Земли до Луны без ракеты. И вовсе не из-за виляющей подобно спятившей змее дорожки! Репутация эльфов в области стрельбы из лука не предполагала промаха на такой дистанции — не говоря уже о меньшей. Не грела даже твердая уверенность в том, что убивший меня не проживет и секунды после этого замечательного события.

Пока я переставляла деревянные ноги по дороге к ожидающим под колоколом Никону Одинцу, Робину Форестье и безымянному славу, мысли у меня в голове крутились и подскакивали, совершали пируэты и ещё более странные телодвижения. Я видела множество фильмов, детально расписывающих разнообразные случаи с захватом заложников — и данный отличался от них только использованием магии вместо банальной "мертвой руки" и холодного оружия вместо пистолетов. Как правило, в конце концов в закат уходили герой и героиня, в крайнем случае — герой, героиня и малыш/малышка-заложник/заложница. Я же явно не была ни первым, ни второй, ни тем более третьим... И место мое было в оставленной позади груде трупов.

Я никогда позже не могла вспомнить, что меня толкнуло на эту шуточку:

— Моя госпожа, волшебница Йеннифэр из Венгерборга, приветствует славного воеводу и приглашает его войти!

Надо ли говорить, что предписанный мне ведьмой текст был совершенно иным? Думаю, не надо.

— Благодарю за приглашение, красавица, и с радостью его принимаю, — воевода с поклоном улыбнулся, сверкнув отличными, совершенно не средневековыми зубами.

Я так же деревянно развернулась и зашагала обратно, просто-таки лопатками чувствуя на спине холодный эльфий прищур. Василиса Микулишна была права — без Зеркала он казался совершенно обычным человеком. Честно говоря, не удивилась бы закрытым у меня перед носом воротам и сомкнувшимся зарослям — однако хозяйка не унизилась до подобной мелочности. Кусты образовывали зеленый сводчатый коридор, на дальнем конце которого, озаренная ярким солнцем, стояла она. Колдунья. У воеводы вдруг сделался такой вид будто его ударили по голове чем-то большим, мягким и совершенно ОЧАРОВАТЕЛЬНЫМ — во всех смыслах этого слова.

— Приветствую тебя, госпожа Йеннифэр.

— Меня зовут не Йеннифэр! Это просто глупая шутка моей... племянницы. Я — Анастасия Вороний Грай из Полуночьска-на-Медведице. А это — моя двоюродная племянница Алёна Никитишна, тетушка поручила мне присмотр за ней на время своего отсутствия по делам. Что привело в наши дебри славного Никона, сына Саввы из рода Кабановых-Ракитиных?

— У меня где-то здесь племяш пропал. Родной! — посуровел лицом воевода, с трудом отрывая взгляд от выреза платья. — Говорили люди, что последний раз его неподалеку отсюда видели. Может, встречала паренька? На вид лет пятнадцати, но высок и в плечах широк, волосы черные, глаза серые, бороды ещё не растет...