Зеркальность

Первый удар поджидал меня в гостях у друзей Георгия. Я забыла отметить одну немаловажную деталь, впоследствии повлиявшую на меня и мое отношение к жизни. Как-то незаметно мы с ним прекратили поддерживать всякие контакты с моими прежними знакомыми; с некоторыми из них мы раньше очень неплохо дружили. Но ритм жизни моего мужа, моя загруженность на работе и совершенно искренние старания проводить как можно больше времени с любимым человеком привели к тому, что мне пришлось забыть визиты к подругам и связать себя с его интересами. Не то чтобы он диктовал мне, какие книги читать, чем заниматься и с кем общаться — все происходило само собой, постепенно.

Георгий не любил походы по гостям, но существовали случаи, когда отговорки были бы неуместны. В том эпизоде, о котором мне хочется вам поведать, оказался замешан день рождения однокурсника моего мужа, празднование которого тот подгадывал под наш с Георгием график. По всему было видно, что Константин очень хотел видеть нас в своей компании, и в свой единственный выходной мы поехали на другой конец города, чтобы поздравить именинника и провести остаток дня за никчемными застольными беседами. Утешало только одно: мы отбывали эту "повинность" вместе, о чем Георгий сообщил мне еще во время поездки в метро, а я согласно кивнула.

Пока мужчины, пользуясь теплой погодой, коллективно курили на балконе, я последовала за женой Кости к их "домашней оранжерее", чтобы полюбоваться выращенными ею экзотическими цветами. Цветы меня разочаровали, они выглядели блеклыми и, на мой неопытный взгляд, мало чем отличались от банальных традесканций либо аспарагусов. Но, повинуясь законам вежливости и прочим цивилизованным условностям, всегда связывающим гостя и хозяев, я похвалила ее ботанические достижения, после чего хотела вернуться к столу, но услышала приглушенные голоса подвыпивших собеседников на балконе.

— Сейчас еще теща с тестем припрутся! — пожаловался Константин, и на мой изумленный взгляд в адрес Костиной жены я получила в ответ от нее только легкое пожатие плечами, а затем она ушла к гостям. Именинник же продолжал: — То ли не открывать? Типа, домофон сломался...

И тут его размышления перебил голос Георгия, который считал, что я нахожусь далеко от балконной двери и ничего не услышу из-за громыхающей музыки в стиле "поп".

— Не тебе жаловаться, — мрачно процедил мой муж. — У тебя жена хотя бы готовить умеет. А про своих родственничков, чертовых снобов, я вообще промолчу!..

Знаете, назвать мое состояние фразой-клише "была прикована к месту" — это не объяснить ничего из того, что происходило со мной в те минуты. Сердце, в которое будто бы воткнули холодную отвертку, зашлось в болезненной агонии и безвольно замерло, повиснув овечьим курдюком в середине груди. Кровь остановилась в жилах. Рушился весь мир, вся вселенная, которую, как мне казалось, я долго и небезуспешно отстраивала, уверенная в том, что меня любят, заботятся и прощают какие-то бытовые неудачи, порожденные чаще простой ленью и желанием поваляться-отдохнуть-поговорить после напряженного рабочего дня, а вовсе не отказом заботиться о супруге...

— Ну, Жор, твоя-то еще ничего! — присоединился к ним третий голос, обладателя которого мне узнать не удалось. — Гламурненькая такая, вся из себя, посмотреть приятно. А моя? Стерва — раз! Ни хрена за собой не следит — два! Да еще — три — своевольная, как эта самая...

Сравнения для "этой самой" голос так и не нашел, но его поняли, а Георгий продолжал:

— У тебя — крайний случай. Я считаю, что жена должна быть не чем иным, как отражением своего мужа. Мои предки всегда так жили...

Я не стала дослушивать дальнейшее. Мне казалось, что вся кровь, которую не успело перекачать мое обвисшее убитое сердце, ударила мне в лицо. Щеки горели и готовы были лопнуть, в висках звучала барабанная дробь, а в ушах глухо шумело. Они... всегда нас обсуждают в таком стиле?!

Ноги вынесли меня в комнату к танцующим гостям. Вернее, к гостьям, временно оставшимся без своих кавалеров, которые сейчас курили на балконе и классифицировали их достоинства и недостатки. Интересно, если Георгий так отзывается обо мне и моих маме с папой при друзьях, то что же он пишет своим родителям?

— Ты что такая странная? — спрашивал меня Георгий всю обратную дорогу. — Тебя кто-то обидел?

Наконец я не выдержала и предложила ему поговорить дома. Он согласился, причем, как мне померещилось, даже слишком удовлетворенно и поспешно.

Да, мы поговорили. Насчет моего неумения готовить Георгий выразился пространно: дескать, умеешь, но не всегда хочешь; или умеешь, но не всегда вкусно, — а потом и вовсе поспешил закрыть эту тему как бесперспективную. Кроме этого, я узнала, что холодна в постели и недостаточно внимательна к нему, ибо редко подскакиваю с утра и вынимаю из шкафа костюм, в котором он должен пойти на службу. Отвертка в моем сердце крутилась и крутилась, но я испытывала уже какое-то порочное удовольствие, слушая уничижительные откровения о себе, а чтобы не сойти с ума, старалась думать, будто речь не обо мне, а о ком-то другом, что все это происходит в страшном сне, что я проснусь в объятиях настоящего Георгия, который сцелует слезы с моих щек, посмеется, выслушав сумбурный пересказ, и укоризненно скажет: "Ну как ты могла так плохо обо мне подумать и приснить меня таким?!". Тот Георгий, с которым мы познакомились и который пленил меня искрометным весельем, именно так бы и сказал. А Георгий, который сейчас что-то ввинчивал в мою грудную клетку, был кем-то другим. Его подменили двойником, жестоким, холодным и...

— И вообще, дорогая моя, в нашем мире все продается и покупается! Поэтому ваша семейка, чудом пережившая динозавров и мамонтов, так или иначе должна вымереть! Интеллигенты поганые! — ...и расчетливым.

Я молчала, скользя взором по комнате и не зная, чем возразить и как, как, как вернуть того Георгия?! Того, который поздравлял меня с днем рождения, прицепив к шарикам плюшевого медвежонка и запустив летучий подарок к моему окну! Того, с кем мы гуляли за полночь, досмотрев кинофильм последнего сеанса и не желая расставаться со спящим городом, что заманивал таких романтиков, как мы, наивернейшим средством — россыпью огней!

Поганые интеллигенты, да будет вам известно, что всё, в том числе и вы с вашими чертовыми мечтами, пережившими динозавров и мамонтов, продается и покупается...

Мой блуждающий взгляд уперся в трюмо. По центральному зеркалу, начинаясь откуда-то сверху, медленно текла тяжелая влажная струйка, своим поведением схожая с маслом или глицерином. Я подумала, что утром, протирая пыль, могла забыть мокрую тряпку наверху, на трюмо. Но жидкость и на ощупь напоминала скорее масло, нежели воду.

— Георгий! — перебила я возмущенного мужа, почти забыв о теме разговора. — Смотри! Что бы это значило?

Он презрительно скривил губы и, перед тем как выйти вон из спальни, бросил:

— Твое любимое зеркало замирроточило! Конечно, рядом с такой святой, как ты, это не чудо, а в порядке вещей!

Тут я наконец заплакала, а он хлопнул дверью, не удостоив меня больше ни словом. "Проснуться" так и не удалось, но я посмотрела несколько передач, из тех, что идут друг за другом нескончаемым потоком, выпила полбутылки красного вина, потом почитала какую-то книгу, название которой не припомню и сейчас. И мне показалось, что я была чертовски не права. Именно чертовски, да, выражаясь любимым словом Георгия...

"Ты же любишь его и хочешь быть с ним! — убеждала я себя тоном одной из моих мудрых подруг. — Значит, если не удается поговорить, то найди компромисс. Ты же знаешь, что во всем всегда виновата баба, значит, ей и решать, как поступить".

И я решила. Конечно же, когда вернулся Георгий, мы помирились, а потом я попросила у него прощения, и он был согласен, что тоже погорячился, но в целом был прав, потому что "так чувствовал". Иными словами, несмотря на чернильное пятно, залившее "промокашку" моей души, на следующий день я чувствовала себя окрыленной и старалась не вспоминать об истоках наших вчерашних разногласий. На работе я была взвинченно-энергична, в глазах, вероятно, полыхал огонь, что заставляло коллег делать мне комплименты и держаться поблизости, ведь любое живое существо не прочь погреться у огня.

Вечером я приготовила роскошный ужин, стараясь не обращать внимания на гул в ногах и боль в спине. Это была какая-то лихорадка. За счет нее я держалась, за счет нее находила остроумные словечки, чтобы отшучиваться от фраз Георгия вроде "можешь, когда хочешь", за счет нее до конца просидела за столом при свечах... И у меня было ощущение вырванной души, когда, утерев губы салфеткой, муж сообщил, что завтра ему придется уехать в командировку.

— Всего на неделю. Ну, может, дней на восемь. Отдохнешь тут без меня!

Не знала я тогда, что и думать, ведь вслед за этими его словами из спальни донесся приглушенный смех.

— Там кто-то есть?

Георгий удивленно вскинул брови:

— Где?

— У нас в спальне?

— Ты серьезно? — он покатился от хохота. — Это что, ревность?

— Пусть ревность, — согласилась я. — Но кто-то же там смеялся?

— Я сегодня утром варил кофе, услышал храп и решил, что многого о тебе не знаю...

— И чем это оказалось? — полюбопытствовала я.

— Вентиляцией из соседней квартиры. А наш сосед, однако, мастер выдавать рулады!

После проводов мужа мне было одиноко и очень тоскливо, несмотря на то, что я посредством мудрости советников царя Соломона уговаривала себя потерпеть всего неделю — "и это пройдет!". Возвращаясь после работы, вытащила из почтового ящика незапечатанный конверт, без марки, штемпеля и каких-либо иных надписей, кроме единственной — с моим именем. Адресант придерживался лаконичности до конца: в конверте лежал тетрадный листок в клеточку, на котором было выведено: "Па пиффку?" и ничего более. Дома я бросила конверт и странное послание в мусорное ведро, но на другой день все в точности повторилось: конверт с моим именем, а внутри — все то же ёрническое коверкание языка с приглашением на пиво, которое, к слову, я никогда не любила. Каким образом автор послания намеревался узнать о моем решении, мне неведомо, и единственный приходящий в голову вывод гласил: это чья-то глупая шутка, розыгрыш. Может быть, даже кого-то из соседей, ведь в нашем подъезде жило много юнцов, и частенько они без зазрения совести провожали меня любопытствующими взглядами, после чего начинали перешептываться и хихикать — я чувствовала все это спиной, и мне всегда было это неприятно.

Трюмо продолжало пугать меня своим громоздким присутствием. Не в силах перетащить кровать в другую комнату, я спала в зале на трех составленных стульях. По утрам у меня сильно болела голова и затекшая от неудобной позы шея, но ничто не могло заставить меня ночевать в спальне, откуда то и дело доносились приглушенные всхлипы и стоны. Вешалки со своей одеждой я тоже перенесла в зал, и квартира с каждым днем все больше напоминала склад, совмещенный с каптеркой привокзального сторожа. Мне приходилось включать телевизор лишь ради производимого им шума, а уж как я радовалась, если на каком-нибудь из каналов начинался концерт, отдаляя от меня страх перед необъяснимым!..

— Ты не заболела? — осведомлялись коллеги, едва завидев меня на пороге офиса.

Я качала головой, но зеркало в дамской комнате отражало затравленное, исхудалое существо с лихорадочно блестевшими впалыми глазами и парафиновой кожей, призрачно-прозрачной, словно рождественская немецкая свеча, что сгорает без остатка. Казалось, вот-вот — и сквозь меня можно будет видеть.

— Возьми отпуск, — рекомендовала мне даже сама начальница, но и тут я отказывалась: перспектива оставаться круглые сутки в доме с довлеющим трюмо и мыслями о недовольстве Георгия была абсолютно невыносимой.

На пятые сутки его командировки мне снова пришлось войти в спальню за одеждой, ведь я не ожидала корпоративной вечеринки, когда переносила необходимые мне вещи в зал, а идти на торжество в повседневном костюме оказалось нельзя. Минуя трюмо и стараясь не смотреть в его сторону, боковым зрением я все же успела уловить некую странность. Из-за того, что я включила все возможные осветительные приборы в комнате, зеркало еще сильнее выступило на первый план...

Трещинка на его поверхности находилась в другом месте!

Я остолбенела. В моей памяти точно отпечаталось, что маленькое повреждение до нынешней минуты располагалось в правом верхнем углу центральной части трельяжа, теперь же оно сошло вниз и чуть влево. И еще: сейчас стекло уже не было совершенно гладким, оно слегка "волнило" — таким становятся очень старые большие зеркала, со временем проседая от собственной тяжести. Всего пять дней назад с ним было все в порядке, хотя, впрочем, о каком порядке можно вести речь, если одновременно припомнить внезапное "мирроточение" или ночные пляски отраженной комнаты, свидетелем которых мне выпало быть после того жуткого сна?!

Осторожно, как если бы трюмо было раскаленным, я прикоснулась к трещине указательным пальцем и с содроганием отдернула руку. Мне почудилось, что только что я потрогала умирающего старика. Сидя маленькой на коленях у прабабушки, я гладила ее по щеке, той самой, которую парализовало из-за инсульта. Кожа старой женщины на ощупь напоминала сдобное тесто, только что извлеченное из холодильника, а под слоем "теста" все еще угадывалось биение жизни. Через месяц прабабушки не стало.

Картина из детства опять воскресла перед моими глазами — из-за прикосновения к загадочному зеркалу.

— Георгий, милый мой! — шептала я. — Возвращайся скорее, мне страшно тут без тебя!

Не знаю, было это совпадением, или муж шестым чувством угадал мое состояние и откликнулся, но почти сразу же на столе в зале ожил мой мобильный телефон.

— Привет... Как дела там у тебя? — весело спросил Георгий. — Полтергейст не беспокоил?

— Беспокоил... — я с опаской покосилась в сторону дверей спальни.

— Чего шепчешь, не слышу! Ладно, я по делу звоню, хочу вот о чем тебя попросить. Включи, будь добра, мой комп...

Пришлось возвращаться в комнату к ненавистному трюмо. Шум включенного процессора немного успокоил меня, но я все равно села вполоборота к зеркалу и взялась за "мышку".

— Включила.

— Угу... Так, там, в "Моих документах" должна быть папка "Временная"...

По состоянию этой папки, содержавшей в себе почти три гигабайта всевозможной информации, я поняла, что приверженность Георгия к принципам фэн-шуй не играла никакой роли в его обращении с техникой. Папка "Временная" содержала в себе десятки подкаталогов, рыться в этом хаосе можно было не один час, и вдобавок ко всему выяснилось, что муж не помнит, какой именно файл ему нужен.

— Это тифовский сканированный документ, попробуй посмотреть в "Реквизитах"...

— В них у тебя только вордовские и экселевские файлы, — предупредила я.

— А, ну тогда просто тупо ищи в тифаках. Слушай, не хочу разориться на переговорах, давай ты мне перезвонишь, когда найдешь реквизиты? Запиши, что именно нужно, и поспеши, угу? Это очень, очень, очень срочно! Вопрос жизни и смерти!