Омар начал разглядывать амулеты и обереги, которые король лично подбирал в самых укромных местах своей сокровищницы, и остался доволен: вещи действительно были древние и уникальные, кое-какие еще богумировых времен.

Король достал большой лист пергамента:

— Это — титул на Омара, прежде звавшегося Хазареином, а ныне паном Хазарским. Здесь городок и десять деревушек. Все они в пожизненном владении знаменного рыцаря Хазарского, коий освобожден от налогов и от поставки воинов в ополчение, но должен в случае войны или мятежа сам оборонять свои владения до подхода королевских сил. Ежели мы будем довольны обучением королевича, то все эти места поступят в наследственное владение рода Хазарских.

Омар просмотрел титул. Город Сандомир был за Гнезно, рядом с жмудинами, куршами и кикиморами полесскими. Другие деревни располагались по одной в каждом из ляшских крупных воеводств. Так что теперь Омар зависел от целости и благосостояния всего Королевства Ляховицкого. Но и город, и деревни были богатые, в скупости короля упрекнуть было нельзя.

Тут в глазах у мага потемнело, и он чуть не упал. Отец Варсонофий, еще больше зауважавший мага после камня из печени дива (он-то знал великую силу этого камня для обережения от несчастий) подхватил волхва. Позвали Кисека и лекаря. Лекарь осмотрел Омара и удивился:

— Кажется, что он целый месяц голодал.

Кисек посмотрел и сказал просто:

— Истощился. Слишком трудно пришлось.

Тут Омар пришел в чувство и громко, с широкой улыбкой, заговорил:

— Доброе же у вас вино, государь! В голову ударило, так что я напился, как обычный добрый пан! Можно считать, Вы меня уже посвятили в рыцари!

Он встал на колено, король достал меч, посвятил Омара в рыцари, и слуги торжественно внесли пожалованный наставнику герб. Король заявил:

— Герб унесите! Маг достоин другого: в гербе будет див! И он будет не просто сиятельный пан, а сиятельный ясновельможный пан. Половина его сел уже сейчас станет наследственным владением, так что напишем второй титул.

Омар съел несколько ломтиков мяса, что бывало с ним крайне редко, и сказал:

— Придется подождать с началом занятий.

— Конечно, мы подождем Вашего выздоровления, наставник.

Видно было, что эти слова магу не очень понравились. Он понял, что представиться пьяным не удалось, и продолжил:

— Нет, еще год Вадиму надо будет подрастать, чтобы мог он воспринять все, чего достоин. А достоин он большего, чем мог я подумать. А сейчас, государь, я попросил бы у Вас три милости: чару лучшего меда сейчас, двух слуг сразу же после нее, чтобы меня в постель отнесли, и разрешения заняться делами своих поместий с завтрашнего дня. Королевича я буду навещать не реже, чем раз в два месяца, и как только он будет готов, начну занятия с ним.

Королю осталось лишь милостиво кивнуть.

5. Пустой год, пустой поход

Вадим был настолько поражен увиденным, что у него началась горячка, правда, с ней быстро справились, но всю свою энергию и любознательность принц потерял.

Зачем изучать все науки и военное дело, если маг может больше, чем сотни воинов? Но можно ли крещеному быть магом? И как же со Светом: неужели он правда исходит из Ада? Страшно и непонятно... Да и первая в его жизни настоящая битва — с дивом — казалась Вадиму позорной: ведь он бежал от врага, а не встречал его лицом к лицу.

Варсонофий пытался исповедовать Вадима, чтобы понять, что же сделал с ним проклятый нехристь, притворявшийся таким добронравным. Но Вадим сказал:

— То, что я увидел и думаю, я открою лишь владыке.

Пришлось везти Вадима к архиепископу. Целых два часа длилась исповедь, после чего владыко отправился к королю и с ним разговаривал целых полдня. Отец хотел было подойти к Вадиму на следующий же день, но нельзя было ссылаться на исповедь его, да и сам владыко говорил намеками, чтобы не выдавать священную тайну. Пришлось вызывать мага Омара, тоже лежавшего больным в ближнем поместье.

Маг поговорил с королем, Варсонофием и Аскольдом.

На следующий же день Аскольд настоятельно попросил принца прийти на военное занятие, что тот сейчас делал отнюдь не каждый день. Старый воин заговорил о том, как сражаться с сильнейшим врагом, напомнил всем, что военная хитрость отнюдь не всегда противоречит рыцарской чести, а часто даже необходима, особенно в боях с нехристями и злыднями, либо с теми, кто обесчестил себя. Он с похвалой отозвался о притворном бегстве Вадима и о его поведении в битве (а все сотоварищи уже наслышались самых невероятных слухов о победе Вадима и его наставника над дивом.) Но Вадим сказал:

— Я же на самом деле испугался!

— А вот таких слов рыцарь произносить не должен! Любой человек пугается в страшной битве, но настоящий воин головы не теряет. Конечно, наслаждение битвой не слабее опьянения лучшим медом или любовной страсти, но предаваться ему можно лишь тогда, когда битва идет только ради чести. Я прошу тебя самого рассказать товарищам о битве, им полезно будет послушать.

Вадим вынужден был выполнить требование наставника, тем более, что он заметил в темном углу отца и старших братьев, и понял, что это — приказ государя-отца.

— Укрылись мы в кустах и решили передохнуть немного. Оставил меня учитель сторожить себя: силы у него кончились после того, как вырвались мы из тенет Черного Властелина...

Тут сам Аскольд и все товарищи удивленно зашумели: об этом они не знали!

— Взял я кинжал и стал есть, а то уж очень голодный был. С Иерусалима ничего не ел. Да и Омар велел мне подкрепиться, пока спокойно. Слышу — шумит что-то. Пригляделся — идет большой злыдень. Я дива по чучелу узнал. Ну, тут я испугался, а тем более ветер от нас подул в его сторону, и он чего-то вынюхал. Я и решил, что теперь уж пошуметь не страшно, и побежал куда глаза глядят. А потом запутал следы с помощью ручья, как сотник нас учил, и потихоньку вернулся к учителю, пока злыдень следы распутывал. Двинулся он на нас, а у меня кинжал из руки валится, вышел я на открытое место и стою, как пень... Так и сожрал бы он меня, да тут учитель очнулся и кричит: "Падай!" Я и повалился, а учитель как треснет чудище большим дубом.

— Чем, дубинкой, что ли?

— Нет, он дуб вырвал и бросил в злыдня. Покуда див вылезал из-под дуба, он у меня кинжал взял, а я в кусты заполз. Потом он два раза кинжал метнул и заговорил его так, что тот каждый раз диву по глазу выколол. Див сослепу и свалился с обрыва. А мы быстрее пошли в ближний монастырь, чтобы нас домой отправили.

Принц опять умолк и повесил голову.

Тут из-за спин отца и братьев появился Омар, которого поддерживал слуга, и сказал:

— Смотрите, паны, и внимайте! Видите, какой я бессильный и больной сейчас? Целый год копил я силы, чтобы защищать королевича в первой нашей прогулке, и сейчас прошел уже месяц, а я еле ложку до рта донести могу, а бокал с вином мне уже слуга подносит! Так что учитесь хорошенько военному искусству: ведь воин подрался, поел, выпил меда и опять готов биться!

Омар поклонился королю.

— Прости меня, пан круль, что я не сказал тебе сразу, что под Иерусалимкой злыдни и слуги Черного Князя рыскали. Но теперь их там нет, да и не в твое царство они направлялись.

После этого рассказа все немного успокоились, а то слова про Князя Зла и Иерусалим всех разволновали. Один отец Варсонофий насторожился. Ведь в Иерусалимке, в сорока верстах от Гнезно, в церкви служил старый его приятель. После возвращения принца протопоп там уже бывал и ничего не слышал про то, что вокруг темные силы ходили или о том, что маг с принцем через село проезжали. А король все знал от владыки и от самого Омара, и подыграл магу:

— Повинную голову меч не сечет, но в следующий раз начинай с новостей королевства, а не с похвал принцу! А то ты, пан, королевича похвалил, а потом от усталости перепился и ничего больше рассказать не смог! А мы бы такую воинскую потеху устроили: выловили бы злыдней да слуг диавольских! Нечего им через мои владения шляться!

Этот разговор еще больше сбил с толка Вадима и тот замкнулся. Все поздравляли его, король торжественно преподнес ему выкованное горняками для него настоящее вооружение, а ему было все равно. Почему все молчат и обманывают друг друга? И отец его в этом обмане участвует. Может, и у отца в потайной комнате спрятан образ Князя мира сего и алтарь с человеческой кровью на нем? Но нет, отец так вести себя не может... А почему же он посещал темные капища?..

* * *

Отец Варсонофий был скорее доволен, чем расстроен, переменой в характере королевича. Вадим теперь, правда, не проявлял истовой набожности, но аккуратно посещал богослужения и старательно занимался с протопопом всеми науками. Он опять больше полюбил сидеть за книгами, чем заниматься военным делом, но от занятий с Аскольдом также не отлынивал, правда, все больше расспрашивал его не о приемах боя, а о полководческом искусстве. Когда то, что называли Войском Принцевым — его товарищи по обучению и свита — отправились в поход в соседние леса и луга сразу после уборки урожая, принц занимался в основном устройством лагерей, внимательно смотрел, как Аскольд торгуется с крестьянами и панами за продовольствие, как выбирает его. Он даже научился готовить кашу, похлебку, варить и жарить мясо. Аскольд поощрял это, говоря, что в походах может многое приключиться, да даже на охоте можно потерять свиту и заблудиться, а уж некоторые дела рыцарь должен исполнять сам полностью, в крайнем случае, вдвоем с оруженосцем, без слуг. Так что нужно знать, как прокормиться, какие травы в лесу съедобны, как выслеживать дичь. Но охотой принц не очень любил заниматься, к огорчению сотника.

По вечерам, когда Аскольд рассказывал приближенным воинские истории и обучал их песням ляшского воинства, принц все время задавал вопросы не про геройские подвиги, а, скажем, про то, почему же мост надо было удерживать одному рыцарю? Нельзя ли было послать отряд для защиты или просто мост разрушить? Почему Роланд остался один в ущелье и не позвал вовремя на помощь, а гонцы Карла Великого не сообщили ему о битве? Как продвигаться в леса, горы или степи, чтобы не быть отрезанным и не быть вынужденным семь дней защищать свой лагерь без еды и воды, а на восьмой все-таки потерпеть поражение? Когда лучше грабить вражеские поселения, а когда их лучше щадить?

Последний вопрос вообще поверг Аскольда в шок. Он подумал, что рядом с ним сидит будущий великий полководец. Ежели только чего в ранней молодости с ним не случится, то войско ляшское он может привести к многим славным победам.

По возвращении Аскольд попросил короля-отца принять его, но тот был занят: вернулось посольство, а с ним прибыли торкские послы во главе с дядей царя Кобяка — ханом Бейбарсом, крещенным Богданом. Все говорили, что весной будет великий поход в степи. А пока что с утра до обеда король с Бейбарсом и ближним советниками запирались в покоях, а с обеда до поздней ночи задавали пиры, обменивались подарками, охотились или совместно молились. Король, по обычаю степняков, даже ночевал вместе с гостем в одних покоях, дабы показать свою приязнь и чествовать высокого посла.

Аскольд переговорил с королем лишь после подписания соглашения и отъезда торкского посольства.

— Государь мой, беспокоит меня поход будущий.

— В чем дело, пан сотник?

— Не поражения боюсь я, а победы. Ведь княжество отвоевываем Вадиму, сядет он там, женится на торкской царевне...

— Ты, пан, что, подслушал секретные разговоры? И правда, царь торкский условием поставил женитьбу Вадима или другого князя тьмутороканского, коего я посажу с общего согласия на отвоеванный стол, на одной из своих дочерей либо племянниц. Но это — благородное условие, тем более, что мы договорились после похода заключить союз на двадцать лет, а такие союзы скрепляются родственными узами прочнее всего.

— Ну, не надо было мне подслушивать то, до чего и я бы на месте великого хана додумался бы. А теперь представьте: торкское войско да вместе с наймитами кавказскими да латинскими, да вместе с рыцарями ляшскими, да под командою сына твоего, пан король! А сын твой может стать великим полководцем! За эти двадцать лет торкское царство всем Востоком и Югом овладеет, а ведь когда-нибудь все равно поссоримся, и туго придется внукам нашим! А внуки твои тьмутороканские, пан король, уже будут почти торками, и будет у торков еще один славный род, тем более ценный, что прав на их стол не имеющий.

— Эк дал! Не думал я, что у тебя такой государственный ум! За заботу о благе государства нашего поднесу я тебе столько лучшего столетнего меда, сколько выпить сможешь, но о сыне своем я сам заботиться буду!

И принесли Аскольда в комнату его пьяным вдрызг, но на следующий день он опять вел военные занятия с Вадимом и его товарищами, учил его всему, что знал, но когда тот спрашивал об искусстве полководческом, говорил, что это — не дело сотника, нужно говорить с отцом, дядьями и гетманами.

А Вадим тем временем брал одну за другой старые и новые книги по искусству военному и изучал их внимательно. Он заказал столяру вырезать из дерева воинов, рыцарей, лучников и обозы, и вместе с парой своих товарищей — Жириславом и Всеславом — в саду либо в зале устраивал целые сражения деревянных воинств.

Как-то раз зашел в сад отец-государь, посмотрел, поправил ошибки сына своего и двух союзников, кои против него воевали, а потом пригласил всех трех по временам приходить к нему, когда время от государственных дел освободится и он сам их позовет, дабы совершенствоваться в науках полководческих. А сына своего в тот же вечер он привел в дворцовую часовню, туда же принесли владыку митрополита, и король взял с принца торжественную клятву.

— Поклянись, Вадим, что, ежели когда государем другой страны станешь, все равно, князем или царем, или ханом, или королем, то не будешь ни ты, ни род твой воевать против нашего царства Ляшского!

— Клянусь, государь отец, что, ежели господь Бог когда-либо в великой милости своей позволит мне на стол свой взойти, то не буду ни я, ни потомки мои обнажать оружия против царства предков моих, либо командовать войском, воюющим против него, доколе само царство Ляшское не содеет с нами ничего, что было бы против мира нашего и чести нашей! Я возьму такую же клятву с сынов своих, а их обяжу сделать то же со своими сыновьями.

Король заметил оговорку, но владыко уже благословил их обоих, и делать было нечего.

Но тут сын вдруг сказал:

— Государь отец мой и государь наш духовный! Позволите ли вы мне, ничтожному, задать один вопрос?

Митрополит опять благословил Вадима, и сказал:

— Вопрошай, чадо мое!

— Не могли бы вы поклясться, что царство Ляшское и владыки его никогда с крещения своего не поклонялись Князю мира сего и слугам его и лишь по неведению пригрели храмовников?

Король остолбенел, а затем сказал:

— Лишь после отплытия их получили мы от их магистра проклятого письмо, в коем он благодарил нас от имени Высшего Света и Высшей Тьмы за спасение от латинян. Клянусь, что даже ранее, со времен Бусовых, предки мои никогда не поклонялись темным силам. А зачем нам изредка в темные капища ходить приходится, я расскажу тебе в свое время, а какую кару за это накладывает на нас наш духовный отец — можешь узнать и сейчас!

1234567

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓