— Ляо?
— Мой брат умер, мой господин.
— О, господи! — вырвалось у меня. — Мне так жаль.... Искренне сочувствую твоему горю!
— Мой брат сам выбрал свой конец. Смерть в бою — смерть воина. Его жизненный путь был настолько извилист и темен, что он мог вполне закончить свою жизнь в петле или под топором палача, принеся позор нашей семье. Мне больно и одновременно радостно, от того, что его смерть — это смерть достойного человека.
"Умереть, отдав жизнь за другого человека. В мое время это считалось подвигом, а здесь... это человек, просто выполнивший свой долг. Не укладывается в голове! Мы ведь были чужими людьми....".
— Я, как его господин, несу за него ответственность, значит в том, что он погиб, есть и моя доля вины. Все, чем могу помочь — я готов сделать.
— Спасибо вам, господин, от всего сердца. У нас с братом к вам только одна просьба. Разрешите похоронить Ляо по обычаям нашей страны.
— Разрешаю.
— И еще, господин. Помните, вы меня спросили: "Куда мы пойдем дальше?". Теперь я вам могу дать ответ на ваш вопрос. Мы дойдем с вами до Италии, если вы туда поедете, а там наши пути разойдутся. В Генуе мы сядем на корабль и отправимся в Константинополь, а затем вернемся на родину, в Китай. Я вижу в ваших глазах вопрос. Отвечу. Мы устали жить среди чужих людей в чужих странах и если нам суждено умереть, то пусть это лучше произойдет на родине.
На следующее утро, только я успел проснуться, как дверь моей спальни распахнулась, и на пороге появилась группа лучников из пяти человек. Впереди стоял их командир.
— Сэр?
— Заходите, парни. С чем пришли?
Вместо ответа ветеран чуть отодвинулся в сторону и пропустил мимо себя молодого лучника с серебряным подносом, на котором красовался серебряный кувшин и четыре серебряных кубка. Поставив поднос на небольшой столик, он вышел из спальни и прикрыл за собой дверь. Сэм Уилкинс и два лучника — один из них Уильям Кеннет, молодой веселый парень с озорными глазами, с которым я познакомился в ту нашу первую нашу встречу на лесной поляне — подошли к моей кровати. Их сосредоточенный и важный вид говорил о том, что они пришли ко мне не просто так, а для важного разговора.
— Вы не возражаете, сэр?
— Какой-то ты сегодня церемонный, Сэм. Прямо не узнать. Да и Уилл сам на себя не похож.
— Сэр, мы, что пришли сказать.... Короче, мы посовещались и решили, что вы из тех людей, которые не привыкли прятаться за чужими спинами.
— И что дальше?
— Сэр, вы не против? — лучник указал рукой на кувшин вина.
— Нет.
— Уилл, налей нам всем вина.
Мы выпили, после чего я откинулся на подушку в ожидании того, что они собирались мне сказать. Сэм переглянулся с Уиллом, после чего похмыкал и только затем сказал:
— Сэр, как вы смотрите на то, чтобы стать нашим командиром?
— Вы ошиблись адресом, парни! — увидев их удивленные лица, пояснил свои слова. — Я не тот, кто вам нужен. У меня нет ни опыта, ни достаточной подготовки. К тому же у меня есть своя цель, а вы насколько я понял, идете в Италию.
— Но ваш телохранитель нам сказал, что вы тоже,... гм..., собирались в Италию, — влез в разговор третий лучник, имя которого я все это время пытался вспомнить.
— Это в случае, если у меня там ничего не получиться..., то, скорее всего, пойду... в Италию.
— Если это не сильно отклонит нас от пути и не займет много времени, мы могли бы сопровождать вас, сэр. А вы, тем временем, окончательно решите: один или с нами.
Не успел я открыть рот для ответа, как в разговор вклинился Уильям Кеннет:
— Сэмми, ты не то говоришь! Ведь благодаря вам, каждый из нас за одну ночь взял столько, сколько не получил за весь последний год службы. К тому же о вас, как о благородном человеке, говорит поступок вашего слуги, закрывшего вас своим телом! И еще, вы помогли отомстить за наших товарищей, сэр!
— Ну, вы прямо как... — я хотел сказать, как "дети", но в последнюю секунду передумал. Обидятся. Как пить дать — обидятся. Потому что они и есть самые настоящие дети, только бородатые, необузданные и опасные в своем гневе.
— Гм! Спасибо за хорошие слова.
— Сэр! — командир лучников, очевидно, решил "ковать железо, пока оно горячо". — Если вы думаете, что мы типа грабителей с большой дороги, то это не так! В нашем отряде, четырнадцать человек — лесники из Хампшира. В том числе и мы с Уильямом. Все мы честно жили и работали до тех пор, пока каждый из нас не решил попытать счастья за проливом. С остальными парнями мы вместе служили. Среди них есть разные люди, но одно про них могу сказать точно — все они хорошие солдаты!
— Так чего вы, хорошие парни, не едете обратно в Англию?! Деньги же заработали. Купите кусок земли или лавку. Будете хозяевами своей судьбы!
— Сэр, это вы хорошо сказали! Хозяин своей судьбы! Так вот, собой я распоряжаюсь только здесь, когда держу в руках лук! Как только вернусь в Англию, там сразу найдется много желающих надеть на мою шею ярмо! — с этой горячей речью выступил молодой лучник, имя которого я так и не вспомнил. — Не обессудьте, это от всей души сказано, сэр!
— Гм. Хорошо. Поедем вместе, а там уж как получиться.
— Все получиться, сэр. Не сомневайтесь, — подбодрил меня командир лучников, а затем пригладил пару раз руками свою бороду. — Раз уж у нас с вами так хорошо разговор пошел, то тут у нас к вам есть одно дело.
— Выкладывайте.
— Вы знаете, что молодой де Ге погиб пытаясь освободить пленников. И еще мы узнали, что отец братьев недели три как помер. Узнав об этом, Жан де Ге теперь требует в качестве отступного за их смерть отдать ему замок. Причем не разграбленным. К этому он еще хочет треть всех богатств из сокровищницы графа.
— Странно, что вы ему еще не перерезали глотку за такие слова.
На какое-то мгновение лучники превратились в каменные статуи, но уже в следующее мгновение воздух разрезал голос Уильяма Кеннета:
— Сэр, честно говоря, мы этого не сделали только из-за вас! Только поэтому наглый французишка еще ходит живой!
Только сейчас до меня дошло, что эти лучники по нынешним меркам и в самом деле неплохие парни. Будь на их месте обычные головорезы и грабители, то я бы, наверно, уже смотрел на эту грешную землю с небес. Зачем делиться, если можно перерезать глотку и все взять себе. А тут вон как — оказывают уважение, предлагая стать их командиром. Пока я все это прокручивал в голове, в комнате стояло настороженная тишина. Лучники выжидающе смотрели на меня в ожидании реакции на слова Кеннета.
— Как он дрался?
— Трудно сказать, сэр. Темно было. Неразбериха. Сразу и не поймешь — кто свой, кто чужой. Где уж тут смотреть по сторонам.
— Одно можно сказать точно: в первых рядах его не было! — добавил к словам ветерана молодой Кеннет.
— Гм. Тогда скажу так: де Ге получит только свою долю. Не больше. На остальное пусть рот не разевает, а то не ровен час — подавится! Так ему и скажите!
Плечистые мужики, все как один, расплылись в улыбке.
— Сэр, — сказал, все еще улыбаясь, Кеннет. — Тут есть еще один француз. Его освободили вместе с другими узниками из тюрьмы графа. Очень хочет с вами поговорить.
— Почему со мной? А с вами?
— Он дворянин, сэр.
— Понял. Хорошо. Поговорю. Только не сейчас. Что еще?
— Окрестные крестьяне собрались около замка. На опушке леса. В фарлонге от ворот замка.
— А эти чего хотят?
— Не знаем. Но, скорее всего, хотят узнать, кто будет новым хозяином замка.
— Он им, что так нужен?! Жить без него не могут?!
Улыбки исчезли, а вместо них на лицах проступило недоумение.
— Гм. Это я так. Что еще?
— Что с пленными делать, сэр? Отпускать?
— Отпускайте на все четыре...! Нет! Я все же сначала с ними поговорю!
Вдруг кто-то из них знает хоть что-нибудь про замок Ле-Бонапьер. Хотя бы дорогу к замку!
Я встал на ноги только на пятые сутки, поддерживаемый Лю. Выйдя во двор, я увидел, что ворота заперты, а в надвратной и угловой башне стоят часовые. Из помещения казармы неслись громкие мужские голоса и женский смех. Вспомнил, что мне говорил Джеффри: в замке нашли шесть женщин. Посмотрел на мощные зубчатые стены, на донжон, на дворец и у меня неожиданно появилось странное ощущение. Длилось оно недолго, но уже через минуту я знал, в чем оно заключается. Это было чувство собственника. У меня даже слегка закружилась голова. Правда, до сих пор не знаю, то ли от слабости, то ли оттого, что сумел отхватить себе такую недвижимость. За последний год, где я только не ночевал: в лесу, в поле, в палатке, на постоялом дворе, а вот теперь мог ткнуть пальцем в эти окна на втором этаже и сказать это мои покои. Спальня, кабинет. Мой замок. Осталось набрать гарнизон и зажить.... Нет. Слова "спокойно и счастливо" здесь никак не подходили. Идет война.... Дай Бог памяти,... будет идти еще лет сорок — сорок пять. Да и зачем мне это надо?! Правда, то, что я фактически стал владельцем замка, еще долго потом грело мою душу.
Взошел на крепостную стену. Некоторое время смотрел на окружающие замок земли. Дорога. Лес. Виноградники. Деревня. Всю жизнь проторчать здесь? В этой глуши? И ради чего? Нет! Это не мое! Окончательно утвердившись в своем решении, я неожиданно понял, что уже некоторое время смотрю не на близлежащие окрестности, а за горизонт. И при этом думаю: что меня там ждет?! Схватки, погони.... Вдруг само по себе забилось сердце. Я хотел новых острых ощущений! Чувство риска, как и адреналин, к которым уже успел привыкнуть, похоже, впитались в мою плоть и кровь, став составной частью моей души. Авантюризм был мне присущ и раньше, но если в том времени он носил случайный характер, то теперь, он стал одной из основных составляющих образ нового рыцаря. Даже не совсем приятные воспоминания о ночном штурме замка и те заставляли быстрее струиться кровь и чаще стучать сердце, что уж тут говорить о приключениях, которые ждут меня там, за горизонтом.
"Похоже, ты, парень, подсел на адреналин, как на наркотик. В герои лезешь, а ведь жизнь она одна! Нет! Это не так, только посмотрю, что там... за горизонтом. А ведь правильно — жизнь одна, а вокруг столько....".
Не успел спуститься вниз, как ко мне подошел Джеффри, вместе с Сэмом Уилкинсом и Уильямом Кеннетом. За их спинами, в отдалении, толпились лучники. Меж их широкими плечами кое-где выглядывали женские головки. Мой телохранитель сейчас имел вид намного лучший, чем тогда, когда я его увидел стоящим у моей кровати. Аккуратно подстриженная борода, темно-синий камзол, темно-коричневые штаны, заправленные в сапоги. Широкий кожаный пояс с серебряной пряжкой, но даже сейчас он выглядел бедно и тускло по сравнению с Уильямом Кеннетом. Молодой лучник своим нарядом немного смахивал на ювелирную лавку в базарный день. По паре колец на обеих руках, а также с десяток украшений в виде серебряных цепочек и заколок на камзоле, шляпе и туфлях. Поймав мой насмешливый взгляд, он вспыхнул, смутился и опустил глаза в землю. Сэм, проследив мой взгляд, откровенно усмехнулся, а затем сказал:
— Уилл, стрелок ты отменный, но твоя любовь к ярким побрякушкам делает тебя похожей на шлюху!
Кеннет резко вздернул голову, сверкнул глазами, собираясь ответить явно что-то дерзкое, но я не дал ему открыть рот, сказал сам:
— У нас, что опять проблемы, Джеффри?!
— Нет, господин. Только вот дела....
"Чертов Джеффри! Я же сказал, делайте все, что считаете нужным! Оставьте мне только то, что без меня решить нельзя! Вчера еще говорил: все нормально....".
— Так чего вы стоите? Выкладывайте, что там у вас!
— Господин, пройдемте в зал! Прошу вас!
Я сидел в резном кресле под балдахином, на месте бывшего владельца замка. По правую сторону от постамента, на котором стояло массивное кресло, стоял Джеффри, а по левую — Сэм Уилкинс. Своего рода свита. Так обычно выглядел прием господина, к которому приходили со своими нуждами его вассалы и данники.
Первого в зал впустили шевалье де Ге. Тот вошел, окинул нас всех брезгливым взглядом, а затем сказал:
— Томас Фовершэм, ты, кажется, возомнил себя владыкой этих мест?! Не рано ли?! Ты не забыл, что здесь Франция, а не Англия?! Если кто и должен наследовать эти земли, то это должен быть французский дворянин! Я не умаляю твой подвиг! Но не меньшей чести требует мой погибший брат! И не мой ли отец погиб в подвалах этого замка?! Поэтому я хочу в качестве возмещения ущерба получить права на этот замок! При этом он должен остаться, как есть! Не разграбленным! Так же мне принадлежит треть того, что лежит в подвалах и сокровищнице!
Я смотрел на него и не мог понять, он сумасшедший или его настолько ослепила жадность. Причем, не только ослепила, но и отняла последние крохи разума. Похоже, этот придурок, прозябавший большую часть своей жизни в бедности, малость рехнулся на почве жадности.
— Шевалье, а вы сами, где были при штурме замка?!
— Сражался вместе со всеми! Или у вас есть сомнения в моей храбрости?!
— Не могу знать того, чего не видел! Зато лучники говорят, что вас не было видно в первых рядах! Это так?!
— Кто это говорит?! Покажите мне это наглеца!! Я искрошу его своим мечом в назидание остальным!!
— Подождите, шевалье, не горячитесь!! Просто скажите мне: вы участвовали в схватке?!
— Да! Я участвовал в бою!! Я сражался и убивал!!
— Так почему на вас нет ни одной царапины?! По крайней мере, я не вижу!
— Я...!! Как ты смеешь, паршивый англичанин, усомниться в моей смелости?! Я вызываю тебя на бой!!
— Хорошо. Здесь и сейчас! Доставай меч и сразимся!
С этими словами я встал с кресла, спустился по ступенькам и вытащил из ножен меч. Я говорил уверенно и твердо, хотя во мне сейчас было больше слабости, чем уверенности. Но я знал, что делал. Двух суток общения с ним мне хватило, чтобы понять, что он за человек. Вот и сейчас, услышав мои слова, он растерялся, а его бегающие глаза сразу выдали жалкую душонку труса.
— Ну же! Сэр, не заставляйте меня ждать!
— Я не уверен, что вы вообще дворянин! Вы держите себя с этими английскими лесниками, как ровня! Я думаю, что оскорблю свою родовую честь, скрестив с вами свой клинок!
Не говоря в ответ ни слова, я сделал два шага в его направлении и поднял меч. Тот отступил, затем ухватился за рукоять меча, но так и не вытащил его. Очевидно, страх образумил его непомерную жадность, и теперь он пребывал в растерянности, не зная, как выйти из положения, в которое угодил. Выждав несколько секунд, я вложил меч в ножны, и, повернувшись к нему спиной, направился к своему креслу. Сел. Некоторое время смотрел на перекошенное от страха и злобы лицо де Ге, а потом сказал:
— За твою трусость лишаю тебя твоей доли, и все же половинную часть добычи ты получишь, но только благодаря храбрости и отваге твоего младшего брата! Треть из нее получишь деньгами и драгоценностями, а две трети — перинами и подсвечниками! Ведь ты их так хотел себе, шевалье!
В наступившей тишине, первыми, не выдержав, начали ухмыляться лучники, изображавшие у дверей почетную стражу, за ними не удержавшись, засмеялись Джеффри и Сэм. Да я и сам не удержался от смеха после того, как бессильная судорога злобы перекосила худое и костистое лицо француза. Мой смех явился следствием выражения лица де Ге. Просто в этот момент он мне показался плохим актером, играющим в второсортном спектакле роль мелкого и подленького негодяя. Бросив затравленный взгляд вокруг себя, он злобно оскалился, после чего резко развернулся и чуть ли не бегом выбежал из зала.
