Заклёпки и бабочки

Заказав мастеру изготовить ещё три комплекта котлов и насосов, Лиз прихватила Эйлу и вернулась в загородную усадьбу. Там уже вовсю хозяйничала мать Эйлы — миссис Гринбаш. Отдав должное великолепному пудингу, Бетти утянула Эй в свою комнату, где поделилась давней задумкой. Она замыслила купить ещё три шахты. Две продавались за бесценок, поскольку имели те же проблемы, что и шахта Лиз, а вот за третью её владелец, сэр Блеккол, запрашивал немало. Эйла сходу оценила замысел подруги. Оценила и загорелась им. Ведь завладев четырьмя шахтами, Лизбет становилась монопольным продавцом угля во всём графстве, что позволяло диктовать свои цены местному рынку. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что не последнее место в цепи перепродавцов угля занимал несостоявшийся жених Эйлы, благодаря которому семейство Гринбаш осталось без единого фаринга. Что же, месть — сладкое слово, и вполне достойное для молодой леди занятие.

Выработка плана предстоящих действий затянулась глубоко за полночь. По совету Эйлы, Бетти решила не замахиваться на покупку всех шахт графства разом и на первом этапе ограничиться приобретением двух проблемных.

— Пойми, — убеждала подругу Эй. — Купив два затапливаемых рудника и возобновив там добычу в полном объёме, ты сможешь через некоторое время резко снизить стоимость угля на рынке. И тогда сэр Блеккол никуда не денется от продажи своей шахты по выгодной для тебя цене.

— Ты уверена?

— Конечно! Вот скажи, кто станет брать его дорогой уголь, когда вокруг будет навалом твоего, более дешевого? Никто! А нет продаж — нет дохода. Нет дохода — шахта убыточна. А убыточное дело дорого не оценишь. Так?

— А вдруг он продаст шахту кому-нибудь другому?

— Да кому будет нужна эта шахта без возможности устанавливать цену на уголь?!

— Ладно, убедила. А почему ты говоришь обрушивать цену на уголь не сразу, а выждав время?

— Чтобы ты успела накопить приличную сумму. Иначе на какие денежки ты собралась выкупать дело сэра Блеккола? У мужа просить станешь? А ведь он даст. Но! Только под долю в прибыли...

Как всегда при упоминании о муже Бетти на мгновение скривилась, словно раскусила лимон.

И потом Элизабет долго не могла уснуть от возбуждения. Лёжа в постели, она снова и снова припоминала доводы Эйлы, постепенно всё больше уверяясь в правоте подруги. Действительно, сейчас у неё есть деньги на покупку только двух проблемных шахт. Это факт. Другой факт состоит в том, что с новыми насосами мастера Стима она сможет вернуть новым шахтам былую рентабельность. И третий факт — после монополизации трёх четвертей рынка, ей в графстве никто не помешает диктовать свои цены на уголь. Продаст сэр Блеккол ей свою шахту, продаст. Никуда не денется. И именно по той цене, которая устроит Бетти! Как всё-таки хорошо, что ей на пути попался мастер Стим с его придумками!

Бет словно наяву увидела перед собой замысловатый механизм, внушающий уважение одним своим видом. Массивная станина, лоснящиеся от смазки шарниры, блестящие отполированным металлом внутренние поверхности цилиндров и уверенное, непреклонное движение коромысла. Влево — вправо, верх — вниз... Почему-то тут Бетти вспомнился плотник, менявший ступеньку в лестнице на второй этаж, и его пила, так же двигающаяся верх — вниз. " Интересно, если прикрепить большую пилу к машине мастера Стима, она сможет брёвна пилить?" Пораженная этой мыслью, Лиз даже подскочила на кровати.

Нет, сами по себе лесопилки были известны давно, но все они располагались либо ближе к морю, либо в предгорьях. То есть там, где уклон земной тверди разгонял течение рек, что позволяло устанавливать в стремительном потоке водяные колёса, приводящие в движение многочисленные мельницы и лесопилки. А их графство было плоское как стол, с редкими пупырышками холмов и невысоких гор. Конечно, по их склонам тоже стекала вода, но то были жалкие ручейки, не способные провернуть тяжелое мельничное колесо. Построить плотину? Можно. Но тогда разлившаяся перед нею вода покроет половину графства! Это на одних судебных исках от землевладельцев разоришься. Если же удастся заменить силой пара мощь водного потока, то... У Лизбет даже дыхание перехватило от открывающихся перспектив!

Леса в графстве хватало, и какого леса! Стройные, высоченные деревья так и просились, чтобы их пустили в дело но, увы, практически весь пиломатериал в графстве был привозной. Конечно, кое-что пилили на месте, но в ручную. То есть, медленно и дорого. Как раз на уровне цен привозного бруса и досок. Если же удастся сделать лесопилку с паровым приводом, то на одной разности в себестоимости и рыночной цены тех же досок можно просто озолотиться! Нет, в самом деле, уголь-то для топки котла свой, со своих шахт, без накруток от посредников. То есть, не так дорого. Вода, так вон она, в любом ручье или болоте. Черпай — не хочу. А если для котла можно будет использовать те же ветки и другие отходы лесопилки, то расходы на новое предприятие окажутся более чем приемлемыми. Что касается спроса, то спрос есть. Ведь не даром из соседних графств тянутся ломовые телеги, груженные пиленым лесом. В крайнем случае, можно будет мужу предложить — среди прочих предприятий у него есть верфь на побережье, где хороший пиломатериал никогда не лишний. Точно! Нужно будет озадачить мастера Стима свежими планами хозяйки. Его вечно всклокоченная голова умна, и она обязательно что-нибудь придумает. Вот только сейчас разговаривать с ним преждевременно, пусть сначала изготовит уже заказанные ему три котла с помпами. А то загорится новыми идеями, позабудет про сиюминутные дела, и не видать тогда Лиз доходов от двух пока ещё не купленных шахт...

Ну что, драки были? Были! И даже кровь разок пролилась из разбитого носа. Всё как обещал. Значит, пока ворона и щенок могут быть довольны. Конечно, сейчас эта пара начнёт негодовать и буйствовать, дескать, маловато и того, и другого. Но лиха беда начало — пусть наберутся терпения, а там, как говорил поэт "будет вам и белка, будет и свисток".

Итак,

ЧЁТ.

Поезд упрямо продирался сквозь дождь. Мелкий, нудный, моросящий, вселяющий уныние в душе любого, решившего что-либо углядеть в запотевшем до непрозрачности оконце. На обшарпанной лавке видавшего виды вагона маялся от скуки довольно молодой человек. Пожалуй, его даже юношей назвать было бы сложно. Скорее, большой мальчик. Однако, одетый с некоторой путевой небрежностью в форменный мундир, на стоячем воротнике которого красовались два обвитых красной нитью серебряных шнура. Что недвусмысленно указывало на звание юноши, уже успевшего дослужиться до чина десятника, невзирая на поразительную молодость.

Чтобы заметить переход поезда на другую ветку, Дюш даже не понадобилась выглядывать в окно. Если раньше вагонные колёса звонко отстукивали "ту-дух, ту-дух", как и на любой другой новой дороге, то сейчас колёса завели совершенно иную песню. Впрочем, нет — назвать назойливо лезущую в уши какофонию песней, значило бы откровенно польстить. Паузы в колёсном стуке от версты к версте разнились необычайно, а посему в вагоне слышалась то бодрая дробь, то монотонный перестук, то лошадиный галоп, то вообще не пойми что. И так они будут тарабанить на всём протяжении чугунки от Княжеграда до Солнечного...

А всё дело в рельсах. Просто дорога от столицы к Солнечному строилась самой первой и по сию пору слыла самой длинной из ныне существующих чугунок. К тому же прокладывали её во время военное, а оттого впопыхах. В ту пору все силы были брошены, чтобы как можно скорее связать центр державы с её закатной окраиной, уже которую весну отражающей участившиеся набеги туманников. А ну как однажды не сдюжит местная дружина, не отобьётся, и что тогда? Князю дополнительное войско посылать? Так покуда оно пёхом через пол державы прошлёпает, туманники на захваченных землях раз десять укрепиться успеют. Выбивай их тогда, лей кровушку.

Вот и навалились всем миром на строительство, тем паче, что Великий Князь на серебро из казны не поскупился. Рельсы отливали все, кто мог и кто во что горазд. И никого не удивляло, что у одного литейщика рельсы чуть короче, чем у другого, а у третьего длиннее первых двух. Стройка не привередничала и брала, что дают. Какие рельсы подвезли, от какого производителя — не разбирались. Что подвезли, что у насыпи свалили, то и пускали в дело. Естественно, что выдерживать равномерность стыков на левой и правой стороне колеи никому даже в голову не приходило. Вот и вышло, что на такой чугунке вначале левое переднее колесо по стыку прокатится, потом правое, а там и задняя ось в свою очередь дважды отстучит. Причём, это если ещё в колее левый и правый рельс равны. А если нет? Одним словом, любой более-менее опытный путешественник с закрытыми глазами мог отличить первую чугунку от прочих, всего лишь раз по ней прокатившись.

Но это так, ненужные мысли вслух от опостылевшего безделья, а праздности Дюш не выносил. Тем более вот такой, вынужденной. Вся его живая натура горячо протестовала против подобного времяпровождения. Да ещё эта хмарь за вагонной стенкой, навивающая тоску... Душно и скучно. И окошко не открыть проветрить, иначе натянет полную клеть угольного дыма, забьёт лавки и подвесные полки сажей, спи тогда на чёрной постели. Его-то вагон первый в составе, сразу за паровозом прицеплен...

Не зная чем бы себя занять, юноша лениво подошел к полке у входа в вагон, где с целью как-то скрасить досуг путников, лежало книжное собрание аж из двух потрёпанных брошюр. Молодой человек взял одну из них, вернулся на своё место и принялся просматривать книжицу. Надпись на обложке гласила:

"История борьбы в Закатном крае

в вольном изложении г-на Тилиса."

Юноша наугад перелистнул несколько страниц в середине, вернулся к началу и обреченно вздохнул, досадуя на скудность вагонной библиотеки. Он бы с удовольствием почитал бы что-нибудь другое, но альтернативой "Истории борьбы" выступал новомодный роман в стихах, а к рифмоплётству молодой человек всегда был холоден.

Ещё раз вздохнув, Дюш достал из саквояжа походный фонарь — свеча в застеклённой призме, одна из сторон которой была зеркальной — разжег его, взбил повыше тощую поездную подушку, прикрыл ноги казенным одеялом и постарался погрузиться в чтение. Именно что постарался, поскольку каждое изменение колёсного ритма сбивало с мысли и отчаянно мешало сосредоточиться. В то время как сухой, более подходящий древним былинам и сказаниям стиль повествования требовал повышенного внимания. Пойди-ка, продерись сквозь витиеватые фразы, обильно пересыпанные устаризмами! Зато усыпляло скучноватое чтиво отменно, что было на руку Дюшу. Ехать-то предстояло ещё целую ночь, а попробуй усни под звуковое сопровождение из монотонной болтовни селян-попутчиков, храпа и хаотичного громыхания из-под вагона. Та ещё задачка. Однако творение господина Тилиса с ней успешно справилось: прочитав несколько страниц, Дюш клюнул носом раз, другой, потом книжонка выскользнула из ослабевших пальцев, и молодой человек уплыл в страну сновидений...

(Дабы не подвергать читателя незапланированной встречей с Морфеем, я не стал приводить здесь выдержки из этой откровенно усыпляющей книги. Впрочем, на свой страх и риск желающие могут ознакомиться с отрывком "Истории" в приложении к данной рукописи.)

Дубич, младший десятник государевой Тайной канцелярии, пребывал в не слишком благостном состоянии духа. Да что там говорить — он был откровенно раздосадован: целый воинский поезд разгрузился, а ни одного отставшего не нашлось от ушедших со станции маршевых колонн. Казалось бы, ему наоборот следовало радоваться, что в войске наконец-то крепко взялись за дисциплину. Ан-нет, свербело в душе чувство неудовлетворённости от несбывшихся чаяний. Затаённых, сокровенных, в которых он бы не осмелился признаться никому на свете, даже самому себе, но... Тем не менее, они были. Были и сейчас исподволь отравляли Дубичу жизнь.

Станцию чугунки под надзор, как и первый шнур вдоль воротника — знак нового звания — младший десятник получил сравнительно недавно. Но уже успел проникнуться собственной значимостью и возомнить себя чуть ли не наместником Перуна на земле. Этому в немалой степени способствовал невольный трепет, который внушал окружающим серый цвет его ворота — символ принадлежности к всемогущей службе внутренней безопасности державы. Вообще-то он должен был быть серебряного цвета, но отливающий металлом атлас полагался исключительно к парадной форме, а для повседневного ношения предписывался серый лён. Хотя Дубичу вполне хватало и такого, чтобы перед ним вытягивались в струнку даже полусотники. Любой отставший, кто подходил к Дубичу с вопросом о направлении следования ушедшей колонны, неизменно натыкался на тяжёлый, пронизывающий (так ему хотелось думать) взгляд младшего десятника государевой Тайной канцелярии. И его встречные вопросы — "А для чего вы, собственно, интересуетесь? Али вам неизвестно, что место квартирования воинских сотен есть тайна державная? А может вы не отставший от колонны служивый, а подсыл от туманников? А ну-ка, пройдёмте для выяснения!" — неизменно приводили в трепет любого, будь то седоусый ветеран или зелёный юнец. В такие моменты Дубич ощущал власть. Власть с большой буквы! И упивался ею. Равно как и в последующие дни, когда за задержанным прибывал его командир. Заставить ёрзать на жесткой скамье старшего по званию, прочесть нотацию о низкой дисциплине во вверенном тому отряде — о, это было высшее наслаждение для младшего десятника Тайной стражи...

А вот сегодня не вышло. Высаженные из вагонов воины споро построились, быстро провели перекличку и тут же убыли, вздымая сапогами дорожную пыль. Ни одного отставшего. Кого теперь вести в кутузку за самовольные шатания возле путей? Некого... Хотя, нет — вон один в форменной одёжке показался у вокзального буфета! Дубич выпятил грудь колесом и твёрдым шагом двинулся навстречу служивому. Вот только служивому ли? Больно молод он даже для новобранца, да и ростом не вышел. Больше похож на обычного пацана, ради шутки обрядившегося в форменную одёжу. К слову сказать, ладно сшитую и отменно подогнанную по фигуре. А вот то, что этот сопляк осмелился нацепить на тёмно-синий воротник сразу два шнура полного десятника — это, я вам скажу, откровенная наглость!

— Тайная стража, младший десятник Дубич! Потррррудитесь представиться и явить путевые грамоты! — сходу рявкнул Дубич, дабы сразу указать кто здесь хозяин. И свысока добавил: — Или вразумительно объяснить их отсутствие.

Против всех ожиданий, начальственный рык не произвёл на мальчишку должного впечатления. Кинув равнодушный взгляд на возвышавшегося над ним "тихушника", он совершенно спокойно ответил: