Пандемия

Это не удивило меня: всё ещё изгои в человеческом обществе, живущие обособленной общиной, они действительно не могли похвастаться частыми контактами с кем-либо кроме членов собственной стаи. Но куда больше меня интересовал источник скверны, ведь сейчас, наедине, я чувствовал её всё отчётливее. Неужели успела поучаствовать в войне? Нет, по поведению не скажешь. Всё же мать? Передалась с кровью от матери?

— А как обратили твою маму? Если это не секрет.

— Нет, там... Она вместе с напарником охотилась... И... Она не рассказывала подробно, но они заразились скверной. Ее напарник и... Мой отец... Он, чтобы спастись, ушел искать Серых Стражей. Уже потом мы узнали, что он стал Стражем и погиб в битве при Остагаре. А мама... Ну, ходили слухи, что оборотни не умирают от скверны. В общем, она попробовала разыскать одну из стай. Это спасло ей жизнь, и она сейчас нянчится с малышами.

История и впрямь была занимательной. Заразившая скверной беременная долийка обратилась в оборотня и выжила не только сама, но и сохранив жизнь ребёнку. Что-то новое.

— А ты не захотела нянчиться с младшими детьми?

Анейт качнула головой. Она двигалась передо мной, опираясь на все четыре лапы, отчего могла показаться крупным волком, чуть больше взрослого мабари. Никаких тропинок под ногами я не замечал, так что пришлось довериться ей и двигаться следом.

— Нет, они такие шумные!

— Думаешь, ты не была шумной?

— Нет! Мама рассказывала, что я была... Ну... тихоней.

Я мысленно похвалил себя, гордясь тем, что смог разговорить всё ещё опасливо косящуюся девчонку. Впрочем, ей явно не хватало общения, а, насколько я мог судить по её речи и отсутствию долийского акцента, поговорить она любила.

— Сэр рыцарь.

— Да?

— А вы... эм... совсем не боитесь... ну... нас... оборотней? То есть... я не правильно спросила...

— Я понял тебя, — ухмыльнулся я в ответ, — Немного опасаюсь, не без этого. Но ты же не будешь меня кусать?

Волчица даже отпрыгнула в сторону, остановившись от неожиданности:

— Нет! Я не... Нет! Я даже на охоту еще не ходила! Вот!

— Я пошутил, Анейт, — кивнул в том направлении, в котором мы шли. — Идём. Не представляешь, как я хочу окунуться в воду.

Оборотень медленно втянула носом воздух и осторожно ответила:

— А... А запаха я не ощущаю. Простите, это, наверное, невежливо, но...

Улыбнулся, пожав плечами:

— У всех есть маленькие секреты. Обещаешь не рассказывать?

Анейт снова двинулась вперед, указывая путь.

— Обещаю. И в чем секрет?

— Это одна духовная техника. Мне её тайно раскрыл один Серый Страж. У порождений тьмы есть такие твари, может быть, ты знаешь... Их называют крикунами.

Самка кивнула:

— Я знаю. Они... Они из долийцев. Мама рассказывала.

— Так вот, они превосходно чувствуют запахи. И некоторые Стражи научились скрывать свой — ты же понимаешь, насколько это полезный навык для разведки? — врать, так правдоподобно и вдохновенно.

— А-а-а... — задумчиво протянула Анейт. — Понятно. Да, полезно... Я думаю.

Волчица замолчала, мягко ступая по траве и корням деревьев, а я посматривал на ее спину и размышлял. Работать со скверной дистанционно я пока не могу, нужен прямой контакт. Но под каким предлогом можно прикоснуться к волчице? Не просто прикоснуться, а достаточно долго находится рядом. Маска человека в этом вопросе была огромным минусом. Простые алгоритмы поведения удобны, но не универсальны, и имеют вот такие пробелы. Передо мной, по сути, — молодая долийка, подросток, едва вступивший во взрослую жизнь. Подросток, выросший в замкнутой стае, и потому демонстрирующий некоторую опаску, но и любопытство. Её любопытство явно побеждало, и это было мне на руку. Какое поведение позволит достичь тактильного контакта достаточно длительного, чтобы я успел изучить ее скверну? Дружеские узы подразумевают достаточно близкое открытое общение, но не прямые контакты, разве что во время игры. Сексуальные отношения? Она молода и явно неопытна, соблазнять долго и постепенно я не могу, не имея ни времени, ни желания. Я мог бы заставить её, но это не давало ни гарантии результата, ни надежды на то, что я смогу после жить в стае и наблюдать за ней. Обдумав очевидные решения, я решился на небольшую хитрость.

— Это там. Мы почти пришли, — Анейт рукой махнула куда-то в сторону.

— Присоединишься? — нейтрально-дружелюбно спросил я, тут же ответив на её недоуменный взгляд, — Если у меня от холода сведёт мышцы, ты сможешь меня вытащить на берег.

Волчица взволнованно повела плечами и сделала пару шагов вбок, обдумывая предложение.

— Но... Разве... Ну...

— А, я понял, — поднял руки в останавливающим жесте. — Прости, я не подумал, что ты еще ребёнок.

— Я не ребёнок! — тут же взвилась девушка, — Я уже взрослая!

Нарочито небрежно взглянув на неё, я захлопнул ловушку, отрезав ей пути к отступлению.

— Тогда идем, — махнув рукой, я двинулся к озеру, мысленно надеясь, что там есть где поплавать. Иначе придётся тонуть прямо на мелководье. — В воду лезть не заставляю, просто посидишь на берегу.

К счастью, озерцо оказалось небольшим, но довольно глубоким. За моей спиной Анейт в неуверенности крутилась у самых деревьев, но не уходила, пока я, выбрав удобное место на пологом берегу, сбросил на траву походный плащ и начал снимать доспехи. Железо снималось неохотно, и это заняло некоторое время. Все это время волчица бродила вдоль кромки леса, не приближаясь, но и не уходя. Вряд ли её смущала нагота сама по себе, скорее, вид человека, а не оборотня, жить с которыми бок о бок она привыкла. Нравы людей в этом отношении также были довольно раскрепощёнными: церковники не видели ничего предосудительного в том, чтобы младшие сёстры помогали храмовникам со стиркой, а в маленьких крепостях, не располагавших местом для устройства отдельных банных комнат, помывочные были общими. Конечно, контакты между служительницами Церкви и храмовниками были строго запрещены, хоть и не возбранялось видеть друг друга — "все мы дети Создателя". Довольно лицемерная позиция, и в таких условиях ходило немало слухов о более тесных, чем приличествует благочестивым церковницам и стойким храмовникам, отношениях, однако руководящие верхушки благоразумно закрывали на пересуды глаза, руководствуясь старым-добрым принципом "не пойман — не вор".

Сбросив нижнее бельё прямо на доспехи, я не спеша двинулся к воде, краем глаза заметив, что волчица замерла на месте, внимательно за мной наблюдая. Не оборачиваясь, чтобы не смущать её, я осторожно ступил в прозрачную воду. Мелкие рыбёшки ринулись в разные стороны, потревоженные моими шагами. Мои ступни погрузились в мягкий песок, рассыпавшийся по дну в шаге от берега, кожу ног покалывало ледяными иголками. Ощущая, как холод впивается глубже под кожу, я сделал первый шаг.

Мне пришлось преодолеть почти треть водоёма, чтобы вода едва доставала до моей талии — первое впечатление обмануло меня, и, найдя водоём не достаточно глубоким, я был вынужден перейти к другому плану. Делая вид, что моюсь, я шарил по дну взглядом, пока не нашел какую-то корягу. Развернулся к волчице:

— Уверена, что не хочешь присоединиться?

Та присела на берегу, внешне чуть более спокойная, чем раньше, и в ответ качнула головой:

— Нет. Шерсть будет долго сохнуть, — внезапно заинтересовавшись ручейком, вытекающим из озера чуть левее, в сторону проговорила она.

Воспользовавшись моментом, я сдвинулся в сторону и нащупал ногой корягу. Продолжая поливать своё тело ледяной водой, я ослабил защиту своего тела, чтобы с силой нажать ступнёй на острый сук, выпирающий из скрытой толщей воды коряги, и, расцарапав её, с громким вскриком потерять равновесие. Стараясь не переигрывать, я почти сразу поднялся на ноги — Анейт успела вскочить и на несколько шагов зайти в воду, обеспокоенно глядя в мою сторону.

— Сэр рыцарь! Что случилось?

— Наступил на что-то, — пожаловался я, и, изображая хромоту, поковылял к берегу.

Через пару десятков шагов я болезненно поморщился и снова упал в воду, обхватив ладонями ступню, страдальчески разглядывая кровь, сочащуюся сквозь пальцы, и не спеша подниматься. Волчице не нужно было уговоров и долгих размышлений, чтобы в одно мгновение оказаться рядом со мной.

— Какая нога? — спросила Анейт.

— Правая.

Она встала справа и позволила опереться на себя. И, стоило нашим телам соприкоснуться, я сосредоточил большую часть внимания на скверне, сидящей внутри неё и внутри меня.

Её скверна была такой же, как в заражённых храмовниках на дороге. И в то же время ощущалась иначе. В Анейт скверна не была ядом, она не разъедала её ауру и её тело. Свернувшись глубоко внутри неё, скверна дремала — и, соединив её со своей скверной, я смог её пробудить.

Сделав ещё шаг, волчица резко замерла. Я переключил часть внимания на неё, спросив:

— Анейт?

Но она не реагировала, лишь слегка покачиваясь на месте. Её взгляд остекленел, а по ауре разбегались прожилки скверны. Я не видел подобной сети у порождений — очевидно, их сеть уже поглотила сама себя, распространившись глубже и сильнее. Скверна Анейт только начала вживаться в её тело, и, что самое интересное, в её разум. И я мог контролировать процесс, для начала притормозив его.

Скверна постепенно растекалась, почти завораживающе ветвясь и проникая во все уголки её тела. Я открыл глаза, размышляя, как вернуть Анейт способность двигаться — стоило бы выбраться из воды.

Заживив рану на ноге, я осмотрелся, но никого поблизости не ощутил. Теперь уже я подхватил на руки волчицу и понес к берегу. Надеюсь, что я не потревожил её связь с духом Хранительницы: происходящее было слишком любопытным для меня, и мне ни к чему был открытый конфликт.

Положив волчицу на траву, я сосредоточился на скверне в ее теле, обратив внимание, что она в каком-то смысле тянется к скверне во мне. Жаль, совсем мало времени на анализ и на изучение. Сейчас мне нужно привести Анейт в норму, чтобы потом иметь возможность закончить начатое, ориентируясь по ситуации.

Позволив скверне клеточка за клеточкой захватывать тело Анейт, я сосредоточился на той части появившейся сети, которая была связана с мозгом волчицы. Теперь её скверна тянулась не только ко мне, но и куда-то ещё, как будто не находя отклика. Образовавшаяся в ней сеть походила на лесную паутину, тянущую длинные пучки нитей к соседним ветвям. Я знал, что порождения были связаны с Архидемоном и полностью подчинялись его воле. Были ли это нити контроля? У меня была возможность узнать, и я не собирался от неё отказываться.

Осторожно касаясь потоков энергии, я скопировал их и послал похожие в ответ. Реакция была мгновенной, даже неожиданной. Анейт очнулась и резко попыталась вскочить, но я прижимал ее к земле своим телом. Сеть скверны будто ожила, начала мерцать, и, что мне менее всего понравилось, тянуться к источнику непонятной магии — вероятно, связи оборотня с духом Хранительницы Леса. Нечто подобное было и у других оборотней, правда, рассмотреть вблизи я смог её только сейчас.

— Хозяин... — прохрипела Анейт.

— Расслабься, — приказал я.

Волчица тут же выполнила приказ, прекратив попытки скинуть меня и подняться. Больше не нужно было останавливать её попытки вырваться, и я сосредоточился, останавливая распространение скверны и возвращая практически всю энергию обратно в то место, в котором она спала всю жизнь оборотня. Я мысленно подергал за оставшиеся ниточки и, удовлетворённо кивнув оставил лишь те, что отвечали за контроль.

— Как себя чувствуешь?

Она чуть повернула голову, посмотрев на меня. Глаза выглядели вполне обычными.

— Я будто спала все это время. А теперь проснулась, хозяин.

Мысли кипели в моей голове. Теперь я знал, с чего начать — я был уверен, что во многих оборотнях, участвовавших в войне, наверняка найду подобные спящие очаги скверны. И, если я смогу пробудить их — возьму под контроль. Впрочем, тут вырисовывалась явная перспектива обрести проблемы с Хранительницей, но я решил действовать постепенно и по мере возникновения трудностей их решать.

Анейт молчала и ждала от меня приказов. Любопытно, но я никаких изменений не ощутил, и её как-то по новому чувствовать не начал. Вероятно, я очень грубо перехватил контроль, но теперь у меня будет время изучить её внимательно.

— Пока будешь вести себя как прежде, Анейт. И ждать моих приказов.

— Слушаюсь, хозяин.

Ещё раз осмотрел пульсирующую в ней скверну. Тот храмовник, которого я заразил первым, наверняка умрёт — теперь внутри Анейт я видел то, чего недоставало ему. Решив научиться подсаживаться спящую скверну и размышляя над тем, смогу ли я перехватывать контроль над порождениями тьмы, я вернулся к своим вещам и начал одеваться.

— Сэр рыцарь, ваша рана... — выполняя мой приказ, волчица вела себя почти как прежде, разве что перестала волноваться.

Я показал ей ступню, на которой не осталось и следа рваной царапины, и Анейт кивнула.

— У меня к тебе будет много вопросов.

— Спрашивайте, сэр рыцарь.

— Начнем с начала...

Глава 6

Времени на долгий, глубокий и вдумчивый разговор у нас, естественно, не было. Но я попытался по возможности подробно расспросить Анейт, которая охотно отвечала. Я беседовал с ней и озадачено наблюдал — меня всё больше и больше интересовало действие скверны. Поведение волчицы почти не изменилось, скверна не сломала её волю, сохранила её личность. Но я также чувствовал: она целиком в моей власти, как была бы, вероятно, во власти Архидемона, если бы я не перехватил ту связующую нить. Я наблюдал за Анейт и сравнивал её с порождениями тьмы, проигрывающими по всем пунктам, утратившими себя полностью — от интеллекта до инстинкта самосохранения. Выходило, что Анейт либо не порождение тьмы, либо сохранила разум благодаря вовремя остановленному процессу. Будет ли её разум и личность сопротивляться моим приказам, идущим вразрез с её убеждениями? Будет ли столь же стабилен и верен оборотень, если позволить скверне прорасти вглубь его личности, не останавливая процесс?..

— Обычно волчица вынашивает двух или трех волчат, но большинство рождаются мертвыми. И больше половины оборотней умирают в процессе взросления. Хранительница бессильна — она не раз говорила, что хотела бы это исправить, но не может преодолеть древнее проклятие ликантропии. Оборотни вообще не должны были иметь потомства — как естественным путём, так и через укусы. Передавать проклятие изначально могла только Первый Дух, Белый Клык, но позже эта способность передалась тем, кого она обращала.

Из слов Анейт выходило, что Хранительница имеет куда меньше власти над проклятием, чем я изначально предполагал.

— А что вообще может Хранительница?

Анейт чуть задумалась и, скользнув взглядом по кронам деревьев, продолжила:

— Чувствовать лес. Чувствовать нас и наше состояние. Иногда лечить...

Я чувствовал масштабные перспективы, открывшиеся передо мной — подчинение всех оборотней, одного за другим. Раз уж Хранительница такая же пленница проклятия, как и все они, то просто не сможет мне помешать.