Уже после первых лет на Войне, я понял как это важно правильно воспользоваться подходящим моментом. Иногда можно свалить несокрушимую стену, легонько ударив в правильное место в нужный момент. А иногда, если момент неподходящий, то и куриного яйца кувалдой не разобьешь.
И сейчас нам удалось почти невозможное, втрое больший отряд Врага был изрядно побит и рассеян, а его остатки мы спихнули в лощину на противоположной стороне холма. Несколько раз они пытались вылезти оттуда, но попробуйте забежать по скользкому крутому склону, да еще и в полном вооружении. А забежав, натолкнуться на плотный ряд щитов и быстрые удары мечей. Что? Не нравиться? Вот то-то же!
Прилетевшая неизвестно откуда молния, прикончила мое хорошее настроение и треть моего отряда. Следующая, хоть и сверкнула над нашими уткнувшимися в грязь головами, — оптимизма не прибавила. Драться с магом дело безнадежное, а драпать некуда. Остается лежать и молиться. Третья молния прошла значительно ниже, опалив нам задницы. А в ответ, из-за наших спин, засверкали "наши" молнии и полетели огненные шары.
И тут началось! В такую катавасию я еще не попадал ни разу в жизни. Видимо этот холм был чем-то очень дорог, как для нас, так и для наших противников. Потому что с десяток или больше магов, с обеих сторон начали лупить своими чертовыми молниями, заклинаниями и прочей гадостью.
Ощущение было, словно кто-то запихал в одну бочку землю, воздух, огонь и лед, швырнул туда до кучи нас, и покатил эту бочку по склону крутого, полного кочек и выбоин холма.
Сам не знаю как, но я и весь мой, сильно поредевший отряд, скатились в ту самую лощину, из которой, несколько минут назад, старались не выпускать Врага. Оба наших отряда перемешались. Но нам было уже не до драки. Мы валялись в грязи, пытаясь вдохнуть своими обожженными легкими хотя бы частицу горящего воздуха. На спины нам падали осколки разбитых вдребезги булыжников, комья раскаленной земли, куски льда, и что-то склизкое и вонючее. Смерчи проносясь над нами, выдергивали тех кто был полегче, или не успел зацепиться за корни деревьев и уносили в неизвестном направлении. Пару раз сплошная огненная стена прокатилась над нами, окончательно обуглив нашу одежду.
Время остановилось. И если вы спросите меня, сколько длилось это безумие, — я отвечу, — "вечность", или сотню ударов бешено колотящегося сердца. Но когда все это окончилось, еще более внезапно чем началось, я скорее готов был поверить что умер, чем жив.
И абсолютная, звенящая как колокол тишина, воцарившаяся над полем, только усиливало это впечатление. Не было слышно ни грохота молний, ни криков, ни лязга мечей. Только стоны раненных доносились до нас, словно протискиваясь сквозь какую-то завесу. Битва прекратилась мгновенно, в одну странную секунду. И те из нас кто еще оставался жив, крутили головами пытаясь понять причину этого.
Но тут мы увидели.., нет, — услышали.., или почувствовали как с противоположных концов этого страшного и кровавого поля, навстречу друг другу стремительно двигались две фигуры. И в наших головах, столь же стремительно промелькнула мысль. — "Это они. Верховный Защитник и Главное воплощение Зла".
МАЛЫШ
Вот уже почти сутки я лежал в кустах около проезжей дороги и наблюдал за этими..., людьми.
Они мне не нравились. Мне не нравился их вид, их запах, их манера громко и бестолково говорить. И особенно, — их мысли и эмоции. Как можно жить с такой кашей в голове? Как можно существовать не зная чего действительно хочешь? Даже не пытаясь контролировать свои чувства и эмоции. Не понимая..., — да что они вообще понимают, эти люди? Они даже не способны настроить свой организм так, что б он не выделял столько мерзких запахов. Или хотя бы мыться почаще.
И среди этих грязных, вонючих и безумных существ, — я должен жить?! — Нет, я просто не смогу этого сделать. Я не выдержу. Да и зачем мне это? В лесу, среди животных, такому как я затеряться намного проще. Там я чувствую себя своим, там я дома, я знаю каждый кустик, я нахожу общий язык с любым населяющим его существом. — Решено, я не пойду к людям, я пойду в соседний лес, или еще дальше, в конце концов лесов много, и если кто-нибудь решит меня в них найти, — ему придется очень сильно постараться.
Я встал, повернулся спиной к дороге и сделал первый шаг. Подумал немного, развернулся и пошел в обратном направлении, к дороге.
В конце — концов Наставник сказал мне идти к людям. И он надеется, что я так и сделаю. И поступить по-другому, — означает обмануть его надежды и предать его веру в меня. Поэтому, как бы мне не было это противно, я пойду к людям.
Стоило мне пройти по дороге всего лишь несколько минут, как меня нагнал свернувший с одного из проселков обоз. Несколько нагруженных телег, в сопровождении десятка вооруженных мужиков, с довольно мрачными лицами. Они поравнялись со мной, и внимательно косясь то на меня, то на окружающие дорогу кусты и деревья, стали обходить по обочине.
Прочитав их мысли, я понял что все эти большие и вооруженные люди, — меня бояться. И даже не столько меня, сколько чего-то, что может быть со мной связано. Почему-то им казалось, что я могу представлять для них какую-то опасность. А еще, — так же они думали про кусты, растущие на обочине, про повороты дороги, и про все, что казалось им хоть чуточку необычным.
Я понял, что это группа душевнобольных, страдающих манией преследования. (Наставник что-то про таких рассказывал). — Мне они показались в общем-то безобидными. Но я решил, что лучше как-нибудь успокоить их подозрительность, тоже прикинувшись безобидным. Главное, не провоцировать их на вспышки насилия и не обострять болезнь. (Ведь даже вполне разумные звери, заболев бешенством способны на ужасные поступки, чего же ждать от этих, изначально безумных людей?).
Так мы и шли. Они подозрительно косясь на меня. Я, — прикидываясь что вовсе их не замечаю. Так и шли какое-то время бок о бок. Наконец один из них не выдержал, и заговорил со мной.
— Да обойдет тебя Зло, парень..., — обратился ко мне, с формальным приветствием их Вожак.
-...Да сохранят твой дом Защитники, — ответил я ему, заканчивая формулу приветствия. (Эти основные формулы, я выучил пока сидел в кустах).
— Сам то, из каких будешь? — спросил он, пытливо глядя на меня.
— Дык я это..., дядя, — ...вот! — ответил я ему, подслушанной у одного паренька фразой. Этот паренек, проходил мимо меня, еще сегодня утром. И почти напротив моего поста наблюдения, встретился с группой идущих куда-то людей. Его вид и манера говорить, не вызвали у других, ничего кроме сочувствия и жалости с легким оттенком презрения. Поэтому на первых порах общения с людьми, — я решил следовать той же манере. (А еще, — что-то в этом парнишке, дало мне ощущение нашей похожести).
— А-а, понятно, — дурачок, — сказал проницательный Вожак.
— Да это..., папкин-мамкин я. — Продолжил я играть свою роль.
— Это-то тоже понятно, — улыбнулся Вожак. — А папка — мамка, где?
— Дык ведь, дядя, — вот!! — сказал я, и по моей щеке побежала струйка слез, (как у того парнишки).
— Понятно, — сразу погрустнел Вожак. — Да только..., — ты парень, особо-то не убивайся. Не ты первый, не ты последний... . Сколько еще такого брата как ты, по земле-то ходит, и ходить еще будет. ...Да ведь и сам в двенадцать лет, сиротой остался. И горюшка-то похлебал. Полной ложкой, похлебал я горюшка. И побирался, и батрачил за кусок, да и грешно сказать, — воровать приходилось. ...Однако мир, — он парень, — мир-то не без добрых людей. И хоть встречал я на своем пути разных сволочей, — да только добрых-то людей встречал поболее. Не дали мне добрые люди-то, совсем пропасть. И подкормили, и работе выучили и в люди вывели. ...Был я сиротой и побирушкой, — а щас-то глянь, — человек! И живу как человек, — глаз не прячу. ...И в Армии нашей довелось послужить. Повоевал со Злом, десять с гаком лет, воевал... . Да только сам видишь, ..., — ранили меня.... . Чуть совсем вражий меч мне ногу не оттяпал. Хорошо, Защитники в лазарете постарались. А то б.... Сижу-то я нормально, а вот ходить, сам видишь......
Он продолжал говорить и говорить, о чем-то мне совершенно непонятном. Я даже решился заглянуть в его мозги, чтобы понять смысл этой речи.
Она лилась словно странная песня, — без музыки, без рифмы и кажется без смысла. И в ней я почувствовал нотки жалости, — ко мне, к себе, и ко всему этому ненормальному миру. Он о чем-то сожалел, почему-то извинялся за то что жив, за то что благополучен, и за то, что находиться сейчас не там где, как он думал, должен находиться. В общем, — обычный человеческий сумбур и бессмыслица. Но среди всей этой бессмыслицы и дребедени, — я ощутил... ощутил, самое главное, — ДОБРОТУ. И это примерило меня с мерзким запахом, бессмысленными речами и вопиющей глупостью данного субъекта.
Ладно, если среди людей есть похожие на этого, — то возможно я научусь с ними уживаться, как бы тяжело это не было.
ПОЛТИННИК
Потом я слышал много рассказов о том, как это было. Рассказывали правда в основном те, кого в тот день и в помине не было рядом с полем Последней Битвы. ...Рассказывали как ОНИ оседлав драконов..., летя на грозовых тучах..., или даже заставив бежать две огромные горы, неслись на встречу друг другу, топча и сминая всех оказавшихся на их пути. И чем дальше от поля боя был в тот день рассказчик, тем больше красочных подробностей он добавлял.
Но я в тот день, к своему большому сожалению, на поле боя был. И видно потому, никаких таких подробностей не заметил и не запомнил. А запомнил я лишь странную смесь восторга, ужаса и ликования, которые заполнили мою душу. Запомнил ощущение чего-то грандиозного, чего-то, что мне никогда не дано будет полностью понять и осознать. Понимание, что я стал свидетелем события, которое может произойти раз в миллионы лет, которое навсегда изменит и перечеркнет всю нашу прежнюю жизнь.
А потом..., потом в моей голове словно шаровая молния разорвалась, и в угасающем сознании появилось чувство, что эта молния разорвалась одновременно в тысячах других голов. А после, — наступила звенящая, невыносимая пустота в...., не знаю, может голове, может еще где. Знаю только, что я потерял сознание и рухнул на землю этой своей проклятой и благословенной лощинки.
Очнулся я с ощущением, что все это со мной уже было. Я почему-то все ждал, что перед моим носом вот-вот упадет отрубленная рука. Я ждал, а она все не падала. Тогда я попытался подняться на ноги, но голова закружилась, и я выблевал все содержимое моего пустого желудка.
Когда я кончил корчиться и стонать, — смог оглядеться по сторонам. Дно лощинки было усыпано телами людей. Многие из них лежали неподвижно, другие блевали подобно мне, а иные ошалело вращали глазами по сторонам, или тупо смотрели в одну точку. Но тут как раз ничего странного не было. Такое часто случается с теми, кто попал под "раздачу" магов. Но что-то странное все-таки было. Что? Я сам пока не мог понять.
Пригляделся поподробнее к мужичонке, который как и я отблевав свою норму, ошалело пялился на происходящее. Мужик как мужик, чем-то на меня похож, явно не из моего отряда, хотя вроде тоже мечник. Что же в нем не так?
— Ой, ни фига ж себе, да он же Враг. — Внезапно понял я, разглядев его доспехи и оружие. — Только странный он какой-то Враг. Даже как будто и не Враг, а просто враг, или даже...., — не знаю как сказать.
... Ну то есть я вижу, — что он враг, но не чувствую этого, и желания его убить у меня почему-то нет. Что это со мной, совсем головой повредился?
Пока голова пыталась соображать, руки пробежались по телу, проверяя наличие хоть какого-нибудь оружия. Не найдя ничего, руки заставили мой еле живой организм опуститься на колени и начали шарить в траве, в поисках чего-нибудь подходящего. Наконец нашарив в луже блевотины рукоятку чего-то, явно предназначенного для убийства, руки слегка успокоились и вернули контроль над телом голове.
Голове это очень не понравилось. Ей было легче подчиняться рукам, чем думать самой. И потому я сидел, тупо глядя как супротивный мужик тоже шарит по обугленной траве, и размышлял, — как бы взять да и убить его, пока он не убил меня.
Но руки, отдав управление голове, полностью устранились от решения задач, а голова вместо того чтоб действовать, начала раздумывать да размышлять, — зачем да почему, так необходимо убивать этого вот мужика?
Хотя какие еще нужны причины для убийства, если и так ясно что передо мной Враг? Пусть даже и просто враг, все равно ведь не друг. Так что повод для убийства был, а вот желания убивать не было. Даже странно как-то, — вообще ни малейшего желания кого-нибудь убить, ни этого конкретного врага, ни какого-нибудь другого, благо в нашей лощинке выбор был.
Мне даже как-то неловко стало. Ведь раньше у меня с этим никаких проблем не было. Как только увижу Врага так сразу, — кровь кипит, зубы сводит от ненависти и все в душе кричит, — "убей, убей". А тут..., — кошмар какой-то. Что люди подумают?!
Наконец и этот злыднев мужик, изловил в траве обломок двуручного меча, впрочем, вполне подходящего для убийства кого-то "себе подобного". А поскольку, как я уже говорил раннее, мы с мужиком были чем-то неуловимо похожи, то проблем с поисками себе подобного у того возникнуть было не должно.
— Вот и все, — подумалось мне. Откуковал ты старый дурак Полтинник, свой дурацкий век. Прожил жизнь бездарно, — и помрешь так же. Подойдет сейчас этот Враг(?) к тебе, и отрежет твою глупую голову.
— Да почему это, — бездарно. — Запротестовал мой внутренний голос. — Я ж со Злом воевал, я ж......
— Ты ж, пыж. Говорю что бездарно, значит бездарно. — Безжалостно ответил моему внутреннему голосу, мой же внутренний голос. Я хотел было вмешаться в их спор и возразить что все это не аргумент. Но во-первых, — где двое спорят, там третий не лезь. А во-вторых, — от подобных споров могут окончательно съехать остатки того, что осталось от моей крыши, потому махнул рукой и промолчал.
Сидел я так, молчал, — ждал смерти. А смерть, в лице этого дурацкого мужика, все не шла и не шла. Сидела, вцепившись в рукоятку своего обломанного меча и пялила на меня свои идиотские, бессмысленные и ничего не понимающие глаза.
Тогда я, почему-то не вставая на ноги, на четвереньках пополз к Врагу. В его глазах сразу появились облегчение и покорность судьбе.
Он смотрел на меня так спокойно, без всякой злобы, лишь с легкой грустью и печалью, — что доползя, я опять сел и уставился на него.
Что ж делать то? Убить его, — у меня никак не получается. Меня он тоже что-то не торопится убивать. И что теперь, — будем так сидеть и пялиться друг на дружку? Или может вообще разговоры разговаривать с Врагом прикажете?
Интересно, а Враги, — они вообще-то разговаривают? А если и разговаривают, то как? Неужели так же как и мы? Нет, это вряд ли. У нас лет пять назад ходили слухи, что они только рычат по-всякому и жестами изъясняются. Может это и правда?
Хотя с другой стороны, по виду они такие же люди как и мы, да и устроены вроде бы так же. По крайней мере умирают от таких же ран что и мы. Но почему подобная мысль пришла мне в голову только сейчас? Почему еще несколько минут назад, при виде врагов я испытывал такое сильное чувство инородности, отвращения и ненависти к этим сущест..., людям, что даже мысль о том, что они могут быть подобными мне, — вызывала у меня отвращение? И почему пришла сейчас? А может попробовать, так, ради хохмы, ну не знаю..., — поздороваться? Я открыл было рот, но никаких звуков выдавить из себя не сумел. Похоже само мое тело отказывалось заниматься таким диким и бессмысленным делом, как разговор с Врагом.
