Новатерра-2. Часть 1. Целитель

— Конечно, я ведь женщина!

— Не в этом суть.

— А в чём тогда?

— Ты водку пить не умеешь.

— А при чём здесь..?! Хи-хи-хи! Па, — она вдруг заговорщицки прильнула к его уху, — может, я не поеду сегодня бабахать? Правда, не люблю этого. Пойдём вместе к тебе на работу, я чем-нибудь помогу великому гетману. Или запрусь в маленькой комнатке и поучусь пить водку.

— А кто тебя потом домой понесёт?

— Я — понемножку, по капельке. Сама дойду, только буду за тебя держаться. Или останусь там, в комнатке. Мама Лина будет тебе женой дома, а я — на работе. Как бы, да? Это шутка, па, ты не подумай! А хочешь, мы..?

— Хочу, моя хорошая, очень хочу, — признался Александр. В чём именно, и сам не понял до конца, но всё же выкрутился. — Хочу, чтобы вы, тем не менее, поехали на стрельбище вместе. Без этого нельзя, пойми, малыш. В конце концов, моя жена должна суметь в случае чего защитить и себя, и меня тоже.

— Ма умеет, — вздохнула Алёнка.

— Ма? Да, умеет. Но хреново... Подожди, при чём здесь ма?!

— Ну, защитит и себя, и тебя, мужа своего.

— Девочка, но я ведь имел в виду тебя.

— Меня?!

— Конечно! Сама сказала, что будешь мне женой на работе, вот и отдувайся теперь за двоих. Твоё время пришло, малыш! Любимый мой малыш...

Он обнимал Алёнку, говорил и понимал, что эта глупость будет стоить ему всех сегодняшних. Но так хотелось говорить и говорить!.. А много более хотелось подхватить её девичий стан, прыгнуть в седло и — прочь отсюда! На край света! Далеко за край его! Надолго! Навсегда! Вдвоем с тобой, любимый мой малыш...

— Любимый мой малыш, — в далёком, чуждом и незримом Запределье повторил величественный седовласый старец. — Любимый... Интересно, как это — 'любимый'? И что такое 'интересно'?.. Твоё время пришло, увы, малыш! Пусть оно не стучит пока что в вашу, детки, дверь, пусть только на подходе. В месяце пути, не более. Без вариантов. Крепитесь, детки, дай вам Бог удачи и терпения!..

— Любимый твой малыш, — шептала девушка мелко дрожавшими губами. — Я хочу поцеловать тебя. Можно?

— Конечно, моя прелесть!

Конечно, Александр ожидал привычного уже прикосновения к щеке, ну, может быть, к губам, а получил... именно то, чего подспудно ожидал с момента самой первой встречи.

— Уф-ф! — только и смогла произнести Алёнка, уняв разгорячённое дыхание. — Какое блаженство!.. Только это ведь не очень хорошо, да, па? Ма будет сердиться. И Бог тоже.

— Насчёт Бога тебе виднее, — Александр уронил голову ей на плечо, пряча подалее бесстыжие глаза. — А наша мама Алька... думаю, не будет. Если мы тоже не будем. Злоупотреблять... Давай-ка ещё раз!

— Давай! — воскликнула Алёнка, а после, снова отдышавшись, прошептала. — Не забывай этот поцелуй, па! И меня тоже...

'Эх, если бы я мог забыть!' — подумал Александр.

Последних слов её он попросту не слышал — в прихожей зазвучали голоса приветствия: сопрано отворившей дверь Алины, басок генерального дозорного, довольное урчание пса Дэниела. Сторож! Хренов...

Как и хозяин дома, Костя до Чумы был военнослужащим, разведчиком вначале армейским, потом — во внутренних войсках МВД, первым офицером в семье интеллигентов-петербуржцев Елизаровых. В той, дочумной, семье — последним... Питая тайную, как сам наивно полагал, любовь к Алине, Костя двенадцать лет прожил вдовым холостяком и лишь два месяца назад сочетался браком с весёлой, симпатичной Маринкой, до того — Марфой, инокиней монастырской общины Свидетелей Страшного Суда. Один из ближайших друзей-соратников, он всегда представлялся гетману как бы состоящим из двоих человек, гиганта Константина телом и маленького Костика лицом. Алёнка разглядела его сущность влёт и называла дядей Костиком, вернее, Дядей костиком, если судить по интонации.

В открытый тир полковник отпускал любимых женщин с лёгким сердцем: на стрельбище ни Костика, ни Константина не существовало, лишь Костяра — чинуша, тупорылый деспот, нудный буквоед, не замечающий красивых глаз хоть Моны Лизы дель Джокондо, хоть цыганки Эсмеральды, хоть своей возлюбленной, по имени Алина. Которая умела при желании строить такие глазки, что теледива Дарьялова от зависти бы удавилась перед камерой, и будь на огневом рубеже не Константин, а кто-нибудь другой из офицеров-казаков, мишенная стрельба мгновенно превратилась бы в пальбу по воробьям. Нет, по пустым бутылкам из-под 'Каберне'. После его употребления под шоколад и фрукты...

— Здорово, Саныч, — разведчик сунул лапу гетману и подмигнул Алёнке. — Привет, маленькое солнышко!

— Здравствуйте, дядя Костик! — девчонка опустила длинные пушистые ресницы. — Только я не маленькое солнышко, я... я — Чудище-Алёнище, вот!

— Это кто же посмел?!.. — грозно расправил плечи богатырь-дозорный.

Дэн аж попятился к двери и фыркнул.

— Папа...

— Она ему вчера компот пролила! — рассмеялась Алина. — Как раз на это... ну, мне по пояс будет, — и тихо уточнила, обернувшись к Александру. — На 'малыша'.

— Будем считать, что нашему гетману здорово повезло, — усмехнулся Константин.

— В том смысле, что другому ты набил бы физиономию?

— В том смысле, что гетман больше любит кофе, да погорячее. Благо ещё, он матом ругаться не умеет.

— А вот и неправда, умеет! — вступилась за 'честь' отчима Алёнка.

— Это когда же ты слышала?! — изумился Александр.

Обыкновенный русский человек, хотя и гетман, он, разумеется, 'приукрашал' родную речь изящным словом. Изредка. Намного чаще — фразой. Длинной. Прочувствованной. Вычурной. Да не одной... При девушке, однако, сдерживался. Ну, старался сдерживаться. Особенно когда врезался сослепу в стеклянную межкомнатную дверь гостиной или с размаху ударял себя по пальцу молотком...

— А вот и слышала! — Алёнка показала отчиму язык. Длинный такой. Совсем как уши. — Помнишь, батюшка Никодим выпил... м-м, немножко вина с дядей Сашей Кучинским? Их ещё чуть-чуть тошнило на паперти... А ты сказал тогда: ах вы, два... этих самых... как их..? Ага, вспомнила!

— Вот я тебе сейчас..! — нахмурился гетман. — Ты погляди, брат Костик, яйца курицу...

— ...дисциплинируют, — вздохнув, закончила фразу Алина. — Едем?..

...И пошло-поехало!

За окном оглушительно фыркнул дозорный УАЗик, унося амазонок по ратной стезе.

В тон ему разобижено рыкнул барбос — одного, бедолагу, оставили с хамским хозяином. Ничего не поделаешь, братец-собак, се ля ви. Наша жизнь, говорят, такова, какова она есть, и более не какова. Без вариантов!

Покусывая губы, Александр сдвинул занавеску и поглядел на чисто выметенные аллеи Замка — новоросской цитадели.

По мостовой прошла, нет, проплыла, покачивая бёдрами, Наталья Хуторская, верная подруга и помощница, урядный секретарь. Улыбнулась — заметила всё-таки шефа в окне! Помахала рукой: не опаздывай, типа...

Тип-топ-тип-топ-тип-топ! — промчалась миномётная курсантская команда на развод. Их взялся 'разводить' немолодой уже, седой как лунь хорунжий. В две шеренги становись!..

И стало так!

Начался новый день. Что он, грядущий, нам готовит? Если судить по гаденьким предощущениям, какую-нибудь бяку. Неминуемо. Без вариантов. Вернее, варианты есть. Аж два. Первый — наихудший. И второй — маловероятный... Знать бы заранее! Но, увы, он всего лишь гетман, а не Бог...

— Думаешь, Бог знает? Как же ты ошибаешься, сынок, — махнул пергаментной рукой величественный седовласый старец, потягивая духовитый травяной отвар. — Никто не знает будущего. Может статься, нет его и вообще... А впрочем, ничего хорошего не жди. Ибо грядёт день... Этот? Следующий? Послезавтрашний? Кто может знать?.. Но — скоро. Уже скоро. Вариантов нет. Вернее, есть один, но, как ты выразился, маловероятный...

Старец задул крохотный алый язычок огня на фитиле лампады, на удивление легко для своих лет — какие его годы?! — поднялся со скамьи, неспешно растопил очаг, придвинул задремавшему было ушастому щенку объёмистую глиняную плошку с отогревшимся после холодного подвала молоком, задал немного корму прочей мелкой живности и наконец присел перед разнежившимся на циновке лебедем-красавцем.

— Ну, что, дружок мой, птичка, хм, божья, был у Неё?

— Конечно, был, — наморщив клюв, ответил старцу гордый лебедь. — Поговорили. Всласть! Я, разговаривая с Нею, чувствую себя подонком, а не ангелом-посланником! Знать бы ещё, как это — 'чувствовать'...

— Вот то-то и оно... Ну-ну, и что Она сказала?

— Как будто сам не видишь! Наступил новый день, столь вожделенное тобою Завтра. Ты ведь обычно посылаешь лишь об этом у Неё узнать — наступит ли Оно.

— Обычно да, друг мой, обычно да... Но не сегодня. Как она?

— А то не знаешь сам!

— Ох, знаю... Счастлива покамест. Вот только надолго ли?

— Расчувствовался! — едко усмехнулась птица.

— Я не умею, если бы и захотел.

— Я — тоже. Только притворяюсь твоей волей. Ты, кстати, мог бы здесь не как бы горевать, а чем-нибудь помочь Ей, ты на то и Бо...

— Ох, нет, дружище лебедь, я — простой старик. Нет у меня уже ни прежних сил, ни, очень вероятно, времени. Как и у всей Вселенной... Я ведь не раз рассказывал тебе: Прошлое было, Настоящее сейчас, а вот Грядущее... возможно, будет. Лишь возможно. Причём вполне возможно, ибо так было всегда. Однако же познать его, проникнуть в даль времён, тем более, целенаправленно вмешаться в ход событий, руками, разумом и волей сотворить историю, — увы, задача непосильная. Пока. Мир беспределен, всякая его частица имеет собственную Силу и влекома Волей сквозь простор Свободы. Буквально каждое мгновение бесчисленные сонмища частиц, от атомарно крохотных до галактически огромных, соударяясь, получают новый импульс Силы и разлетаются по мириадам направлений сферы Мира. Вновь сталкиваются. И мчат, мчат, мчат... Животворящее Движение. Оно же — суть Конфликт всего и вся. Вселенский Хаос. Случай. В случайности нет Будущего и не может быть лишь потому, что каждый следующий удар способен привести к высвобождению чудовищной Энергии и моментальному уничтожению Вселенной или, по меньшей мере, её части. Последнее порой случается, ты знаешь, например, при возгорании Сверхновых звезд. Первого пока не было. Можно сказать, что нам пока везло...

Лебедю явно надоело многократно повторявшееся откровение хозяина, он повертел благообразной головой на длинной шее и попытался завернуться под крыло, будто изыскивая там кусачих паразитов. Правда, фокус не удался.

— Куда?! Я для кого рассказываю? Что за молодежь пошла?! Ни тебе внимания, ни должного почтения! Вот, помню, была у меня не так давно помощница, люди её птицей Алконост звали, так она... — старец ворчал до тех пор, пока лебедь, закатив глаза и шумно крякнув, снова не сосредоточился. — Так вот, остановить Великое Движение нельзя — Вселенная умрёт. Полностью упорядочить его не хватит сил всего живого Сущего. Выход в одном — проникнуть разумом в Грядущее ДО момента Большого Взрыва, заранее узнать о назревающем критическом столкновении и минимумом сил предотвратить его. Одновременно научиться предотвращать более мелкие, частные взрывы, по крайней мере, те из них, что не несут в себе полезного потенциала. Увы, проникнуть в Будущее до сих пор не удавалось никому. А кто сумеет это сделать, тот создаст Гармонию Вселенной — спокойный идеальный мир всего и вся, в котором нет ни катастроф, ни войн, ни ссор, ни стычек, ни болезней, ни иных конфликтов. Желанный мир, в котором всякое живое существо, а не одни лишь люди с их загадочными душами, узнает, что такое 'радость', 'счастье' и 'любовь'! Да, люди с их загадочными душами... Они одни наделены ключом к двери в Грядущее — Интуицией. И более других — Она! Но как же мало ей осталось жить!..

— Да, шеф, кажется, ты и впрямь расчувствовался, — пробурчал невежа лебедь, намереваясь снова сунуть голову под белоснежное крыло. — Не подхватил чего на старости-то лет? С людьми давно общался в живую?

— Не так чтобы давно, — пожал плечами старец. — Лет, может, сто назад. Если быть точным, сто четыре. Помню...

— Да, ты-то помнишь, а они по столько даже не живут... Послушай, ты слетал бы в отпуск! Или поспал ещё. И нам бы не мешал. Поналетело вас тут...

Насчёт 'поналетело вас...' старец уже не слышал. Попросту не слушал. Думал. Об отпуске, в котором не был больше семи с половиной тысяч лет... Больше семи с половиной тысяч оборотов этой диковинной планеты вокруг жёлтой своей звезды. Странной планеты. Страшной планеты. Прекрасной планеты. Потрясающе разной планеты с уникальной, ни на какую во Вселенной больше не похожей Жизнью — Человеком. Думал о множестве миров. Думал о еле различимой голубой звезде. О фиолетовой листве приземистых деревьев. Об изумрудных небесах. Воде цвета земной травы. Ультрамариновых закатах. О своей родине, которую давно, казалось бы, пора забыть... Но Старец не умеет забывать. Ему не кажется. Он либо знает, либо нет. Он не надеется. Не верит... Верят люди — по-детски, бестолково, нелогично, даже в Завтра. Для них Оно наступит обязательно... Жаль только, не для всех. Во всяком случае, не для Тебя, красавица, провидица, девчонка-несмышлёныш, юная избранница богов...

Затих, упрятав голову под белоснежное крыло, красавец лебедь на циновке. Пристроив плюшевую мордочку на мягких лапах, вольготно разбросав по полу уши с завитками шерсти на концах, в углу посапывал щенок. День начался, как миллионы прежних дней, с виду вполне обычно, зыбко, тихо, незаметно. Старец наполнил плошку еле тёплым травяным отваром, смахнул несуществующую пыль с дубового стола и не спеша прошёлся по избе. Не Старец вовсе, а простой старик, каких полно от Кенигсберга до Находки. Было. До Чумы. До войн. До революций. До реформ и перестроек. Простой старик. Давно уже не Бог...

...Какой там Бог?! Обычный человек. Обычный гетман. Обычный русский гетман третьего тысячелетия по Рождеству Христову — прошу любить его и жаловать! Без вариантов...

Ну, всё, пора идти в Грядущий день!

Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги,

Значит, скоро и нам уходить и прощаться без слов.

По нехоженым тропам протопали лошади, лошади,

Неизвестно к какому концу унося седоков...

(В.С.Высоцкий)

14-15 августа. Врачу: исцелись сам! Твои проблемы...

— Всё не так плохо, как вы думаете! Всё гораздо хуже...

медицинский афоризм

Смеркалось...

Если быть совершенно точным перед важным историческим моментом, начало смеркаться. Как в шахматах для круглых идиотов: едва-едва. Отнюдь не е2 — е4... Совсем пока чуть-чуть. Практически ещё никак. А может, даже менее того. Намного. Много-много менее... Как-никак август, пусть и середина месяца, куда, к чёрту, заранее смеркаться?! Всего-то восемь на часах. Вернее, двадцать. Да какая, впрочем, разница?!..

Гетман устроился — причём достаточно давно, как бы не час тому назад — за письменным столом в своём апартаменте. Выстукивал, набив уже, хм, оскомину на пальцах, 'Прощание славянки' по резному подлокотнику мягкого то ли стула, то ли кресла и, густо усыпая пеплом сигареты буроватый камуфляж, задумчиво разглядывал косяк. Косяк не в смысле папиросы 'Беломор' с приличным содержанием марихуаны и даже не дверной проём, а небольшой косяк пираний в собственном аквариуме. Рыбок пираний, известных также как карибы, для простонародья — Serrasalmidae, серо-зелёных горбоносых амазонских хищниц отряда карпообразных, которых где-то раздобыл ему посольский старшина и лучший друг Сергей Богачёв чуть больше месяца назад, когда скоропостижно сдох — наверняка от смерти, не иначе — любимый гетманский вуалехвост. Помнится, Серёга заверял тогда, что карибы в стеклянной неволе чуть ли не на второй день пленения утрачивают природную агрессивность, даже предлагал Александру для эксперимента сунуть в толщу воды свой великогетманский палец. Гетман не стал. Гетман лишь посоветовал корешу погрузить туда свой... Нет, язык! Не опустил пальца и ныне. Лишь внимательно рассматривал косяк. Короче говоря, косячил. Занятие, воистину достойное правителя, Отца Народов Новороссии, пророка и тирана Александра-новороссбаши!..