Белый варвар

А проснулась от приближающегося раздраженного рычания, скрипа двери и перепуганного женского лепета:

— Боже помоги мне!

Повитуха, видимо она, накрыла меня тонким одеялом, затем шкурой и погладила по руке, когда барон влетел в комнату. Раздраженный, еле сдерживающий рык, он потребовал ответа.

— Что нашла?

— Ваша милость, на ней нет того, что Вы ищите...

— Все проверила?

— Д-д-да, — заикаясь, прошептала она. — Шкуры вытряхнула, кровать перестелила...

— Под кроватью, в полу, между каменными плитами? — продолжил допрос оборотень.

— Барон, полы вымыла, комнату проветрила, как просили. Нооо-ожа не нашла. Бо-богом клянусь! — и едва различимым шепотом: — Может быть, в сапогах?

— Думаешь? — сыронизировал Белый варвар, от чего повитуха испуганно ойкнула. Он рыкнул. — Выходи.

Повторять перепуганной женщине не пришлось, извинившись перед его милостью, она выскочила вон и тихо прикрыла двери. Стул или что-то тяжелое тут же полетело в угол, барон разъярен и не скрывает этого.

— Вставай. Я знаю, ты не спишь...

— В вашем присутствии это невозможно, — ответила я хрипло и с трудом разлепила глаза. В комнате уже серо, за окном раннее утро.

— До этого сурком спала.

— Я о том, чтобы встать.

Посмотрела на свои руки, лежащие поверх шкур, тряпок на ладонях нет, и одежды на теле я не чувствую. Вставать не буду. Перевела взгляд на барона, вздрогнула.

Он скривился:

— Ни рожи, ни кожи, одни глазищи остались.

— Лучшая часть меня.

— Сомневаюсь.

Оборотень грохнул об стенку котомку, которую я взяла с собой. Из съестного в ней уже ничего не осталось, а вот склянки с настойками звонко разбились, и комнату заволокло запахами трав.

Я вздрогнула:

— Что вы хотели найти?

— Клинок, — варвар приблизился к кровати, прожигая меня черным взглядом.

Проверяет на ложь, принюхивается.

— Я возвращаю его в стаю.

— Вы не заберете Гессбойро... Оборотень это волк, а не предатель. Слово, данное Главой стаи — закон...

Белый варвар злобно прищурился:

— Сделаем исключение.

Я знала, что шансы на спасение ничтожно малы, и все же шла вперед, теперь же их вовсе не осталось и идти некуда. Обернувшись в одну из шкур, медленно встала с кровати и с трудом расправила плечи. Тело все еще ноет, но это ненадолго. Вскоре придет облегчение, барон мне его даст сам. И пусть оно будет мгновенным, не хочу плакать и просить о смерти. А потому слова произношу четко и с запалом, пусть убьет сейчас.

— Исключайте. Пока я его не соберу, Вы клинка не увидите!

Ожидаемо подлетел, схватил за шею, замахнулся. Напугал до дрожи, но я не плачу, мне терять нечего. Все что я могла потерять, было утеряно в деревне. Пусть удушит, пусть загрызет...

— Сломала?! — взревел барон, покрываясь белой шерстью, и острые когти выступили на мощных руках.

— Разобрала... Иначе, не смогла бы унести. — Говорю, леденея от страха, и крепче цепляюсь за шкуру.

Вот сейчас, его глаза стали непроницаемо черными, исчезла радужка и белок, в нечеловеческом оскале проступили волчьи клыки, убьет, слава Богу, быстро. А что потом? Разобранный клинок он не увидит, значит, так никогда реликвии своей и не найдет. Гордый глупец и поделом.

Я зажмурилась, ожидая сокрушительного удара, но он не последовал.

— Упрямая девчонка! — оборотень отшвырнул меня на кровать, как матерчатую куклу.

Ударилась больно, но не настолько, чтобы умереть. Жаль. А он навис сверху прорычал сдавлено:

— Где клинок?

— Останется со мной.

Оскалился. В состоянии полу-оборотня, это выглядит ужаснее, чем в ипостаси волка. Взбешенный человек со звериной ухмылкой, сверхсильное разумное чудовище. Именно такими они уходили на войну под предводительством Табира IV, именно такими их запомнили жители захваченных городов и разоренных селений.

— От тебя самой сейчас ничего не останется, — оглушительно тихо пообещал барон, клацнув зубами у моего лица.

— Как и от вашей стаи... — прошептала я, отползая к изголовью кровати. — Думаете, черные просто так примкнули к братству? Уверены, что хорошо защищены и в замке угрозы нет?

— Ариша...

Утробное рычание волка, который вот-вот вцепится в мое горло, предостерегало от дальнейших слов. Но мне терять нечего:

— Очнитесь! Они не только вошли в ворота, они и в комнату Гаро пробрались. Незамеченными!

— Замолчи... — произнес он предупреждающе, но я уже не слышу.

— Не доверься принц мне, герцог Равии сейчас вытирал бы ноги о вашу шкуру! Привезите в замок любой другой клинок, назовите Гессбойро и вы увидите, как быстро он окажется в руках врага!

И грозный рык меня не остановил.

— Оставьте реликвию у третьей стороны... После коронации я его верну Гаро.

— Клинок наш!

По лицу Барона пошли судороги, в следующее мгновение на меня взирал оскалившийся белый волк. Огромный с вздыбленной шерстю и горящими черными глазами.

Моя смерть будет мучительной и долгой, поняла я. И от осознания этого, взор заволокло серым туманом.

— Б-б-боже...

— Никаких обмороков! — проорал барон.

Пощечина обожгла щеку, но лишь ускорила мое падение во тьму.

Перед следующим пробуждением я пролежала неподвижно очень долгое время. В комнате уже темно, трещат дрова в печи, пахнет все теми же сушеными яблоками. Выходит сумку уже убрали и разлитые настойки с мазами тщательно смыли. Даже запаха не осталось. Сколько же времени прошло?

Правая рука затекла и сейчас колит неимоверно, особенно в плече. И спина саднит, все же оборотень силен, швырнул так, что стену всем хребтом прочувствовала. Сейчас лежу, боюсь дышать. Губу от боли прикусила, а двигаться не посмела. Барон все еще тут. Следит. Нутром чувствую, хоть и не вижу его из-под ресниц.

— Кого ищешь? — горячее дыхание опалило ухо. — Не меня ли?

А вот и сам барон, сидел все это время сбоку от меня на сундуке. Вздрогнула, попыталась встать, но мужская рука за плечо пригвоздила к кровати.

— Лежи. И не смей реветь... — зло предупредил он, заглянув в мое лицо сверху.

— Тогда плечо отпустите, — я поморщилась от тупой боли, и руку он забрал.

— Рубашка и штаны на кровати, оденься. И поговорим. — Оборотень размашистым шагом направился к двери.

— Я сама не сумею, позовите...

— Повитуха сегодня у сестры гостит. Из всех помощников только я. — Он ухмыльнулся, прожигая взглядом, и белая улыбка сверкнула на смуглом лице.

Таких помощников мне не надо!

Сглотнула, прежде чем тихо произнести:

— Справлюсь.

— Так и думал.

Уходя, грохнул дверью так, что крынки на печи мелко зазвенели, а вернулся тихо, ровно через пять минут. Я в это время держала рубашку в руках, не зная как ее надеть. Штаны со слезами на ноги натянула, но вот с рубашкой сладить не смогла. Плечи болят, левая рука не поднимается, правая огнем горит.

— Не справилась... — произнес барон, неожиданно оказавшийся за моей спиной. — Помочь?

Его рука опустилась на ноющее плечо, от страха и боли я отпрянула в сторону:

— Не нааа-до!

Но он вернул меня обратно, резко дернув на себя:

— Ужин стынет, а ждать еще я не намерен.

— Так не ждите... — прижала рубашку к груди, расправляя так, чтобы голого тела видно не было. Обернулась. — Ступайте себе.

— Одному скучно. А ты раздетой за стол не сядешь.

От такого заявления щеки заалели, а барон погасил свечу и в кромешной тьме рубашку потянул на себя.

— Что...? — оставшись без прикрытия, схватила шкуру, но барон со смешком и ее у меня отобрал. — Что вы делаете?

— Я ускоряю твое облачение.

Повернулась спиной, грудь руками закрыла, возмутилась с укором:

— Но вы видите в темноте!

— Чего я в темноте только ни видел.

— Так это вы... чего только ни видели! То есть... я хочу сказать...

— Так и не возникай, — отрезал он. — Одевайся.

Быстро помог одеться, затем сказал, что под кроватью тапки меховые и вышел. Накинув шкуру на плечи, пошла за ним, медленно стараясь не шипеть от боли на каждом шагу. Вхожу в кухню, на столе мясо жаренное и домашние колбасы и картошка с фасолью, барон неспешно расправляется с едой. Даже грациозно как-то, с вилкой и обычным кухонным ножом.

— Доковыляла? — хмыкает оборотень и придвигает ко мне тарелку. — Садись. Ешь.

— Зачем?

— Голодные обмороки ни к чему.

Тут он прав, есть хочется, в животе урчит, и в то же время боязно. Согласился барон с моим предложением или нет? А если нет, тогда зачем меня перед смертью кормить?

— Но что вы решили? — спросила, медленно-медленно присаживаясь рядом.

— Ешь.

Больше не спорила, набрала себе картошки, к ней мяса, потянулась за хлебом. Барон движение заметил, блюдо с кусками подвинул.

— Спасибо.

Кивнул, указал рукой на молоко в крынке, которое ближе ко мне стоит. Других пояснений не потребовалось, поднялась за чашками, что на полке стоят.

— Ты куда? Так дай.

— Из чашек удобнее, я и себе налью.

— Сядь! — разозлился. — Тебя только за смертью посылать.

Сам встал, выбрал чашки, со стуком их поставил на стол, затем разлил в них молоко так, что часть расплескалась.

— Бери.

Пока ели старалась помалкивать и глаз не поднимать, вдруг озвереет. За столом он теперь уже был быстрым, резким и каким-то громким. Слова не сказал, чтобы нарушить молчание, и все равно громкий.

Когда я ложку отложила, он щедро накладывал себе вторую порцию.

— Поела? — спросил, отрезая большой кусок колбасы.

Как по мне, так с таким аппетитом волчьим, лучше бы не мелочился, сразу все колечко сцапал и вместо небольшой тарелки картошки весь казанок взял.

— Да.

— Неси клинок, — приказал он.

— Что вы решили?

— Ничего не решу, пока сам не увижу Гессбойро, — последовал ответ. — Принеси и собери.

Под стол руки спрятала и сжала в кулаки:

— Дайте мне слово волка, что не отберете его у меня. Поклянитесь.

— Слово ни к чему, — произнес оборотень, прищурившись. — Сейчас не отберу. Но позже...

— Вплоть до коронации Гаро, — потребовала я.

Об этом меня просил принц, об этом предупредил старец Саир, да и мне так будет легче, не придется у сердца держать клинок. А барон в ответ с ухмылкой:

— Я подумаю...

— Решите сейчас.

Неожиданно кухонный нож, который он в руке держал, пролетел в нескольких сантиметрах от меня. Не дрогнула и ухом не повела. Смотрю на оборотня, глаз не отрывая, а он улыбается и в руке вертит еще один нож. Проверяет, сдамся или нет.

— За три года может многое произойти: в лесу заболеешь, где-нибудь на перевале шею свернешь... И что ты скажешь, бесстрашная?

Издевается Его милость, как пить дать, издевается. А вот не сдамся, хода назад у меня нет и если жива до сих пор, то более перед ним не струшу.

— Скажу, что вокруг вас опасностей больше. А я доживу, и клинок попадет в королевский дворец в срок.

Второй нож пролетел вблизи меня и срезал локон. Испугалась чуток, но дрогнуть не успела. Подумаешь, ножи метает, на волосы мои покушается! Жил бы с моим отцом, понял бы, что такие уловки бесполезны.

— Ваше слово?

Прищурился злобно, но произнес:

— Ты вернешь клинок в белую стаю.

— Я верну его Гаро в вашем присутствии. И, если пожелаете, в вашем замке.

Прожигая меня черным взглядом, он думал минуту, потом медленно и глухо произнес.

— Хорошо, даю слово.

— Ваша милость, полную клятву.

Душа уходит в пятки от звериного немигающего взгляда. Руки трясутся, зубы, чуть ли, не стучат. Но что я глупая, что ли, на такое слово соглашаться? Простецкой клятве цена малая. Он ее даст и за мной другого волка пошлет.

* * *

Что за бес в нее вселился? Полную клятву подавай!

На перевале спас, здесь одел и накормил. Хватит с нее и простого слова. Но нет. Сидит напротив, как каменная, смотрит выжидательно, осторожничает где не надо. И ведь, чувствую: девчонка, то задрожит, то вспыхнет. Боится немощь, но отступать не собирается и ножей не боится.

Затянувшееся молчание она поняла по-своему, поинтересовалась невозмутимо.

— Вы клятву помните?

Волк помнит все. И мне до старости далеко, нахмурился Стафорд.

Уверовала в свою безнаказанность. А вот это зря, я подобных выходок не прощаю. Возвращаю в нужный час в двойном размере.

— Увижу клинок, вспомню.

— Так не пойдет, — заартачилась, как маленькая. Глазищи огнем полыхнули.

— Сильно хочешь, получишь, — Белый варвар улыбнулся.

Дав свое слово, он его не нарушит, если пошлет Дерека по запаху полыни. И никуда девчонка не денется.

— Я Стафорд Серый сын волка, брат человека даю тебе слово оборотня, что не посмею отобрать клинок, пока не выйдет нашей сделки срок.

Девчонка клятву слушала с недоверием, а под конец прищурилась сердито.

— Что не по нраву, немощь?

В ответ она пролепетала:

— Забыли упомянуть о братстве волка и лесах оборотней, которых призываете в свидетели клятвы.

Всю клятву требует до единого слова. А не много ли просит?

— И зачем тебе свидетели? — барон улыбнулся, как зайцу русаку, который не успел скрыться в кустах и вскоре будет съеден волком.

— Чтобы вы не послали оборотня по моим следам.

И об этом знает. Кто ж натаскал?

— Умная?

Она поежилась от простого слова, но взгляда не отвела:

— Ученая.

— Учиться тебе еще и учиться, — Белый варвар хитро прищурился. Что ж волка по следу не пошлю, направлю рысь. И не спрячется от нее Аришка, не схоронится.

Подумав так, барон поднялся со скамьи. И возвышаясь над столом и притихшей девчонкой, произнес полную клятву:

— Я Стафорд Серый сын волка, брат человека призываю в свидетели братство Белого Волка и леса оборотней и даю тебе, Ариша — человеческая немощь, слово оборотня, что не посмею отобрать клинок, пока не выйдет нашей сделки срок.

Комнату осветила белая вспышка и осыпалась мелкими искорками над немощью.

— Спасибо! — неожиданно возликовала она. — Слова вашего, милость вашу не забуду. Богом клянусь, клинок будет при вас передан Гаро сразу после коронации.

Теперь пришла очередь оборотня с недоверием смотреть на искреннее счастье дочери мясника. Она чуть ли не вприпрыжку помчалась в комнату, а вернулась с сапогами в руках и рваной курткой, которую у одного из раненных солдат взяла.

Неужели, помешалась за бурю и с головой теперь не дружит? Я ее одежду трижды прощупал, просмотрел, сапоги измял, нет там клинка.

Стафорд нахмурился, прорычал:

— Ты что, дура?

— Дура, немощь, тварь человеческая... пустое это все, — отмахнулась она, как от надоедливой мухи. — Вы слово дали, теперь немного подождите.

Одежду на скамью сгрузила, руки уперла в бока.

— Нож где?

— Сзади.

Помешанная, как есть, с сожалением подумал барон, глядя на ее метания.

Девчонка, нож из стены выдернула и на курке начала пуговица отпарывать. Здоровые, металлические. Такими застегнуться сложно, а она упорно их срезает. Вслед за пуговицами с ремня куртки была срезана бляшка. Далее очередь дошла и до сапог, с них застежки отстегнула. Одежду отложила на скамью, пуговицы и ременные бляхи сгрузила на стол, смотрит на добытое железо, улыбается.