| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Воин с плюмажем на шлеме рухнул на землю.
Меня пробрала дрожь, когда увидел как над моими пальцами вверх поднимается сизая дымка, робкие ручейки дыма в миг стали белесыми, воздух над руками помутнел. Я испугано встряхнул ладонями, и дым рассеялся, как и обрывки сна исчезают когда плеснешь в лицо холодной водой. Я опустил руки и тут же поймал затравленный взгляд рыцаря, разломанный щит лежал у его ног, рука с оружием вздрагивала как больное животное. Но в его взгляде я видел не простой испуг, а панику безумца.
— Это..., о защити меня многоликий! Это не простой зверь..., — прошептал он в ужасе.
Я все же опустил взгляд, и едва не подскочил от удивления: от кончиков ногтей до начала предплечий мои руки объяло кровавое пламя. Широкие и сочные языки огня лизали зеленую кожу, но не причиняли боли, будто и не огонь вовсе, а так — компьютерная графика. Еще двое бросили оружие на землю, гулко загремело железо, и на солнце лишь заблистали их выпуклые металлические спины. Я стоял посреди поля, ветер развевал мои густые и жесткие волосы, а мышцы наливались могучей силой. Я чувствовал себя победителем, настоящим чемпионом. Меня хотели убить, но я выжил, я выстоял. Впервые в жизни я ощутил как это сладко быть победителем.
Действительно победителей не судят, судить-то некому. Все судьи так улепетывают что трава шуршит! В руках внезапно стало легко. Я увидел как языки багрового пламени на моих кулаках угасают, а глаза лежащего на земле рыцаря расширяются от ужаса.
— Пощади меня, о великий! — пролепетал он. — Я..., мы не знали кто ты!
— Как ты назвал меня? — буркнул я.
— Александр, о Великий.
Отшвырнув топор в сторону, я протянул вперед руку. Пускай знают, что не ради убийства дрался, а чтобы выжить, чтобы свободно дышать и идти туда, куда несут ноги, а не принуждает плеть погонщика.
И лишь когда выбросил оружие, понял, что вот теперь, без тяжелой стали в руках, беспомощен как дитя. И силы в руках как-то поубавилось, и злости стало меньше, вот не хочется убивать и все тут. Во мне снова проснулся цивилизованный и нормальный человек, или может зверь уснул на время.
— Как твое имя, — спросил я хмуро, для убедительности наморщил лоб.
— Адольф, — пролепетал рыцарь. — Адольф фон Кляйнберг. Я знаменитый полководец. Вам заплатят хороший выкуп за меня. Только прошу, не убивайте!
Я понимал, что передо мной жалкий и подлый человек, для таких нет ничего святого. Продадут за копейку, если выгода есть. Сейчас хочет выжить, боится, что сожру живьем и без соли, вот и выстилается шелком. А как только повернусь спиной...
Я выпрямился — оказалось, что почти на голову выше этого здоровяка в латах. Его лицо стало бледней бумаги, но не дрогнул ни один мускул, он покорно склонил голову и произнес:
— Теперь моя судьба принадлежит вам.
Меня его слова рассмешили, никогда не слышал подобного. Я сказал с насмешкой:
— А нафиг ты мне нужен? Фон-плафон, или как тебя там?
Он побагровел, даже кончики ушей вспыхнули, видно задели слова. На скулах проступили литые желваки, лицо закаменело, губы сжались с такой силой, что теперь бледные как снег. Он сказал тихо.
— Я стерплю любые оскорбления, но не смейте порочить имя моего рода.
Ладно, пленников тоже надо уважать, откуда мне знать что то самое фон у него не для понтов, как сейчас любят в и-нете: Вася победитель драконов, или Frito Сотрясатель глубин...
Я смущенно почесал подбородок, по пальцами захрустело будто раздавил ногой большого жука. Никогда прежде такого не было, с удивлением я ощупал подбородок и щеки и понял что сквозь толстуб кожу у меня проступает жесткая щетина. Такой можно как наждачкой дерево полировать...
— Род твой мне незачем оскорблять, — произнес я гулким басом. — Пусть живут себе. А ты, гад, рассказывай, почему ты и твои рыцари хотите меня на шашлык пустить?
— Куда пустить? — спросил он удивленно, даже глаза округлил.
— Убить, балда! — не сдержался я. — Чего железками в меня тычете! Что я вам сделал?
Топот ног показался мне раскатами грома, справа загремело так, будто там в высокой траве прятались слоны, а теперь внезапно сорвались с места и несутся прямо на меня. Не успел я оглянуться, как прямо на дорогу выскочили пятеро высоких, плечистых. И такие же зеленые как я, фигуры сутулые, смотрят исподлобья, в красных глазах горят огоньки злобы и ярости, широкие ноздри гневно раздуты.
Грудь первого, что держит в руках оглоблю, ходит ходуном, воздух вырывается из ноздрей с присвистом. А мышцы на руках такие что я содрогнулся, от мысли что сейчас огреет меня по голове. Этот даже меня больше в полтора раза, если не в два. Ростом нет, а вот в плечах... И вены на шее и мускулах как шланги.
Их будто принесло ураганом, не обращая на меня внимания, четверо скрылись в высокой траве, и лишь тот, громадный, остался стоять. Глубоко посаженые глаза рассматривали меня с интересом и уважением, черные губы изредка вздрагивали, так будто зеленокожий великан нервничал, наружу выступали длинные и острые как у волка клыки.
Из травы доносилось звериное рычание, тяжелые удары, крики. Плененный мною рыцарь торопливо пододвинулся к моему бедру, как пес, уткнулся в колено. Видно пришлый так напугал его, что он совсем забыл о рыцарской чести. Или может, нет ее вовсе, кто знает какие тут у них нравы...
Один вслед за одним все мои противники вылетели на дорогу, упали лицами в пыль. Вслед за ними вышли четверо могучих зеленокожих великана. В могучих руках теперь поблескивали топоры, губы искривились в насмешливых усмешках. Все как один смотрели на согнанных как скот рыцарей с кровожадной яростью.
— Не отдавайте меня им, о великий! — взмолился рыцарь. — Я вижу вы другой, вы великодушный.
Я посмотрел на Адольфа с мрачной улыбкой, понимал, что если эти пятеро захотят его линчевать или просто пообедать свежатиной, то едва ли стану помехой. И так грудь разламывается от ударов сердца, пот заливает глаза, а дыхание пошло жаркое, ноздри обжигает горячий воздух. Я тяжело вздохнул, произнес уставшим голосом:
— Ты не моя собственность Адольф, потому что я личность цивилизованная и рабства и насилия не приемлю. Сами вынудили, гады...
От моих слов рыцарь вздрогнул как от удара по лицу. Серые глаза смотрели на меня с непониманием, а лицо побелело так, что мне показалось, что он умер.
Наконец заговорил великан, как я понял он среди всех самый опытный, и что-то вроде вожака стаи.
— Ты спас нас, — произнес он на странном рокочущем языке, — теперь наш долг защищать тебя, о воин и сын великих вождей!
Я с удивлением понял, что разбираю дивную речь зеленокожего.
Один из громил радостно пнул рыцаря ногой. Металл загрохотал так, будто кто-то уронил ведро по ступенькам. Закованный в доспехи воин отлетел на метр и упал на землю. А когда поднял лицо, то я увидел, как по его лбу течет кровь. Правая рука бессильно болталась вдоль тела, пальцами левой он пытался вытереть кровь с бровей, что уже стали багровыми, и теперь похожи на сытых пиявок. Пальцы тряслись, он не удержался и снова упал. Зеленокожие дружно расхохотались. Остальные рыцари молча поглядывали на меня и пришедших. Их лица потемнели, глаза смотрели обреченно. Каждый понимал, что живыми уйти не удастся.
— Да не затупятся твои клинки! — буркнул я первое, что пришло на ум. Запомнил фразу из Наварры". Так обычно рыкал мой Урук, при виде товарищей.
— Да не прервется твой род, — ответил мне великан. — Мое имя Газрог. Я вождь клана черной лапы. А эти, — он указал ладонью на широкоплечих с топорами. — Эти храбрые воины, мои братья... Мы последние кто выжил. Женщин и детей эти..., будь проклят день когда они родились! Эти сыны змеи и зайца сожгли живьем сегодня, еще до тог как око богов поднялось из сумрака! Как трусливая собака они напали ночью, когда око богов опустило веки.
— Примите мои соболезнования..., — пролепетал я взволновано. — Таких сынов собаки надо казнить на месте. Тут без вариантов.
Здоровенная как бревно рука ухватила толстыми пальцами рыцаря за шею, металлический гаржет жалобно заскрипел под пальцами и медленно стал сгибаться. Через мгновение послышался треск, и металлический воротник сдавил шею рыцаря как капкан. Я видел как тот со страшными хрипами бился о землю, пальцы бессильно старались разогнуть металл, что не давал дышать. Лицо рыцаря побагровело, глаза расширились, в них проступили красные прожилки. Рыцарь хватал раскрытым ртом воздух как рыба, выброшенная на берег, но вдохнуть не мог. Его движения становились все медленней, руки уже опустил, теперь лишь извивался на земле как уж. Ноги судорожно бились о землю, в воздух взлетали облачка рыжей пыли.
Я думал что удивить меня трудно, и не такое видел по телевизору, да и в интернете кровищи хоть отбавляй..., но вживую все иначе. Я ощутил как к горлу поступил комок, самому дышать трудно, будто не его, а меня за шею сдавили железные челюсти. Я дернулся чтобы помочь, ведь даже врагу такой смерти не пожелаю, но наткнулся на широкую и твердую как камень ладонь Газрога.
— Нет, такова его судьба. Он убивал слабых с улыбкой на лице. Пускай теперь поскалится.
Газрог заглянул в угасающие глаза рыцаря, произнес мрачно:
— Что же ты не улыбаешься, червь? Где твоя ухмылка?
Вскоре шум прекратился, на земле осталось распластанное тело. Еще трое воинов с мрачными лицами ожидали казни. Один из зеленокожих уже примерялся, куда ударит здоровенным топором. Широкое лезвие упер в грудь лучника и с удовольствием поглядывал как расширяются зрачки и белеет лицо испуганного врага.
— Послушайте, — сказал я неуверенно, но голос прозвучал ровно и сильно, так что я даже удивился. — Давайте отпустим их. Не будем марать руки их мерзкой кровью. Пускай идут и расскажут, как поступили с ними храбрые воины из клана черной лапы.
— Нет чести в казни, ты прав. Воин должен умирать с оружием в руках — кивнул Газрог, — Но отпустить убийцу, тоже не верно! Мы должны отомстить за кровь слабых!
— В смысле невинных? — буркнул я. — У нас говорят невинных, это женщины и дети вроде как.
— Нет, — Газрог ухмыльнулся, наружу проступили громадные, белые как кость, клыки, а в кровавых глазах блеснули яростные огоньки. — Невинных нет. Есть слабые.
Я промолчал в ответ, только лоб нахмурил. Интересный у них взгляд на вещи. Хотя если разобраться — то он прав. Каждый в чем-то да провинился, ну разве что дети, те еще не успели натворить дел. А с позиции силы — есть слабые и сильные. Суровые однако порядки...
— У меня есть идея, — произнес я твердо. — Мы их не отпустим. Пускай будет божий суд. Так поступали в моем племени. Э-э... племени Сынов Славы.
— Никогда не слышал о таком, — ответил Газрог хмуро, широкие брови надвинулись на переносицу. — Ты предлагаешь богами судить их?
Остальные четверо пожали громадными плечами. Я заметил какой силой наполнено каждое движение могучих тел, даже такой простой жест вызывает легкий испуг. Я еще не свыкся что и у меня тело такое же..., по ним можно изучать строение тела, под кожей видны тугие волокна мышц. Один из воинов игриво перебросил топор из руки в руку, мускула на предплечьях красиво заиграли, прямо как у коня на скачках.
Адольф с распахнутым ртом посматривал то на меня, то на угрюмого Газрога. Перепуганный, бледный, он показался мне жалкой пародией на рыцаря из тех игр что мне приходилось играть. Те были без страха и упрека, а этот ползает по земле у моих ног, как собака. Мне даже стало его жалко.
Смуглый воин, чья зеленая кожа отливала бронзой, посмотрел на меня с интересом, произнес сильным голосом.
— Ты храбрый воин, и спас нас от смерти. Говори, как судят твои боги, и мы поступим так!
— Мне известен лишь один суд, — буркнул Газрог недовольно, красные глаза сузились, превратились в щелки. Все видели как от его взгляда Адольф задрожал как осина на ветру.
Я поднял с земли окровавленный меч одного из рыцарей, багровые капли на лезвии уже подсохли на солнце, превратились в бурую корку. Оружие показалось мне легким как детская игрушка, будто вовсе не из стали, а так пластиковый муляж.
— Наши боги всегда поддерживают того кто прав! — произнес я громко, так что даже удивился силе своего голоса. — Мы даем противнику оружие и позволяем драться до смерти. Кто победил — считается правым и может идти. Ему не будут мстить.
— Это варварский обычай! Ни один нормальный бог не поддержит такого! Бог это истина, а не зверские обычаи! — выкрикнул Адольф дрожащим голосом. — Должен быть иной, иной обычай!
Черные губы Газрога растянулись в ухмылке, наружу выступили длинные клыки.
— Страшно, малыш? — спросил он насмешливо. — Бери свою зубочистку и поднимайся на ноги, сегодня ты умрешь от моего топора!
Адольф опустил взгляд, я видел как дрожат пальцы на его руках. Сейчас он походил на трупа, на бледном лице ни кровинки, кожа под глазами посинела, сквозь нее проглядывали тоненькие прожилки. Но меч поднял, хоть руки и тряслись как у лихорадочного.
— Я воин господа, меня не страшит смерть, — сказал он мертвым голосом. — Но я требую, чтобы вы отпустили молодого Ральсвика. Он не участвовал в той резне.
— Ты смотри, честь проснулась! — хохотнул Газрог. — Где же она была когда вы потрошили женщин и стариков!
Его кулаки сжались с таким страшным треском, что мне показалось, что падает срубленное дерево. Я даже моргнул от удивления, а когда посмотрел на ладони Газрога то увидел что те разломали толстое древко топора как ивовый прутик. Между пальцев теперь белеют щепки, некоторые из них вонзились острыми концами в толстую кожу, наружу проступили капельки черной, как смола крови.
Я пожал плечами, послышался тонкий скрип, будто резко натянул ремень на штанах, оказывается, что и у меня шкура как у носорога, чуть натянется — уже скрипит. Я удивленно вытаращил глаза, принялся скрести ногтями кожу. Газрогу это показалось забавным, он почти по дружески улыбнулся, хотя клыки показал, крепкая ладонь которой только что ломал толстое дерево как гнилую палку, больно ударила по плечу. Я даже пошатнулся.
— Хороший обычай! Ты молодец! — проревел он. — Я буду рад обагрить топор кровью во славу твоего бога.
Плечо свело судорогой, я принялся разминать его пальцами:
— Рад помочь, — буркнул я. — А боги так вообще будут в восторге.
Газрог задумчиво покачал головой, взгляд прищуренных глаз, брошенный на Адольфа, был полон такой ненависти, что мне показалось сейчас воздух перед носом могучего воина вспыхнет и огненные полосы побегут к трясущемуся бедолаге, после чего на земле останется лишь кучка серого пепла...
Адольф делал вид, что не замечает меня. Губы сжались в тонкую полоску, влажные глаза болезненно блестели. Остальные пленники посматривали с испугом и даже некоторым уважением. Наверное, то, что заступился за них, не дал прирезать как скот, вызвало у рыцарей почтение.
Адольф поднялся на ноги вяло, колени вздрагивали, пластины доспехом соприкасались и глухо позвякивали. Меч держал обеими руками, выставил неуверенно вперед, грудь ходила ходуном, так, словно долго бежал без передышки.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
