Александр Великий (попаданец). Часть Первая. (Главы 1-13))

Глава 1

На мониторе пылает громадный черный замок, высокие шпили, что упираются острыми верхушками в облака, испугано вздрагивают под ударами каменных ядер, из бойниц донжона выпрыгивают охваченные пламенем люди. Слышны их жуткие предсмертные крики, те, кто не успел отойти от баллист, теперь извиваются как черви, корчатся в муках, и не мудрено, ведь катапульты заряжал огненной смесью.

Внезапно вспыхнуло, из колонок донесся страшный грохот, казалось, прямо в лицо летит галька и обломки камней, правая стена замка обрушилась так внезапно, что я против воли вздрогнул и отодвинулся от компа.

Пламя поднялось, охватило башни, и сразу же вечернее небо окрасилось оранжевым светом, дальше за замком совсем черно, леса теперь не видать, нужно послать новичков пусть сторожат, чтобы беглецы не скрылись с реликвиями. Запах гари усилился, потянуло горечью, от которой заскребло в горле.

Обожаю одорные усилители, сразу же купил когда в и-нете появились, всю стипендию правда вбухал, но не жалко, на такую вещь не жалко... Подумаешь, меньше пива попью, не куплю Алке новую мобилку, зато теперь когда идешь по болоту то ощущаешь запах гнилого дерева и другой, незнакомый, кислый... Сейчас на всю комнату пахнет костром, и шмаленым мясом... Юрец вон даже к экрану придвинулся, смотрит с интересом, а все потому что пахнет. Даже кондишн наверно надо включить, а то голова от запахов начинает кружиться.

Пока потянулся за пультом, на экране всколыхнулось, громадное бревно возникло из неоткуда, вдавило в землю. От баллисты и зачарованная кираса не спасет, метал с треском лопнул, разошелся в стороны, ребра под ним затрещали, а сердце превратилось в кровавую лепешку. Мой орк с рыком повалился на землю.

Я отодвинулся от экрана, скрипя зубами от злости. Это же надо так прошляпить..., и куда смотрело полгильдии, все камни таскают, придурки, вон широкие зеленые спины так и блестят от пота, пламя костров отражается в хищных черных глазах. Зря стараетесь, балбесы, нет, уже командира, зря таскаете. Теперь все бафы и улучшения спадут, и защитники смогут отбиться.

Я так разволновался, что рубашка стала мокрой, словно то бревно не в моего Углука попало, а в меня самого. Ладони тоже вспотели, теперь скользили по мышке, в животе было холодно и не приятно. Я размял руки, пальцы скользкие и неприятные, захотелось их вытереть об теплое и мягкое. Как раз Барсик подошел к ноге, уткнулся пушистой головой в ногу, трется, урчит зараза, хочет чтобы на улицу выпустил. Не дождешься, дружочек, потом ищи свищи тебя босяка...

Череп трещал, а внутри все еще горько от обиды, ведь привел вас дурней под крепость прокачанных, в лучшей броне, с катапультами и зажигательной смесью, бутылочка какой делается из целых десяти первородных огней. А они только с драконов выбиваются, из тех здоровенных красных, что раз в день появляются у Черных скал... Не уберегли вождя, балбесы. Что с них возьмешь, орочье отребье, как лодку назовешь, так ко дну и пойдет... Надо было клан называть иначе...

Я смотрел на распростертое тело моего орка с сожалением и грустью, еще немного и начну гневно стучать кулаком по столу. Бревно баллисты заляпано темной орочьей кровью, черные капельки забавно поблескивают, похожие на драгоценные камни, рядом, на пожухлой траве, лежит мой двуручный топор, на широком блестящем лезвии время от времени вспыхивают колдовским огнем витиеватые руны. Это трофей с гномской твердыни, сам король гномов носил этот топор на поясе. Правда, бородатый коротышка таскал в обеих руках, а я в одной ношу, во второй как всегда щит. Он тоже лежит рядом, разбитый подлым ударом... Знать бы еще кто со стены стрелял, чтобы потом найти гада и спустить семь шкур...

Не хотелось нажимать злополучное, "испустить дух", что красной кнопкой горит на экране, все надеюсь что Борька-шаман, он же Панорамус, успеет вскинуть посох, забормотать привычное, гаррах-манус, тело погибшего охватит яркое синие сияние, края страшных ран сойдутся, зарастут в одно мгновение, будто и не было их... Но нет, мимо тела проносится очень сексуальная эльфийка, с боевой раскраской на теле, с рекордно длинными ушами и кучей пирсинга во всех где только можно местах. Такое не часто встретишь, каждый пирсинг нужно открыть, с помощью сложной цепочки заданий, а ведь это время, которое можно потратить на улучшение экипировки, захват крепостей или умерщвление могучих тварей...

Пышная грудь эльфийки едва не вываливается из узенького топа, что и не топ вовсе, а что-то на подобии той кирасы, что на моем орке, только это женский вариант. Одни и те же шмотки на представителях разных рас выглядят по-разному. Так веселей, с этим даже Юрец согласен, хотя он все время спорит, доказывает мне, что ну нельзя носить двуручный меч в одной руке, что тяжеленный он как лом. Так у моего Углука и рука толщиной с бревно, и мышцы такими буграми выпирают, что мистер олимпия обзавидуется.

Нравится мне ощущать себя вот таким громадным варваром с секирой, хотя сам по себе я не такой уж спортивный. Как все, ну разве что в детстве футболом увлекался. А орком я так вдохновился что даже купил абонемент в спорт-зал, сходил правда всего пару раз. Но не главное это, главное что записался, а ведь Алка меня уже полгода уговаривала.

Эльфийка высоко задирала длинные ноги, что делало ее еще сексуальнее, валила на пол моих сослуживцев, все кто не успел вскинуть щиты, уже попадали на пол с рассеченными глотками. Ну и баба, ураган просто, что не удар — то критическое попадание! Кровь струйками била из страшных ран, из одорного усилка в комнату полился сладковатый запах. Я даже на губах ощутил приторный металлический привкус...

А клан все никак не может с эльфийкой справиться, вот балбесы, так и хочется крикнуть: Да развернитесь вы, чего стоите, не видите она вас по одному с тыла вырезает! Но кричи не кричи, пока Углук лежит на земле в луже крови, никто не услышит, даже не прочтет, что напишешь.

На широком экране в тридцать два дюйма, да с частотой за две сотни герц вообще все выглядит так будто с тобой случилось, а сверхмощная видеокарта и звуковая система с поддержкой ЗD в точности передают каждую вспышку света, блик, звон и скрежет металла, а стоны умирающих и боевые кличи, так вообще бомба.

Сейчас игры стали делать не то что раньше, малым помню, смотрел как старший брат в онлайне режется, и думал, ну чего он там сидит, пялится в пузатый экран, все такое мелкое невзрачное, тараканы какие-то бегают. Другое дело сейчас — вон, например, Борька-шаман, ему эльфийка рассекла плечо, сквозь прорубленную броню видны трубочки рассеченных сосудиков, кровь черными фонтанчиками бьет прямо в камеру. А грудь вражеского латника, с треском промялась от удара громадной дубиной нашего стража. Теперь рыцарь лежит с запрокинутой головой, лицо и грудь залиты алым, нос ввалился внутрь, нижней челюсти вообще нету, хотя нет, вон она лежит в грязи, рядом с широким мечом-бастардом.

— Дерьмовый меч, — буркнул Юра. — И где этот нуб его нарыл? Мне с таким стыдно даже в данжи ходить, не то что на захваты крепости.

— Ну чего ты так сразу, может у парня кризис, — ответил я. Вспомнил, что с Юрцом лучше не спорить, все равно он упрямый как баран. — А может, ты и прав, нуб.... Вон видишь, как Маргаш его отделал.

Сзади подошел Анатолий, старый приятель, музыкант, заглянул через плечо.

— Ого, Саня, это баба тебя так отделала? — спросил он с интересом.

— Да нет, баллиста. Видишь, бревно лежит, — буркнул я.

— Ну так не стой под стрелой, — засмеялся Анатолий. — Или может это кто-то решил кинуть пару палок, но не нашлось, так он бревном.

Из динамика справа пролился звонкий металлический треск, потом внезапно загрохотало, послышался пронзительный женский вопль. Я быстро зыркнул на экран, там двое наших, с громадными молотами в руках, вбивают в землю сексапильную эльфику. Лупили нещадно, с запалом. Тяжеленные молоты взлетали в воздух легко как перышко, зачарованная сталь красиво поблескивает в лунном свете, по рукояти как масло бегут яркие сполохи. Удары обрушивались на стройное тело с такой скоростью, что я позеленел от зависти. Но мне можно, я ведь орк, они всегда зеленые...

А длинноухая зараза вертелась вихрем, каждый раз отскакивала в сторону. То за деревом спрячется, а наши идиоты пока сосну не срубят не успокоятся. Отходят в сторону только когда щепки перестают лететь из под молота, а рядом валяется излохмаченный ствол.

Ну наконец-то! Я заерзал в кресле, радостно потер скользкие и липкие от пота ладони. Сизая молния сорвалась с пальцев Борьки-Панорамуса со страшным треском, темный лес осветился мертвым сиянием темной магии, наш народ торопливо разбежался, знают что делать, когда Борька колдует. Еще бы научились лидера защищать от бревен, цены бы и не было. А эльфийка отскочить не успела, колдовской огонь вспорол ей бок, красивая розовая кожа обуглилась, ребра с треском лопнули, наружу плеснуло алым. Правда оружия не выронила, и на землю не упала, живучая гадина, и прокачанная правильно, тут надо отдать должное игрок.

Сразу видно что фанат — такие в игре сидят днями, и чтоб с ним тягаться надо не один пуд соли сожрать. Такие как эта эльфийка все наперед просчитывают, много знают, и опыта за плечами целый рюкзак...

Загрохотало, земля под ногами эльфийки вздулась буграми, комки грязи вперемешку с камнями брызнули во все стороны. Эльфийка испугано вскрикнула, упала на обломки нашей катапульты, острые деревянные обломки пробили ее тело, окровавленные острия выткнулись со спины.

Снова послышался отвратительный скрежет, сизая молния угодила точно в зажигательную смесь, на экране все затряслось, вспыхнуло, языки пламени взвились до самих небес, а над лесом стояло такое зарево, что казалось, восходит солнце.

Эльфийка упала в огонь, и больше не двигалась, да и хватит ей уже, и так в одиночку полгильдии выпотрошила. Пусть теперь полюбуется на пробитую колдовской молнией грудь, рассеченные и обуглившиеся внутренности, сквозь которые проглядывают остистые отростки перебитого позвоночника.

— Ага! — воскликнул Юрец радостно, — допрыгалась птичка! Вот теперь им придется не сладко!

— Да ладно, — хмыкнул Анатолий, — это всего одна бабенка, там в крепости наверно еще сотня таких. Не то, что ваши увальни неповоротливые. Одна семерых на тот свет отправила. Вот так надо играть, Саня, а не под бревном лежать.

У меня лицо вспыхнуло, как факел, щеки заалели, к ним прилил жар. И так на душе тошно, а Толян еще и стебается. Ладони медленно сжались в кулаки, я прикрыл глаза, грудь все еще вздымалась часто. Я подождал пока жар отступит, все равно нет толку злиться, не буду же на Толяна с кулаками, не идиот же...Да и крупней он меня в два раза, одной рукой в баранку скрутит.

— То Сане не повезло просто, — заступился Юра, — обычно он таких фиглярок на раз-два. У него скорость не меньше, а топор так в разы лучше чем ее дурацкие ножики. Я даже знаю где она их взяла, в Магнаурге, в лавке бродячих троллей, за черепки.

— Верю-верю, — кивнул Анатолий, — видел как он вчера великанов в одиночку лупил. Те здоровенные, на весь экран, а он не больше их пальца, а развалял на кусочки всех троих. То я так, чтоб не расслаблялся.

Тонкие губы Анатолия растянулись в лукавой улыбке, в глазах сверкнули озорные огоньки.

— Спасибо за поддержку, — буркнул я. — На пары идешь?

— Иду-иду, я ж не ты, — рассмеялся Анатолий. — Что теперь кураторше сказать?

— Скажи ангина, справку принесу, в понедельник. Нет у меня охоты в четверг на пары идти. Мне уже пятницей пахнет и выходными. Да и Алка обещала сюрприз, у нас же типа три месяца вместе.

— А это срок! — уголки губ Анатолия снова поползли вверх, — так может и мне не идти, будем отмечать?

— Так ты заходи после пар. До вечера все равно за компом буду, — отмахнулся я.

— Задрот, — Анатолий толкнул меня по дружески в плечо, и хотя лишь в пол силы, я чуть не упал на диван. Все-таки заметно, что человек три года боксом занимался, даже дружественный хлопок отбрасывает на шаг назад, и дыхание сбивает.

— Давай, поучись там за меня! — сказал я ему в след.

Как только его широкая спина скрылась за дверью, я с удовольствием плюхнулся обратно за стол, ноги закинул на удобный пуфик, его специально купил, чтобы ступни было куда положить, надоело все время за провода цепляться.

Юрец тем временем изучал статистику моего Углука. Синяя полосочка вверху экрана — количество побежденных мною за сегодня, вон та зеленая, маленькая, это сколько раз помер за день, и самая длинная красная — уровень. Чем он выше, тем мой орк сильнее, круче. На нем и мускулы толще становятся, и клыки больше, острей... Это попервах бегал по экрану коротышка зеленый, ходячий кактус, а теперь настоящий великан, в полтора человеческих роста, не меньше.

Юра внимательным взглядом истинного ценителя, рассмотрел все показатели, полосочки, проценты, сказал со знанием дела:

— Все-таки в "Наварре" графика обалденная. А вот прокачка слабовата. Всего семь параметров. Казуально это.

— Почему казуально? — удивился я. — В казуалках вообще параметров нет, ну или парочка.

Юра хмыкнул.

— Да нет же! Казуально это, говорю тебе, вот в "Аркании", в которую с брательником резались вчера, аж десять статов. И все важны! Вот только графика там на много слабей чем здесь, и запахов нет. Иначе в нее и резался бы. Там и отрядами командовать можно напрямую, тачем, а тут только голосовые. Не люблю такие. Да и надоедает "Наварра" быстро, а мне больше по душе чтоб днями напролет...

— Да ну тебя, играть сутками. Я вон пошпиляю часик, ну может два, и пойду Алке за подарком. Или к Сереге зайду, давно обещал ему партию в настольный теннис.

— Да ладно тебе, не заливай, знаю же, что сидишь по ночам, играешь. Может и не каждую ночь, как я, но сидишь, — произнес Юрец с нотками обиды в голосе.

— Хорошо, Юрец, ты только не обижайся, — произнес я примирительно. — Сядь, побегай немного, а я пойду кофейку хлебну. Не хочется сейчас играть, все равно наши крепость слили, балбесы. Я неделю готовился...

Юра с неохотой заполз в мое кресло, брови все еще сдвинуты на переносицу, глаза смотрят осуждающе. Его пальцы быстро застучали по клавиатуре, на экране в мгновение появился громадный двухголовый огр, похожий на борца сумо, только голов побольше. Оно и понятно, ведь обе — крохотные, и в каждой всего по глазу, зато в плечах шире моего орка раза в два, руки толщиной с колоны, про кулаки молчу, булава булавой, такому и молота не надо, ладошкой прихлопнет, как муху.

— Хорош, верзила — сказал я с улыбкой. — Колдун?

— Нет, — сообщил Юра гордо, — Это Чернокнижник, престиж класс, я его в рейде открыл. Правда, мог сразу два получить, так это падло малое из нашей гильдии, увело у меня и престиж-класс и боевого слона! Задушил бы гада...

Взгляд Юры стал холодным и отстраненным, почему то я не сомневался, что если бы встретил того, малого, то точно всыпал бы по первое число. У меня никогда до крайностей не доходило, бывает, понервничаю минут пять, но голова с дырками, пар выпущу и успокоюсь. Но я отходчивый, а Юрец — нет, он если упрется, то надолго. И обижается по полгода...

Я смотрел на двухголового монстра с натянутой улыбкой, не хочу, чтоб Юра расстраивался, все-таки дружим с детства, вместе в школу ходили, теперь вот в одном вузе учимся. И ничего что я на экономическом, а он на юридическом, все равно днями сидим у меня дома.

Я не фанат игр, как Юра, мне фильмы все-таки ближе к сердцу, в них и монстров моделируют лучше. В Голливуде требования выше ко всему, и к сценариям, и к моделькам... Вон в "Последнем Рубеже" такие рожи у пришельцев, что даже в пот бросает, но в принципе быстро привыкаешь, второй раз уже не страшно... Особенно, когда со спецэффектами переборщат..., только какие-нибудь новшества и привлекают внимание, да и то на раз посмотреть хватает.

Я посмотрел задумчиво в окно, руки по привычке засунул в карманы. Так бы и стоял наверное, но прямо под пальцами зажужжал телефон, через мгновение заорала музыка, даже Юра испугано вздрогнул. Ну что я сделаю, нравится мне такая, Я выждал несколько секунд, нельзя же сразу хватать рубку, а то еще Алка подумает что соскучился, потом от нее не избавишься, на шею сядет и ноги свесит.

— Привет.

— Привет, котик — донесся из трубки ее звонкий голос, — что делаешь?

— Да вот кофе варить собрался, — ответил я мрачно. — Ты скоро будешь?

— Сейчас! — ответила она бодро, — можешь шагать к двери. Ты звонок так и не починил?

— Некогда, — буркнул я, — тем более кому он сейчас нужен, есть мобильные телефоны.

— Открывай, я уже под дверью!

— Жди, щас буду, — сказал я и положил трубку.

Я поплелся к двери без всякого энтузиазма, почти как на каторгу, и ведь Алка не плохая девчонка, веселая, озорная, но жутко надоедливая. Все уши прожужжит за десять минут, или быстрее... Вот я и застыл у двери, смотрел в глазок.

Двери лифта разошлись в сторону, наружу брызнул свет, она ступила вперед, уже видны ее стройные ножки в обтягивающих джинсах. Алка торопливо завела руки за спину, видно прячет, чтобы я не увидел прежде времени подарок.

Я ударил пальцем по сенсорной клавише на двери, замок едва слышимо щелкнул, я отворил дверь и на мгновение застыл, не находя слов. И когда успела переоделся? Ведь только что была в джинсах и в тоненьком свитере. А теперь выглядит как модель с обложки какого-нибудь глянца, нет, макияж не изменился, серые глаза подведены черным, выразительные, яркие, так и притягивают взгляд. Видно я не рассмотрел сразу, как всегда сначала на ноги, потом на грудь, до лица не успел добраться.

Сегодня Алка красива, вызывающе и напористо, видно у нее особенные планы на сегодняшний день-вечер. Я вперился взглядом в ее небольшие груди, что проглядывают сквозь полупрозрачную ткань модного топа, и ощутил, что руки зачесались от желания прикоснутся.

— Привет, — сказал я наконец, — залетай. Думал ты придешь ближе к вечеру.

Алка натянуто улыбнулась, спокойно ткнула мне в руки большую коробку с пушистым розовым бантом, сказала ехидно:

— Умеешь, ты сделать девушке приятность, Александр.

Она всегда называла меня Александром, когда хотела подчеркнуть обиду.

Ее пухлые губы легко коснулись моей щеки, я ощутил, как теплое влажное скользнуло по коже и против воли улыбнулся.

— Извини, я сегодня не в духе. Башка болит с утра.

— Надо меньше за компом сидеть, — ответила она проворно, — Опять до утра шпилил?

— Нет, — соврал я, не моргнув. — Лег спать в час. В скайпе с Мишкой Долгуновым поболтали и на боковую.

Ее крупные серые глаза изучающе пробежались по моему лицу, видно хотела понять лгу или нет. Ну что на меня глазеть? Морда, как морда, а вот Алка сегодня выглядит отлично. Пять балов. И похвалил бы, так потом не остановишь, будет полдня трепаться про пудры-шмудры и кремы... Но нарисовалась хорошо, даже маленького шрамика не видно, что обычно белеет на скуле. Глаза накрасила сочно, так что слегка длинноватый нос, кажется милым и даже аристократичным, пухлые губы красиво подвела по краюшку темно-красным... Нет она молодец, постаралась, не то что я, даже до душа еще не добрался, бездельник.

— Что-то у вас затхло как-то, — произнесла она недовольно, — и так на улице жара, включил бы кондишн что-ли?

— Да включил уже, — буркнул я. — Это комп воздух палит, пошли на кухню, я как раз кофе хотел сварить.

— Обожаю кофе, — сказала она радостно, — Шурик, ты не забыл какой сегодня день?

Забудешь, тут, как же, с полуночи кое-кто смс-ки шлет..., но вслух сказал:

— Не забыл, не забыл. Но подарок еще не успел купить.

— Вот так всегда, я же еще вчера писала! А я встала утром, побежала в маркет через дорогу, у нас там опять распродажа, я такие туфельки видела! Ты бы обалдел!

Я уже обалдел, пронеслось в мозгу, но разве этого тебе достаточно? Ты хочешь чтобы я вообще потерял сознание...

— Я нашла тебе такое, уверена — понравиться, такие штуки сейчас в моде. Красивенькие, классные. Надеюсь, ты присмотришь мне что-то такое. Ой, молчу, а то не будет сюрприза.

Да ладно, подумал я, можешь сразу сказать какие туфли понравились, не надо будет ходить искать по магазину. И кто в них еще ходит? В и-нете заказал, под дом привезли и дело в шляпе.

Алка стащила с ног туфли на длинной шпильке, осмотрелась, моя прихожая еще та прихожая... Сколько бы раз у меня не были в гостях, а все равно застывают, когда входят внутрь. Один плакат "Наварры" на стене чего стоит: громадный зеленый орк нанизал на копье кучу оторванных голов, на зеленой морде жуткий оскал, под тяжелыми кованым сапогами — разорванные трупы врагов. Вокруг все в кровище, на заднем лане пылает замок. Мне сразу вспомнилась сегодняшняя осада...

Нет я не фанат, плакат мне притащил Юрец, на день варенья, не выбрасывать же..., вот и повесил там, где бываю реже всего. Юра вывалил за него пять сотен баксов. Дорогая вещица, но и красивая, и ночью светится...

Алка как всегда скривилась, прошла, не дожидаясь меня, в комнату. У меня однокомнатная квартира, отец с матерью развелись, и эту на Отрадном оставили мне с бабушкой. Но бабушка по весне съехала в деревню, и я остался сам. Правда сам никогда не бываю, всегда у меня кто-то околачивается, если не Толик, то Юрец или Алка. Иногда все разом, еще Колян с Аней частенько вечерами забегают с пивом. Вот чего моя Алка на Аню не похожа, та лишнего не болтает, слушает всегда с интересом, правда у нее глаза не такие красивые, какие-то сонные всегда.

Как стреляный воробей, я пропустил Алку вперед, так всегда делаю когда хочу полюбоваться и на ее стройные ножки, и тонкую талию, вот только ягодицы у Алки плоские, все таки она у меня балерина, а не штангистка, а вот ноги достаточно длинные для ее роста, загорелые, с развитыми мышцами, так и хочется провести ладонью. Но если схвачу сейчас, обидится. Надо сначала поболтать... Ох болтуха она, и ругаться любит. Вот есть же такие люди. Меня не трогай, я тебя семь лет не трону. А она — нет, чуть что прыгает между глаз, как та кошка...

Алка торопливо влетела в комнату, швырнула на мой диван джинсы и свитер. Юра даже не обернулся в ее сторону, продолжал шумно стучать по клавиатуре.

— Юра привет, как дела — спросила она с порога.

— Нормально, — ответил Юра раздраженным голосом. — Блин, отвали от моего моба! Это я не тебе Алла...

— Я все поняла, — сказала Алка низким голосом и закатила глаза.

— Да-да, привет, — прибавил Юрец все тем же раздраженным тном.

— Эй, — позвала Алка со смешком, — я здесь, а не там. Развернись, лунатик.

— Не обижай Юрца, он сегодня не в духе. У него тетка умерла на той неделе. Оставь человека с его горем на едине, — заступился я за друга.

— Ой, Юрочка, извини! Я не знала, — произнесла Алка взволновано, большие глаза заблестели от влаги, она торопливо замахала ладонью перед лицом. — Ой боже, сейчас расплачусь. Это ты все ты виноват, почему не сказал мне что у Юры горе?

Юрец отмахнулся, не поведя и глазом, все внимание на монитор. Я посмотрел на Алку, перевел взгляд с ее сочных грудей на аккуратно раскрашенные розовым лаком ногти на ногах. Хорошая девчонка, следит за собой, и секс с ней приятный, хотя чего-то нового давно нету. Все, что можно было придумать, уже перепробовал если не с этой так с предыдущей...

Все в общем-то довольно пресно. Это раньше, во времена предков, что-то запрещали, а сейчас можно все, было бы желание. На извращенства меня никогда не тянуло, а в самих отношениях новое принципиально невозможно, современный человек не позволяет себе глубоких чувств, слишком велики обязательства.

— Да-да, извини, — буркнул я. — Надо было сказать.

— Я бы..., а теперь тушь потечет...

Она еще быстрей замахала ладонями, но это не помогало, в уголках глаз заблестели крошечные капельки, тут же смешались с темной подводкой для глаз, налились чернотой.

— Пошли на кухню, дам тебе салфетку, — сказал я, и чмокнул е в щеку. — Пошли, лапка.

Я пулей выскочил из комнаты, не хотелось Юрца смущать, да и Алка вся в слезах, будто у нее тетка умерла...

На кухне у меня как всегда беспорядок, джезва лежит на боку в раковине, ручку задрала вверх, просит значит чтобы вытащил и помыл. А вот не буду. Включу кофеварку, из нее кофе хоть и не такой вкусный, зато мыть ничего не надо. С самого утра сегодня ленюсь, даже в душ не заставлю себя залезть, хотя понимаю надо, не лазить же по дому как немытый пес.

Джезва конечно лучше, но есть и в кофе-машинах своя прелесть, куча настроек разных, латте, капучино, и прочая ерунда которая Алке нравится. Я все равно пью черный, без сахара, чтоб горький был как яд... Что не говори, а кофе — лучший из напитков, даже пиву, которое тоже люблю, с ним не сравниться. От пива ленивый становишься как боров, а кофе бодрит, мозги сразу становятся на место, в голове будто жужжат и крутятся шестеренки. Даже желание работать появляется, правда ненадолго, я с этим борюсь изо всех сил...

Алка тихонько зашла и села за стол, край коротенькой юбочки специально подняла, под ней видны черные кружевные трусики, красивые ноги забросила на табуретку, чтоб я полюбовался, оценил. Но я уже насмотрелся, пока хватит. Да, в последние дни о сексе думается мало, даже по порносайтам лазить перестал. Я в принципе не поклонник, но иногда заглядывал, вечерком, от скуки. А теперь отпала охота... Знаю, все лазят, даже кто говорит что ни-ни, ни разу, никогда в жизни...

Все больше игры просматривал, даже не игрался, а так знакомился, хочется быть в курсе того что выходит. Последние почти все если не о демонах и вампирах, то убийцах, ворах, оборотнях..., даже симулятор бомжа мне попадался.

Недавно с Юриком решили пробежаться по бесплатным серверам, не успели создать персонажей, как тут же на голову свалились, раздавили в блин, разрубили на части, а когда воскрес — потащили моего бедолагу в замок, где прибили клиньями к стене и долго прижигали каленым железом, вырезали ремни со спины... А закончилось все ритуальными убийством на алтаре в вырезанием глаз и сердца... На платных пока такого нет, но скоро будет, вот в "Наварре" уже анонсировали камеру пыток, игрокам за это будут бонусы раздавать.

Я не особо расстроился, ведь знаю, есть человечки, как вон Юрец, их за уши не оттащишь от компа. Такие играют дни и ночи, некоторые — настоящие мастера своего дела, чемпионы. И на кусок хлеба себе так зарабатывают. За бугром, в той же Корее это давно, у нас только приживается. Но я так не могу, все-таки еще и в универ хожу, иногда, и девушки мне нравятся.

Кофеварка тревожно пискнула, как мышь, если ей придавить лапку, Алка, не дождавшись пока выну чашки, поднялась из мягкого уголка, я лишь удивленно пожал плечами. Ну нет у человека терпения, что сделаешь.

— Юрец, иди кофе пить, — крикнул я с кухни. — Пока не остыл.

— Щас, Саня, иду. Вот добью босса, и иду!

Понятно, кофе отменяется, ну пускай пьет холодный, а то если принести к компу, то потом его не выгонишь из кресла.

Алка пока я размышлял, убрала со стола грязную посуду, протерла скатерть, что еще со вчера заляпана вареньем, это мы с Юриком чаевничали. Теперь стол блестит как новый, по влажной столешнице бегут красивые блики света, капли воды вспыхивают и горят как самые настоящие бриллианты. Ну может не так ярко, но как кристаллики льда точно. Сразу вспомнилось, что скоро похолодает, начнутся дожди...

Алка молча поставила передо мной на стол чашку кофе и принялась копошиться в холодильнике, шуршала кульками как белка, что однажды забралась на балкон. Но я с удовольствием наблюдал как хозяйничает, женская забота приятна, как ни крути, а то что сегодня не тараторит без умолку, так действительно лучший из подарков!

Внезапно в дверях появился Юрец, с раскрасневшимися глазами, лицо бледное, руки висели вдоль тела плетьми, грудь вздымалась часто, будто пробежал не меньше километра.

— Что с тобой? — спросил я взволновано, у самого в груди укололо холодными иголочками. — Что-то с сердцем?

— Нет, — ответил он апатично. — Меня забанили.

— Ну, ты не пугай так, — вздохнул я с облегчением. — Я уж думал что-то серьезное.

— Так серьезней некуда! — воскликнул Юра, — меня навсегда забанили! Суки. Я двести баксов за игру выложил... И месяц игры в пустую.

Собственно, для Юрца двести долларов не деньги, отец у него человек состоятельный, зарабатывает больше чем прилично, директор успешной фирмы. Хотя конечно спускает половину на баб, пьянки, курорты всякие. Юрка на него не похож, этот по бабам вообще не ходит, только если и-нет отключить, или комп сломается. Вот потому и распереживался так, для него это кусок жизни.

— Так напиши письмо в поддержку, или позвони... Чего забанили кстати?

— Да мухлевал я, пошел в рейд сразу двумя своими персонажами. Теперь такое не катит, все по паспорту проверяют. Суки, — процедил Юра сквозь зубы, даже глаза загорелись злым огнем. Раньше я его таким не видел.

Пока мы с Юрой болтали, Алка нарезала хлеба тоненькими ломтиками, как я люблю, сыра и ветчины наоборот потолще, так ведь вкусней. Получились весьма аппетитные бутерброды. Поднос со съестным поставила передо мной на стол, Сама присела рядом, положила русую голову мне на плечо, красивые длинные волосы водопадом упали мне на грудь, я ощутил как от них пахнет приятным цитрусом и еще чем-то сладким, так что куснуть хочется.

Мы неспешно взяли чашки, я как всегда первый, хотя торопиться не люблю. Юрец наоборот, сперва потянулся рукой к бутерброду, видно соблазнился толстым ломтем ветчины, у меня у самого уже полон рот слюны, так и хочется вонзить зубы в мягкое и прохладное мясо. Пока я посербывал горячий черный из чашки, Юра запихнул в рот уже два бутерброда и теперь медленно шевелил набитыми щеками как хомяк.

— Вся беда в том, — сказал он, с умным видом, — что нет свободы, даже в игре! Даже там правила всякие. Ерунда это полная. Вот зачем меня из игры исключать, ведь я ведущий игрок. Меня поощрять надо.

Алка сказала с улыбкой:

— Так а зачем тебя поощрять, ты и все равно играть будешь. Поощрять надо тех, кто еще не прирос к компьютеру. Вон таких как Саня, например.

— А чего меня поощрять? — возразил я, даже брови нахмурил. — Я же не крыса лабораторная. Хочу играю, не хочу — не играю. Это от меня зависит.

Юра пырхнул со смеху, изо рта на стол полетели мелкие крошки, он торопливо прикрылся ладонью, сказал пристыжено:

— Извини, Саня, чуть глаза не заплевал. Но ты конечно сказанул! Стимулируют еще как! Чтобы играл, чтобы не отлипал. Это же их деньги. На что хочешь пойдут, чтобы ты платил. Я то это все понимаю, вижу, что они гады делают. Но мне нравиться, понимаешь? Нравится это дело. Жизнь скучная штука. Вон на батю моего посмотри, бабла у него валом, а жизнь все равно однообразная. Как не в сауну так в ресторан..., или на острова, на эти, Курилы, или как их там. У меня с географией плохо.

— А я думаю просто чувства притупились... Вот ты говоришь все скучно... А потому что в жизни нету столько ярких моментов как в той же игре, или в фильме, где везде кишки, кровь льется реками, а людей терзают и мучат разнообразные монстры. Сейчас уже никого не изумляет кровь и смерть... Да что там..., вон ФБР призналось что нашло еще в пятидесятых годах прошлого века НЛО, ты думаешь кто-то удивился? Раньше бы паника началась во обществе, революция...А сейчас даже зад поднять со стула лень.

Юра ухмыльнулся.

— Се ля ви, но это еще что! Увидели бы мой прадед что сейчас в школах и универах твориться. В СССР же секса, типа не было, все в темноте и то срамота, а теперь он есть даже в младших классах. У же там учат, как быть сексуальным, и автоматы с презервативами стоят в коридорах. Я до своих восемнадцати так этого наелся, что мне теперь и не хочется.

Алка подняла взгляд, ее большие серые глаза смотрели на меня вопросительно и как-то жалобно, да еще эти темный следы от туши на щеках. Мне захотелось прижать ее к груди, погладить, как котенка. Я протянул руки, но она отодвинулась, как от удара, сказала обижено:

— Шурик, ты тоже считаешь, что секс это ерунда?

— Эй-эй, — возмутился я, кровь у меня прилила к лицу, щеки вспыхнули, — ты чего?

— Ты тоже еще в школе наелся? Поэтому ты меня игнорируешь?

Я покачал головой, произнес мрачно.

— Алла, прошу, не начинай...

Но оправдываться не хотелось, ведь все равно не поверит, а слова прозвучат, слабо, наивно. Хватит того что постоянно меня перед Юрой срамит.

— Ах вот так! — она злобно сверкнула глазами, так что у меня в висках заломило, а сердце в груди неприятно дернулось.

Вскочила как ужаленная и молнией вылетела за дверь, я даже ухватить за руку не успел, а когда выбежал за ней в коридор, то перед носом хлопнула тяжелая дверь, послышался тихий щелчок, сверху вспыхнула маленькая зеленая лампочка. Это система безопасности, ее отец поставил прошлым летом, после того как в квартиру влезли и телевизор с DvD сперли.

— Да не парься, завтра сама прибежит. Бабы они такие. Пошли лучше пошпиляем.

— Нет, это надолго, — произнес я тяжело.

— Да и вообще, бабы это зло, — возразил Юрец, он совершенно не обращал внимания, что у меня перекошенное от гнева лицо, и лоб покрылся глубокими складками. — Вспомни хотя бы библию, кто во всем виноват — Ева. Змей ее искусил, так что вот такие пироги. Ну или если ты человек современный, далекий, как вот я, от религии, то любая жизнь есть форма существования белковых тел. Вон в Голландии премьером избрали голубого, раньше бы его посадили, или забросали камнями. А сейчас гордятся. Религия ничего не может сделать, браки однополые давно разрешили, уже в паспортах в Европе не пишут отец и мать, а родитель-1, и родитель-2. Современный человек выше морали, добра и зла. Мы становимся цивилизованным миром, смешно образованного человека, при современном телевидении и интернете, пугать древними сказками, про озера из серы и смолы, в которых плавятся грешники, а демоны подбрасывают дров, да колют большой красной вилкой. И не таких монстров видели, и мочили. Ну что я не прав, Саня?

— Может и прав, — сказал я отрешенно, — А может и нет. Не знаю. Но если религия совсем отвалиться от общества, то что тогда, режь, воруй, жги, бери все что хочешь? Да и есть что-то в религии, не просто же так люди верили веками.

Юра возразил очень серьезно:

— Да дурили их всех. Религия была, чтоб обществом управлять а теперь интернет есть и социальные сети. Зачем теперь религия? Можно так править. Создавать общественное мнение. А чтоб не распоясались — существует уголовный кодекс. Силовые структуры, армия, милиция, чипы, что вот как у нас с тобой у каждого в руке. Государство не даст грабить и убивать. А бог позволял. Так что я в государство верю.

— Не знал Юрец, что ты атеист.

— А я не атеист, — сообщил Юра с нотками обиды в голосе. — просто разумный человек.

— По моему так Гитлер говорил..., или другой тиран, не помню...

Юра посмотрел на меня оценивающе.

— Санек, ты чего? У тебя чего... планка спала из за Алки? Так ты забей. Я тебе другую бабу найду, или хочешь Линду вызову на дом, она моя старая знакомая, берет недорого, но — минет так делает, что ого-го! Я иногда ей позваниваю, когда совсем по женщинам соскучусь. А пока пошли, порубим в "Наварру", или в "Арканию", я тебе покажу, где есть секретный проход в новые земли, там такие пальмы здоровенные, а песок рассыпается од ногами как настоящий. Каждую песчинку видно. Я обалдел как увидел.

— Ага, — мои губы шевелились вяло, будто неживые, голос звучал слабо. — Нет ни добра, ни зла..., зато компы есть, и шлюхи...вампиры, оборотни, садо-мазо, гангстеры всех мастей. И какая в самом деле разница: ганять на курорты, или пялится на песок на компе, один хрен...

— Ты чего? — глаза Юры стали круглыми как блюдца, брови поползли вверх. — Никогда тебе не видел таким. Тебе надо отдохнуть.

— От чего отдохнуть? — произнес я вяло, только сейчас заметил, что так и стою у двери, а пальцы мертвой хваткой вцепились в дверную ручку.

— От всего! — ответил он твердо, — Забей на все! — он посмотрел мне в глаза, я увидел в них неестественный фанатичный блеск, какой видел в глазах религиозных фанатиков в фильмах. Выходит что атеизм тоже религия, и у нее есть свои фанаты.

— Живи, ни о чем не думай. Не забивай голову дерьмом! Как все. Не задумывайся. Просто живи. Блин, надо за пивом сгонять, а то ты совсем раскис. Наверно моя вина, не надо было при Алке про школу говорить.

Я ничего не ответил, к горлу подкатил противный комок, рот пересох, сейчас бы я действительно не отказался от глотка чего-то проходного. Юрец понял что слов от меня не дождется, махнул рукой, даже куртку брать не стал, торопливо вскочил в мои шлепанцы и двинул за дверь. Перед носом снова хлопнуло, и я понял что остался сам. А на душе пакостливо, гадко, будто мать родную удушил, и за что мне это? С Алкой разругался на пустом месте, и Юрца обидел. Может действительно я неправильный какой-то, или с ума схожу. Может прав Юра, и надо как все, не забивать голову.

Усталый и разбитый я потащился в ванную, вот наконец душ приму..., нет лучше ванну, сказал я себе. Горячая вода и не таких приводила в чувства, брательник когда приходил после двух суток дежурства едва живой, после ванны оживал за час.

Я немного воодушевился, зашел в ванную, рассматривал себя в зеркале, лицо осунулось, глаза сморят исподлобья, как у загнанного зверя, даже плечи как-то неестественно вогнулись внутрь, будто я и е человек вовсе, а зеленокожее чудище, как мой Урук...

Неужели так и живут, не думая... Забей на все, легко сказать, у меня папа не олигарх, даже не преуспевающий бизнесмен, как у Юры. Да и есть в человеке возвышенное, живое, объяснить я не могу, но чувствую, как собака.

Снял часы, отшвырнул на корзину с бельем, металлический браслет обижено звякнул о плитку. Руки ухватились за кран, вода с приятным журчанием побежала в ванную, я подставил ладони под толстую струю, горячие брызги разлетелись во все стороны, крупные капли побежали по кафелю вниз. Я наблюдал за ними с затаенной радостью, вот радуется же человек такому простым вещам как вода и тепло.

Вода набиралась быстро, у меня уже все тело зачесалось от желания поскорее окунуться, ощутить горячее и влажное прикосновение. С большим наслаждением я погрузил ноги в горячую воду, кожу приятно обожгло, пальцы закололо мелким иголочками.

Медленно, чтобы не обжечься, я стал погружаться, но когда опустился ниже колен, волосы на ногах встали дыбом, вспомнил что там чуть выше, чувствительное место, к горячему не привыкшее и накрыл ладонью. Так будет не столь горячо, а потом привыкну, только вначале жар колет чувствительную кожу, потом тело расслабится, по венам начнет растекаться приятное тепло.

Я откинулся на бортик ванны и блаженно прикрыл глаза, горячая вода ласкала тело, напряжение в голове стало спадать, и на душе стало легче. Не намного но легче. Я снова стал думать о том, что не могу не думать..., ведь я все время думаю, анализирую, сопоставляю. А по отношению к современности — я настоящий дикарь, не нравятся мне ни гламурные тусовки, ни вампиры с оборотнями, ни демоны с большими рогами. И за модой я не слежу, вот только на компе люблю поиграть. Какой-то я все-таки не правильный, не нормальный.

Я не заметил, как усталые глаза закрылись, надвинулась чернота, видно тепло разморило, да и ночью спал мало, засиделся за компьютером почти до самого утра. Обычно так не делаю, но вчера готовил гильдию к походу на замок, пока собрал экипировку, купил катапульты и зелья, смотрю, за окном светает.

Мир пред глазами вздрогнул, завертелся, я увидел черную воронку, похожую на торнадо, но больше, страшней. Сначала подумал что смотрю на экран монитора или ноутбука, но потом с ужасом понял что когда поворачиваю голову то изображение не кончается, а вижу дальше, бесконечное пространство похожее на ночное небо, но гладкое, без единой звездочки.

Я поймал себя на мысли, что думаю о смерти... чуть ли не впервые за все восемнадцать прожитых лет я думал о том, что могу умереть. Вот так легко, заснул в ванной и утонул, или сердце остановилось, не выдержало жара.

В животе похолодело от страха, я ощутил как волосы на голове и по всему телу становятся дыбом, как у волка на загривке. Кожа покрылась мелкими пупырышками, меня бил озноб, на лбу и спине проступили крупные бисерины пота. Холодные струйки побежали по позвоночнику. Я ощущал себя слабым и жалким, захотелось сжаться и стать маленькой точкой, чтобы тот черный громадный вихрь не заметил меня, ушел прочь.

Я ощутил, как в спину дохнуло холодом, хотелось развернуться и увидеть что же там, но не мог пошевелить ни одним мускулом, а когда все же решился опустить взгляд, то увидел, что у меня нет тела! Оно исчезло, растворилось, прямо подо мной зияла бездонная пропасть. Я весь затрясся, как в лихорадке, сейчас бы отвести взор от жуткого зрелища, но я смотрел и смотрел, зачарованный безграничной чернотой и ужасом. Наверно и кролик так взирает на удава, что уже раскрыл пасть и готовиться к броску... Очень медленно в сознание заползало странное ощущение что я таки умер. Мысль растекался по невидимому телу страшным холодом, все внутри заледенело, словно вмерзло в огромную глыбу льда.

Я ощущал, как тонкие ледяные кристаллики впиваются в каждую клетку моего тела, но ведь ни рук ни ног нет, вопило сознание, а боль такая, словно рвут зубы без наркоза. Из глаз брызнули слезы, я ощущал, как бежит по щеке горячая струйка влаги, корочка льда под ней истончается и тает. Я ощущал, но видел лишь черноту, что надвигалась на меня медленно, но неотвратимо, как неотвратимо наступление ночи, или смерть...

Но ведь я чувствую и мыслю, значит, я живу, так еще, кажется, Декарт говорил, мелькнула неожиданная мысль. А значит не все потеряно, не должен боятся...

Дальше стало намного труднее, черная воронка надвинулась, меня с силой потянуло внутрь, все тело разогрелось, мозг вскипел, перед глазами побежали огненные кружки, лед превращался в влагу и струями сбегал вниз по измученному телу. Через мгновение вода вскипела, все тело обожгла страшная боль, кровь внутри превращалась в пар и разрывала капилярчики, артериолы, вены.

Мне удалось пошевелиться. Я понял, что глохну от собственного крика, темнота входила внутрь, в органы, клетки, молекулы. Похожие на планеты, они вращались вокруг меня, распадались на куски, а те меньшие, делились еще и еще...

Страх наконец-то схлынул вместе с болью, теперь я ничего не ощущал, тело словно пропало, не исчезли только слух и зрение. Понимание вошло в ум как раскаленный меч, я содрогнулся от мысли, что и сам, состою из этой пустоты, ведь и я из тех же атомов, частичек, что висят в абсолютной черноте. И теперь, когда мое тело рассыпалось на составляющие, осталось только она, вечная, незыблемая.

Я растворился в этой тьме. Кажется, чувства тоже пропали, уже не слышу тонкого писка в ушах, и собственных криков ужаса. Осталось голое сознание. Я понимал, что больше нет и рук, ни ног, ни мышц, ни костей. Даже мозга нет, ведь и тот из вещества, то есть всех этих молекул, атомов и других мелких, названия которым не знаю... а в итоге все из это самой черноты.

Я содрогнулся от ужаса, когда понял, что меня нет вовсе, да и небыло никогда. Не могло быть, ведь все эти мельтешащие атомы — вовсе не я, потому что из таких же точно кирпичиков сложена вся вселенная. Горы, земля, огонь, вода, звезды, и то незримое, что называю чернотой.

Только теперь заметил, что и сознание угасает, еще мечется в испуге, но свет меркнет с каждым мигом, как гаснет экран компьютера, когда выдергиваешь шнур, как чернеют угли в догорающем костре.

Но в самый последний миг, когда последние искры сознания растворялись в безграничном океане черноты, я вздрогнул, всколыхнулся, внутри меня что-то запротестовало, воскликнуло громко: Нет, я хочу жить! В этот момент, окутывающий меня холод, превратился в океан блаженства. Все мое естество ощущало что-то сродни оргазму, нежилось в волнах удовольствия, но уже через мгновение все поглотило абсолютное безразличие и равностность. И тогда я вдруг понял, что никуда не пропал, и это только начало...

Глава 2

Первое что я ощутил — тесноту, со всех сторон сдавливало, надвигались кроваво-красные стенки, мир вздрагивал и переворачивался. Мне вспомнились книги о послесмертии, которые читал в интернете, наверное, так видит мир ребенок, когда появляется на свет.

Я не знал, длилось все целую вечность, или всего один миг, но тряска прекратилась, а вот ощущение тесноты осталось. Я напряг волю, ощутил, как по телу пробегает дрожь, и мышцы наливаются кровью, подергиваются от напряжения. Раньше такого не чувствовал, в груди вспыхнула щенячья радость, и я поднатужился еще больше, тело стало твердым как камень, даже заломило в суставах.

Гордый собой я расслабился, как то уверенней себя чувствуешь, хотя по-прежнему перед глазами красное живое полотно с тоненькими прожилками и точечками.

Внезапно возникли звуки, в ушах зашумело, следом послышался противный скрежет металла. Я вздрогнул от неожиданности, это уже не похоже на материнскую утробу. Попробовал повернуть голову, и мир изменился, от края до края стал землисто-серым, теперь багровые лишь прожилки, тоненькие, похожие на ниточки. Нос уткнулся в твердое и прохладное, из груди вырвался сдавленный хрип. Сердце забилось о ребра громко, как молот по наковальне, я ощутил странную мощь, силу в каждой клетке тела.

Наконец сообразил, что лежу на боку, потому что под рукой холодно и влажно, пальцы уткнулись в рыхлое, а вторая половина тела уже не чувствует давления, там легко и приятно. Даже тепло, словно солнце нежно ласкает меня лучиками.

Так я наверное заснул в ванной, вода остыла, а эта муть с темнотой и холодом мне просто приснилась, пронеслось в мозгу. Обрадованный мыслью я твердо решил проснуться.

Чтобы открыть глаза, потребовалось столько сил, что заскрежетали зубы и стрельнуло в висках, словно не глаза открываю, а поднимаю чугунные заслонки, но не руками, а теми маленькими мышцами что на ресницах.

Солнце резануло по глазам яркими лучами, будто только и ждало когда подниму веки. Свет падает узкими тонкими полосками, в них выплясывают крохотные пылинки, а там где лучи касаются земли, появляются светлые островки, виден сырой рыхлый грунт, комки похожи на аппетитные кексы, даже в животе заурчало от голода.

Я жадно втянул ноздрями воздух, ощутил, как холодные струйки бегут по ноздрям, легкие расправляются, приятно вздымается грудь. Так хорошо чувствовать себя живым. Тут меня словно окатили холодной водой: А где же ванна, что это, земля, камешки...

Я поднес ладони к лицу, думал потереть глаза, и застыл в оцепенении. Взгляд прикипел к пальцам, толстым, как ветки, узловатым и зеленым... Я пошевелил ими, взгляд скользнул выше, там на кончиках широкие и толстые ногти, серые но с грязно зеленым оттенком. Когда сжал ладони в кулак то послышался такой треск будто сломал сухую ветку, я вздрогнул, вдруг сломаю что-то...

Руки двигались легко, каждое движение пронизано силой, громадные бицепсы выпирали из под изодранной футболки, или рубахи, больше похоже на мешок, но кто его знает, что за одежда. Я неосторожно пошевелился, зацепился о твердое, сверху посыпалась мелкая галька, пыль попала в глаза.

Я стряхнул рукой пыль с лица, в глазах резало, едкие пылинки набились в нос, в ноздрях защекотало, захотелось залезть рукой внутрь и почесаться. Я не сдержался, чихнул громко, даже в ушах заложило.

Торопливо осмотрелся по сторонам. Вверх понимается каменная стена, похожа на гранит, вся покрыта красными прожилками, на одной из стен темнеет дыра, над нею широкие трещины, сквозь них и проникают внутрь тонкие полосы света. Внутри туннеля загрохотало, послышался уже знакомый скрежет металла.

— Он там, я слышал, — прозвучал свирепый хриплый голос. — Теперь не уйдет гад.

— Я выследил зверя, а потому он мой, — ответил ему второй, более молодой и спокойный.

— Ральсвик, я сам выпотрошу его. А голову подарю леди Диане!

Я насторожился, осторожно подтянул ноги, мышцы на бедрах тоже выпирают буграми, такие видел только на картинках с культуристами. Когда подобрался ближе к пещере, то увидел двух человек с мечами в руках. Несмотря на тесный лаз, оба держат заточенные железки рядом с собой, словно собрались драться.

А ведь тут никого кроме меня нету... В спину мне дохнуло холодком, в затылке закололо иголочками. Значит это я зверь, за моей головой, а я идиот ее сам подсовываю поближе, руби-не хочу!

На обоих мужчинах металлические доспехи, каждый участок тела закрыт пластинами брони. Широкие круглые наплечники упираются в стены пещеры, слышится противный скрежет, на землю осыпаются мелкие осколки камней. Эти точно нацелились серьезно, так просто не отстанут. Но похоже что не видят меня, тот второй молодой парняга всего в нескольких мерах, а не замечает, крутит головой как цапля.

Я всмотрелся в его простоватое лицо, волосы светлые, острижены смешным горшком, нос и губы крупные, а на щеках виднеются забавные рыжие пятнышки. Он мне напомнил Максима, из школы, сидели с ним вместе в десятом, на галерке...

Похожий на ведро шлем болтается у парня на ремне, видно снял чтобы лучше видеть, действительно в таком ведре попробуй увидь хоть что-то. Однако все остальные доспехи при нем, и пузатая кираса, и кольчуга под ней тонкая, чешуйками, как рыбья луска. И как он носит на себе столько железа, тяжело наверное.

Я заглянул ему через плечо, туда, где с раскрасневшимся лицом полз на четвереньках второй рыцарь. Такое же светловолосый как и парень, они даже чем-то похожи, тот же широкий нос, но у этого глаза злые, смотрит с прищуром, голова все время вертится по сторонам, точно высматривает что-то.

Я скосил глаза в другую сторону. Глухая каменная стена, по такой только ящерицы взберется, или таракан, но точно не здоровенный зеленый мужик. Ведь я выгляжу точно как мой Углук на экране, но только может не такой волосатый и чуть помельче. Но все остальное такое же, и бицепсы размером с голову ребенка и мышцы на груди как пластины брони, громадные выпуклые, даже кубики на животе видно. Я вообще то худой, у меня их и раньше можно было нащупать, но сейчас такие что щупать на надо, сами сквозь шкуру проступают. Кожа на руках на ощупь как брезент, толстая плотная, и лысая... Словно побрил меня кто, под ноль.

Я осторожно поднес руку к голове, ладони легли на макушку, под пальцами ощутил жесткое и колючее, похоже на свинную щетину, когда-то ездил к бабушке в деревню, там у нее был громадный свин в сарае. Я ему морду чесал, потом, правда, рук не мог домыться, все смердели чертом.... Так у него на морде волосы вот точно такие!

Я стоял неподвижно, а в голове вертелись мысли: как сюда попал и что со мной, и главное что ж я за чудище, тролль какой-нибудь, или орк?. А может огр, как у Юрца в "Наварре", но вроде второй головы нет и глаза два, один могу закрыть, другой... А может я просто дуба дался, сижу сейчас в смирительной рубашке, в камере для особо одаренных, воплю как полоумный...да и чего как..., а эти двое просто санитары, идут покормить меня аминозином, чтоб не бился головой об стены и не гадил на кровать.

Мысли в голове проносились быстро как молнии. Все-таки я мыслю логично, значит не все потеряно, может депрессия доконала или обыгрался в "Наварру"... Точно обыгрался. Права была Алка — не фиг столько за компом сидеть. Но и Юра, не ошибся, когда говорил, что сейчас уже ничему не удивляются: ни кишкам наружу, ни фонтанам крови, притупились чувства.

Вот я похоже с ума схожу, а все равно не волнуюсь особо. Главное сейчас принять, все признать, со всем согласиться. Главное мыслить трезво, потом и докторам объясню, что просто слетел с котушек. Я вот прямо сейчас готов сдать анализы, подписать необходимые бумаги, получить обратно свою одежду и спокойненько поехать обратно домой на Отрадный. Главное не пороть горячку.

Пока я размышлял тот парень что помоложе шагнул внутрь каменного мешка, где стоял у стены я. Второй вывалился из пещеры следом, громко лязгнул доспехами об пол, ругнулся под нос. Он недовольно скривил губы, руку с мечом поднял к лицу, потом видно понял что латной перчаткой носа не вытрешь, и недовольно опустил меч вниз.

Молодой стащил с рук кольчужные рукавицы и теперь трет глаза, невероятно яркие, голубые как летнее небо. Он всматривался в окружающий мрак с испугом, широкие ноздри раздувались так сильно что я ощущал своей кожей его горячее дыхание. Ведь между нами не больше нескольких метров, и почему не видит меня. А может и хорошо что не видит, вон в руках какая острая железка, еще ткнет ею сдуру. Хотя что это я, ведь они же санитары, с ними дружить надо, показать что я нормальный парень.

Мои губы зашевелились, я ощутил как непривычно двигаются, какие-то толстые неповоротливые, будто распухшие, или занемели. Может расквасил, когда упал или головой бился о стену. С придурошными и не такое бывает, я сам по телевизору видел...

— Ребята, — произнес я страшным басом, о которого не только голубоглазый рыцарь содрогнулся, но и я сам. — Я, это, в порядке. Не болит ничего. Может, проведете осмотр, или что там у вас положено делать в таких случаях.

— Сэр Хаген, он здесь! — завопил паренек испугано, глаза округлились, лицо побледнело, теперь белее снега.

Я промолчал, отвечать что-то не хотелось, после такой бурной реакции. Вдруг я натворил чего то, а теперь не помню. Вместо ответа я поднял руки вверх, чтоб поняли, что не собираюсь сопротивляется, и настроен мирно.

— Отойди Ральсвик! — произнес Хаген хриплым сильным голосом. — Я его хоть и не вижу, но чую гада по запаху. Я не одного его сородича на тот свет отправил. Слышишь, тварь, сегодня твоя голова будет почивать на серебряном блюде леди Дианы!

Рыцарь выставил вперед руку с мечом, как раз в моем направлении, видно и вправду чует, внутри у меня испугано дернулось, а вдруг действительно ударит, таким грудь проколет за мгновение.

Пока я размышлял, парнишка снял с пояса кожаный мешочек, пальцы торопливо распутывали кожаный шнурки, губы парня шевелились, слышались неразборчивые звуки, будто молится или матерится под нос. Я смотрел неотрывно, разбирал интерес что же будет делать, выходит сумасшедшим быть не так уж и плохо. Главное не дергаться, я всегда говорил...

Дрожащими пальцами Ральсвик вынул из мешочка блестящий камень, большой и круглый он напоминал горный хрусталь отполированный до блеска. Когда рука парня двинулась к полосам света, и лучи коснулись прозрачной блестящей поверхности камня, пещеру мгновенно залило ярким голубым светом.

В глазах парня росло удивление, он окинул меня с головы до ног взглядом, сказал тревожно:

— Святый боже, сэр Хаген, он огромен!

— Значит лесной... , — проронил ветеран, — видишь уже лапы задрал, думал мы идиоты подойдем, тут то головы и открутит! Но не бойся, от божьего света ему сделается плохо. Он этим тварям и глаза режет, и тело у них дубеет, становиться как камень.

Я невольно пошевелил пальцами, действительно как-то плохо двигаются, будто привязали веревками к стене. Но глаза свет не резал, напротив даже лучше стало видно, теперь вижу как искрятся в ярком свете доспехи рыцарей, выпуклые кирасы сверкают начищенными боками. И мечи, что принял за простенькие железки, на самом деле инкрустированы драгоценным камнями. На широких лезвиях красивое травление в виде драконов, с разинутыми пастями, а у самой рукояти витиеватые закорючки — наверно руны. Похожие были у моего Урука на топоре что забрал у гномьего короля...

Молчать дальше мне показалось опасным. Пусть они и не самые обычные санитары, но похоже мне просто надо игнорировать свое безумие, как делал тот математик в "Играх Разума". Я пророкотал тем же жутким скрипучим голосом:

— Я не лесной. Я нормальный парень, с Отрадного. Могу и прописку вам сказать, я даже номер социальной страховки наизусть помню. Может я начудил чего, так вы поймите я не со зла, сорвался, молодой еще, со всеми бывает...

— Что эта тварь бормочет, — сказал Хаген. Думаешь смутить меня дьявольскими заклинаниями. Так я тебя сейчас перекрещу, мало не покажется!

Он засмеялся громко, я увидел как сверкнули его крупные белые зубы, ровные будто фарфоровые имплантаты. Надо было как-то отреагировать, я сказал:

— Я Александр. Александр Орлов. Живу в Москве, на Орадном, никогда не привлекался. Я не буйный, даже дрался последний раз в девятом классе, и то из за девушки. Заступился на свою голову...

Тот, которого парень называл Хагеном, сложен хорошо, пускай не такой громадный как я, но тоже мускулистый, теперь вижу что нос у него ломаный, весь в шрамах, через все лицо от виска с подбородку тянется белый широкий рубец, похожий на толстого червя.

Под блестящей кирасой, проглядывает как и у молодого чешуйчатый доспех, а из под того торчит наружу кожаный ворот. Похоже, что экипированы санитары хорошо. Рука Хагена сорвала с пояса шлем-ведро. В таком и на двухголового огра идти не страшно, попробуй разломи толстое каленое железо, а то что со мной справиться за мгновение я даже не сомневался.

— Конец тебе, зверь — сказал он просто. — Больше не будешь разорять наши деревни, да насиловать молодых женщин!

Я удивился, так вот значит, чем я занимался в беспамятстве..., изнасиловал кого-то, за такое пятнадцать лет дают, в животе у меня похолодело, руки налились тяжестью. Что теперь делать, тогда лучше действительно под дурака косить. В тюрьму как-то не хочется, там с такими как я обходятся точно как с игроками на бесплатных серверах, во все полости сразу... Лучше тогда в дурке, надо менять стратегию.

Хаген двинулся на меня с мечом в руке, я еще не пришел в себя, но уже понял, что этот рыцарь хоть и с оружием, и в страшном шлеме, почти на две головы ниже меня, и в плечах уже. Думаю если стукнуть его легонько, он не сильно обидится, и убедительней будет выглядеть мое сумасшествие.

Хаген лихо перебросил меч из руки в руку, колени подогнул слегка, как делают борцы и с криком бросился вперед. Широкое лезвие меча вспороло воздух с присвистом, Хаген метил в голову, я с ужасом понял что он серьезно решил меня изувечить. Наверное та, кого изнасиловал в безумии, приходилась ему родственницей, или подругой...

Меч пронесся всего в дюйме от моего носа, острое лезвие впилось в стену, в стороны брызнули яркие искорки, острые камешки застучали по моей незащищенной спине. Меч рыцаря вошел в камень, как топор лесника в сосновое полено, на лезвии не осталось даже царапинки, вышло назад такое же гладкое и блестящее.

— Руби его Ральсвик! — крикнул Хаген яростно, в глазах вспыхнули злые огоньки — Скользкий, гад, что твой вьюн!

Я медленно отступил на шаг назад, поближе к пещере, чтоб было куда бежать в случае чего. Только сейчас обратил внимание, что дыхание из ртов обоих рыцарей вырывается облачками пара, а по коже у меня мелкие пупырышки и камень под босыми ступням влажный, холодный. На голову постоянно осыпаются кусочки горной породы и мелкая пыль, от нее щекотно в носу, и плечи стали серыми, как и скалы вокруг.

— Не дай ему уйти — прохрипел Хаген, — видишь, к выходу двигает.

Я неуклюже задел краем локтя скалистый выступ, он тут же осыпался вниз мелко крошкой, а я даже не почувствовал, так легонько надавило на шкуру. Глаза паренька стали размером с блюдца, с разинутым ртом он смотрел на то, как легко я раздавил валун размером с его голову.

— Нет это горный, Сэр! Камень как орехи трощит!

— Ничего, и не таких на фарш рубили, — процедил Хаген сквозь зубы и двинулся на меня.

Его острый меч снова просвистел у меня перед носом, видно ближе подходить рыцарь боялся. Я ощутил как по спине начинает сбегать холодная струйка. Ральсвик медленно пододвигался ближе к пещере, меч выставил перед собой, чтобы я не мог прыгнуть в спасительную нору.

Наконец я понял что происходит и, с усилием толкнул Хагена в грудь. Моя ладонь рассекла воздух с такой скоростью, что сам удивился, кончики пальцев достали Хагена, он вскинул меч, чтобы защититься, но не успел. Я с удивлением смотрел как тяжеленный, закованный в железо мужи отлетает к стене так легко, как подушка. Правда пальцы от тычка занемели, будто прибил молотком. Ральсвик так и застыл с разинутым ртом.

— Сэр, — проговорил он дрожащим голосом, — Сэр, Хаген... вы живы?

Большие синие глаза сузились, превратились в щелки, острие меча повернулось в мою сторону.

— Что ты сделал с ним гад? — спросил он зло.

Я удивленно пожал плечами, сам не ожидал, что тут скажешь.

— Он первый начал, — буркнул я, — чего лез?

— Не тронь его тварь, или я за себя не отвечаю!

Ральсвик продолжал держать кристалл под лучами света, а потому не мог подойти ближе. Я осторожно, мелкими шажками двинулся к выходу из пещеры. Хаген лежал на полу, голову запрокинул назад, с виска вниз бежит тоненькая алая струйка, но грудь вздымается плавно, как у спящего. Наверняка просто зашиб его.

— Жив твой лорд, — проревел я басом.

Пока парень всматривался в лицо своего коллеги, я проворно как сурок, юркнул в пещеру. Стены явно не были рассчитаны на таких широких как я, плечи сдавило со всех сторон, так что не вдохнуть. Я постарался втянуть широченные плечи внутрь, ноги медленно проталкивали вперед. Поверхность пещеры оказалась шершавой, с острыми краями, казалось что с меня живьем сдирают кожу. Каждый метр подъема давался с такой тяжестью что думал сейчас подохну.

Плечи горели огнем, на них наверняка уже нет живого места, а мясо висит окровавленными лохмотьями, дышал я не на полную грудь, а еле-еле. Перед глазами уже появилась багровая пелена, на ней, как на экране прыгали черные точки. Я уже знал, как только точек станет больше, эта чернота меня проглотит.

Я замер на мгновение, чтоб перевести дух, сердце разламывало грудь, бухало так что темнело в глазах, голова раскалывалась от острой боли, в ушах такой грохот, будто камни на голову сыплются. Я даже голову поднял, чтоб убедиться что не падают... Там вверху увидел объятый светом круг. Выход, пронеслось в мозгу. Еще чуть-чуть и свобода!

Когда таки выбрался наружу, то не поверил глазам, передо мной расстилалось желтое бескрайнее поле, лишь вдалеке зеленой полоской темнел лес. Высокая, в человеческий рост трава плавно покачивалась на ветру, длинные стебли выгибались, и казалось, на тебя катятся золотистые волны.

Яркое солнце припекало сверху, я ощущал жаркие лучи на плечах и спине, сзади приятно пахнул теплый летний ветерок, так что я вздрогнул от приятного прикосновения. Даже забыл о том, что все тело будто под машину попало, мышцы ноют, каждая горит изнутри. Пальцы осторожно прикоснулись к плечам, но наткнулись лишь на упругую кожу, не смотря на адскую боль на мне не осталось ни царапинки. Будто не я только что протискался через узкий лаз, прорубленный в гранитной глыбе.

Слева послышался шелест и тяжелые шаги, я обернулся. От дороги, что змеится по полю широкой лентой, в мою сторону шагал, целый отряд вооруженных мужчин. Все как и те двое, в блестящих металлических доспехах, с острыми как бритва мечами. У передних даже копья есть, эти близко не подпустят.

А передо мной лишь бескрайнее поле, если бы до леса добежать, то там можно укрыться, но до него не успею догонят. А может и догонять не будут... С похолодевшим сердцем я наблюдал как из колонны рыцарей вперед вышли двое, в кольчугах до колен, в их руках я рассмотрел короткие луки. Руки сноровисто закинули за спину, оттуда торчит колчан, набитый оперенными стрелами. Вот уже ладони схватились за древко, пальцы другой руки наложили стрелу...

Я задумчиво посмотрел в небо, ветер злорадно трепал мои короткие жесткие волосы, горячие лучи били прямо в лицо. И почему хотят меня убить, что я им сделал?

Пока я напрягал извилины, землю затрясло от страшного грохота, казалось, небеса разорвались и теперь обрушиваются мне на голову, я торопливо подял глаза к солнцу, по небесному океану так же безмятежно проплывают пушистые облака, похожие на перья дивных птиц. Меня хотят убить, а я в небо смотрю, точно из ума выжил....

Над ухом звонко пропела стрела, я испугано обернулся и увидел, как вперед выбегают закованные в железо воины. У этих в руках — жуткие двухсторонние топоры на длинных, как у копья рукоятях. Я содрогнулся, холод смерти ледяными клинками вонзился в мое тело, я не мог даже вдохнуть, грудь раздавило, будто швырнули голым в огромный сугроб.

Я ощутил как вздрагивают колени и пригнулся, чтобы ноги не подкосились от слабости. Умирать надо стоя, как мужчина, а не как дикий зверь — лежа на боку. Над головой снова пропела стрела, но теперь кожу обожгло болью, вниз по щеке побежала теплая липкая струйка. Я прикоснулся ладонью, а когда поднял пальцы к лицу то увидел как переливаются на солнце алые капли.

Я не сразу понял что страшный рык, от которого кровь стыла в жилах — мой собственный. Внутри все сжалось в комок, холод побежал по позвоночнику вверх, словно каждый позвонок внезапно стал покрываться корочкой льда. А когда мороз подступил к затылку, там взорвалось, острые соколки льда вонзились в мозг, мир перед глазами померк, от края джо края его затянула багровая пелена.

Я рванул вперед, как бык на корриде, первого же воина схватил за ворот кольчуги и с такой силой ударил о землю, что бедолагу согнуло пополам. Я слышал, как звякнули кольца доспеха, противно хрустнули его кости, донесся сдавленный хрип, но я уже несся дальше, с двуручным топором в одной руке. Прямо как в игре, пронеслось в моем раскаленном мозгу, но мысль быстро потонула в багровом тумане ярости.

Второго воина топор отбросил на несколько метров назад, с широк распахнутыми глазами он смотрел на громадную дыру в стальном нагруднике, откуда теперь бьет фонтанчиками кровь. Третий получил страшный удар в голову, и упал лицом в придорожную пыль. Земля под ним мигом потемнела.

Четвертый, наиболее осторожный, успел выбросить топор и подхватить с земли щит. Широкое лезвие топора угрожающе блеснуло на солнце, все видели, как золотистая молния с треском вонзилась в металлическую обивку щита, во все стороны разлетелись щепки и обломки досок, рыцарь с воплем отлетел назад. Я услышал тонкий, похожий на женский крик, и обернулся... Кто бы не кричал, но он спас мен жизнь.

Пятый воин, подло подобрался ком не со спины. Пока я разбросал его друзей, он прятался в высокой траве и ждал момента когда повернусь спиной... Я ударил могучими ногами в землю, ступни на ладонь вошли в мягкую теплую землю, и тут же тело полетело вперед, как камень брошенный катапультой.

Теперь воин стоял с широко распахнутым ртом, видно не ожидал что сутулая гора мышц может вот так, легко как птичка... Топор в могучих руказ вращался, как крылья мельницы при сильном ветре, громадные мышцы вздувались буграми, радовались тяжести в ладонях.

Один смельчак с воинственным кличем побежал прямо на меня, в руках такой же как у меня страшный топор, но держит низко, видно что тяжело, даже не ясно хватит ли сил чтобы вот так, как я лихо вертеть над головой.

Воин рубанул снизу вверх, метил в шею, но я увидел удар заранее, ведь рыцарь закован с головы до пят в металл, двигается медленно, а оружие тяжелое и неудобное. Я размахнулся от плеча, сильный удар топора по шлему даже вогнал его по щиколотки в землю. С хрипом воин упал на колени, из прорезей в забрале его шлема наружу плеснуло алым. Блестящая сталь доспехов в мгновение окрасилась кровью.

Сзади послышались лязг стали и топот ног. Тот рыцарь, что хотел напасть сзади, таки уловил момент и теперь с поднятым топором бежал на меня, видно хотел одним ударом развалить напополам, размахнулся хорошо, со знанием дела. Но в его серых прищуренных глазах я уловил тень страха.

До удара оставались мгновения, я не успел подумать, как тело само, словно обученный зверь, отскочило назад, из груди наружу вырвался страшный рев, так умеют рычать только львы, так прежде думал... Руки перехватили топорище у самого конца, тело крутанулось через левое плечо так сильно, что засвистело в ушах, смертоносный вихрь понесся точно на воина.

Рыцарь замер как вкопанный, в косые прорези шлема смотрел угрюмо, исподлобья, топор уже не плясал, а испуганно вздрагивал в мускулистых руках. Раненый, которому разрубил руку, и расколол щит, прокричал громко:

— Идиоты!.. Стреляйте, же! Утыкайте его стрелами как ежа, такой нам не нужен живым! Стрелять на поражение!

— Там же свои! — пискнул виновато лучник, но стрелу на тетиву наложил.

— Плевать, стреляй, Ургерт, а то всех изрубит! А не будете стрелять, до заката солнца сами будете висеть на площади вместе с зеленомордыми обезьянами!

Шедший на меня коротко оглянулся, и бросился наутек, чтобы не попасть под стрелы. Я вертелся с такой скоростью что слабо различал лица, перед глазами стояли лишь смутные очертания, я понимал что впереди есть еще воины, но что за оружие в руках, не видел.

— Нет, — донесся из-под шлема злой хриплый голос, в котором я узнал Хагена. — Не стрелять. Стрелы каждому в задницу вставлю! Этого убью сам!

— Черт с тобой, Хаген — сказал первый. Он поднялся, вглянул на изуродованную руку, из под стали наружу торчат размноженные кости, окровавленная плоть. Воин с трудом подобрал с земли согнутый меч. — Хочешь убить его, убей, но думаю у тебя кишка тонка. Н уже троих наших на тот свет отправил.

— Ты трусливая свинья, Годфри! И всегда ею был! — прохрипел Хаген злобно. Прочь с моего пути!

Я понял, что от постоянного вращения мир закачался у меня перед глазами. Я остановился, и завертел, как и раньше над головой топор. Широкие лезвие со страшным свистом, вертелось в воздухе, похожее на лопасти вертолета. Мне даже показалось, что отрываюсь от земли. Не дожидаясь пока Хаген ринется в бой, я бросился вперед, но, закованный в броню воин со скоростью дворового мальчишки отскочил мне за спину. Правда топор все равно достал его в плечо, громко зазвенела сталь и блестящий наплечник отлетел в сторону. Хаген полетел вслед за ним и скрылся за высокой травой.

Тем временем остальные, кто еще мог держатся на ногах, побросали топоры, на солнце вспыхнули четыре широких ростовых щит. Четверо высоких воинов, все кроме крайнего в добротных железных доспехах, только последний щит держал неумело, все время спотыкался. Я узнал в нем того лучника, что пытался подстрелить меня.

В руках воинов теперь сверкали короткие мечи, а их предводитель, в шлеме с пушистым плюмажем, умело размахивал длинным полутораручником. При виде сомкнутых щитов и умелого строя моя ярость стала тухнуть как засыпанный песком костер. Я понял, что не смогу даже подступиться к ним. Теперь как только удаю по одному, тут же трое вонзят свои мечи мне в бок.

Тот с плюмажем на шлеме, произнес свирепо:

— Бросай оружие зверь, и тогда доживешь до заката. Отпустить не отпустим, но еще часок другой землю потопчешь.

От его слов я вздрогнул как от удара по лицу, даже руки опустились. Как мне в одиночку победить четверых сильный и умелых воинов, да еще и закованных с ног до головы в железо? Я то гол как сокол, а топором что в руках дерусь словно палкой. Разве что только быстро, но то не моя заслуга, а этих здоровенных мускулистых рук, что теперь мои.

Я начал вертеть топор быстрее, в надежде, что отпугну этих свирепых, что поглядывают на меня сквозь прорези шлемов. Ведь я то понимаю что им не ровня, в свои восемнадцать и мух обижаю только когда в глаза лезут... И пускай мои руки длиннее и бугры мускулов в три раза толще, но у врагов в руках такие же топоры, а на груди угрожающе поблескивают тяжелые доспехи. И почему не хотел с Толяном на бокс, сейчас бы вмиг разодрал как тузик тряпку. А так даже не знаю что делать.

Справа зашелестела трава, оттуда поднялся Хаген. С мечом в одной и кинжалом во второй руке он пошел прямо на меня. В глазах горел огонь ярости и бешенства. Я понял что сейчас умру... Хаген разрежет меня на тысячи кусочков. Я ощутил что мой гнев угас, в груди похолодело, жар битвы опал пеплом к моим ногам, а вместе с ним упало и сердце. По бедрам вниз побежала холодеющая кровь, в пятках закололо, я тут же почувствовал, как ноги вздрагивают. Теперь понял что значит сердце в пятках, раньше думал это лишь слова...

Хаген тоже видел, как я вздрогнул, с искривленных яростью губ сорвалось:

— Да он трясется как осина! За мной! Накидывайтесь все!

Я понял что сейчас, если снова не вызову тот приступ ярости, то эти пятеро, размажут меня по траве как бульдозер. Я то лишь с виду машина для убийства, а внутри восемнадцатилетний парень из Москвы. Топор с таким страшным свистом вращался над головой что закладывало в ушах, Хаген осторожно подходил все ближе, готовился нанести смертельный удар.

Сталь ударилась о сталь, послышался громкий звон, широкий топор столкнулся с мечом с такой силой что во все стороны брызнули яркие искры. Я ощутил, как рукоять больно впилась в ладони, но лезвие топора двинулось дальше, клинок вылетел из рук Хагена и отлетел в густую траву. Я тут же перехватил топор обеими руками, тяжелое топорище захрустело под могучими пальцами как песочное печенье, солнечные лучи скользили по острой стали и вспыхивали, лезвие светилось словно объятое огнем. Когда топор с грохотом опустился на шлем Хагена, все четверо рыцарей ахнули. Их предводителя вогнало по колено в землю, толстая сталь доспехов лопнула как консервная банка, наружу ударили фонтанчики крови.

Я видел, как закатились его глаза под шлемом, из ноздрей и рта тоже побежала кровь. Толстыми струйками она лилась на подбородок, шею и грудь. Доспехи в миг окрасились алым, голова безвольно запрокинулась назад. Хаген издал протяжный хрип и повалился как срубленное дерево на землю, послышался глухой лязг стали, в воздух поднялись облачка пыли.

— Он убил Хагена Тролбейна! — донеслось справа. — Но ведь прорицатели говорили что Тролбейну не пасть от руки ни одного зверя!

— Я не зверь, — произнес я устало, но таким басом, что сам вздрогнул. — Я Александр Орлов.

Глава 3

Издали донесся страшный и громкий рык, следом за ним еще и еще. Ничего более страшного я не слышал за всю жизнь, хотя у меня дома усилок и 3D-саунд. Так громогласно могут рычать только львы, но в этом реве больше эмоций, радость и ликованье, смешанный с яростью зверя. Могучего зверя.

Я ощутил, как по телу пробегает дрожь, а груди загорается гордость, за что-то родное и близкое, так еще чувствуешь себя а футболе, когда наши таки забивают гол и люди справа и слева от тебя радостно вопят. Только сейчас не понимал повода для радости.

Я задумчиво почесал затылок и едва не прозевал бросившегося на меня противника. Воин нападал умело, сам закрылся щитом, наружу выставил лишь руку с мечом, да и ту до удара прятал.

По плюмажу на шлеме я понял, что передо мной предводитель рыцарей. Остальных так потрясла смерть Хагена, что он замерли как статуи и немигающими взглядами впились в тело великого победителя зверей. Закованные в сабаттоны ноги конвульсивно вздрагивают, под пятками видна сырая земля... Сам едва не засмотрелся, была в гибели этого убийцы какая-то трагичность, я еще не понимал какая, но одним местом чувствовал что просто так мне это не сойдет с рук.

Когда рыцарь оказался на расстоянии удара, я отпрыгнул, топор снова засвистел в воздухе, когда обрушил тяжелое лезвие на щит, по рукам пробежала дрожь. Никогда прежде не бил с такой силой, честно говоря не знал что так можно..., пальцы словно придавило дверьми, а кости треснули, я даже услышал треск... Но нет, не пальцы, а щит рыцаря треснул по середине, правая половина отлетела в сторону и ударила одного из воинов. Тот наконец сбросил оцепенение и ринулся на выручку предводителю. Но слишком поздно, я уже чувствовал, как багровая пелена снова застилает мой взгляд, а в венах клокочет горячая и злая кровь.

Воин с плюмажем на шлеме рухнул на землю.

Меня пробрала дрожь, когда увидел как над моими пальцами вверх поднимается сизая дымка, робкие ручейки дыма в миг стали белесыми, воздух над руками помутнел. Я испугано встряхнул ладонями, и дым рассеялся, как и обрывки сна исчезают когда плеснешь в лицо холодной водой. Я опустил руки и тут же поймал затравленный взгляд рыцаря, разломанный щит лежал у его ног, рука с оружием вздрагивала как больное животное. Но в его взгляде я видел не простой испуг, а панику безумца.

— Это..., о защити меня многоликий! Это не простой зверь..., — прошептал он в ужасе.

Я все же опустил взгляд, и едва не подскочил от удивления: от кончиков ногтей до начала предплечий мои руки объяло кровавое пламя. Широкие и сочные языки огня лизали зеленую кожу, но не причиняли боли, будто и не огонь вовсе, а так — компьютерная графика. Еще двое бросили оружие на землю, гулко загремело железо, и на солнце лишь заблистали их выпуклые металлические спины. Я стоял посреди поля, ветер развевал мои густые и жесткие волосы, а мышцы наливались могучей силой. Я чувствовал себя победителем, настоящим чемпионом. Меня хотели убить, но я выжил, я выстоял. Впервые в жизни я ощутил как это сладко быть победителем.

Действительно победителей не судят, судить-то некому. Все судьи так улепетывают что трава шуршит! В руках внезапно стало легко. Я увидел как языки багрового пламени на моих кулаках угасают, а глаза лежащего на земле рыцаря расширяются от ужаса.

— Пощади меня, о великий! — пролепетал он. — Я..., мы не знали кто ты!

— Как ты назвал меня? — буркнул я.

— Александр, о Великий.

Отшвырнув топор в сторону, я протянул вперед руку. Пускай знают, что не ради убийства дрался, а чтобы выжить, чтобы свободно дышать и идти туда, куда несут ноги, а не принуждает плеть погонщика.

И лишь когда выбросил оружие, понял, что вот теперь, без тяжелой стали в руках, беспомощен как дитя. И силы в руках как-то поубавилось, и злости стало меньше, вот не хочется убивать и все тут. Во мне снова проснулся цивилизованный и нормальный человек, или может зверь уснул на время.

— Как твое имя, — спросил я хмуро, для убедительности наморщил лоб.

— Адольф, — пролепетал рыцарь. — Адольф фон Кляйнберг. Я знаменитый полководец. Вам заплатят хороший выкуп за меня. Только прошу, не убивайте!

Я понимал, что передо мной жалкий и подлый человек, для таких нет ничего святого. Продадут за копейку, если выгода есть. Сейчас хочет выжить, боится, что сожру живьем и без соли, вот и выстилается шелком. А как только повернусь спиной...

Я выпрямился — оказалось, что почти на голову выше этого здоровяка в латах. Его лицо стало бледней бумаги, но не дрогнул ни один мускул, он покорно склонил голову и произнес:

— Теперь моя судьба принадлежит вам.

Меня его слова рассмешили, никогда не слышал подобного. Я сказал с насмешкой:

— А нафиг ты мне нужен? Фон-плафон, или как тебя там?

Он побагровел, даже кончики ушей вспыхнули, видно задели слова. На скулах проступили литые желваки, лицо закаменело, губы сжались с такой силой, что теперь бледные как снег. Он сказал тихо.

— Я стерплю любые оскорбления, но не смейте порочить имя моего рода.

Ладно, пленников тоже надо уважать, откуда мне знать что то самое фон у него не для понтов, как сейчас любят в и-нете: Вася победитель драконов, или Frito Сотрясатель глубин...

Я смущенно почесал подбородок, по пальцами захрустело будто раздавил ногой большого жука. Никогда прежде такого не было, с удивлением я ощупал подбородок и щеки и понял что сквозь толстуб кожу у меня проступает жесткая щетина. Такой можно как наждачкой дерево полировать...

— Род твой мне незачем оскорблять, — произнес я гулким басом. — Пусть живут себе. А ты, гад, рассказывай, почему ты и твои рыцари хотите меня на шашлык пустить?

— Куда пустить? — спросил он удивленно, даже глаза округлил.

— Убить, балда! — не сдержался я. — Чего железками в меня тычете! Что я вам сделал?

Топот ног показался мне раскатами грома, справа загремело так, будто там в высокой траве прятались слоны, а теперь внезапно сорвались с места и несутся прямо на меня. Не успел я оглянуться, как прямо на дорогу выскочили пятеро высоких, плечистых. И такие же зеленые как я, фигуры сутулые, смотрят исподлобья, в красных глазах горят огоньки злобы и ярости, широкие ноздри гневно раздуты.

Грудь первого, что держит в руках оглоблю, ходит ходуном, воздух вырывается из ноздрей с присвистом. А мышцы на руках такие что я содрогнулся, от мысли что сейчас огреет меня по голове. Этот даже меня больше в полтора раза, если не в два. Ростом нет, а вот в плечах... И вены на шее и мускулах как шланги.

Их будто принесло ураганом, не обращая на меня внимания, четверо скрылись в высокой траве, и лишь тот, громадный, остался стоять. Глубоко посаженые глаза рассматривали меня с интересом и уважением, черные губы изредка вздрагивали, так будто зеленокожий великан нервничал, наружу выступали длинные и острые как у волка клыки.

Из травы доносилось звериное рычание, тяжелые удары, крики. Плененный мною рыцарь торопливо пододвинулся к моему бедру, как пес, уткнулся в колено. Видно пришлый так напугал его, что он совсем забыл о рыцарской чести. Или может, нет ее вовсе, кто знает какие тут у них нравы...

Один вслед за одним все мои противники вылетели на дорогу, упали лицами в пыль. Вслед за ними вышли четверо могучих зеленокожих великана. В могучих руках теперь поблескивали топоры, губы искривились в насмешливых усмешках. Все как один смотрели на согнанных как скот рыцарей с кровожадной яростью.

— Не отдавайте меня им, о великий! — взмолился рыцарь. — Я вижу вы другой, вы великодушный.

Я посмотрел на Адольфа с мрачной улыбкой, понимал, что если эти пятеро захотят его линчевать или просто пообедать свежатиной, то едва ли стану помехой. И так грудь разламывается от ударов сердца, пот заливает глаза, а дыхание пошло жаркое, ноздри обжигает горячий воздух. Я тяжело вздохнул, произнес уставшим голосом:

— Ты не моя собственность Адольф, потому что я личность цивилизованная и рабства и насилия не приемлю. Сами вынудили, гады...

От моих слов рыцарь вздрогнул как от удара по лицу. Серые глаза смотрели на меня с непониманием, а лицо побелело так, что мне показалось, что он умер.

Наконец заговорил великан, как я понял он среди всех самый опытный, и что-то вроде вожака стаи.

— Ты спас нас, — произнес он на странном рокочущем языке, — теперь наш долг защищать тебя, о воин и сын великих вождей!

Я с удивлением понял, что разбираю дивную речь зеленокожего.

Один из громил радостно пнул рыцаря ногой. Металл загрохотал так, будто кто-то уронил ведро по ступенькам. Закованный в доспехи воин отлетел на метр и упал на землю. А когда поднял лицо, то я увидел, как по его лбу течет кровь. Правая рука бессильно болталась вдоль тела, пальцами левой он пытался вытереть кровь с бровей, что уже стали багровыми, и теперь похожи на сытых пиявок. Пальцы тряслись, он не удержался и снова упал. Зеленокожие дружно расхохотались. Остальные рыцари молча поглядывали на меня и пришедших. Их лица потемнели, глаза смотрели обреченно. Каждый понимал, что живыми уйти не удастся.

— Да не затупятся твои клинки! — буркнул я первое, что пришло на ум. Запомнил фразу из Наварры". Так обычно рыкал мой Урук, при виде товарищей.

— Да не прервется твой род, — ответил мне великан. — Мое имя Газрог. Я вождь клана черной лапы. А эти, — он указал ладонью на широкоплечих с топорами. — Эти храбрые воины, мои братья... Мы последние кто выжил. Женщин и детей эти..., будь проклят день когда они родились! Эти сыны змеи и зайца сожгли живьем сегодня, еще до тог как око богов поднялось из сумрака! Как трусливая собака они напали ночью, когда око богов опустило веки.

— Примите мои соболезнования..., — пролепетал я взволновано. — Таких сынов собаки надо казнить на месте. Тут без вариантов.

Здоровенная как бревно рука ухватила толстыми пальцами рыцаря за шею, металлический гаржет жалобно заскрипел под пальцами и медленно стал сгибаться. Через мгновение послышался треск, и металлический воротник сдавил шею рыцаря как капкан. Я видел как тот со страшными хрипами бился о землю, пальцы бессильно старались разогнуть металл, что не давал дышать. Лицо рыцаря побагровело, глаза расширились, в них проступили красные прожилки. Рыцарь хватал раскрытым ртом воздух как рыба, выброшенная на берег, но вдохнуть не мог. Его движения становились все медленней, руки уже опустил, теперь лишь извивался на земле как уж. Ноги судорожно бились о землю, в воздух взлетали облачка рыжей пыли.

Я думал что удивить меня трудно, и не такое видел по телевизору, да и в интернете кровищи хоть отбавляй..., но вживую все иначе. Я ощутил как к горлу поступил комок, самому дышать трудно, будто не его, а меня за шею сдавили железные челюсти. Я дернулся чтобы помочь, ведь даже врагу такой смерти не пожелаю, но наткнулся на широкую и твердую как камень ладонь Газрога.

— Нет, такова его судьба. Он убивал слабых с улыбкой на лице. Пускай теперь поскалится.

Газрог заглянул в угасающие глаза рыцаря, произнес мрачно:

— Что же ты не улыбаешься, червь? Где твоя ухмылка?

Вскоре шум прекратился, на земле осталось распластанное тело. Еще трое воинов с мрачными лицами ожидали казни. Один из зеленокожих уже примерялся, куда ударит здоровенным топором. Широкое лезвие упер в грудь лучника и с удовольствием поглядывал как расширяются зрачки и белеет лицо испуганного врага.

— Послушайте, — сказал я неуверенно, но голос прозвучал ровно и сильно, так что я даже удивился. — Давайте отпустим их. Не будем марать руки их мерзкой кровью. Пускай идут и расскажут, как поступили с ними храбрые воины из клана черной лапы.

— Нет чести в казни, ты прав. Воин должен умирать с оружием в руках — кивнул Газрог, — Но отпустить убийцу, тоже не верно! Мы должны отомстить за кровь слабых!

— В смысле невинных? — буркнул я. — У нас говорят невинных, это женщины и дети вроде как.

— Нет, — Газрог ухмыльнулся, наружу проступили громадные, белые как кость, клыки, а в кровавых глазах блеснули яростные огоньки. — Невинных нет. Есть слабые.

Я промолчал в ответ, только лоб нахмурил. Интересный у них взгляд на вещи. Хотя если разобраться — то он прав. Каждый в чем-то да провинился, ну разве что дети, те еще не успели натворить дел. А с позиции силы — есть слабые и сильные. Суровые однако порядки...

— У меня есть идея, — произнес я твердо. — Мы их не отпустим. Пускай будет божий суд. Так поступали в моем племени. Э-э... племени Сынов Славы.

— Никогда не слышал о таком, — ответил Газрог хмуро, широкие брови надвинулись на переносицу. — Ты предлагаешь богами судить их?

Остальные четверо пожали громадными плечами. Я заметил какой силой наполнено каждое движение могучих тел, даже такой простой жест вызывает легкий испуг. Я еще не свыкся что и у меня тело такое же..., по ним можно изучать строение тела, под кожей видны тугие волокна мышц. Один из воинов игриво перебросил топор из руки в руку, мускула на предплечьях красиво заиграли, прямо как у коня на скачках.

Адольф с распахнутым ртом посматривал то на меня, то на угрюмого Газрога. Перепуганный, бледный, он показался мне жалкой пародией на рыцаря из тех игр что мне приходилось играть. Те были без страха и упрека, а этот ползает по земле у моих ног, как собака. Мне даже стало его жалко.

Смуглый воин, чья зеленая кожа отливала бронзой, посмотрел на меня с интересом, произнес сильным голосом.

— Ты храбрый воин, и спас нас от смерти. Говори, как судят твои боги, и мы поступим так!

— Мне известен лишь один суд, — буркнул Газрог недовольно, красные глаза сузились, превратились в щелки. Все видели как от его взгляда Адольф задрожал как осина на ветру.

Я поднял с земли окровавленный меч одного из рыцарей, багровые капли на лезвии уже подсохли на солнце, превратились в бурую корку. Оружие показалось мне легким как детская игрушка, будто вовсе не из стали, а так пластиковый муляж.

— Наши боги всегда поддерживают того кто прав! — произнес я громко, так что даже удивился силе своего голоса. — Мы даем противнику оружие и позволяем драться до смерти. Кто победил — считается правым и может идти. Ему не будут мстить.

— Это варварский обычай! Ни один нормальный бог не поддержит такого! Бог это истина, а не зверские обычаи! — выкрикнул Адольф дрожащим голосом. — Должен быть иной, иной обычай!

Черные губы Газрога растянулись в ухмылке, наружу выступили длинные клыки.

— Страшно, малыш? — спросил он насмешливо. — Бери свою зубочистку и поднимайся на ноги, сегодня ты умрешь от моего топора!

Адольф опустил взгляд, я видел как дрожат пальцы на его руках. Сейчас он походил на трупа, на бледном лице ни кровинки, кожа под глазами посинела, сквозь нее проглядывали тоненькие прожилки. Но меч поднял, хоть руки и тряслись как у лихорадочного.

— Я воин господа, меня не страшит смерть, — сказал он мертвым голосом. — Но я требую, чтобы вы отпустили молодого Ральсвика. Он не участвовал в той резне.

— Ты смотри, честь проснулась! — хохотнул Газрог. — Где же она была когда вы потрошили женщин и стариков!

Его кулаки сжались с таким страшным треском, что мне показалось, что падает срубленное дерево. Я даже моргнул от удивления, а когда посмотрел на ладони Газрога то увидел что те разломали толстое древко топора как ивовый прутик. Между пальцев теперь белеют щепки, некоторые из них вонзились острыми концами в толстую кожу, наружу проступили капельки черной, как смола крови.

Я пожал плечами, послышался тонкий скрип, будто резко натянул ремень на штанах, оказывается, что и у меня шкура как у носорога, чуть натянется — уже скрипит. Я удивленно вытаращил глаза, принялся скрести ногтями кожу. Газрогу это показалось забавным, он почти по дружески улыбнулся, хотя клыки показал, крепкая ладонь которой только что ломал толстое дерево как гнилую палку, больно ударила по плечу. Я даже пошатнулся.

— Хороший обычай! Ты молодец! — проревел он. — Я буду рад обагрить топор кровью во славу твоего бога.

Плечо свело судорогой, я принялся разминать его пальцами:

— Рад помочь, — буркнул я. — А боги так вообще будут в восторге.

Газрог задумчиво покачал головой, взгляд прищуренных глаз, брошенный на Адольфа, был полон такой ненависти, что мне показалось сейчас воздух перед носом могучего воина вспыхнет и огненные полосы побегут к трясущемуся бедолаге, после чего на земле останется лишь кучка серого пепла...

Адольф делал вид, что не замечает меня. Губы сжались в тонкую полоску, влажные глаза болезненно блестели. Остальные пленники посматривали с испугом и даже некоторым уважением. Наверное, то, что заступился за них, не дал прирезать как скот, вызвало у рыцарей почтение.

Адольф поднялся на ноги вяло, колени вздрагивали, пластины доспехом соприкасались и глухо позвякивали. Меч держал обеими руками, выставил неуверенно вперед, грудь ходила ходуном, так, словно долго бежал без передышки.

Газрог надвинулся на него как медведь, высокий, широкоплечий, со страшным, почти звериным лицом. Узкие кроваво-красные глаза смотрят холодно, с презрением. Массивная нижняя челюсть выдвинулась вперед, губы как у пса — черные, по углам рта торчат громадные с палец размером клыки, а плоский и широкий нос раздувается так гневно, что ноздри вздрагивают.

И хотя понимаю, что Газрог прав, и перед ним убийца женщин и детей, но ведь это война, а на войне и не такое бывает... Все-таки прав я насчет чувств, загрубели они у нас. Вот у Газрога нет, злющий, аж искры из глаз, и у Адольфа чувства живые — белый как стена. А я все по полочкам раскладываю, все мозгом, а уже чувствами потом, как обмозгую все... Все думается мне что передо мной экран монитора, только громадный.

Громкий густой бас Газрога прозвучал как раскат грома, я от неожиданности даже закашлялся.

— Поднимай свое оружие, ничтожество, и да свершится божий суд!

Адольф поднял голову так медленно, что я решил, что он оцепенел от ужаса. Но нет, в глазах рыцаря уже нет страха, взгляд стал холодный, злой. А когда ответил, то голос прозвучал твердо и даже с нотками ярости:

— Зря ты поминаешь божье имя, зверь! Я — Адольф барон фон Кляйнберг, рыцарь господа бога, хозяин двух замков и троюродный брат Герцога фон Шмерца! Если этот суд называешь божьим — то побойся, ибо мой меч поразит тебя, зверь!

Газрог и бровью не повел, а меня пробрало до самых костей, словно швырнули нагишом в прорубь. Волосы на затылке стали торчком, а когда опустил взгляд то понял что и на руках торчат, словно колючки ежа.

Я бросил взгляд на барона. Чем больше всматривался в его аристократическое бледное лицо, выпученные глаза, тем сильнее страх вгрызался мне в сердце. Барон фон Кляйнберг..., хозяин целых двух замков, куда уж мне с моей однокомнатной браться... . И главное рядом ни милиции, ни санитаров тех же, что вокруг за место, не знаю... А ведь я вообще ничего не знаю, а уже натворил делов! Черт, и зачем только вязался?

Вряд ли барону понравиться что я его извалял в пыли, да и ребятам его накостылял, так что едва на ногах стоят. А ведь некоторые уже и не шевелятся... Вот тебе и на! Черт, ведь я никогда не ввязываюсь, дрался и то последний раз в школе!

Он так и пошел вперед на широкоплечего и громадного Газрога: лицо бледное, глаза вытаращены. Но приблизится на расстояние удара не посмел, посматривал на широкое лезвие топора с опаской, и внимательно, как охотник, что заметил в кустах зайца.

Газрог наконец произнес надменно:

— Это земли моего народа. Клан черной лапы здесь хозяин!

Адольф ответил холодно:

— Вас осталось всего горстка. Скоро эти степи станут моими.

Я видел, как дернулась верхняя губа могучего Газрога, и на солнце блеснули белые как снег клыки. К нему подбежал смуглый воин, этот на полголовы ниже, но в плечах шире даже Газрога, земля тихонько вздрагивала под его широкими ступнями. Мне даже показалось что всадник скачет по дороге.

Голова у воина — настоящая скала, на плечах сидит почти без шеи, это потом сообразил что под первыми плечами у него начинаются вторые, эти шире и громадней, а те что считал плечами и есть шея, толстая мускулистая. Самый настоящий мистер-олимпия. Грудь его напоминала стальные пластины трансформеров, гордо выпирающие вперед.

Громадный воин негромко рыкнул, руки ухватились за длинные косы, что свисали до середины груди. Я даже рот разинул от удивления, так проворно он двигался. Косы завязал на затылке, и сказал с холодной яростью:

— Вождь, позволь мне драться с ним! Я узнал подлеца, от его руки погиб мой сын, Вайгор!

Газрог поднял глаза к небу, лучи солнца пробежались по гладкой коже лица, коснулись влажных клыков и вспыхнули огоньками на острых кончиках. Мне показалось что лицо его обьято пламенем, а когда заговорил, то в грузи вздрогнуло, заволновалось.

— Ты прав, Грок. Этот слабак должен сражаться с тобой. Да будет так!

Вожак племени легко кивнул головой и воин тут же с топором наперевес ринулся к удивленному рыцарю. Я успел рассмотреть как перекатываются мышцы под толстой зеленой кожей. Устрашающей ширины топор плясал в руках Грока как прутик! Я понимал что не смотря на стальные доспехи Адольфа, таким развалит от макушки до пояса за один удар.

Пока рыцарь поспешно отскакивал назад, великанский сапог, впился ему в бедро, выпуклая сталь вогнулась с треском, на ней появилась широкая вмятина. Адольф отлетел от удара как тряпичная кукла, снова загрохотало, это уже шлепнулся на задницу. Грок тут же ринулся в пред, из груди вырвался грозный рык, в глазах блеснул яростный огонь, топор понесся на рыцаря с такой скоростью что в воздухе мелькнула лишь серебристая полоска.

Адольф успел вскинуть меч и закрыть голову от страшного удара, послышался сдвоенный удар стали о сталь, рука рыцаря подалась назад и шлепнула по лицу, на щеке осталась алая полоска, наружу торопливо побежали толстые алые капли.

Голос низкий, похожий на рык зверя, прозвучал как гром:

— Первая кровь!

Адольф вздрогнул как от удара, но тут же вскочил на ноги. Грок ухмыльнулся, взгляд его раскосых глаз несколько мгновений задержался на рассеченном лице рыцаря. Я ощутил, что сейчас произойдет что-то неимоверное.

Грок ударил широкими ступнями о землю с такой силой, что его исполинские сапоги погрузились в нее на два пальца, и тут же громадное, похожее на скалу тело взлетело в воздух с легкостью птички. Он завертелся вихрем, топор со страшным свистом описал дугу и впился в бок рыцаря. Толстые стальные доспехи лопнули с грохотом и треском, послышался пронзительный крик. А когда земля снова вздрогнула, то я увидел что могучий Грок стоит над разрубленным надвое телом.

Нижняя часть упала прямо ему под ноги, и теперь орошает алым сухую степную траву. Верхняя где грудь, голова и одна рука, отлетела дальше. Теперь лежит посреди дороги, из страшной раны фонтанчиками бьет кровь. Разрубленные ребра выткнулись наружу как клыки дикого вепря, а из рассеченной трубки позвоночника проглядывает белесый костный мозг. Адольф еще жил, целая рука судорожно старалась ухватиться за оружие, пальцы скребли сухую землю, там оставались мелкие бороздки. Обрубок второй тоже вздрагивал, пыль под ним потемнела, окрасилась алым.

— Будь...те прок...ляты, — прошептал он едва слышимо и затих.

Я ощутил, как к горлу подкатывает комок, в животе похолодело.

— Хороший удар, Грок! — произнес Газрог довольным тоном. Черные большие губы растянулись в улыбке. — Но будь у него арбалет, он бы пристрелил тебя как пса. Помни об этом. Ты быстр, но не достаточно...

Я с трудом сдержал рвотный порыв, перед глазами поплыло, в нос ударил сладковатый запах крови. Четверо остальных пленников испугано переглянулись, я видел в их глазах обреченность и бессильную злобу. Скулы всех четверых напряжены, на них проступили рифленые желваки. На изуродованное тело предводителя старались не смотреть.

— Божий суд свершился, — произнес Газрог. — Но мы уважим просьбу подлеца. Кто из вас трусов зовется Ральсвиком?

— Я, — мрачно ответил молодой голубоглазый рыцарь, как и мертвый предводитель закованный с ног до головы в сталь. Только у этого на доспехах нет вычурных узоров и канавок с травлением. И паулдроны без добавочных пластин, да и кираса на вид тоньше.

— Ты свободен, ступай с ветром и скажи всем, что клан черной лапы до сих пор силен в своих землях.

Молодой рыцарь медленно поднялся с колен. Отошел на несколько шагов, и только тогда отважился сказать:

— Я отомщу за смерть сэра Хагена и других!

Он обернулся в мою сторону, я видел как в уголках его глаз задрожали крохотные капельки, и одна таки сорвалась вниз по запыленной щеке. На коже остался тоненький влажный след. Ральсвик бросился бежать, за ним зашелестели высокие стебли, еще мгновение поблескивал на солнце металлический панцирь, но уже через мгновение затерялся в степной траве.

Газрог задумчиво потер заросший щетиной подбородок, послышался тихий скрежет. Пальцы правой руки, легли на рукоять короткого топорика с костяной ручкой. Этот больше подходил для метания, чем для размашистых ударов. Газрог произнес тихо:

— Ты спас мой клан, кровь моего родового древа. Но я даже не знаю твоего имени.

Я прокашлялся, комок все не отходил от горла, а когда ответил до голос прозвучал хрипло и оттого еще страшней:

— Александр. Но для друзей я Саня.

Грок поморщился, видно имя не пришлось по вкусу широкоплечему воину-скале. Широкие как скальные уступы брови Газрога надвинулись на переносицу, он посмотрел в сторону Грока с неодобрением.

— Необычное имя. Но я слышал как трус назвал тебя великим. Мы тоже будем хват тебя так. Дэлгор.

— Ка знаете, — кивнул я. — Дэлгор так Дэлгор, у меня на форумах и пострашней ники бывали.

— Дэлгор теперь враг всего ордена, — голос Грока прозвучал так гулко, будто били в громадный барабан. — Ему не жить.. Ты знаешь вождь что они сдерут с него шкуру живьем, как драли с наших!

— Ты прав Грок, у ордена много воинов. Трусливых, но много. Только женщины могут прятать свое нежное тело за железными бляшанками. Ни одни уважающий себя воин не нацепит на себя такое.

Газрог презрительно плюнул в сторону разрубленного Адольфа. Тот смотрел невидящими глазами в небо, изо рта по щеке сбегала тоненькая струйка пузырящейся крови. Но грудь рыцаря уже не вздымалась.

Грок закинул за спину громадные руки, послышался уже знакомый треск, это натянулась шкура на широченной груди. Он расплел косы, те снова упали на широкие пластины груди. его раскосые глаза оглядели меня внимательно, как изучает технику опытный механик.

— Дэлгор силен, — сказал он со знанием дела, — Но его мускулы давно не тренировались. Но он бы смог пойти с нами, вождь. Я сам буду тренировать его.

Я только удивленно хлопал ресницами, понимал что сейчас эти двое решают мою судьбу. Ведь если оставят здесь в степи, то я просто от жажды к вечеру сконаю. Но что-то внутри подсказывало что не могут такие бросить спасителя на смерть. Вот не могут и все. Наши бы наплевали пошли дальше, спасибо мол дурень что сунулся в пасть крокодилу...

— Мы обязаны Дэлгору жизнью, — рыкнул Газрог свирепо. — Это меньшее что можем сделать. Мы должны взять его с собой.

— Но он не нашего клана, — буркнул один из воинов, высокий, с кучей ножей на поясе.

— Мы уже дали ему имя. Дадим и дом! — проревел Газрог.

На каменном лице Грока прорезалась скупая улыбка, громадные клыки обнажились почти целиком, от чего казалось, что сейчас прыгнет и вонзится ими прямо в шею... Потом я понял что так они все улыбаются, наверно я и сам так же, жутко...

— Но если пойдет с нами, то тоже умрет... Лучше провести его на земли Клыков. Там оставим... Он могучий, в плечах почти как ты, любая женщина захочет родить ему много сыновей! Клыкам нужна свежая кровь!

Газрог в сомнении качал головой, я видел, как на его лицо легла тень печали.

Я покосился на Грока, тот заговорщицки подмигнул мне, его раскосые красные глаза смотрели с дружеской симпатией.

— Клыкам нельзя доверять, — сказал Газрог твердо, но я почувствовал в его голосе нотки грусти. — Только они знали где искать наш стан...

Грок упер мускулистые руки в бока, на плечах вздулись громадные бугры, он кинул быстрый взгляд на выпяченный вперед подбородок вождя. Видно понимал, что спорить бесполезно, но в глазах все еще было сомнение. Он махнул рукой, сказал тихо:

— Ты прав, как всегда.... Без твоей мудрости нас бы давно сожрали.

— Давай руку! — проревел Газрог.

Я подскочил, словно сзади укололи шилом. Руку выставил вперед раньше, чем понял, что делаю. Газрог быстрым, как молния движением выхватил из-за пояса топорик, тот самый с костяной ручкой. Узкое лезвие блеснуло на солнце как осколок зеркала, яркий свет резанул по глазам, я зажмурился, правую ладонь обожгло болью, наружу полилось теплое и влажное. А когда раскрыл глаза, то Газрог уже бухнул в мою ладонь свою, тяжелую и мозолистую, тоже рассеченную тем же топориком. Кровь тоненькой струйкой сбегала между ладоней на землю.

— Теперь и ты сын черной лапы, — произнес он трепетно. — Приветствуйте брата!

Широкие груди воинов стали еще шире, раздулись как кузнечные меха, а когда зарычали хором, то по позвоночнику побежал холодок, в затылке закололо ледяными иголочками. В ушах стоял такой звон, что я не понял что сказали.

— Родная кровь! — вновь раздалось над ухом.

Я читал в Википедии, что раньше вот так кровью братались представители разных племен, и потом такая клятва считалась крепче родственных уз. Но никогда не думал, что такое может случиться со мной. Теперь я для них что-то вроде двоюродного брата, родственник, в общем.

— Повторяй за мной — рыкнул Газрог.

Мне хотелось задать кучу вопросов, в голове вертелись суматошные мысли, норовили соскользнуть с языка. Но я сдержался. Сердце разламывало грудь, от его грохота уже звенело в мозгу. Я торопливо облизал губы, произнес тихо:

— Повторяю...

Грок снова по-дружески подмигнул мне. Я торопливо оглянул остальных воинов племени, все громадные, мускулистые, напомнил себе что тут нет ни полиции ни законов, и что в диком поле друг с топором — лучшая защита. Но кто попало помогать не станет, а вот брат по крови — узы все-таки надежные.

— Клянусь кровью своего сердца, — произнес Газрог сурово, — и жизнью, что умру за братьев по крови!

Умирать как-то не хотелось, не в каменном же веке живем, но я сдержался и повторил:

— Клянусь кровью своего сердца и жизнью, что умру за братьев по крови.

— Клянусь во всем подчинятся вождю, ибо воля его — воля всего рода! — произнес Газрог тем же стальным голосом, от которого у меня задрожали колени.

— Клянусь во всем подчинятся вождю клана, ибо воля его — закон, — я понял, что сбился по тому, как сильно сдавил мою ладонь Газрог. Тихо затрещало, кровь между пальцев побежала сильней, тоненький ручеек стал шире, уже шириной с палец.

— Ибо воля его — воля всего рода! — выпалил я.

Стальная хватка сразу послабела, и моя ладонь выскользнула из твердых как камень пальцев Газрога. Он посмотрел на меня по-отцовски, произнес необычайно тепло, будто не от только что рычал как лев:

— Теперь клан черной лапы — твой дом, и твой род. А я для тебя — отец. Эти воины — твои братья. И каждый из нас будет защищать тебя как родного до конца своих дней. Кровью сердца клянусь тебе Дэлгор, и кровью рода!

Глава 4

Я перевязал рассеченную ладонь лоскутом ткани, топор, что бросил на землю, теперь держал в левой руке. Что-то внутри подсказывало, что оружие пригодится. Газрог и его воины, то есть мои новые братья, тоже собирали оружие. Грок задумчиво прохаживался с ножом вдоль распластанных на земле тел. Останавливался возле каждого, тыкал ножом. Острое лезвие погружалось в тела легко, словно в землю. Грок раздувал ноздри принюхивался, видно так проверял не живые ли.

Я скосил глаза, все не мог понять какой силой надо обладать чтобы разрубить вот так пополам закованного в сталь человека. А ведь на Адольфе был полный латный доспех, не то что на остальных, кольчуга да тонкая кираса.

Высокий, имени которого не знаю, достал из-за пояса ножи и теперь заботливо рассовывал их по местам. Два спрятал за голенищами сапог, теперь оттуда выглядывают обмотанные кожаным шнурком костяные ручки.

Грок кивнул мне.

— Ты наверно из северных, по коже вижу.

Я поднес свою руку к лицу, осмотрел критично. Кожа грубая, как на кожаной куртке, и немного темнее чем у остальных. Может действительно — северянин, откуда мне знать.

Я оглянулся на бескрайнее поле, на высокую, в рост человека траву. Все еще не укладывается в голове, что все это настоящее. А может и сон, когда спишь, то веришь что вокруг настоящая жизнь. Как-то даже в холодном поту проснулся, ведь поверил что меня хочет сожрать крокодил, да еще и двухголовый, насмотрелся "Дискавэри" перед сном... Вот и сейчас в "Наварру" обыгрался, и воспаленный мозг рисует мне картинки с орками.

Щипки не помогали проснуться, я даже до крови расцарапал руку, хоть кожа и толстая, но и ногти словно из камня. Грок посматривал на меня с интересом, наверное решил что и это часть ритуала. Я смутился, щеки вспыхнули, лицо залило жаром. И что теперь делать, ведь выгляжу как идиот. Я лизнул ранку языком, произнес с показной гордостью.

— Кровь рода, теперь она в моих жилах.

— Так и есть, — кивнул Грок, — ты привыкнешь. Черная лапа — лучшие мастера топора по эту сторону Драконьего хребта. С нами могут тягаться только подгорное племя, но они низкорослые, и топоры у них меньше.

Топоры, подгорное племя, сумасшедшие рыцари и орки, какой-то орден, которому нужна моя шкура... Похоже, сон затягивался, и если мне не удается проснуться, то придется пока спать. На самом деле проще ведь освоиться и получать удовольствие от приключения, вот представлю что играю в игру. Хотя тут не как в той же "Наварре", хоть и играю на громадном экране, запахи у меня валят из усилка на всю комнату, а от звуков боя в ушах звенит. Тут иначе. Тут страшно, ведь в игре убьют, разве что кулаком по клавиатуре или по экрану... А тут больно, кровь течет из ран. И жить хочется.

Справа и слева от меня поблескивали мокрые от пота спины моих новых братьев, мышцы громадными валунами перекатывались под зеленой кожей. Только сейчас заметил что в нос постоянно лезет кислый звериный запах. Так еще в зоопарке пахнет, возле клетки с тиграми. Я поморщился, наверняка и сам воняю вот так...

И самое удивительное что ни на одном нет и грамма железа, только оружие добротное тяжелое, не топор а наковальня на древке. А грудь и живот, как и спины голые, правда, тело само по себе будто вылито из позеленевшей от лет бронзы. Я никогда не видел вот таких громадных и быстрых... Все качки из спортзала куда ходил, были медленные как черепахи. Едва передвигались по залу, а руку поднять до затылка не мог ни один. Я даже подшучивал над ними, что почесаться не могут, так один за мной погнался. И я убежал, легко! А от этих не убежишь, горы мышц, но двигаются быстро и мягко как кот.

Наверное, и я на такое способен, ведь разбрасывал рыцарей как ветер сухие листья. А ведь на тех еще и тяжеленные железные доспехи, где каждая пластина толщиной с палец, ну не такой как сейчас, а тот, что был, раньше, там в Москве. Сейчас один палец, что прежде три...

Я поднял глаза и увидел, как на желтой грунтовой дороге змейкой поднимается вверх облачко пыли, вскоре растаяло, стало меньше, почти прозрачное.

— Побежал к маме, — хохотнул Грок. — У ордена одни слабаки, это не Черная стража...

Справа подошел высокий воин, в его могучих руках поблескивали ножи, он лихо перебрасывал их из ладони в ладонь, по отполированной до блеска стали плясали яркие блики. Я еще раз удивился природной ловкости орков. Буду называть их орками, так привычней чем братья. Хотя у меня и есть брат, но ему далеко до этих ходячих скал.

— Я Чарг, — сказал он зычным и гулким голосом, — я охотник.

— Чарг мало говорит, — ответил Грок и улыбнулся, снова обнажились его громадные клыки. Но я уже привык, в животе не холодело как прежде. Мы современные люди быстро ко всему привыкаем.

— Чарг очень хорошо готовит, и чует добычу за много миль. Правда Чарг?

— Да, — кивнул высокий орк, — На востоке кто-то развел огонь, я слышу запах дыма.

— Нужно собираться, — гаркнул Газрог повелительно. — Может это Клыки, но может и враг... Пойдем по степи вдоль дороги.

— А пленные, — спросил я с надеждой. Все-таки не хотелось больше крови, одно дело защищаться, а другое вот так хладнокровно, как жуку прервать жизнь.

— Пленных не брать! — проревел Газрог, ноздри гневно раздулись, в глазах загорелось такое бешено пламя, что я мигом умолк. Тем более что вождь есть закон и все-такое...

За спиной послышался мерзких хруст костей и два сдавленных крика. Я снова ощутил позвоночником ледяное дыхание, кобчик будто окунулся в ледяную воду. Два бездыханных тела упали на землю с металлическим лязгом, следом послышался уже знакомый звон стали и присвист. Наверняка это Грок, размахнулся топором и проверил, не живы ли пленные. Так на всякий случай... Послышалось два тяжелых и глухих удара, даже земля под ногами вздрогнула.

Я угадал, из-за спины вышел Грок, в одной руке держал топорище, а пальцами другой небрежно стирал кровь с острого как бритва лезвия.

— Вот и все. Мы отомщены. Теперь в путь!

Высокая трава расступалась перед нами, стебли сгибались и ложились под ноги, где теплая но сухая и твердая как камень земля. Если бы не сапоги из толстой кожи то в миг бы стер ноги в кровь как об терку. От разжаренной земли вверх поднимался душный и горячий воздух, пыль и стебли травы щекотали кожу, лезли в глаза. Я даже стал отмахиваться руками, как от мух, но Грок перехватил мой локоть, сказал сурово:

— Не шуми. Иди след в след. Пусть думают тут один.

Я послушался, раз надо так надо, они народ опытный, это их мир. Хотя мне здесь нравится, ноги несли вперед без устали, а ведь там, в Москве я и километра не мог пробежать без отдышки. Прекрасный новый мир раскинулся передо мной во всей первозданной красе: дикий и нетронутый, чистый, как слеза. Ну где еще встретишь в наше время такие необъятные степи, чтоб без единого завода или хотя-бы тракторов. Такого никогда не видел в ни в Москве, ни даже в деревне у бабушки, где бывал пару раз.

Смотреть там не на что, бывшее колхозное поле заросло бурьянами, все вокруг, загажено, под ногами хрустели баночки из-под пива, да целлофановые пакеты липнут к обуви... А прямо за полем свалка, там вообще столько всякой дряни что глаза разбегаются, и обломки детских колясок и кости, слава богу не человеческие... И раз в час, а то и чаще, к громадному котловану, тянулась вереница груженых до верха самосвалов... Запах там стоял отвратительнейший, как подует с полей, так сразу в нос ударит кислый гнилостный запах.

А здесь иначе, воздух чистый и полон разных запахов: сухой травы, земли, и другие ароматы, незнакомые но приятные. Я жадно втягивал их ноздрями, до тех пор пока перед глазами не начали плясать странные пятнышки.

Я тряхнул головой, кружки разбежались в стороны как жуки, но грудь продолжала жадно втягивать теперь уже через рот чистый и горячий воздух, пропитанный запахом степных трав. А небо! Такого никогда не видел, и серебристые облака, похожие на перья птиц, между них спрятался громадный золотой диск, что в два раза крупней нашего солнца. Солнечные лучи подкрасили облака оранжевым и желтым, но над головой они все равно белее снега на горных вершинах.

Впереди зеленою полосой вырастал лес, дорога уходила дальше в степь, но наш отряд двинулся напрямик, туда, где ввысь уходили толстые и ровные как колонны стволы громадных сосен.

Я не знал, который час бежим, время летело словно ускоренное, перед глазами мелькали мокрые от пота спины орков. Солнце так напекло мне плечи, что на них можно теперь жарить яичницу, а лоб наоборот взмок, по вискам вниз сбегали крупные градины пота. При мыслях о яичнице у меня заурчало в желудке, оказалось что оркский живот может выдавать не только привычные визги но и рыки, причем громкие и грозные, под стать натуре.

Я вздрогнул, когда острый внимательный взгляд Газрога пробежался по моему лицу. Его глубоко посажены глаза как всегда яростно поблескивали, будто там внутри черепа зажгли по огоньку. В мозгу пронеслось, неужели никогда не расслабляется, так и бежит по степи злой словно вепрь? Его массивные брови надвинулись на переносицу, лоб покрылся глубокими складками. Мне показалось сейчас влепит мне подзатыльник. И действительно его рука поднялась, но двинулась к своему лбу, пальцы вздрагивали, когда провел ими по лицу.

Я даже подскочил от неожиданности когда услышал его басовитый голос:

— Привал.

Больше вождь не сказал ни слова, но я услышал как за спиной перешептывались остальные орки. Разговорчивый Грок все-таки не выдержал, спросил:

— Вождь, почему мы остановились?

— Надо передохнуть, впереди нас ждет битва. Я чувствую как духи предков дышут яростью. Костры которые чуял Чарг — это пожары...

— Дурные вести, — произнес коренастый орк, с медными серьгами в ушах. По внешности о напоминал Грока но в плечах уже, и глаза не таки раскосые. По-моему его звали Валк. Или Балг, я не расслышал...

Широкоплечая фигура вождя и блестящая от пота спина Грока скрылись впереди за высокой травой. Чарг первым опустился на землю, расстегнул поясную суму. Я с любопытством смотрел на как из нее наружу выпадают, коричневые ломти копченого мяса, в носу сразу защекотало от приятного запаха дыма. Его не слышал уже несколько лет, с тех пор как перестал ходить на шашлыки. Чарг длинными пальцами подхватил один и проворно закинул в рот. Тот исчез там как щепки в топке.

— Ешь, — сказал он мне и махнул рукой. — А то не останется.

Крупные зубы Чарга перемалывали мясо как жернова, сталкивались с сухим щелканьем, как два плоских камня. Я последовал его примеру и тоже стал запихивать в рот аппетитные ломти. К нам сразу подсели остальные двое, Валк, и его брат Загг.

Эти двое набросились на еду с такой жадностью, будто не видели её месяцами. Я только и успевал следить за тем, как их пальцы проворно хватали с земли длинные полоски мяса. Валк в отличие от остальных даже не подносили руку ко рту, ладонью подбрасывал вверх и хватал ртом на лету, как пес. Его громадные клыки щелкали прямо у меня над ухом. Я еще подумал, что сейчас ухо откусит, перепутает с балычком и хрясь...

— Оставьте Дэлгору, — сказал Чарг резко. — Вы двое жрете как с голодного края.

Валк буркнул недовольно:

— Так мы и не ели уже неделю...

— Ничего, потерпите. А ты, ешь, — сказал он мне. — А то эти двое и ногу отгрызут если отвернёшься.

Загг слегка улыбнулся, я понял это по тому как натянулись его тонкие черные губы и увеличились клыки. Мне показалось, что Чарг прав, такими зубами и берцовую кость перекусить не проблема. Не рот, а капкан...

Я торопливо забросил в рот еще пару кусочков мяса, соленые и жесткие они показались мне самым вкусным из всего что я пробовал. Я с таким наслаждением разжевывал жесткую пищу, что все вокруг захохотали. А когда опустил взгляд то увидел что на траве остался всего один маленький кусочек, и оба брата искоса поглядывают на меня, буду брать, или отвернусь и тогда с наслаждением съедят и этот кусочек, и часть ноги.

Я сделал вид что не заметил их жадных взглядов и ловко схватил кусочек мяса пальцами. Когда я, принялся смачно его жевать, то оба брата вперились в меня таким взглядами, что в орле заскребло.

— Неплохой перекус, — сказал я, прокашлявшись, — Что за мясо?

— Человечина, — ответил Валк так спокойно, будто речь шла о печенье.

Мир потемнел у меня перед глазами, в животе содрогнулось, словно кишки как змеи сбились в тугой комок и теперь собрались выпрыгнуть наружу, но еще не решили в каком направлении.

— Человечина? — спросил я шепотом.

Чарг улыбнулся краешком рта, затем улыбка стала шире, снова обнажились острые крупные зубы, со всех сторон на меня обрушился громкий хохот.

— Да пошутил я, свинина это! — хохотнул Валк. — Хотя похожа на человечину. Но мы людей не едим. Нам вождь запретил. Мы ведь не Клыки, чтоб жрать все что движется. Если есть слабаков — станешь слабым как они! Лучше дикого зверя есть и взять от него силу. Людей можно только если велики воин! Но таких давно нет. Давно не видел.

Загг кивнул, на его приплюснутом лице тоже возникло подобие улыбки... и вдруг радостный блеск в глазах потух, будто задуло ветром. Рука Чарга тут же потянулась к поясу, где полно ножей. У мня по спине, пробежал холодок, я круто развернулся.

Перед нами стоят трое, все в металлических доспехах, те что по бокам еще ничего, на две головы ниже меня, хотя сразу видно что кирасы на них добротные их толстого железа. А вот тот, что посередине, будто и не человек вовсе, а орк, закованный в броню. Только в плечах уже. Черные как ночь доспехи на нем матово поблескивают, острие шипы на наплечниках и кирасе угрожающе вспыхивают на солнце.

Я ощутил что перестал дышать и немигающим взглядом смотрю за его рукой что медленно достает из ножен такой же темный меч.

В левой руке громадный рыцарь держал топор с изогнутой ручкой, похожей на бумеранг. Голос из под шлема прозвучал властно и сильно:

— Оружие бросить, или нашинкую стрелами как ежей!

Я застыл, не зная что делать, мышцы внезапно стали каменными, отказывались слушаться. Громадный черный меч уже смотрел острием мне прям в грудь, видно рыцарь решил, что я самый опасный из всех...

Чарг недовольно крякнул, обе его ладони уже сжимали рукояти острых как лезвие ножей. Колючий взгляд который он метнул во врагов, говорил, что оружие на землю он бросит лишь только если испустит дух.

Я наконец нашел в себе силы и произнес, как можно мягче:

— А вы собственно кто?

— Твоя смерть, зверь! Я Леорик, отец-экзекутор святой нашей матери церкви, да хранит господь ее во век!

— Черный рыцарь, — буркнул Загг. — Говорил я не поминай лихо — быть беде.

Из-под шлема раздался гулкий хохот, будто смеялись в трубу. Двое других рыцарей отступили на шаг назад, в их руках появились странной формы арбалеты. Может так и надо, настоящих то не видел, все чаще на рисунках, или в играх. А эти похожи на винтовку, тоже целиком из железа, только поперек дуга как у лука, но двойная. И тетива блестит металлом, их тоже две, как и стрел, что лежат в желобке.

Чарг при виде смертоносного оружия так свирепо стиснул зубы, что послышался треск ломающегося камня. Черный рыцарь снова рассмеялся. Я так и стоял недвижимо, словно примерз к земле, хотя в спину так пекло, что плюнь — пойдет пар. Сердце так яростно билось о грудь, что пластины мышц вздрагивали.

— Но что мы вам сделали, святой отец? — спросил я ровным голосом.

— Достаточно того что вы есть, — ответил экзекутор, а потом прибавил. — А ты смышлен как для зверя. Есть в тебе что-то странное..., иное...

Из травы внезапно появились сразу и Газрог и Грок, обое с оружием наголо. Кроваво-красные глаза блестели как рубины, делая их похожими на настоящих зверей, влажные клыки угрожающе торчали изо рта наружу, а лица такие хмурые и злые, что мне самому захотелось отбежать от них подальше, хотя и знаю что я им брат. Лучи солнца, разбивались о могучие мышцы, и в стороны разбрызгивались яркие искорки света.

В могучую грудь Грока жарко и сильно бьют солнечные лучи, и кажется что на пластинах мышц вскипает и разбрызгивает икры металл. Сейчас он еще больше напоминал ходячую гору, даже брови сдвинулись и теперь точно как скальные уступы.

Широкий топор Грока смотрел лезвием точно на шею черного рыцаря.

Отец экзекутор повернулся в их сторону, руку с мечом медленно воздел вверх, давая понять подчиненным, чтоб не сводили глаз с меня и других орков.

— Я возьму то что мне нужно, хотите вы того или нет, — произнес он сильным и резким тоном. — Где она?

— Ты о чем? — буркнул Газрог.

— Сам знаешь, — ответил Леорик.

— Не знаю, но раз тебе что-то надо, то бери и проваливай! — прорычал Грок.

— Отдайте по-хорошему, — ответил отец-экзекутор. — Или я заставлю вас говорить даже мертвыми.

— Некромант, — буркнул Валк, — прихвостень демонов...

— Думай что говоришь, зверь! Я экзорцист святой матери нашей церкви!

Газрог молчал. Я видел как вздуваются желваки на его широких скулах, как разгорается бешеное пламя в глазах. Губы вздрогнули, словно вождь собрался плюнуть в лицо черному рыцарю, или отдать нам приказ набросится всем сразу..., опасно, но тогда появится шанс что кто-то выживет.

Я услышал, как щелкнула тетива. Над ухом просвистело, раздался грохочущий удар, словно таран размозжил хилые скобы ворот. Руку обожгло болью, я опустил взгляд: прямо из моего плеча торчит короткий хвостик стрелы, из раны медленно текут тоненькие черные струйки.

Я покачнулся, в коленях внезапно ощутил слабость, ноги подкосились, в лицо ударила жесткая сухая трава. Уже когда треснулся щекой о твердое, взгляд поймал топор Грока. Страшное лезвие взлетает вверх, закрывает небо и на миг кажется что свет померк, но тут же лучи вспыхивают на острой кромке и видно как блестит алая кровь на лезвии. Человеческая кровь.

Только сейчас заметил что рядом лежит рыцарь, но в отличии от меня не шевелится, серые глаза застыли, смотрят немигающее, будто стеклянные. Я осторожно отполз назад, сердце в груди испугано прыгало. Топор Грока вновь тяжело опустился, загрохотало, от сильного удара металл лопнул, во все стороны брызнули ярко-красные струйки.

Второй рыцарь прыгнул вперед проворно, как на пружинах, разряженный арбалет отброшен в сторону, закованные в латные перчатки руки сжимают блестящую полоску металла. Никогда прежде я не видел таких мечей, даже в играх. Длинный но узкий клинок больше похож на рапиру, по краю серебристой кромки сбегают как вода крохотные голубые искорки. С яростным криком рыцарь бросился на Грока, тот не успевал вытащить топор из рассеченного тела, лезвие заклинило между железных доспехов. В глазах орка вспыхнули гневные огоньки, верхняя губа задралась вверх, обнажились пугающе крупные зубы.

Нож рассек воздух серебристой молнией и как охотничий сокол впился точно в глаз рыцаря. Раздался сухой щелчок, из прорезей шлема плеснуло алым и рыцарь грохнулся навзничь, как подрубленный. Железные доспехи загрохотали о землю, сверкающий колдовским огнем меч выпал из размякшей ладони. Грок наконец выдернул из злополучного тела топор и теперь стоял недвижимо, только глаза быстро бегали по сторонам.

— Хороший бросок Чарг! — похвалил Газрог.

У меня перед глазами плыло, стебли травы сливались с небом, воздух над ними трепетал как пламя свечи. Я попытался подняться, но ноги не слушались, в животе похолодело, и я с ужасом понял, что не могу двигаться. Изо рта по подбородку побежала теплая струйка. Сердце дрогнуло, я решил что кровь, но капли что срываются с подбородка на грудь не черные, прозрачные и пенистые.

— Дэлгора подстрелили, — донеслось словно издалека.

— Стрелы отравлены! — рыкнул Газрог. — Надо пустить ему кровь, чтобы яд вышел!

Когда сильные руки повалили меня на бок, я увидел, что Загг тоже не двигается, сперва решил что чудиться, но, когда опустил взгляд ниже, посредине груди матово поблескивал металлом хвостик стрелы.

— Загг..., — прошептал я горестно. — Что с ним?

— Он теперь с предками, — буркнул Валк скупо, но я заметил, как сузились его глаза, а ноздри раздулись и стали громадными как у быка.

Орки толклись вокруг меня в нерешительности, пока Газрог не растолкал плечами. Он торопливо присел возле меня, брови как всегда сосредоточено надвинуты на переносицу, так что на лбу пролегла глубокая борозда. Другие отводили взгляды, видно положение мое хуже некуда. Да я и сам не дурак, понимаю, что раз парализовало — то бросят, никто не будет тянуть бесполезную груду на себе.

Внезапно руку обожгло болью, я зарычал дико и страшно, так что у самого волосы на затылке стали дыбом, глаза застелила багровая пелена, а когда взгляд прояснился, я увидел что в кулаке Гахзрог сжимает маленькую металлическую стрелу, а на острие у нее комок чего-то склизкого и черного, похожего на консервированный гриб. В глазах вождя я уловил радостный блеск.

— Не шевелись, — сказал он по-отечески тепло. — Стрелу я выдрал, жить будешь.

Я не двигался, твердые как камень ладони осторожно подхватили меня снизу и повернули на бок. Чарг ловким движением выдернул из-за пояса нож и ушел мне за спину. Мне стало немного не по себе, в сердце укололо сомнение: а вдруг зарежет... Но нет, Чарг осторожно, с хирургической точностью надрезал сосуды на плече, я даже не почувствовал боли, только как теплое и липкое быстро бежит по коже. Вскоре вернулся Грок, в руках сжимал какие-то странные лопухи.

— Жив еще?— спросил он озабоченно.

— Все хорошо, — ответил Газрог хмуро. — Но ты мог бы и быстрее найти... Жуй листья.

Они оба отвернулись от меня, но я слышал как сочно хрустят листья лопуха на острых как ножи зубах Грока. Такими можно легко камни и кости перемалывать на муку, не то что нежные листья. Я с удивлением следил за тем как могучий воин бережно и старательно втирает зеленую кашу в мою рану. Боль стразу стала утихать, руку заполнило холодком, будто натерли ментолом и засунули в холодильник. Я вымучено улыбнулся, произнес хрипло:

— Спасибо.

Газрог покачал головой, руки возделись вверх в величественном жесте, в глазах вспыхнули уже привычные огоньки.

— Спасибо духам. Они ограждают тебя, Дэлгор. Никто еще не выживал от стрел Черных рыцарей. Они превращают живого в труп за минуты!

— Слава могучим предкам, — повторил Грок. — У меня даже язык затерп...

— Пройдет, — отмахнулся Газрог. — Через месяц... Главный сбежал?

— Как всегда, — ответил Чарг. — Я видел, как скрылся в лесу.

Они отошли от меня и о чем то тихо переговаривались, я осторожно повернул голову в сторону Загга. Мне все хотелось чтобы он пошевелился, казалось сейчас громаднее мускулы снова вздуются буграми, на приплюснутом лице появится хитроватая ухмылка. Хотя мы знакомы всего несколько часов, но я успел привязаться к нему. Как то странно, незнакомо щемило в груди, хотелось дотянуться рукой и скрести ногтями, пока ноющее чувство не исчезнет.

Разрубленного рыцаря оттянули в траву, теперь видны лишь алые бороздки в земле, и кровавые пятна на изломанной траве.

— Черный сбежал? — спросил я шепотом. — Я не увидел...

Грок хмыкнул:

— Ты вообще все пропустил!

— Нет, я видел как ты того что слева надвое одним ударом — признался я.

— Слабоват ты еще... Хоть и есть в тебе сила.

Глаза Грока сузились, стали похожи на щели в котле, сквозь которые поблескивают языки пламени.

— Но я видел, как вспыхнули твои руки, когда дрался с орденом. Ты из шаманского рода, я сразу понял... Газрог отмалчивается, но я знаю...

Я хотел расспросить, что знает, но промолчал, мне показалось нелепым спрашивать.

— Кровь рода, братство, честь, они наша опора. Они держат даже тогда, когда все остальное рухнуло. Мы всегда идем до конца, брат. Победа или смерть! Только трусливые люди трясутся за свои жалкие шкуры... Потому то они и жалкие...

Я слушал внимательно, но современному человеку это чуждо, у нас уже и патриотов то по пальцам пересчитать можно...а уж долг и честь, отвага..., среди тех кого знаю нет такого вообще. Но раз я здесь, во сне или еще где, то пусть будет как есть.

— А их? Этих экзекуторов что их держит вместе? Честь?

— Нет у них чести, — буркнул Грок и скривился, будто я предложил ему проглотить жирную гусеницу. — Вождь говорит что их души чернее углей в костре...

Трава с шелестом расступилась, Газрог подошел прямо ко мне, присел на корточки. Широкоплечая фигура нависла надомной как скала, его лицо было мрачное, мне даже показалось злым, в глазах плясали огоньки негодования.

— Черный колдун, — сказал он резко. — Такие как он умеют заклинать стрелы и оружие... Даже раны залечить может. Мертвыми повелевать... Ему нужна сила, они ищут ее, как волки больных зверей. Теперь ты в еще больше опасности, он почуял что-то.

Газрог проверил мою рану, невольно покачал головой и ушел. Когда его широкая спина скрылась в зарослях высокой травы, я тихонько спросил:

— А что он почуял?

— Откуда мне знать, — пожал плечами Грок. — Я ведь тебе не шаман, мое дело топор да нож... А все что касается духов — это к шаману. Но наш погиб. Газрог знает много, он мудр, но тоже из воинов — не шаман. Но и я вижу что ты не простой, не простой... Из какого ты говоришь племени?

— Раньше был из Сынов славы, а теперь с вами, — ответил я шепотом.

— Наверное северянин, что-то знакомое, — пробурчал Грок.

— А почему наши не носят арбалетов? — спросил я. Мой взгляд все искал смертоносное оружие, из которого всадили стрелу в плечо. Такое могло пригодиться хоть против тех же рыцарей.

— Это оружие труса! — рыкнул Грок. — Никакой мужчина не возьмет такого в руки. Это постыдно!

— Но ведь оно выгодное, можно с расстояния, и навыков не надо...

Для меня, человека современного, и без того понятно, что даже палкой драться надо учить, а арбалет что — навел, щелкнул и готово. Доспехи рыцарские дорого стоят, и обучить дорого и времени много. А тут доска, да доска, между ним леска...

— Странный вы северяне народ, может потому и вымерли почти, — буркнул Грок. — Выгодно... Ну и где их выгодность теперь, а? Оба без голов остались!

— А из лука? Из лука честно? — спросил я с надеждой.

— Из лука можно..., — кивнул он. — Но я из лука не умею. Лук он в лесу хорош, в степи от него мало толку, в траве ничего не видно. А в лесу хороший. Клыки знатные луки делают, те кольчугу пробивают навылет. Их самшита тешут, сдвоенные.

— А арбалеты нет? Это ж тот же лук, — пробасил я.

Грок недовольно рыкнул, посмотрел на меня исподлобья:

— Подгорный народ еще любит арбалеты. Но они понятно, коротышки, трусливые. По пещерам прячутся да по норам... Их подлые стрелы тоже прошибают и доспех, и щиты из железа. Даже камень прошибают, как мягкую землю.

Я все еще лежал словно пьяный, мир перед глазами покачивался, вздрагивал как тряпка на ветру. Временами прояснялось и тогда видел все отчетливо и так четко, что уже не верил что сплю. Слишком уж достоверно все, слишком реально. Осмелев, я приподнимался на локтях, ведь все равно если все вокруг сон то, можно, рукой крошить камни летать и кувыркаться в воздухе, как птица.

Орки вернулись через четверть часа, все угрюмые, взгляды уперлись под ноги, только Газрог смотрит как всегда прямо, с легкой задумчивостью. Такое впечатление что он все время что-то обмозговывает, рассчитывает, прямо как финансист, или стратег... Наверное так и есть, все-таки вождь, глава клана. Я когда своих дуриков водил в рейды тоже лоб складками покрывался, а глаза из орбит... Ведь если вокруг одни балбесы, то приходится думать за всех, да еще и приказы успевай отдавать.

Остаток дня провели здесь, в лес не пошли. Газрог решил что там нас может ждать засада, теперь орки уже не разбредались, все время возились около меня. Грок еще дважды приносил мне разжёванную кашицу из листьев, так же заботливо размазывал пасту по ране, но сначала соскребал ногтем старую. От одного воспоминания кожа покрывается пупырышками, когда он первый раз неосторожно ткнул здоровенным пальцем в рану, я так громко зарычал от боли, что даже Газрог прибежал...

Сейчас Валк и Грок с его громадным топором стоят на страже, Чарг, как и надлежит настоящему охотнику, рыскает по степи. А я и Газрог сидим в лагере. Здесь, в степи, как он сказал, мы в безопасности, еще в древности клан черной лапы изгнал из этих земель свирепых кентавров, что раньше совершали набеги на их станы. А любого врага они почуют за милю... Правда черные рыцари напали неожиданно, но их прикрывало колдовство.

Раскаленный солнечный диск скатывался к краю неба. Пушистые облака залило яростным багровым сиянием, сейчас око богов действительно напоминало глаза орков. Такое же красное, свирепое... Газрог встал на колени, трижды поклонился, черные губы прижимались к земле трепетно, как к женщине. Никогда такого прежде не видел. Когда поднялся то все лицо покрывала желтая пыль, а на щеках пролегли два тоненьких влажных следа. Я решил что привиделось. А тогда понял что Газрг действительно плачет. Вслед за первыми из уголков глазах сорвалось еще две скупых слезы.

— Мое племя погибает, Дэлгор... У нас не осталось женщин и детей. Мы последние. Последние из черной лапы, — произнес он с такой горечью, что у меня самого защипало в глазах.

Глава 5

Все тело ныло и страдало так, словно по нему проехался бульдозер, нет, танк разворачивался и перемолол зубастыми гусеницами все кости. А потом прилетели эти, стервятники и нагадили прямо в рот... Иначе не объяснить жуткого привкуса во рту. Но если тело болит — значит оно есть.

Я поднял к небу измученные глаза, под веками жгло нещадно, будто пока спал, насыпали по горсти песка. Восточный край неба уже не черный, как все вокруг, там над высокою травой загоралась еще несмелая багровая искорка. Мне показалось сейчас пламя прольется на сухую трава и та вспыхнет точно бочка с бензином. Но нет, огонь зарницы разгорался неторопливо и плавно, как сырые дрова.

Газрог так и сидел где вчера его видел, на охапке травы, что служила место подстилки. Вождь даже спал сидя, руки лежали на рукояти страшного топора, в полумраке его суровое лицо выглядит жутко, дыхание из груди вырывается с хриплым рычанием, ноздри постоянно вздрагивают будто и во сне принюхивается, следит неустанно.

Но стоило мне пошевелиться, как он поднял голову, посмотрел на меня трезвым взглядом, словно и не спал вовсе.

— Ты здоров. Сможешь идти. Грок не отходил от тебя всю ночь, — произнес он тихо.

Я неспешно поднял руку и ощупал пальцами края раны, тело вокруг дырки припухло по покрылось черной корочкой, под которой как я знаю, теперь трудятся разные клетки растут делятся, закрывают пробоину в теле. Я осторожно поднялся на локте, плечо уже не пекло каленым железом, но зато все тело будто отходили здоровенной дубиной.

— Мускулы болят? — спросил он заботливо.

Я кивнул:

— Будто под коня попал...

На суровом лице Газрога прорезалась улыбка, громадные клыки обнажились, широкая челюсть выдвинулась вперед:

— Да, мороз-трава шутка действенная, но после нее как после трехдневного боя! Читра, наш шаман знал много трав. Храни предки его дух!

Шум разговора привлек внимание остальных, орки зашевелились. Грок и Валк сложили топоры на землю, развернулись лицом к восходу. Я догадался, будут молиться. Газрог тоже опустился на колени, лицо как всегда строгое и сосредоточенное, будто и не лицо вовсе, а гранитная скала. Я тоже встал на колени, по их примеру, хотя кости ломило так, что думал треснут, если обопрусь на них всей массой тяжеленого как наковальня тела.

Так и стояли, пока красная шапка светила не показалась на горизонте. Зарево медленно расползалось по серому небу, оно светлело, появлялись синие тона. Вскоре наружу выплыл весь громадный диск, похожий на раскаленную докрасна стальную крышку. Я смотрел на него немигающим взглядом, свет пока еще мягкий, не режет глаз, хотя перед глазами уже заплясали световые пятнышки.

Твердая земля больно впивалась в колени тупыми то твердыми комками, что похожи на стертые зубы старого вепря.

Молитв я не знал, когда то в детстве бабушка читала мне на ночь, чтоб спалось хорошо, и если умру во сне, то чтоб бог душу взял к себе..., но как-то не к месту она. Я навострил уши, прислушивался к Гроку, широкоплечий воин ближе всех ко мне. Но Орки не произнесли, ни одного слова. Медленно и чинно поклонились земле и солнцу, поцеловали трижды твердую, и слегка солоноватую на вкус почву. Я проделывал все вместе с остальными. Разве что целовал не с таким трепетным видом.

Поначалу обряд показался мне глупой тратой времени, ну зачем так рано вставать, да еще и землю как дурень облизывать... А если туда нагадил какой-то зверек, может оттого и соленая. Но ведь если вот так с детства целуешь землю, кланяешься солнцу, то потом и вырастаешь влюбленным в родину дикарем. Фиг такого сгонишь с насиженных мест...

Да, такой обряд полезен. Наверняка тот шаман или жрец что его придумал, голову на плечах не просто так носил. Это, скорее, и не обряд, а воспитание. И вставать рано все-таки полезно, ученые уже доказали, единый распорядок дня продлевает жизнь.

А потом быстро вскочили на ноги, могучие руки проворно похватали оружие, все без единого звука ринулись вслед за Газрогом что уже скрылся в высокой траве. Я торопливо вскочил вслед за ними, хотя ноги подгибались, мышцы на всем теле вздрагивали как испуганные зверьки. То на спине затрепыхается, то на шее так жилы потянет, что еле втягиваю внутрь прохладный утренний воздух.

Газрог и его воины старались не исчезать из виду, изредка оглядывались, чтобы я не отстал. Но никто не предлагал плечо, оно и понятно — каждый сам за себя. Хотя может у орков не в чести помогать сверх меры, чтоб не задеть гордость. Но как по мне — то задевайте, потому что уже еле иду.

Длинноногий и быстрый как олень Чарг рыскал по окрестностям, все вынюхивал, если впереди опасность, он обязательно заметит. Отряд продвигался вперед быстро, только я тащился позади медленно и тяжело, как толстая и старая черепаха. Пока солнце поднялось на головой, мы бежали без остановок, а когда начало припекать спину и шкура на плечах чала горячей как сковородка, Газрог наконец остановился.

Он обернулся к нам и буркнул сурово:

— Привал. Но не долго. Чарг видел впереди лагерь Клыков. Там следы свежей битвы.

— Он теперь наш, надо сказать, что несем..., — произнес Грок негромко, но твёрдым тоном.

Газрог взглянул на него обвиняющее, массивные брови нахмурились, лицо стало отрешенным, а когда посмотрел на меня то показалось что его острые глаза пронзают меня насквозь.

— Знаешь, что везем? — спросил он гулким басом.

— Нет, — мотнул я головой.

— Зуб Посейдона.

Я уставился на вождя непонимающим взглядом, рука против воли потянулась к затылку. Насколько я знаю, Посейдон — один из пантеона греческих богов. Один из трех братьев, что поделили вселенную между собой. Посейдону досталось все что связано с водой. Остальные двое Аид и Зевс, правили соответственно миром мертвых, и миром живых. Посейдон, как я помню, был средним из братьев, и самым яростным...

Вот только откуда у диких орков зуб бога, так просто он его вряд-ли отдаст, а о том чтобы отнять и речи быть не может... Это при том что самих богов то никто никогда и не видел, ну или вернее я не видел... Значит украли зуб, или нашли, и вот теперь тащат куда-то, как собака кость. Ну а зуб огромный наверное, меня уже раздирало от любопытства посмотреть на артефакт древности. Вряд ли настоящий зуб бога, конечно, но что-то древнее точно!

Газрог продолжал смотреть на меня внимательно и серьезно, даже огоньки в глазах погасли, превратились в лед. Я на всякий почтительно кивнул, мало ли вдруг еще разозлится.

Но Газрог не шелохнулся, красные глаза-щелки смотрели пристально, чего-то ожидая, и я сказал:

— Зуб значит... А я думал...

— Что?

— Ну... думал, меч-кладенец, или кусок зачарованного доспеха.

Грок не выдержал, ухватился за бока и зашелся таким диким хохотом, что у меня по всему телу волосы встали дыбом. Я уже понял что сказал глупость, щеки вспыхнули, лицо стало горячим, будто не на плечи а на него уже полдня светит солнце.

— Меч-кладунец, — произнес он с хохотом. — Кто же на него наклал?

Я обижено буркнул:

— Не на него, а он всех ложит. Одним махом, кстати.

— Сам ложит, одним махом? — все смеялся Грок.

— Ну да, — ответил я. — Волшебный такой меч.

А сам удивился, значит арбалеты и стрелы, от которых тело бьется в конвульсиях есть, а меч волшебный, это смешно...

— Вот Гномы, подгорный народ, наверняка такие мечи и куют, ну или эльфы.

Я говорил быстро, уверено, но звучало все равно нелепо, я сам чувствовал что слова звучат наивно, по-детски. Грок медленно кивал, а с лица все не сходила широкая и ехидная улыбка. Когда я закончил, он спросил язвительно:

— Значит в зуб Посейдона не веришь, а в меч-кладунец — да?

Я задумчиво почесал затылок.

— Ну даже не знаю...

— Знаешь, — обронил Газрог. — Но ты еще не понял. Это не сон.

Я пожал плечами, перед глазами возникли картины мрака, в котором я растворяюсь, чувства обрушились яростной лавиной, по позвоночнику побежал холодок. Я вспомнил, как растворился до полного ничто, а затем собрался обратно. Но может и то был сон, как знать. Бывает во сне неделя целая проходит по событиям, правда чтобы вот так не было... Ведь знаю что сплю, а проснуться не выходит.

— А если не сон, то что? — буркнул я. И только потом сообразил что говорю в слух.

— А-а, — отмахнулся вождь. — Я не шаман, такие вещи объяснять! Если сон, то пускай Грок тебя разрежет пополам, сразу поймешь...

Он посмотрел с таким неодобрением, что лицо у меня снова вспыхнуло, я торопливо опустил взгляд. Грок по-дружески хлопнул меня по плечу, так что все тело содрогнулось, а на коже осталась красная ладонь. Валк просто почесал подбородок, в разговоры старших он не вмешивался.

Мы двинулись дальше, но уже не бегом, а быстрым шагом. Чарг вернулся взлохмаченный и мокрый как жаба, вода стекала с его длинных волос тонкими ручейками. Такое впечатление, что вот только-только вылез из реки, хотя рядом и ручейка нет. Грок и Газрог о чем-то торопливо спросили, когда услышали ответ то руки легли на топорища. Я тоже ухватился пятерней за шершавую рукоять оружия, хотя и не знал зачем, но мало ли чего, я в клане новенький, потому лучше делать как старшие.

Чарг обеспокоенно кивнул в сторону леса, вождь озабоченно поглядывал ему через плечо, лицо стало угрюмым осунулось, в глазах заблестел лед. Я слышал, как Грок спросил негромко:

— Думаешь, успеем?

— Нет, — ответил Газрог холодно. — Они уже нашли след..., уже нашли...

Отряд двинулся дальше, Газрог снова осудительно посмотрел в мою сторону, я поспешно отвел глаза. И чего смотрит так, словно это я, виноват во всех бедах. Ведь спас же от смерти, наоборот благодарить надо, а он... В голове пронеслось, а может действительно виноват, может те черные приходили за мной? Хотя нет, бред. Зачем им я, наверняка ищут тот самый зуб Посейдона. А может и что еще... Вряд ли дело в одном зубе, наверняка есть еще что-то не могут истребить целый клан ради одного зуба. Украли бы и дело с концом, дураку ведь понятно, что если вещица маленькая то подослали бы шпиона, вора, даже бабу на худой конец. Нет тут дело в другом...

Я ускорил бег, поравнялся с Гроком:

— Знаешь, — сказал я тихо. — Я вот не пойму, арбалетом воину не честно пользоваться, а как же зуб Посейдона, ведь это в разы хуже!

Он улыбнулся широко, даже радостно, во все зубы. А когда ответил, то по интонации я понял, что мою хитрость раскусили как незрелый орех.

— Ты точно шаман, или сын шамана... Но ты не понимаешь да?

— Нет-нет, — замотал я головой. — Все понимаю. Вот только если зуб такой могучий, то им бы и против врагов, а если безделушка то почему не отдать? И живи себе спокойно....

— Думаешь, так просто все? Отдал и иди куда вздумается? — хохотнул Грок. — А черные рыцари еще и спасибо скажут.

— Ну нет, — ответил я замявшись, подумал, что такой ход мысли наивнее некуда... Даже орку это понятно. — Ты прав, я не понимаю...

Он прицокнул языком, произнес задумчиво:

— Посейдон не наш бог, думаешь, нам бы отдали реликвию просто так? Ты еще мал Дэлгор. Никто не отдает святынь просто так, даже мне воину это ясно. И зуб тоже отдавать, не спешили.

— Значит забрали?

Его раскосые глаза сузились, превратились в щели:

— Мы последние из клана, — ответил он серьезно, улыбка вмиг исчезла, голос звучал глухо. — Ты теперь тоже наш, потому тебе можно знать... От зуба нам нет толку. Даже шаман не знал, что с ним делать. Но там, в ордене, знают, что за сила у реликвии. И они готовы из шкур вылезти, но забрать то что принадлежит им по праву. Мы не можем отдать оружие врагу, но и сами воспользоваться не в силах.

В глазах Грока вспыхнули злые огоньки, массивные брови угрюмо надвинулись на переносицу. Без слов я понял, что спросил лишнее, выспрашиваю все как дурень, ведь мог бы и сам догадаться.

— Извини, что спросил, — буркнул я виновато.

— Нет, — ответил он с такой злобой, что меня обдало волной жара. — Это ты прости, я должен был согласиться с Газрогом. А теперь твоя судьба вместе с нашей!

Он яростно рыкнул и побежал вперед, я благоразумно остался позади, не буду ворошить его раны, и так влез в душу.

Греческие боги, в отличии от бога в христианстве, сплошь и рядом творили всяческие непотребства: то коров друг у друга воруют, то изменяют с земными женщинами, иначе как бы Геракл тот же появился. И чудесами не брезгуют, и талантами одаряют. Я мифы древней Греции еще в детстве читал, но и то помню. В христианстве бог есть дух, высшее существо, что не вмешивается в жизнь смертных. Другое дело Посейдон, или Арес...

А в Троянской войне так вообще битва богов, а только потом людей. Любая война — сначала твориться вверху. Это понятно, два чиновника поругались, фирмы загибаются. Так и государства. Значит, если правильно понимаю, Посейдон может сам отомстить за зуб. Уничтожить племя, вполне в его духе, он бог могущественный, а яростный не то слово. Мне он даже злее Аида казался всегда...

Внезапно мир накрыла чернота, тело пронзило насквозь тысячей холодных иголочек. Ноги подкосились, я ощутил, что взлетаю в воздух, но нет тело больно ударилось о твердое, в лицо пахнуло прелым воздухом. Я понял, что лежу на траве, но перед глазами колышется черное сукно, словно я ослеп. Даже ощущения притупились, будто тело обернули бумагой, и пальцы чувствуют через нее. Затем черная воронка надвинулась, я содрогнулся в ужасе, уже знал что будет, захотелось сжаться в комок и спрятаться. Я явно ощущал, как на меня смотрят громадные глаза, пронзают все естество гневом, от которой кровь закипает, и лопаются со страшным треском сосуды. Я закричал, и тут же чернота растаяла. В лицо снова ударили солнечные лучи, я обнаружил, что бегу ровным и уверенным шагом.

Впереди покачивалась широкая спина Валка, по желобкам между мускулами, что похожи на валуны, сбегали капельки пота, в воздухе пахло кислым. Громадная трава колыхалась как воды океана, ветер гнал золотистые волны к лесу, над пушистыми стеблями пролетали проворные черные птицы, хватали жучков и стрекоз. Мир наполнен жизнью, теплом, запахами трав. Я понимал что наваждение исчезло, но внутри остался горький осадок, и чувство что прикоснулся к чему-то сверхчеловеческому и запретному.

А вдруг и правда, не сон...

Я так задумался, что не заметил что Валк перестал бежать. Его могучая спина оказалась твердой как камень, я даже крякнул когда налетел грудью. Газрог развернулся к нам лицом, произнес тихо, но так мрачно, что в спину дохнуло холодом:

— Нас окружили... С востока движется конный отряд. Не меньше десяти всадников. С ним черный рыцарь. По следу идет орден, с гончими и священником.

— Они знают свое дело, — буркнул Грок. — Но и мы не пыль степная, дадим им бой!

Газрог, мрачный как грозовая туча, сказал холодным, но злым голосом:

— Не бывать этому! Прежде всего, мы должны дойти до драконьего хребта!

Широкая челюсть Грока угрожающе выдвинулась вперед, грудь раздулась как кузнечные меха, мне показалось сейчас не сдержится и скажет, все как думает... но нет великан лишь хлопнул себя кулаком по широкой и крепкой груди, загудело будто молотом треснули по наковальне.

— Как скажешь вождь. Что говорят нам предки?

Я ощутил уважение к этому громадному воину. В отличии от современных людей, орки, не просто слушаются старшего и мудрого, но и делают это с уважением. И на смерть идут без страха, прямо как революционеры, или коммунисты..., может и не правильно это. Ведь из истории знаю, революциями ничего не достичь, одна власть сменяется другой, только люди зря гибнут. Улучшения жизни добиваются трудом а не кровью. Но орки народ другой, и мыслит по-другому... Вот сейчас все как один оскалили клыки, в глазах пляшет безумное пламя, а пальцы сжали с треском рукояти громадных топоров. Я и сам вцепился в оружие как сумасшедший.

Газрог посмотрел на нас одобрительно, произнес:

— Земли предков заканчиваются, дальше чужой лес... Мы должны будем думать сами. Грок знает, что Клыки нам братья, но среди них есть и хитрые лисы. Мы должны быть осторожны. Клыки не знают что мы несем. Но они не дураки, и понимают зачем Орден истребил наше племя.

— Можно я скажу, вождь? — спросил я осторожно, даже руку вверх поднял как в школе.

— Говори, Дэлгор! — рыкнул Газрог. — Но быстро, враги уже близко!

— Почему мы идем в Драконьему хребту? У нас там союзники?

— Нет, — ответил Газрог, и снова нахмурился, — там нет большой воды! — Вперед, быстрее в лесу, Клыки помогут нам скрыться!

Все со скоростью ветра ринулись сквозь траву, я как всегда плелся в хвосте, ранения давало знать, после нескольких часов бега, сердце разламывало грудь, а кровь в висках стучала молотом. Каждый шаг давался все сложней. Да еще солнце так накалило спину, что скоро начнет шкварчать сало. Если оно у меня есть... Спины то я не видел, но ни на животе ни на боках — нету и капельки, одни твердые мускулы.

Волосы на затылке уже такие горячие что к ним больно прикасаться, я торопливо одернул руку, словно ухватился за раскаленный гвоздь. Пот стекал по шее и лбу такими струями, будто я окунулся головой в бочку. Тело до сих пор болело, словно меня отстегали плетью, пока я спал. Далеко впереди темнели широкие спины орков, с каждым мигом я отдалялся от них все больше, скоро превратятся в точки, потом в песчинки...

Я замедлил бег, торопливо огляделся по сторонам, даже так чувствуешь себя легче. Подлый голосок внутри тут же стал нашептывать, что хорошо бы дать драпака от греха подальше. Клятвы что умру на бегу, я не давал, а бежать прямо врагу в лапы — ума много не надо. В конце-концов я то ордену не нужен, божьих зубов у меня нет. Тут надо смотреть чтоб свои не выбили.

И хотя привычно спасать собственную шкуру, она ближе к телу, и болит когда бьют, но как-то пакостливо становится внутри, будто я гад какой-то. И понимаю, что катиться с горы всегда легче, чем карабкаться вверх, но если падаешь, то в конце концов разобьешься, и все такое... Я, хоть и сын своего времени, но уже и кровный брат черной лапы. А кровь не вода.

Я заметил, что Грок, его широкие плечи различимы даже издалека, отступил в хвост колонны. Замедлил бег, делая вид, что подустал, но я знал, он ждет меня. Не знаю, что обо мне думают остальные, но то что Гроку я по душе — нутром чую. А значит не убегу, как заяц в траву, вот из принципа, из гордости не убегу! Есть такое чувство в человеке, как достоинство. Прав Грок, честь не дает упасть, даже когда надо падать. Она держит. Я никогда не выстилался не перед кем, что было так свойственно простолюдинам тысячи лет назад, и всем поголовно в моем, третьем тысячелетии. Животные всегда нюхают да лижут друг другу задницы, а я не стану..., буду бежать дальше, пускай даже сердце лопнет!

У меня открылось второе дыхание, ноги сами несли вперед, хотя рот пересох, а в горле скребло так будто проглотил целую горсть земли. От усталости закатывались глаза, тело казалось чужим, но я с каждым мигом лишь прибавлял ходу. Легкие раскалились, теперь горячее чем спина обожженная солнцем, дыхание вырывалось горячее, обжигало ноздри. Когда поравнялся таки с Гроком то увидел что все как и я мокрые от пота, даже Газрог смахивает ладонью капли со лба.

Но больше ничего не изменилось в облике вождя, как и прежде глядит из-под надвинутых на переносицу бровей, глаза яростно поблескивают. Ни на секунду не расслабляется, все время напряжен как струна. В наше время все наоборот стремятся оттянуться, расслабиться.

Я и сам не люблю излишних напрягов. Может конечно Газрогу нравиться когда ни минуты покоя, но я приглядываю за ним уже давно и вижу, что просто не показывает виду, а внутри как и я хочет радостно развалиться в теньке как жаба. Но честь не дает, и долг. У орков честь в крови. Вот бы всем так.

Издали лес кажется зеленой стеной, только вблизи становятся различимы могучие стволы вековых дубов, и стройные березы, да косматый кустарник под ними. В таких зарослях можно прятать целое войско, как и делали те же германцы при битве с Цезарем. Нужно держать ухо востро, не успеешь испугаться, как утыкают стрелами, что ежа, или пырнут под ребра копьем. Я грамотный, знаю, как Робин Гуд воевал и другие лесные разбойники. На рожон никто лезть не хочет.

— Неподалеку лагерь Клыков, — сказал Газрог хмуро. — Сразу за деревьями. Там у них дозорный пункт. Но Чарг не нашел живых...

— Только мертвые, — подтвердил охотник. — Много тел, и следы ордена.

— Молния дважды не бьет в дерево, — кивнул Грок. — Надо идти в лес.

Я торопливо смахнул пот с бровей, по пальцам сбежали крупные капли, шлепнулись под ноги на желтую, растресканную землю. Почва жадно впитала влагу, пока я пялился под ноги. Орки уже двинулись к полосе леса.

— Я помню, как охотился здесь, — заметил Чарг. — Все изменилось. И степь, и лес.

— Пойдешь вперед, — Газрог пальцем указал на густые заросли. — А мы тудой. Встретимся уже в лагере.

Чарг быстро кивнул, за ним только зашелестело, высокая трава всколыхнулась и проглотила широкую зеленую спину.

Мы двинулись дальше ползком, до леса уже рукой подать, прямо над головой нависали широченные ветви, в тени прохладно и приятно пахнет сыростью. Так и хочется припасть к холодной земле и полежать минутку-другую. Но и то, что ползешь, уже приятно, хотя жесткая трава колет кожу, но жары здесь нет, а земля мягкая, и трава короткая, не в пример той, что колышется за спиной.

Я полз точно за Валком, даже по сторонам не озирался, что делаю везде и всегда, такой уж я любопытный. Газрог первым зашелестел ветками кустов, остальные пролезли следом, я подполз слишком рано и острые ветви безжалостно стеганули по лицу, я чуть не ругнулся, но вовремя вспомнил что пробираемся тайком, хотя и шумим как стадо слонов в посудной лавке.

Я первым заметил темную фигуру между деревьев, там тихо шелохнулось, все резко обернулись в ту сторону, но силуэт растворился в тени. Не успел я пожать плечами, как зашелестело уже прямо над ухом, и с дерева прямо на шею упало тяжелое и мокрое.

— Падай! — взревел Грок.

Я не понимал что происходит, еще не оправился после дня беготни, весь мокрый от пота, мышцы едва шевелятся, но команду Грока выполнил мигом. Я расслабил ноги, и тело шлепнулось на землю с грохотом. Когда я поднял взгляд, в мою сторону неслись двое со страшными боевыми цепами. В воздухе тонко пропела стрела и тот, что ближе ко мне рухнул на землю, руки вцепились в пробитое горло, будто хотели вытащить толстую черную стрелу. Из-под пальцев толчками били алые фонтанчики, грудь разбойника мигом залило кровью, руки разжались.

Второй тоже исчез, скрылся за кустами, внезапно там загрохотало, послышались хрипы, звон металла. Когда наружу выпала отрубленная голова, я даже не удивился. Череп лопнул как гнилая тыква, наружу вывалилось склизкое и серое, земля мигом потемнела от человеческой крови, а в воздухе повис сладковатый металлический привкус.

Я так и лежал на земле, с широко распахнутыми глазами, как краем глаза уловил блеск стали. Когда резко обернулся, увидел широкий клинок, не знаю, как, но я крутанулся вихрем, руки налились тяжестью, между пальцев вспыхнули яростные красные огоньки. Я зарычал так страшно и свирепо, что лицо разбойника стало бледным как снег. Тяжелый цеп скользнул мне за спину, бок обожгло болью, сильный удар по ребрам заставил вскрикнуть от боли. Я набросился на бандита, как лев, руки сами наносили удар за ударом, под пальцами жутко трещали кости, в нос ударил запах паленого мяса, в лицо летели струйки горячего и влажного. Я не остановился, рычал и бил пока сзади не схватили за волосы. Сильная рука дернула так, что у меня глаза полезли на лоб.

— Хватит! — проревел Грок. — Хватит Дэлгор! Он давно мертв!

— Да он берсерк, — произнес Валк удивленно.

— Нет, — рассмеялся Грок, — просто решил приготовить отбивную для Клыков. Они человечиной не брезгуют, особенно хорошо приготовленной.

Он наконец отпустил мои волосы, я тряхнул головой, перед глазами все еще стояла багровая пелена, зубы стиснул с такой силой, что десна стали кровоточить, во рту все заполнилось соленым. Тело сотрясала крупная дрожь, зуб не попадал на зуб. Разбойник что лежит подо мной, больше не похож на человека, груда мяса, костей и грязи. Головы тоже нет, из обожженной шеи торчат остистые отростки позвоночника, рядом валяется оторванное ухо. По нему догадываешься, что черное лохматое рядом — бывшая голова, а рядом столько крови, что я не выдержал накрыл рот ладонью. К горлу подкатил рвотный комок.

— Цел? — спросил Газрог. Я ощутил на плече твердую, мозолистую ладонь. А когда развернулся, наши взгляды пересеклись. Сейчас в глазах вождя не было того сумасшедшего огня, что бушует всегда, наоборот взгляд ясный и чистый, как воды ночного озера. Я удивился такой перемене.

— Да, цел вроде, — сказал я неуверенно.

Только сейчас осмотрел себя, шкура на боку распорота, из крупной, с кулак размером, раны сочится кровь. Вторая черная отметина, чуть выше, на спине, но тут лишь содрана кожа, что теперь висит клочками вниз. Руки до сих пор каменные, пальцы шевелятся с трудом, будто их склеили вместе.

Грок искоса поглядывал за кусты, оттуда вылетели тяжелые черные стрелы, что пронзили первого разбойника. Вскоре там послышался хруст веток и наружу вышел, высокий, но узкий в плечах орк. Он тяжело дышал, в руке зажат короткий, но толстый лук, на боку колчан, с жуткими черными стрелами, такой можно и не стрелять, просто подойти и прохромить насквозь. Янтарные глаза орка внимательно пробежались по нам, особенно долго задержались на лице Газрога.

— Слава предкам, — произнес он медленно. — Что привело в леса клан черной лапы?

— Племя Клыка и Черная лапа дружат многие века, — ответил Газрог уважительно, — мы пришли к нашим старым друзьям как гости, чтобы говорить с Троглом, и просить его мудрого совета.

— Трудные времена настали, вождь Газрог! — произнес лучник. — Я Варуна, — сын вождя Таучана. Теперь я старший в племени. Трогл ушел в леса со слабыми, а я и мои храбрые воины истребляем тех, кто напал на селения.

— Ты великий воин, Варуна, как и твой отец! Да примут с радостью предки его дух! — пробасил Газрог. — Пусть твои стрелы и дальше не знают промаха.

— Как и твой топор! — отозвался Варуна.

Я наконец поборол тошноту и стал понемногу приходить в себя. На трупы старался не смотреть, хотя куда не поверну голову, везде кровь, если не отрубленная рука, то сизые клубки потрохов, а там возле куста лежит оторванная челюсть, рядом с ней, похожий на измочаленную тряпку язык. Я зажмурился, боль постепенно утихла, но рвотный комок вернулся.

Я слышал, как Грок сказал тихо:

— И тут уже побывали....

Валк возразил:

— Это разбойники, не орден. На них нет доспехов и дерутся плохо, как дети.

— Орден ушел в лес, — кивнул Газрог. — Они знают, зачем мы пришли в лес, потому пошли следом за Траглом. Но это они наняли разбойников. А может и не нанимали, тут хватит и слуха, что несем золото.

Варуна задумчиво нахмурился, произнес сильным голосом.

— Вы друзья, но вам лучше уходить.

— Да, — согласился Газрог. — Мы принесем вам лишь несчастья и смерть. Орден идет за нами по пятам.

Я отрешенным взглядом вперся в высокого и худощавого орка. Этт не похож ни на Грока ни на меня. Руки длинные, почти до колен, плечи узкие, но мускулистые, как у пловца. Под серо-зеленой кожей буграми перекатываются мускулы, а суставы на локтях, что колени у коня — громадная шишка. Я не дурак — знаю, вся сила не в мускулах, а в сухожилиях. Такой рукой шлепнет, что молотом! Лицо у Варуны простоватое, нос не приплюснутый, длинный как баклажан, и клыки торчат не вверх, а в стороны. Челюсть узкая, вытянутая вперед, выпирает гордо, но мне все время казалось, сейчас сложит губы трубочкой и примется насвистывать песенку.

Когда Варуна ушел, Валк проворно натаскал ветоши и развел костер. Теперь прятаться нет смысла, а на голодный желудок по лесу не набегаешься. Грок тихонько затачивал топор у костра, из-под камешка вылетали мелкие искорки, доносился звон и срежет. Видно когда рубил рыцарей, там, в степи, острая как лезвие кромка притупилась.

— А что теперь? — спросил я украдкой, пока Газрог отошел к краю лагеря. — Что будем делать?

Он хитро сощурился, глаза неотрывно следили за блестящей сталью.

— Варуна, как и ты молод, — произнес Грок медленно, — он не понимает что враг очень силен. Они все равно найдут и перебьют всех. Я видел много битв, Дэлгор. Эта такая же, как все.

Я постарался понять, что он имел в виду, даже лоб наморщил задумчиво. Зачем ордену уничтожать всех?

Грок, провел пальцем по наточенному лезвию, на коже возникла тонкая как волос полоса, сквозь нее проступили крохотные черные капельки. Он усмехнулся, слизнул торопливо языком и сказал:

— Мы пойдем через лес, Дэлгор. Это самый короткий путь. Но и самый опасный.

Глава 6

Мы хлюпали по узенькой речушке, земля под ногами чавкала и всасывала ноги, словно старалась проглотить. Холодная вода обжигала кожу, мороз пробирал до самих костей. Я хмуро вглядывался в грязные потоки, понимаю что по лесу идти проще, хоть там и заросли вечно цепляются за волосы, и острые веточки все норовят выколоть глаз, или хотя бы оцарапать щеку.

Идем по воде, так есть надежда, что смоет следы, хотя Чарг говорит — мало поможет. Хороший следопыт найдет. Но, может и не найти... Отряд продвигался быстро, в лесной чаще у всадников преимущества нет, им тоже придется на своих двух продираться между ветвей и завалов. А в тяжелой металлической броне это все равно, что нагишом по сугробам.

Несколько раз по пути встречались бандиты. Чарг тихо перерезал им глотки, те даже пикнуть не успели. В отличие от опытного охотника, разбойники оставляли много следов, поздно тушили костры. Когда Чарг возвращался из дозора с лукавой улыбкой, я понимал что встретил еще одного или двух.

Лес живет своей жизнью, таинственной и мне чужой, ну хоть умри а не могу отличить одного уханья, от другого. Все вокруг шевелиться, шелестят кроны деревьев, то жуки стрекочут, то пищит из непроглядных зарослей дивная птица. Я шагал ошеломленный какофонией леса, и все сравнивал с тем, что видел в фильмах, сериалах, играх. Настоящее — иное. Звуки, да, звуки похожи, даже запахи некоторые, как в игре, но воспринимаю иначе....

Грок подробно мне разъяснял про каждого зверя, птицу, но я все равно запомнил мало. Только сейчас стал замечать, что голова настолько забита всякой бесполезной дрянью, что выжить в дикой природе современный человек не может. Он ничего о ней не знает. Правда у нас и природы осталось пару клочков. Куда не плюнь — везде цивилизация, дороги, поселки, города, мегаполисы. Но уверен, вряд ли орк выжил бы в наших каменных джунглях. Хотя кто знает...

Однажды меня угораздило попасть в охотничью ловушку. Петля на щиколотке затянулась так проворно, что я не успел испугаться. Слева хрустнуло, в лицо вылетела широкая ветка, больно хлестнула по лицу. Я вскинул руки, чтоб уберечь глаза, но понял что вишу вниз головой, подо мной тихо плещется вода ручья, а грязная жида с ног тоненькими струйками стекает по животу к шее.

Валк тихо хохотнул, лицо у меня вспыхнуло, да еще вниз головой вишу, потемнело в миг. Это же надо вот так опозориться... Но оказалось ничего постыдного нет, Клыки мастера ловушек, и в нее угодить может любой, даже Чарг.

В начале третьего дня река стала истончаться, уже к обеду превратилась в тоненький и хилый ручеек, из которого не то что пить а даже ноги мыть страшно. Вода черная, как смола, вся в листьях и веточках. А когда обогнули косой холм, то все увидели как на горизонте в небо поднимаются серые вершины. Гряда почти не различима на фоне угрюмого неба, серые тона скал сливаются, но все же на вершинах поблескивает, словно оттуда посвечивают зеркальцем в глаза. Я сразу догадался, что лед блестит, или снег. Кто ж оттуда будет в глаза светить?

— Драконий Хребет, — сказал Газрог задумчиво. — Кажется что протянешь руку и ухватишься за мерзлые скалы. Ели бы так...

— Доберемся, вождь, — бодро произнес Грок, громадные клыки выдвинулись наружу, заблестели острые как ножи зубы, — полпути прошли, дойдем!

Когда обогнули горбатые, похожие на спящих медведей холмы, лес изменился, высоченные дубы-исполины сменились приземистыми покрученными деревцами, похожими на чернобыльские. Когда-то с ребятами ездил на экскурсию к ЧАЭС, чтобы своими глазами увидеть где же там обитают сталкеры. Фигня, ничего интересного, заброшенные села, старики живут в домах-развалинах. Ничего примечательного. Но деревья там, такие как здесь, покрученные, стволы все в узлах и шишках, размером с кулак.

Мы пока что двигались вдоль холмов и искали звериные тропы, что потом по ним двинуться дальше. Чарг рассказал мне что по тропам ити легче, хоть те и петляют, да и найти нас будет гораздо сложней, чем если попрем напрямик, наломаем ветвей, а то и дров. Я однажды зацепил плечом сухое деревце, так вывернулось с треском! Я лишь удивленно пожал плечами, но Чарг зыркнул через плечо так неодобрительно, что мне захотелось спрятаться за широкую спину Грока.

На привале мы натерлись еловыми шишками, чтобы отбить запах. Грок сунул мне в руку целую пригоршню мелких и пахучих, я п его примеру, растер сначала их между пальцами. С разинутым ртом смотрел, как крепкие шишки превращаются в труху с веселым треском. Руки точно жернова! Когда на землю осыпались последние мелкие огрызки, я липкими от смолы ладонями стал натирать сперва волосы, потом шею, руки, грудь, все тело.

По звериным тропам бродить интересно, хоть и утомительно. Ветки постоянно хлещут по лицу, норовят разодрать кожу, ноги начали гудеть почти сразу. Зато по пути то и дело встречали диких оленей, кабанов. В кустарниках беззаботно щебетали тучи птиц, а шустрые лисицы выбегали прямо на тропу и долго глядели нам вслед, будто провожали дорогих гостей. Но только начнешь на лису смотреть — убегает, А когда отвернешься, в мгновение ока возвращается. Одна даже следом за нами шла почти час. Чарг сказал, что у нее лисята и она следит за нами, не пойдем ли к норе.

Я в восторге разглядывал окрестности, в зоопарке такое не увидишь, Газрог как всегда хмурился, а Чарг с тревожным видом вытягивает шею, как гусь. Я видел, как он шевелит широкими ноздрями, принюхивается, через несколько минут и я почуял горький аромат дыма. Газрог, сделал нам знак рукой, чтоб ждали, а сам вместе с Чаргом полез сквозь заросли кустарника к пологому лысому холму. Мы остались ждать, двинулись дальше лишь когда Чарг по обыкновению затявкал, как лиса. Я даже обернулся на звук, думал подбежала рыжая, и отгоняет от норы.

Когда поднялись на холм, то все увидели как над деревьями стелятся тонкие облака сизого дыма. Зловещий столб поднимался в небо чуть дальше, там, где среди зеленых зарослей чернело громадная проплешина.

— Черный рыцарь, — произнес Газрог мрачно. — Его рук дело.

У меня укололо иголочками в сердце, словно никогда не видел пожарищ, или репортажей из Ирака, где люди лежат на улицах вперемешку с обломками здании, улицы залиты кровью, прямо перед камерой войска миротворцев поливают горячим свинцом людей, с неба сыплются бомбы, и целые кварталы растворяются в огненных облаках.

По пологому склону спустились вниз, сырой песок расползался под ногами, огромные ломти падали прямо на голову, засыпались под веки. Я недовольно трусил головой, впереди до самого поднебесья поднимались стройные сосны. Деревья негромко трещат на ветру, шелестят хвоей, но кора на стволах чистая, не черная от пожаров. А ведь если в лесу пожар, то огонь расползается на многие километры. Даже я знаю, ведь новости смотрю регулярно.

Я предложил обойти пожарище от греха подальше, не хотелось идит туда, где на земле запекшаяся кровь, а вокруг изуродованные трупы. Но Газрог возразил, и мы двинулись широкой полосой к месту, где раньше была деревня Клыков.

— Пойдем через деревню. Нужно знать куда они ушли, — сказал Газрог тихо, но я уловил в его голосе напряжение.

— Зря, мне кажется, — произнес я шепотом. — Думаю там засада.

— Дэлгор дело говорит, — буркнул Грок. — Хотя я тоже за то чтобы в деревню. Может есть выжившие.

Может и есть, подумал я тогда, но и выживших могут оставить как ловушку. Чтобы привлечь внимание, так часто делали полководцы Рима...

Я приложил ладонь ко лбу, даже отсюда видел такое, что сердце в груди замирало. Между почерневших стволов, на выжженной земле, множество тел. Ни оно не двигается, почти со всех сорвана одежда, и видна темная серо-зеленая кожа. Та что ближе ко мне, похоже женщина...

Я не мог смотреть и отвернулся, тела лежали на земле так небрежно, словно мусор, а ведь мы так ценим их когда живые, ухаживаем лелеем. Тем более страшно смотреть на женщину, со страшными ранами. Обе груди у нее вырезаны, сквозь жуткие дыры видны сизые пластины легких, ребра бело-желтые, как слоновий бивень, мясо свисает изодранными ломтями, а на бедрах небрежно трепещется на ветру содранная шкура. Издали кажется что голенища сапог, но когда подошел ближе то увидел что на ноках чернеют голые мышцы, все в сизых пленках...

В фильмах, в играх, кровищи не меньше, но все выглядит либо красиво или невзрачно, серо, недостоверно. Грок стукнул меня по плечу, сказал строго:

— В небо смотри. Я так делал, когда был юнцом.

Я постарался не смотреть на женщину, задрал голову вверх, там уже кружились громадные черные тени. Так показалось, не тени вовсе — стервятники. Эти чуют падаль за километры, вот прилетели пировать. Я так высоко поднял лицо к небу, что не заметил, как нога наступила на мягкое и сколькое. Ступня погрузилась в холодное влажное, когда опустил глаза, то едва не обомлел, по самую косточку нога увязла в груди мертвого воина. Я с отвращением выдернул ступню, труп глядел на меня замутненными глазами. Мне показалось, его губы растянулись в презрительной улыбке, а в глазах загорелись холодные, злые огоньки.

— О боже, — шепнул я испугано. Волосы на голове стали дыбом, в животе похолодело.

Я попятился, под ногами то и дело хрустели кости, а куда не поворачивал голову, везде тела. Я присмотрелся, по большей части — Клыков. Человеческих мало, и почти все без доспехов. У многих страшные раны, от топоров, мечей. Справа от меня висит пригвожденный к дереву бандит. Копье прошило его насквозь, из спины торчит острый стальной клюв. Живот залило кровью, темно-красные следы тянуться вниз по ногам, на землю, де земля потемнела от крови. Голова разбойника безвольно упала на грудь, а в уродливой ране на голове уже поселились какие-то жучки. Они оживленно копошатся в сером и склизком... Я едва сдержал рвотный порыв, покосился на Грока, тот развел руками, буркнул хмуро:

— Бойня, живых тут нет. Но и шамана нет. Значит ушли.

— Да, — кивнул Газрог. — Трогл ушел дальше. Но он был здесь.

— Рыцарь где-то поблизости. Не могли уйти далеко, — произнес Чарг холодно, — не нравится мне это.

Мы с Валком молчали, я все старался прийти в себя, но куда не гляну, везде обезображенные тела. Уже и голову задирал, так что в шее заломило, но только начну в небо смотреть, обязательно потревожу погибшего. То ногой пну, а то и наступлю. А ступни у меня такие, что кости под ними сразу трещат как орехи.

Черные рыцари, как сказал Грок, разбираются в колдовстве, в честную схватку вступают редко, чаще мороку напустят, ядом да злыми чарами силы вытягивают. Но на телах убитых — следы от обычного оружия, мечей, топоров, дубин. Никакого колдовства. Я рассказал Гроку, но тот лишь задумчиво почесал затылок, сказал глухо:

— Может силы копят, гады. Для удара по нам.

Мы решил обойти сожженную деревню кругом. Дальше двинулись напрямик к горам. Теперь не старались скрываться, бесполезно — враг давно нашел след. Когда наконец остановились на ночлег, я упал на еловые ветки и спал как убитый, но среди ночи проснулся в холодном поту от жуткого сна, тело тряслось как в лихорадке, сердце колотилось часто-часто. Я присмотрелся, среди кустов загорелись едва заметные желтые огоньки. Маленькие, едва больше ногтя, они разрастались, в лицо мне дохнуло трупным смрадом, а когда я присмотрелся, то увидел страшное, изуродованное пламенем лицо. Сквозь почерневшую плоть проступила голая челюсть, на ней налипли листья и земля. Рот жадно распахнут, в пустых глазницах горят злые огоньки.

Я попятился, торопливо протер глаза, наваждение не пропало, наоборот двинулось на меня. Странный хрустящий звук раздался прямо над ухом, я обернулся, из кустов прямо к нашему лагерю двигался целый отряд мертвых воинов. Они шагали медленно, словно сонные или пьяные, изуродованные тела постоянно цеплялись за ветви и кусты.

— На нас напали! Грок! — закричал я испугано. — Чарг!

Никто даже не пошевелился, четыре мускулистых тела лежали на земле недвижимо, как валуны. Мне в спину дыхнуло холодом, в мозг раскаленным штырем вонзилась страшная мысль: А вдруг уже мертвы...

Я резко обернулся, из темноты выступали одно за другим зловещие лица мертвецов. Что мертвые я понял сразу, ни один живой не может вот так, с кишками наружу... и холодный огонь ненависти в глазах, в них блестит разум, злой, мстительный. Среди мертвецов я узнал того воина, чью грудь протоптал ногой. В голове пронеслось, а вдруг это я разгневал мертвых неуважением.

— Извините, — произнес я неуверенно, но таким басом что вздрогнули иголки на крохотной сосенке. — Я не хотел, вас тревожить...

Слова прозвучали глупо и наивно, я сам ощутил. Ни один мертвый не обратил внимания на мое раскаянье.

Возле Грока на земле тускло поблескивал наточенный топор. Я проворно подхватил оружие с земли. В груди сразу стало спокойней, как только пальцы сомкнулись на шершавом топорище. Мускулы на обеих руках вздулись крупными буграми, топор приятно оттягивал ладони. Я зарычал, дико, как зверь и бросился вперед, на врагов.

Первым ударом снес крохотную сосенку, и разрубил напополам уродливого трупа, что повис на ней как пьяница на фонаре. На землю пролилась гнилая кровь, в нос ударил трупный смрад, и... я побледнел от ужаса, увидев, как разрубленный поднимается на ноги, из разбитой головы, вываливается сколькое серое, сизые внутренности как змеи извиваются в грязи под ногами.

Я человек спокойный, и в драку стараюсь не лезть, не люблю драться. Тем более неактуально кулаками в нашу эру компромиссов. В школе я тузился только из-за женщин, то чтоб себя показать, а другой раз заступился за одноклассницу, на свою голову. Но сейчас я шагал на оживших мертвецов с одним желанием — изрубить в клочки. Даже не знаю, откуда взялось столько ярости.

Зубы сжал с такой силой, что заломило в висках, сердце билось в груди яростно, широкие пластины мускулов вздрагивали, горячая кровь вливалась в тело, я ощутил, как руки охватывает жар.

Я хотел ударить наотмашь, вскинул топор над головой, но руки двинулись сами, против воли, багровое сияние побежало змейками из пальцев по древку, лезвие вспыхнуло яростным багровым огнем войны. Тяжелое лезвие со страшным ревом рассекло воздух, за топором тянулся огненный шлейф, как за факелом. Горло мертвеца лопнуло с глухим треском, обломки зубов и смрадная плоть полетели мне в лицо, обезглавленное тело упало на землю как мешок с картошкой, и теперь лежало без движения.

Мертвецы, кажется, поняли, что за оружие в моих руках, один из них, зобно щелкнул зубами, окровавленная рука потянулась ко мне, в надежде схватить, сорвать живую плоть с костей. Мои руки дрожали от напряжения, топор казался тяжелым как наковальня, я зарычал от напряжения, думал что не удержу, но справился, замахнулся снова.

Лезвие рассекло тьму яростно, быстро, багровое пламя осветило изуродованные лица, среди них узнал и женщину, что видел утром в сожженном селении. Треснуло, затрещало, воздух взлетели отрубленные руки и головы, не меньше пяти тел шлепнулось на землю. Остальные попятились, но я уже вошел в раж. Рубил одного за другим, пока багровая пелена не спала с глаз. Сильная боль в руках отрезвляла, я стоял и смотрел на почерневшие от ожогов ладони, земля вокруг меня устлана изрубленными телами, раны на трупах черные, с опаленными краями, словно рубил раскаленным клинком. Сверху прогремел гулкий голос Газрога:

— Что тут происходит, Дэлгор?

Я развернулся, взглянул в его глаза полные беспокойства и непонимания.

— Не знаю, вождь, — произнес я усталым тоном, а потом мир перед глазами завертелся, небо убежало в сторону, я ощутил, как ноги подгибаются, а земля стремительно приближается к лицу, последнее что я увидел — лежащий среди веток, залитый кровью топор.

Некоторое время я снова плавал во мраке, тьма подступала ко мне волнами, будто я упал в безграничный темный океан, где не могу отличить себя, от окружающего мира. Внезапно из далека донесся голос:

— Он снова спас нас, Газрог! Мы не можем его бросить, он еще жив. Черная лапа никогда не бросала своих.

— Не бросала, — ответил Газрог мрачно. — И не бросит, но он умрет... Умертвия могли заразить его.

Я приоткрыл глаза, передо мной появилась плечистая фигура Грока. Взгляд его был полон осуждения:

— Я понесу его на плечах, вождь. И буду нести пока дышит!

Газрог тяжело вздохнул, лоб покрылся глубокими складками, глаза заблестели странно, мне показалось вождь состарился на двадцать лет:

— Хорошо. Подождем, пока придет в себя. Мы у него в долгу. Но не долго, нам нельзя задерживаться, враг идет по следу.

Я едва не пустил слезу от радости, никто и никогда так обо мне не заботился, кроме матери. Когда я схватил воспаление легких, и меня запроторили в областную, она от меня не отходила ни на минуту. Вот и Грок, точно как мать, только громадный как бык, и клыки с палец длинной.

— Спасибо, — прошептал я хрипло.

Грок радостно стукнул меня в плечо, так что рука занемело, а в локте стрельнуло.

— А-а хитрец! Точно сын шамана. Он тут лежит и слушает, а мы души выворачиваем!

Газрог недовольно хмыкнул, на меня смотрел по-отечески строго:

— Откуда их столько взялось, Дэлгор? И почему нас не разбудил? Мы ценим твою храбрость, ты достойный воин, но умертвия могли убить тебя. Даже Грока могли убить, а он мастер топора...

Я приподнялся на локтях, опалая хвоя больно впилась в кожу, но я не обращал внимания, взгляд торопливо пробежался по изрубленным телам. Забрызганные темной кровью конечности и головы устилали землю, земля покрылась сизыми внутренностями и смрадной жижей. Я оглянулся на Газрога, волосы у меня на затылке поднялись, кожа покрылась пупырышками. Нахлынул запоздалый страх. Руки вмиг стали влажными, затряслись. Все тело вздрагивало, будто только что вылез из проруби.

Грок смотрел на меня внимательно, с прищуром, а я судорожно мял ладони, что стали влажными и холодными. Неужели их всех изрубил я? Я ведь и драться то не умею... И драться не люблю, даже ненавижу. Одно дело в игре кулаками махать, а другое вот так... В наше время такого нет, наоборот стараешься со всеми дружить, даже если они тебе не нравятся, жмешь руки, улыбаешься. Да и мертвые не разгуливают по улицам, это уже совсем сумасшествие. Главное никому из друзей не говорить, а то можно в желтый дом загреметь.

В голове пронеслось, а каким друзьям ты расскажешь? Ты даже не знаешь где ты..., и зачем... Я громко со свистом выдохнул воздух, посмотрел на Грока вопросительно. Он сказал весело:

— Не знаю, как ты одолел их. Но это подвиг достойный настоящего воина.

Газрог, все так же задумчиво оглядел меня, хлопнул по здоровому плечу.

— И все-таки как ты их всех?

— Не знаю, — пожал я плечами, — Какая то сила есть во мне. Но я не знаю откуда взялась.

— Точно берсерк — пробасил Валк. — Эти северяне, они все берсерки!

Газрог переглянулся с Гроком. Потом оба уставились на меня вопросительно. Я непонимающе развел руками:

— Не знаю я... Я звал вас, но вы не просыпались, лежите как мертвые. Я и решил что погибли, меня злость взяла и тогда руки вдруг потяжелели, и багровый огонь...

Газрог окинул меня хмурым взглядом, произнес как всегда строго:

— Морок наслали. Черный рыцарь, его рук дело. Но в бой с нами не вступит. Людей у него нет, только эти остались...

Газрог ткнул пальцем в рассеченное тело оркского воина, я торопливо отвернулся, и так желудок к горлу подпирает. Пока я отводил глаза, Грок откуда-то вытащил громадный топор, похожий на тот, что у него, но рукоять длинней на пол локтя, так что топор похож на страшную, с громадным лезвием алебарду. Я не сразу понял зачем тычет топорищем мне в грудь.

— Да бери же! — пророкотал он басом, — мой старый топор, древко правда я тебе новое вытесал, а лезвие мое!

— Бери, это хорошее оружие. Ты заслужил — подбодрил Валк. — Тяжеловат, как по мне, но для берсерка в самый раз.

Все дружно рассмеялись, даже Газрог улыбнулся, черные губы на мгновение растянулись в улыбке, в лучах утреннего солнца блеснули кривые крупные зубы.

— Победа или смерть! — сказал он грозно. — Достойный клич, достойно воина. Носи оружие честью, Дэлгор. Отныне ты уважаемый воин нашего клана.

Все с суровыми лицами наблюдали, как я неловко перебрасываю тяжелый топор из руки в руку. Тяжелый обух едва не врезал мне по лбу, когда я попытался вертеть топорище в ладонях. Наконец я перестал смущаться, поднял оружие над головой, яркие лучи солнца вспыхнули на режущей кромке, радостный блеск стали резанул по глазам и я зажмурился.

— Спасибо, братья, — произнес я смущенно. — Это честь...для меня...

Грок положил мозолистые ладони мне на плечи, и хотя потряс легонько, по-дружески, я ощутил, как ступни погружаются в мягкую землю. В глазах Грока блестели радостные искорки, он произнес:

— Ты не устаешь удивлять нас, Дэлгор!

Я не знал что ответить, ощутил как к лицу снова бежит волна жара, щеки вспыхивают.

После короткого завтрака жестким вяленым мясом и водой мы быстрым шагом стали пробираться сквозь заросли кустов. Старались ломать как можно меньше, чтобы не оставлять следов, но част попадались непроходимые стены кустарников, и приходилось пускать в ход тяжелые топоры. Газрог все время оглядывался через плечо, каменное лицо вождя было совсем мрачным.

— Черный чего-то боится, — проворчал он. — Но чего?

Я спросил осторожно:

— Может, хочет узнать куда мы идем? Следит?

Грок хмыкнул:

— А то он не знает! Нет тут другое... В тебе дело наверное.

— А я при чем? — не понял я.

— Ты ему интересен, — произнес Газрог таким тоном, что у меня внутри все сжалось в холодный узел. — Он что-то чует, или знает. Ордену плевать, для них мы все на одно лицо, а этот видать заметил что ты на такой как все... Или почуял, они колдуны чувствительные гады.

Он тяжело вздохнул и умолк, взгляд снова стал отрешенным, мрачным. Я понял что разговора не выйдет, некоторое время бежал вслед за Гроком молча, прикидывал чем могу заинтересовать черного колдуна. Холодок страха медленно проникал ко мне в грудь, волосы по всему телу вставали дыбом, даже мускулы под кожей задергались, проступили рельефные бугорки. Когда от сердца отлегло, я поравнялся с Гроком, спросил осторожно:

— А как становятся черными рыцарями? Почему нельзя с ними договорится?

Мне как современному человеку все-таки ближе дипломатия, чем огнем и мечем...

— Они наши враги, — ответил Грок коротко.

— Ну вражда ведь растет откуда то? — допытывался я. Грок, недовольно рыкнул, но ответил:

— Не спрашивай меня. Я не вождь...

— Понял, — ответил я покорно и замедлил бег, чтобы оказаться в хвосте отряда. — Мне интересно просто....

— Я понимаю, ты еще молод. Но некоторые вещи надо понимать самому.

— Я постараюсь, — буркнул я.

— Но ты молодец, столько умертвий изрубил в одиночку.

— Не мог же я вас бросить — ответил я, и сам удивился словам. Ведь раньше бы сбежал... Я ведь когда вечером с универа возвращаюсь, то даже при виде прохожих что повыше да плечистей, вздрагиваю. — Вот только пришлось без спросу твой топор взять.

— Не страшно, — отмахнулся Грок, его тонкие губы растянулись в улыбке, — для хорошего дела не жалко.

Глава 7

Вечером, не смотря на возражения Чарга Газрог велел мне выкопать яму, где собирались развести костер. Грок проворно натаскал хворосту и дров, а я принялся складывать его домиком. Еще помню как надо, однажды дед показал. Я все схватываю на лету, правда так же на лету и выбрасываю многое, по-ненадобности. Но память у меня хорошая.

Как только солнце спряталось за горами, воздух похолодел, по темным скалистым склонам в лес начал сбегать туман. Сырой и холодный воздух быстро добрался до нашего лагеря, обнаженная кожа покрылась пупырышками, на торчащих волосках стали оседать мелкие капельки.

— Быстрей, — проревел Газрог. — Дрова отсыреют, потом год кремнями стучать будете.

— Давай мне, — буркнул Чарг недовольно. Он все еще осуждающе поглядывал на яму для костра.

Я с любопытством школьника разглядывал как раскладывает на земле сухой мох, сверху насыпал целую пригоршню сухих сосновых иголок и только тогда достал из-за пояса два увесистых камня. Я сразу догадался, сейчас будет бить друг о друга, высекать искры. Как бы сейчас пригодилась зажигалка, или спички. Но у меня даже карманов нет...

И верно, Чарг размахнулся, камешки столкнулись с сухим треском, как орехи. Чарг наносил удары проворно, я едва успевал двигать глазами, вскоре между камнями, стали проскакивать искорки, как между клеммами батарейки. Из-под сухой хвои побежал вверх тоненький, как нитка, дымок. Грок набрал полную грудь воздуха, но дул тихо и трепетно, будто собирался поцеловать. Когда дымок стал молочным, уже толщиной с палец, под ним весело затрещала хвоя.

Грок подложил щепочек и теперь дул, раздувал щеки как трубач, из джаз-ансамбля.

— Готово — сказал он с достоинством, когда оранжевые языки стали облизывать тонкие ветки, — но не бросайте хвою и сырое, дым нам не нужен.

— Спасибо, — сказал я радостно. — Теперь можно будет зажарить тех кроликов, что ты поймал днем.

Пока Грок с Валком сдирали шкуру с пойманных зверьков, я отправился на поиски ручья. Сам вызвался, не хотелось мне животное мучить, пусть и мертвое. Одно дело в супермаркете взять филе, что и на животное уже не похоже, а совсем другое свежевать пушистого, с лапами, и глаза смотрят как-то обвиняющее...

Я обошел окрестности, лазил на животе между колючими кустарниками, но ручья так и не нашел. Правда, когда уже отчаялся, и исколол весь живот и руки, до меня донеслось тихое журчание. Звук шел снизу. Я торопливо сбежал по песчаному склону холма, ноги по колени вгрузали в мягкий сырой песок. Там, на дне оврага из-под плоского камня, вытекал прямо под ноги тоненький ручеек.

Когда я вернулся назад в лагерь, весь укрытый колючками и репейником, но с широкой, до самых ушей улыбкой, все без слов поняли что нашел воду.

Грок подмигнул мне весело, протянул нанизанное на нож сочное мясо. Я взял пальцами, горячий жир и липкий сок струйками побежали вниз, до самых локтей, больно жгли кожу. Но я не отпустил, перебросил из ладони в ладонь и кода пар перестал подыматься клубами, закинул в рот.

Кролик показался мне самым вкусным из всего, что ел в жизни, дни на воде и вяленом мясе здорово разбудили мои вкусовые рецепторы. И хотя там, в Москве, мясо я ел редко и без охоты, тут понимаю что необходимо. Без мяса человек быстро теряет звериность, а без нее в диком мире не выжить. Вегетарианцев хищники съедают. Хотя дольше всего все равно живут черепахи, и вороны с попугаями. Первые потому что не спешат, а вторые, потому что мозг развитый, и едят все. На черепаху я не похож, скорее попугай, если учесть, что болтать люблю...

По словам Газрога, мы двигаемся на запад, через лес Клыка. По эту сторону Драконьего хребта — земли орков. Множество племен населяют земли от холодного и сурового севера, до знойного юга. Степь всегда принадлежала Черной лапе, а леса — Клыкам и Снежному Волку. Но поводыри волков ушли на север, после войны с орденом, и теперь их стан затерялся где-то на высокогорьях Драконьего Хребта. Поэтому леса пустуют, я и сам заметил как редко встречаем деревни и селения. Даже лагеря и затушенные костры редкость. О том, зачем идем к Хребту, Газрог как всегда умолчал. Сказа лишь, что должны обязательно настигнуть Трогла, иначе весь наш поход станет бессмыслицей.

Поутру, еще до того как первые алые лучи прорезали тьму, Чарг разбудил всех, и мы спешно ушли из лагеря. Лишь на минутку остановились, чтобы помолится всевидящему оку богов, что согревает землю и проливает животворящий свет. Я уже привык к утреннему ритуалу и выполнял его хоть и без энтузиазма, но без ошибок.

Несколько раз видели свежие могилы. Рыхлую землю покрывали молодые ветви деревьев, а во главе громоздились пирамидки камней. Чарг пару раз обошел захоронения по кругу, я видел как его острые глаза внимательно ощупывают каждую песчинку и камешек. Ноздри жадно втягивали воздух.

— Ни следа, — сказал Чарг с досадой. — Ничего...

— Значит, Трогл был здесь. Он мастер заметать следы, — подбодрил Грок.

Валк буркнул:

— Откуда знаешь, если нет следа? Может мы забрели в ловушку...

Грок омрачился, сдвинул брови, мне стало жалко старого воина, за него ответил Газрог:

— Грок прав. Трогл оставил нам знаки на ритуальных камнях.

Грок и Чарг промолчали, Валк спросил любознательно:

— А что за знаки, можно взглянуть, вождь?

— Нет, нельзя, — рыкнул Газрог. — Это только шаману знать положено, да мне, как старшему в племени.

Я не выдержал, и все-таки спросил:

— Но что там, за горами? Мы найдем шамана, а дальше куда? Мы ведь не можем полагаться на судьбу.

Хотел еще добавить, что глупо замалчивать, и что хотелось бы обсудить планы на будущее, но вовремя вспомнил, что я не в третьем тысячелетии, а в диком лесу, а вокруг меня громадные мускулистые с острыми как у зверей клыками...

Газрог хмыкнул, на меня посмотрел так холодно, что я вздрогнул.

— На севере, за хребтом, лежат прекрасные земли. Орден не знает о них. Там когда-то обитали наши предки, но войны с кентаврами вынудили их уйти сюда, в степь. Там, среди прекрасных и плодородных долин мы сможем поселиться. Реки там полны рыбы, как твоя голова волос, а леса заполнены разной птицей и зверьем. В длину ведет узкий и опасный проход, войску там не пройти. К тому же надо иметь ключ.

Мне сразу подумалось что хорошо бы в таком месте поставить крепость, даже примитивную, тогда ее сможет удерживать и горстка воинов против громадной армии. Так делали известные всем спартанцы с Леонидом во главе. Да и не только они..., примеров тысячи. Ни одно войско не сможет подобраться на выстрел катапульты, а камней в горах — слава богу!

— Нашему клану нужна свежая кровь, и женщины чтобы восстановить былую мощь. Только там мы сможем встать на ноги, — прибавил Газрог печально. — Ты услышал что хотел, Дэлгор?

Все опустили к земле помрачневшие взгляды, умолкли. Мне даже стало досадно за свое любопытство, ведь не дурак понимаю, что потеряли родных и близких. Жен, родителей, детей...

От могил мы развернулись обратно в том направлении, в котором шли, а потом спустились в глубокий овраг, и до самого вечера шагали по холодному и сырому песку. Растительности здесь не было, даже мелкий травки, или кустиков. Крутой правый склон возвышался над головой почти на сто метров. Отвесной как стена, он все время вынуждал меня задрать голову и смотреть, не оползает ли песок. Я содрогался от мысли, что песчаная лавина может обрушиться нам на голову и похоронить живьем.

Когда я в очередной раз поднял глаза к небу, так делал что бы не поняли что искоса гляжу на склоны, Газрог, приглушив голос почти до шепота, сказал мне:

— Газрог родом из тех мест, его отец вырос по ту сторону Драконьего хребта. Не так как мы, из степей...

Глаза его смотрели на меня внимательно, в них я уловил хитроватый блеск. Я проворно кивнул, из вежливости, ведь на самом деле не понял о чем говорит. Грок с изумлением покачал головой. Потом видно уловил в моем взгляде, а может сделал поправку на то что "северянин".

— Когда-то там, под воду ушли древние города нашего народа. Газрог из того древнего рода... И зуб тоже реликвия тех времен.

— А куда пропали города, почему утонули? — спросил я тихим голосом. И зачем нам туда?

— Так тут же верная смерть, — хмыкнул Грок, — а чего утопли не знаю. Колдовство наверное, или богов разгневали.

Я вздохнул тяжело, и произнес просяще:

— Грок, в моей клане Сынов Славы историю учили плохо. Я почти ничего не знаю об этих землях. Но схватываю на лету, как та собака. Меня все учителя всегда хвалили за это...

Он едва не пырхнул со смеху, но накрыл рот ладонью чтобы не привлекать внимания, хотя и так не слышно. Мы уже изрядно отстали от остальных, до Валка с Чаргом не меньше двадцати метров, а спина вождя, мокрая от пота поблескивает гораздо дальше.

— Черные рыцари, посланники сил Тьмы, Дэлгор. Все тебе надо объяснять, как малому. Сейчас их властелин, король Харнавора, Пранланда, а теперь и Робары, выдвинул свои войска против свободных племен... Плохо это закончится для нас. Для всех нас, а не только Черной лапы. Мы то может успеем укрыться в горах, а другие? Ты видел, что случилось с Клыками. Снежные Волки, известные своим мастерством приручения зверя, ушли с земли предков еще прошлой зимой... Из тебя выйдет хороши воин, надо тебя понатаскать работе с топором. Нам пригодится умелый рубака. То что берсерк, хорошо, но раз на раз не приходится.

Я удивился перемене разговора, в уме уже реяли штандарты черных рыцарей, под ними сонмы инквизиторов и экзекуторов, а тут про меня. Хотел было возразить, мол, я человек цивилизованный и кулаками, а тем более секирой, ни-ни. Что вынудили, и все-такое... Но кода взглянул в честное искреннее лицо старого воина, мои доводы растворились как утренний туман. Я торопливо кивнул, сказал твердо:

— Буду рад, если обучишь.

— На привале начнем! — произнес Грок весело и по обыкновению треснул ладонью по плечу, так что я едва не свалился с ног.

К вечеру, когда от усталости начали подгибаться ноги, мы подошли к краю обрыва. Тут с вершины пологого холма стали видны как на ладони все земли до подножия гор. Лес темнел темно-зеленым ковром, вдалеке голубой лентой извивается неглубокая речка, а в сизой дымке до самых облаков поднимаются громадные горы, вершины сверкают алым, как раскаленный металл в горне..., это снежные шапки блестят в лучах заката. Я не сразу понял, что красный диск у подножия гор на самом деле озеро. Багровое сияние показалось мне лавой.

— У реки, — сказал Газрог, — Трогл ждет нас там. К счастью, черный рыцарь прошел мимо. Чарг кивнул.

— Они отстали от нас. В этих краях мы хозяева.

— Мы гости, — возразил вождь. — Но гости желанные. А они — свора бешеных псов...

Мы спустились по пологому склону вниз к руслу реки, тут земля стала каменистой и жесткой. Часто попадались острые камешки, что больно впивались в ступни колючими боками. Через несколько часов мы вышли к плоскому холму, подмытому могучим потоком реки. Холм нависал над водой похожий на шляпку гигантского гриба.

Газрог предупредил, чтобы держали руки на оружии, так как враг может устроить засаду. Даже среди чащи, черный рыцарь мог отыскать нас, напустить морок, и затем напасть, как раз когда меньше всего ждем.

Хмурые Грок и Газрог шагали спина к спине, острая сталь топоров угрожающе поблескивала в лучах заката, и мне казалось что по острым как лезвие кромках уже стекают алые капли.

Газрог прав, подумал я невесело. Самое сложное всегда перед финишем, если рыцарь и ударит — то здесь. Но Грок говорил что колдун может знать кто я такой, а ведь так хочется отыскать людей, что знают, как я сюда из Москвы, прямо из ванной... А еще желательно бы билетик обратно. Даже с Алкой помирюсь, и в магазин ее свожу обувной на распродажу...

Возле холма мы заметили сырую землю, а на ней такая же пирамидка из камней, как та что видели на могилах, судя по всему ее сложил тот же человек, или орк.

— Это знак, — сказал Газрог радостно, — Трогл поблизости. Мы можем подождать его здесь, но безопасней будет уйти дальше, к горам. Верно?

— Да, — подтвердил Грок. — Там безопасней.

— Там... — сказал Чарг. Он коротко взглянул на вождя, затем скосил глаза в мою сторону, мне показалось, что обращается и ко мне. — Там! Я видел как наш охотник торопливо и шумно втянул ноздрями воздух. — Не черный рыцарь, и не животное...

Тихо зашелестело аз спиной, я развернулся на звук и замер от удивления с разинутым ртом. Прямо пере до мной, из песчинок и листвы собиралось большое и круглое. Листья налипали друг на друга, ветер игриво подбрасывал их вверх, где они принимали очертания человеческого тела. Вот уже проступили голова и широкие плечи. Я не успел окликнуть остальных, как сущесто произнесло:

— Рад видеть вас, друзья...

— Трогл! — рыкнул Грок, — узнаю голос старого хитреца!

Теперь уже все смотрели на гору из листьев, что плавно обретала очертания широкоплечего старика, с длинными, до самого пояса седыми косами. Борода старика тоже заплетена в косички, похожи на те, что носят африканцы на головах, а темная, цвета древесной коры кожа вся покрыта складками и морщинами. Трогл напоминал старое дерево, что за века, научилось ходить и разговаривать. Глосс у шамана скрипучий и громкий, такими и представлял себе деревьев-людоедов. Особенно если вспомнить что Клык не брезгуют человечиной. Я на мгновение порадовался что не выгляжу сейчас как прежде, а такой же зеленый и плечистый как все.

Трогл поднял вверх ладонь, листья перестали вращаться в колдовском танце и послушно осыпались к его босым ногам. Глубоко посаженные глаза казались зажженными в горшке огоньками, шаман смотрел на меня вопросительно. На мгновение глаза расширились, донеслось задумчивое ворчание, но тут же выражение лица смягчилось, он сказал скрипучим голосом:

— Этого молодого раньше не видел... Я и сейчас не вижу...

— Это наш новый брат, Дэлгор. Он спас нам жизнь уже дважды. Теперь мы браться по крови! — ответил за меня Грок.

Газрог медленно кивнул, но я заметил, как массивные брови еще больше сдвинулись на переносицу. Знать бы еще о чем думает...

Солнце окончательно закатилось за горы, последние лучи вспыхнули на заснеженных вершинах, теперь там где висел раскаленный диск, разлилось слабое розовое зарево. Облака потемнели, напитались тьмой, лишь снизу серебристые бока еще пылают багрянцем. Но небо вокруг угрюмое, темное, без единой звездочки.

Я смотрел на остатки солнечного света, на глубокие, окутанные туманом исполинские рвы у подножия гор. Складывалось впечатление что прорыли специально бульдозером, или громадный змей полз по каменистой земле и оставил после себя вековой след. Топоры и влажные от пота лица светились при лунном свете, бледное светило время от времени пробивалось сквозь толстую стену облаков. Мы отошли вслед за шаманом к приземистым соснам, что жались друг к другу как испуганные дети.

Длинные руки Трогла держали, тяжелый черный посох, с навершием в виде козлиного черепа. Отполированная кость тускло горела зеленоватым колдовским огнем, от которого у меня по спине пообедал холодок. Мы стали лагерем прямо у края обрыва, чуть дальше тянулся гладкий, словно желоб, ров, меня все мучили догадки, кто или что могло прорыть такое в камне?

Пока я разглядывал горы и задумчиво чесал подбородок, все расселись на земле кружком. Лишь когда раздался гулкий бас Газрога, я развернулся лицом к отряду.

— Мудрый Трогл, мы проделали весь этот трудный пусть лишь для того чтобы спросить совета, — произнес вождь с уважением, — мы...

— Говори прямо, — перебил Трогл, его широкие ладони, с длинными костистыми пальцами коснулись лба и потом сердца. — Я знал тебя еще мальчишкой, нет нужды говорить лишнее.

— Как скажешь, — кивнул Газрог. Его хмурое и всегда сосредоточенное лицо разгладилось, в глазах затрепетала влага — Наше племя вырезали собаки из ордена..., земли заняли бароны с войсками. Теперь в степи возводят каменные крепости... Скоро враг захватит и лес Клыков. Я хочу узнать, какая сила сокрыта в зубе Посейдона, и поможет ли он нам попасть в Каларог, землю наших предков?

— Каларог... — сказал Трогл тяжело. Он повернул голову в мою сторону, я заерзал, острые глаза впивались в меня как ножи, хотелось спрятаться, или хотя бы отвернуться.

— Ты ведь думаешь что там тебя ждут реки полные эля и усыпанная золотом земля? Если бы так.... На самом деле Каларог обитаем..., я бы даже сказал — чересчур. Но уже не нашим народом, и даже не людьми... Выглядят то как люди, но на самом деле внутри них чернота.

— Чернота? — спросил Валк дрожащим голосом, — не та ли что пришла из Темных врат?

— Чернота и холод, — прошептал Трогл зловеще. Длинный как палка палец уткнулся мне в грудь, я дернулся, будто ударили током. — Он знает, внутри него тоже чернота...

Газрог снова насупился, произнес строго:

— Значит мы не можем взять Дэлгора с собой, останется здесь. Как нам пройти через перевал? Какой ключ нам нужен?

Что ответил шаман я уже не слышал, внутри все похолодело, в ушах молотом стучала кровь, мир перед глазами стал расплываться и таять, как ледяная скульптура на солнце. Горы превратились в потоки серого, чернота неба опускалась вниз подобно прессу. Я прижался грудью к земле, в надежде спрятаться от страшного давления. В ос мне ударил запах сырости и плесени. Так еще пахну грибы... Сердце испугано вздрагивало, а в голове немой вопрос: Неужели бросят, ведь погибну...

Грок плеснул мне в лицо водой, стало немного легче, перед глазами перестало вращаться. Я произнес слабым голосом:

— Что со мной?

— В тебе другая тьма, не та..., — буркнул Трогл недовольным старческим голосом. Я уловил в нем нотки разочарования, как у ребенка что потерял любимую игрушку.

— С ним или без него, в Каларог вы не попадете. Не в нем дело, всякий, кто уходит за перевал, с войском или в одиночку, больше не возвращается. Теперь там так же как и на выжженных землях что у Темных врат.

Взгляд старого шамана стал холодным, голос зловещим и скрипучим:

— Я был там... от великой воды и до самого горизонта тянутся руины великих городов и замков, земля там услана костями, а сами города и крепости медленно превращаются в пыль... За ними не был даже я. Там — Тьма. Мой дух уткнулся в непроходимую стену мрака...

— А что там, за ней? — спросил Газрог и тяжело вздохнул. — В Калароге тоже такое зло?

Слабый ветерок развевал седые косы старого орка, иссечено морщинами лицо осунулось, а в глазах возникла такая печаль и тяжесть, что у меня самого на душе стало пакостливо и горько, будто раздерли внутри все когтями. Трогл покачал головой, сказал негромко:

— Этого не знает никто, — сказал он горько. — А те кто знали — мертв... Великие государства людей, Млевер, Альгаланд дрогнули под могучей стопой тьмы... Теперь ничего не сдерживает зло. Следом за ними пал и Гратч, Великие племена раскололись и ушли на восток. Мы между молотом и наковальней, теперь только мы да еще Орден стоим на пути Тьмы. Но недолог час, когда враги сомкнут челюсти на нашем горле...

— А почему племена не соберутся назад? Что им мешает? — сорвалось у меня с языка.

Газрог посмотрел на меня, как на умалишенного, Грок лишь покачал головой: что возьмешь с северянина, глупый как пень.

— Почему не соберутся? А потому, юный Александр, что Тьма коснулась многих из наших вождей. Десятилетия войны с Альгаландом и Орденом истощили всех, а те, кто выжил теперь погибают от человеческих рук.... Никому нет дела, хорошо что не все племена враждуют между собой. Королевства людей сейчас окрепли настолько, что считают себя готовыми к войне и с нами, и с Тьмой.

Грок кивнул, а Газрог опустил глаза к земле и замер, словно заметил там змею. В лицо мне подул свежий прохладный ветер, с гор несло морозный воздух, от которого вся кожа вмиг покрылась крупными пупырышками. Только сейчас я наконец до глубины души прочувствовал что все не сон. Что вкруг все реальное, и страшные горы, похожие на самый настоящий хребет дракона, и жесткая земля под ногами. И это тело, громадное мускулистое.

Но я не тревожился, вокруг знакомый мир, средневековье. Ведь еще в детстве мечтал побродить по замкам, вместе с крестоносцами нестись по пустыне к Иерусалиму, или напару с Робином Гудом ловить богачей в Шервудских лесах. Я уже молчу про сотни игр, ролевых, стрелялок, и стратегий, в которые переиграл. Был я и полководцем, и вором и наемным убийцей, и храбрым Конаном, и длинноухим эльфом... Так что средневековье для человека современного почти второй дом. Может потому, и чувствую себя как рыба в воде, даже и не дергаюсь особо.

Взгляд мой невольно снова упал на Трогла, на лице шамана застыло задумчивое выражение, глаза оживленно поблескивали, и то и дело косились на меня. По спине вновь пробежал холодок, я даже напрягся, мышцы стали каменные. Все так и молчали, не зная, что делать. У всех во взгляде печаль, и болезненный блеск... Я ощутил, как прямо над нами зависло облако безысходности, черное, темнее ночи.

— А зуб Посейдона, с ним что? — спросил я жарко. — Может он как-то поможет?

— Нет от него пользы, проклятая вещь! — голос шамана прозвучал грозно и яростно, как раскат грома. — Вся его ценность в том что не отдали врагу!

— Так может мы его сами используем, во благо? — спросил я. Шаман наклонился ко мне, необычайно живые для старика глаза прошлись по моему лицу, я ощутил как острый взгляд проникает сквозь кожу внутрь, сердце испугано сжалось, когда внутри зашевелились холодные ниточки.

— В тебе нет зла, но почему внутри тебя я вижу нечто... напоминающее мне тьму?

— Не знаю, — сказал я встревожено. — И откуда знаете мое имя?

— Я много знаю, таким создали меня стихии. Мое предназначение, знать и передавать знания. И похоже я нашел нового ученика...

— Ученика? — переспросил я. — Это кого? И чему вы учите?

— А я говорил, что есть в нем что-то шаманское, — буркнул Грок. Газрог одернул его за руку, жестом дал понять чтобы не вмешивался.

— Я уже учился в школе, вот в универе тоже учился..., я не большой поклонник учебы, мягко говоря. Сейчас в интернете столько инфы, только бери и обучайся. Зачем нужен еще какой то учитель? — пробормотал я.

Трогл посмотрел сочувствующе, так смотрят матерые псы на щенят, что уже вымахали размером с взрослого, а внутри такие же неуклюжие и глупые. В желтых, как у кота, глазах шамана были теплота и участие.

— Ты не из нашего мира... Ты как и мы когда-то, пришел через Темные врата. Тьма тоже пришла сквозь них. Потому и зовем темными. Там, откуда ты пришел, привыкли видеть только следствие, жить в следствиях..., а важны причины. Зло есть в каждом, но важно понимать, что есть зло..., и что бороться с ним надо и снаружи и внутри. Топором можно колоть дрова, а можно головы...

— Ну это понимаю, без учений, — возразил я.

— Не перебивай. Зло несет разрушение. Мы тоже разрушаем, зло есть и в нас... Ведь едим животных, проливаем кровь, даже растения и те живые! Но важно, что мы несем миру. Важно как его изменим, и станет от после наших действий лучше, или хуже. Или не заметит вовсе, что мы были? Я уже стар для новой войны... Я для всего стар.

Что-то внутри меня не соглашалось, ну почему вот нельзя уйти в другое место, где спокойно? Обязательно лезть в горы в этот Кала.., как его там?

Я спросил осторожно:

— А почему бы не уйти в другие земли?

— Нам некуда отступать, — сказал он устало, — Нам еще, неслыханно повезло, что Зло, постоянно грызет себя за хвост. Иначе давно бы перегрызло всех нас.

Я кивнул, понимал, что, если враги взяли в кольцо, а между племенами нет единства, и каждый поглядывает на соседей волком, то сбежать удастся единицам.

— А потом Орден и Тьма схлестнутся? — спросил я.

— Нет, — ответил шаман горько. — Многие бароны и рыцари уже встали на сторону Тьмы, они режут и убивают тысячами, проводят страшные казни и жертвоприношения. Зло поселилось в их сердцах. Королевства, захваченные Тьмой тоже заселены, людьми, и другим расами, что приняли их мир и закон...

Он вяло покачал головой, усталость виделась в каждом жесте.

— И что теперь? — спросил я настойчиво. — Нельзя же смиренно ждать смерти?

Шаман сказал мертвым голосом:

— Зло теперь очень сильно, каждый день его воины захватывают все новые земли, оно выводит из многочисленных врат все новую нечисть, с ним порождения подземелий, твари из глубин, с ним черная магия и полчища колдунов, а у нас... У нас, есть лишь надежда на лучшее, вера в то, что правы, и любовь к жизни.

— И топоры, что рубят любую их сталь! — рыкнул Грок. — Не все так плохо! Вас шаманов послушай, захочется могилу вырыть и лечь в нее смирно... А я пока сердце бьется, буду дробить им черепа, и пускай Злу не спиться спокойно, пока Грок и его братья топчут землю!

Глава 8

К утру злой ветер разбросал облака по краям неба, теперь на лазурной глади остались лишь их блеклые обрывки. Вершины горного хребта, что возвышаются прямо над нами, заблистали грозно, как поднятые копья. Солнце зависло прямо над снежными шапками, я видел множество золотых песчинок, рассыпанных по белизне, словно там наверху кто-то рассыпал целый сундук с драгоценностями.

Газрог молча встал на колени, и поклонился светилу, могучие руки поднялись к небу. Мрачное лицо сейчас просветлело, на губах замерла легкая улбыка.

— Каларог, — обронил он коротко. — светлая земля предков... твой сын возвратится домой.

— Значит мы все таки пойдем? — проронил я.

— Да, хотя Трогл считает, что там теперь обитель мрака и зла. И что мы погибнем.

Грок буркнул:

— Шаманы хитры..., даже нашему нельзя было верить до конца. А Клыку... О тьме и зле он складно брешет, но не вспоминает что его племя первым испило крови демонов, чтобы получить силу, а затем стало есть людей...

— Да, — ответил Газрог, — все верно...

Я предположил:

— А что, Трогл нас покинул? Я думал он пойдет с нами.

Грок отмахнулся.

— Может тьма пообещала Клыкам защиту, за то, что предадут нас. Сегодня утром, еще до рассвета он ушел. Чарг всю ночь приглядывал, но так и не заметил, как старый плут исчез.

Горы казались прямо перед нами, потянись рукой и ухватишься за верхушки. Но мы шли целый день, а они так и не приблизились, на привал пришлось остановиться задолго до захода солнца: ноги у всех гудели от усталости. Даже выносливый как бык Газрог уселся на землю, и теперь с недовольным лицом трет уставшие ступни ладонями.

Место, для отдыха выбрали между трех громадных валунов, отсюда можно легко отбиваться даже от целой орды. Подступить можно только с юга. Даже сверху не подлететь всякой нечисти, там нависает похожая на шапку скала.

Чарг еще до того как мы выкопали костровую яму, облазил окрестности и поймал в петлю молодого кабанчика, а затем ухитрился точным броском ножа сбить на лету еще и двух диких гусей.

Мы с Гроком развели костер, в этот раз бить камешками выпало мне, и я с ослиным упорством лупил кремнями друг о друга, пока наконец не стали вылетать крохотные искорки. Воздух с гор шел сырой и холодный, мох быстро напитался влагой и не хотел загораться. Пришлось изрядно повозится пока появился тоненький, как паутинка дымок.

Ужинали у костра, я наслаждался покоем и сытостью, Чарг обвал обоих гусей в глине, после чего закинул в костер. Там они и зажарились, на углях, как картошка. А когда глиняная корка принялась пищать, как пойманная мышь, а сквозь трещинки брызнул пузырящийся жир, мы выкатили гусей палкой из жара, ибо раз пищыт — значит готовы.

Чарг умело разбил глину и вытащил наружу дышащее жаром нежное мясо. Ощипанное, без перьев и грязи. Я с разинутым ртом смотрел на это чудо. Оказывается можно вот так просто, не так как моя бабушка смалит над плитой, и потом вонище на всю квартиру...

Грок ел быстрее всех, проглатывал целиком, не жуя дымящиеся куски, я с удивлением наблюдал как в черном, как бездна рте, исчезают громадные ломти. Я осторожно прикоснулся языком к нежным волокнам, но еда еще горячая, обжигала рот.

— Завтра мы доберемся до перевала, — произнес Газрог, когда закончил трапезу. Его широкие ладони блестели от жира, и теперь он искал взглядом о что бы вытереть. Поблизости ничего не было, без брезгливости обтер о штаны из козлиных шкур и продолжил:

— Сегодня будем дежурить по двое. Я с Чаргом, а Валк с Гроком.

— А я?

— А ты спи, — улыбнулся Грок. — Теперь не скоро поспишь нормально.

Я подумал, ведь ни разу и не спали нормально..., каждую ночь меня трясет как лихорадочного от холода. Дома то я и летом под ватным одеялом, а здесь даже куртки нет чтоб на плечи накинуть. И хотя с виду я ходячая гора, и шкура толстая как у слона, но на деле вздрагиваю даже от легкого ветерка. Ну ладно, помучусь еще ночь на еловых лапах...

Я натаскал себе свежих и помягче, с молоденькой хвоей, та не так впивается в бока. Ветки затащил подальше от скал, возле них хоть и нет ветра, но пронизывает такой холод, что будто лед под бок подложили. Да и угли еще подмигивают красными глазками, от костра веет приятным жаром и запахом жареного мяса. И пускай аромат уже не тревожит как раньше, но засыпать в тепле под приятный запах в разы веселей.

Ощущение безысходности пропало, но осталась тревога, я все время ощущал что за нами следят. Казалось, обернешься и увидишь в кустах пару злых глаз... Грок медленно прогуливался вдоль лагеря с топором в руках, пальцы выстукивали по древку незатейливую дробь. Их с Валком очередь сейчас, а к середине ночи заступит Газрог.

Я медленно перевернулся на другой бок, подставил спину теплому воздуху, что шел от костра, каменные мышцы размякли от блаженства и я стал медленно проваливаться в сон.

Не знаю лгал ли шаман насчет зла по ту сторону гор, но я сразу ощутил, что сон у меня стал тревожный, мутный, как вода в болоте. За мной летели рваные черные тени, я старался убежать, но ноги прилипали к земле, мир переворачивался, со всех сторон сыпались острые осколки...

Я постоянно просыпался, всякий раз вытирал ладонью пот с холодного лба. Поначалу Грок подходил ко мне, спрашивал все ле с порядке, но уже на пятый раз перестали обращать внимание, сидели у крохотного костра и неторопливо бросали тонкие ветки. Огонь жадно набрасывался на корм, облизывал с треском. Я подолгу смотрел на огонь, пока сердце переставало тревожно стучать о ребра, и снова нырял в мутные сны. Но когда уже близилось утро и возле почерневших углей костра сидели хмурые как сычи Газрог с Чаргом, я заснул легко и быстро, так будто и не спал вовсе, а перешел из одного мира в другой сквозь незримую дверь.

Я стоял у ворот громадного черного замка, прекрасно сознавая, что это сон, даже чувствовал как там, далеко, в другом мире, недовольно ворочается на холодной земле утомленное тело.

Я оглядел толстые черные стены, словно отлитые из металла, или бетона. Между блоками не видно ни единого стыка, пот таким не вскарабкаешься, и катапультой разбить — труд неимоверный! Неприступная крепость... Стены как девятиэтажка, сверху вдоль зубцов прогуливаются стражники с алебардами, а в нескольких метрах от меня возе толстых цепей, замерли, похожие на статуи рыцари в доспехах из вороненой стали. Их руки покоятся на рукоятях громадных мечей, лезвие с обоих сторон зубчатое, словно пила, а сквозь прорези шлемов наружу проливается густое алое сияние, похожее на туман...

Я стоял близко к ним, очень близко. Даже холодок по спине пообедал.... Когда пошевелился, никто не повел и глазом. Тогда я набрался храбрости и осторожно шагнул за спину исполинам. Как призрак я свободно летал вокруг них, взгляд зацепился за свет в далеком окне, на вершине башни. Не успел подумать что хорошо бы взглянуть, как тут же понесло в ту сторону, могучий ветер подхватил меня как воздушного змея и небрежно швырнул прямо в окно.

Я испугано закрылся ладонями, чтобы не разбит лицо о каменные стены, но когда убрал ладони, понял что стою внутри длинного зала. По обеим сторонам от меня, вверх уходят толстые как стволы вековых дубов, колоны. Я поднял взгляд выше, свет исходил от громадной золотистой сферы, похожей на искусственное солнце. По все поверхности шара бегают крохотные молнии, мириады искорок осыпаются вниз водопадами яркого света. Чуть дальше у колон недвижимо стоят стражники, вылитые те что у ворот, такие же вороненые доспехи, зубчатые мечи, коими впору камень дробить.

Окон в зале больше не было, но стены покрыты такой искусной лепкой, что я подлетел поближе, чтобы рассмотреть причудливых горгулий и драконов, что смотрят со стены, словно живые. Высоко над головой к самого потолка, застыл в полете каменный орел, на крыльях видны даже мелкие перышки, а глаза отблескивают янтарем, как живые... Я летел дальше, пока не увидел в конце высокий и страшный трон, из черного как ночь камня. До него не меньше сотни ступенек, а у самого подножия, пенится и вскипает целое озеро алого, так похоего на кровь...

От кровавого озера вниз спускается расшитая золотом дорожка, такого же алого цвета. После моего появления, дверь на одной из стен бесшумно открылась, нару вышло двое. Один был высокий, седой, со строгим лицом. Издали напомнил мне футбольного тренера, одной из европейских команд. С плеч ниспадает до самого пола, черный плащ, подбитый соболиным мехом. Полы длинного одеяния, как и плащ тащились за ним, подметая плиты из обсидиана. Второй ростом едва ли до плеча первому, маленький и толстый, без плаща, но в помпезном золотом наряде. Он мне напомнил лягушку, на голове блестела драгоценными камнями золотая корона. Король значит, или царь...

Пока я рассматривал пришедших, из двери выскочил третий, тощий как скелет, а может и был скелет, я не разглядел. Бледная фигура появилась лишь на долю мгновения, в руках переливалась пурпуром тяжелая королевская мантия.

Уже с мантией на плечах король шагнул прямо ко мне навстречу. Я вздрогнул, ноги против воли подогнулись, но от сердца отлегло когда увидел что его величество меня не замечает, а смотрит сквозь меня на собственный портрет, на одной из стен. На картине король выглядит моложе, и не таким грузным. Но и сейчас при всей пышности фигуры он двигался быстро, как зверь. Только когда увидел как вздуваются буграми мускулы под золотистым одеянием, я понял, что грузность не от жира.

Пока я разглядывал короля, второй, что повыше шумно закалялся.

— Ваше величество, — произнес он сильным металлическим голосом. — У меня есть новости с восточных границ, не слишком воодушевляющие...

Король раздраженно фыркнул, маленькие глаза сверкнули свирепо:

— Что за новости Фальрик! И почему не прислал посыльного, ты же знаешь как я ненавижу скверные новости! Но не казнить же советника за них, а вот посыльного...

Тот кого назвали Фальриком, произнес мягко:

— Ваше величество, сейчас же отправлю за посыльным, простите мне недогадливость...

— Да хрен с ним, Фальрик, — оборвал король, голос у него был густой, громкий, но какой-то ехидный, и глаза алчные, злые, все время бегали по сторонам как у крысы. — Говори что за вести!

Я неспешно стал подбираться ближе, хотелось разглядеть их лица. Раз уж они меня не видят, надо использовать ситуацию.

Вблизи король еще больше напоминал жабу:, широкое лицо с отвислыми щеками, носа почти нет, посреди лица темнеют две круглые дырки, массивная нижняя челюсть, злобно выпячена вперед, губы тонкие и бледные, почти не заметные на фоне красного лица, что потемнело то ли от злости, то-ли от выпивки. Брови тонкие, словно нарисованные карандашом.

Таких людей прежде не видел, каждая эмоция отражалась на лице как на экране, щеки то вспыхивали от ярости, в глазах плясали сумасшедшие огоньки, то король бледнел, как больной туберкулезом.

Фальрик все пытался смягчить сюзерена, и рассказывал об успешном подавление восстаний.

— Всех зачинщиков мы поймали, Ваше величество, и теперь и х судьба полностью в ваших руках.

— Всех значит? — переспросил король нервно.

— Да, — ответил советник с гордостью. — Только одного пришлось убить пока везли... Пытался сбежать.

— И кого же?

Фальрик виновато поджал губы, сказал тихо:

— Магнитар, Ваше величесто, но...

— Какое "но"! Ведь наше королевское величество просили тебя, просили, не приказывали Фальрик! А ты просьбу его величества не выполнил! А еще и дурные вести принес!

— Но остальные в тюрьме, одиннадцать лидеров и их семьи...

— Да хрен с ними! — проревел король. — Потом кишки им на горло намотаю, куда денутся! Что за дурные новости говори уже!

Он раздраженно воздел руки вверх, мантия слетела с плеч, дорогая ткань покрылась складками, красиво заблестела, как мех дикого зверя. Но не успела упасть на пол, как длинные руки Фальрика подхватили и бережно, положили обратно на широкие плечи короля.

— Да простит мне ваше величество, но мы не смогли заполучить артефакт, а дикари скрылись в лесу, хотя может уже мертвы. Наши люди прочесывают весь лес Клыков, оставляя за собой выжженную землю...

Советник вздохнул тяжело, я видел как в его глазах появилось сомнение, стоит ли говорить дальше. Губы сжались в тонкую полоску, лицо побледнело... Король недовольно фыркнул, но дал знак рукой продолжать, хотя его щеки уже пылали, а на скулах задвигались громадные желваки.

— Мы смогли договорится с Клыками, — сказал Фальрик уже твердым голосом, — он должен привести нас к их лагерю.

Ладони короля сжались в кулаки с таким треском, ято мне показалось лопнула сухая палка.

— Идиоты..., ничего доверить нельзя! — проревел он злобно. — Ведь мы же послали экзекутора и четырех рыцарей, они что не могут прибить каких-то дикарей? Кто сейчас глава "Длани"?

— Многоуважаемый брат вашего величества.

— И что Бернард уже все знает?

— Да, ваше величество, — я сообщил ему еще вечером.

Глаза короля сузились, мне показалось сейчас из них брызнет пламя, как из огнемета.

— Почему я узнаю последним? Фальрик, займись лично этим вопросом. Не Бернарда тупоголового пошли, ты займись!

Советник грустно опустил голову. А когда поднял лицо, то я, увидел что вместо левого глаза в пустой глазнице у него сверкает громадный драгоценный камень, что теперь начал светиться ярким красным светом.

— Нас слышат, ваше величество. Я чувствую присутствие...

— Кого?

— Это сокрыто, ваше величество. Вы же знаете, сейчас в каналах силы большие возмущения...

— Фальрик, я жду ответа! — потребовал король.

— Это лишь тень, ваше величество, — произнес советник мертвым голосом. — Тень умершего, которую занесло в наш мир. Это просто случайный гость, он ничего не знает...

Король кивнул:

— Хорошо, не хватало чтобы шпионы разгуливали в тронном зале нашего величества, Бергзиола!

Я замер на том мете где стоял, будто ноги вросли в пол, боялся пошевелиться даже когда оба ушли... Хотя советник еще долго смотрел пылающим оком в мою сторону. Я и сейчас чувствовал касание холода всем телом. Сердце разламывало грудь, вся кожа покрылась крохотными капельками пота. Оказывается и призраки могут запросто застыть от ужаса. Я не знал как мне вернутся обратно, в которую сторону лететь, потому пришлось ждать пока Газрог не хлопнет по плечу.

Я открыл глаза быстро, так что вождь руки тут же оперлись о землю, пальцами ощутил знакомую каменистую почву. Я радостно оскалился, с удовольствием разглядывал как над лесом поднимается из облаков пылающий диск светила. Я опустил глаза когда ощутил на себе строгий взгляд вождя. Он смотрел так пристально, что закололо в груди. Но сейчас готов был расцеловать от радости суровое лицо. Мне оно и суровым то не казалось, так немного сосредоточенное.

— Что с тобой? — спросил Газрог хмуро.

— Я видел сон, даже нет, видение...

— Шаманил всю ночь, — подтвердил Грок. — Все время вскакивал с воттакенными глазами, — он сжал громадные ладони в кулаки и приложил ко лбу, чтоб показать какие у меня были глаза. Я натянуто улыбнулся.

Грок поверил моему рассказу сразу, хотя поначалу и хохотал так что теперь дышит как после хорошей пробежки. А вот Газрог лишь задумчиво тер подбородок, и в конце потребовал, чтобы я подробно описал замок, и всех кого видел. Я усиленно напрягал память, так что голова кипела, и в висках стрелять начало от напряжения. В итоге вспомнил все мельчайшие подробности, даже орнаменты что видел на изукрашенных барельефами стенах, и кого цвета зубы у горгулий...

А когда описал во всех подробностях короля, и советника с пылающим глазом, то даже Валк нахмурился.

— Фальрик..., не о нем ли говорил Даргор?

— О нем, — буркнул Газрог, — черный колдун..., но может эт лишь сон.

— Может и сон, — ответил Грок протяжно, — но я бы был осторожен. Думаю скоро нагрянет целая армия..., если не две.

Газрог велел мне рассказать до конца, с большим вниманием ловил каждое слово, я видел как его губы шевелились. Видно было, что мой сон заставил его призадуматься, вот только я до сих пор не понимал почему приснилось именно мне? И как удалось проникнуть в стан врага?

— В любом случае мы уходим в горы. Там нас тяжелей поймать, а Троглу все равно не доверяю до конца... Он слишком много времени находился близко к Тьме, она очернила его разум... Так что планы не меняем. А черный колдун — могучий противник, он сам стоит армии. Но если возьмет с собой войско — то в горах ему не пройти, единственное место где Фальрик может идти с армией — это теснина Гархад-Драг...

Грок хмыкнул:

— И что? Если они минуют болота то выйдут прямо на нас.

— Мы либо найдем ключ, либо нас настигнут — пояснил Газрог мрачно. — Разве не ясно?

— Да ясно — бросил Грок. — Но думал есть еще варианты?

— А через туннели? — спросил Валк осторожно. — Подгорный народ пропустит нас, они нам не враги...

— Пропустят, — согласился Газрог, его глаза сузились, а в голосе прозвучала сталь — Но гномы, преданы только своему королю, и золоту... Если Фальрик заплатит, то мы никогда не покинем подземных чертогов.

— Может и так, — кивнул Грок. — Ты вождь, тебе видней.

— А может нам стоит вернуться обратно? -спросил я неуверенно. — Этого от нс не ждут.

— Позади орден... Они не лучше Фальрика, а в кое чем и хуже будут. Как только зуб окажется у них, священники быстро найдут способ использовать реликвию. Так что выбора у нас нет... Но будем еще осторожней.

Я уже смирился с мыслю. Что придется лезть по скалам, не зная куда, и не зная зачем... Но что-то внутри меня бунтовало, не соглашалось с решением Газрога. Ведь я понимал что лезем прямо головой в львиную пасть. Слишком много если и авось... Ключ может не сработать, ник не знает как он работает, и зачем вообще нужен, что открывает...

Я так задумался, что пропустил мимо ушей последнюю фразу Грока. А когда поднял глаза, то увидел что все вперились в меня требовательными взглядами, видно спросили, а я не расслышал.

— Что? — буркнул я удивленно.

— Оглох, — рассмеялся Грок. — Ты не слишком часто шамань, а то улетишь...

Газрог сказал твердо:

— Так что ты думаешь Дэлгор?

— А почему я? Ну в смысле у меня есть конечно мнение, но ведь решает всегда вождь, или я чего-то не понял?

— Мы еще ночью посоветовались, пока ты спал, — пояснил Валк. — И решили что ты будешь нашим шаманом, ну пока не найдем другого, более...более..., ну этого...

— Более опытного, — добавил Газрог с нажимом, а на Валка глянул так, что у того потемнели щеки.

Пока мы с Чаргом собирали скромные пожитки нашего отряда, и засыпали землей костер, Грок тайком подозвал меня жестом. Я сделал вид что пошел за топорами, что стоят между скал, быстро юркнул за валун, где поджидал старый вояка.

— Слушай сюда... , — сказал он шепотом. — Шаман ты или только шаманенок, дело десятое, а важно что в видении ты видел того одноглазого, Фальрика... Газрог не сказал тебе, видно думает ты еще мал. Но я скажу, ведь он не запрещал...

Я всмотрелся пристально в его честные глаза, кивнул.

— Ну, раз не запрещал...

— Трогл ночью хотел убить тебя, когда ты спал. Но Газрог оттяпал гаду руку...

Грок произнес слова с такой яростью, что я отшатнулся от него, Громадны кулак воина просвистел у меня перед носом и с такой силой ударил по валуну, что камень пошатнулся, сверху посыпались крохотные песчинки. Мне казалось, что сейчас скала треснет, и острый кусок расколет мою голову как тыкву .

Когда злые огоньки в глазах Грока погасли, я спросил осторожно:

— А что ему от меня нужно? Я имею в виду шамана? Может старик просто выжил из ума?

Лицо Грока, и без того мрачное, стало маской печали:

— Одно Трогл не соврал — наш народ раскололся на сотни племен. Когда-то великие мы теперь обречены на скитания... А наши вожди и шаманы переметнулись на сторону врага, потеряв честь. Раз Трогл хотел убить тебя, значит ты важен.

— Да чем я могу быть важен? — пожал я плечами. — Даже дежурство мне по ночам не доверяют, а ты говоришь...

— Потому и не доверяем, — пояснил Грок, — потому что бережем как зеницу ока!

Глава 9

После быстрого сбора, мы по команде Газрога спустились на дно гладкого каменного желоба. Чарг и вождь побежали вперед с такой прытью что я забеспокоился, смогу ли за ними поспеть, я хоть и моложе, но всегда плетусь в хвосте, как черепаха. А ведь на спине у Газрога все наши пожитки, а у меня в руках — лишь топор, но и он кажется неподъемным, когда бежишь второй час без передыха.

Легкие раскалились, дыхание пошло горячее, воздух из ноздрей валил белесый как дым. А с гор наоборот, в грудь лупит морозным кулаком промозглый ветер. Холодные иголочки впиваются в кожу и пробирают до самых костей.

Я храпел, как старая шкапа, их уголков рта бежала густая пена, падала на грудь, и хотя постоянно отирал ладонью, вскоре появлялась снова. Мир перед глазами начинал подрагивать, как тряпка на ветру, сердце как молот громко билось о грудь, я старался не отставать, и хотя с каждым шагом наращивал темп, расстояние не сокращалось, а напротив, росло. Только Грок, по обыкновению притормаживал, так что его спину вижу, а остальные так далеко впереди, что похожи на точки.

Орки, как уже понял, не ведут записей, письменность у них не в чести, любое знание передается в практике. Слова с делом у них не расходятся, даже наоборот — опережают, сначала делают, потом расскажут... Как вон с этим шаманством, сначала собрались, решили, а потом уже я узнал. Хотя может как раз шаман и хранит знания, но в устной форме, что есть ненадежно. Тут на жестком диске компа может пропасть, потому все время дублируешь важное на другие носители. А человеческая память и коротка и ненадежна... И искажения могут быть. Шамана ведь можно подкупить, запугать, и все... культуры нет...

Раз уж я шаман — придется учить их письменности, грамоте, иначе захиреют.

Первым что сделаю, запишу историю. Благородная наука, так уж повелось, что как только власть в стране меняется, каждый король, император, президент, историю переписывает. Под себя, или под тех кого представляет. В моем случае — целью является не исказить, а вообще создать адекватную картину мира. Ведь как я уже заметил, даже Грок и Валк одни и те же события по разному описывают.

Народ без истории обречен..., как и без религии мощной. Кодекс чести это хорошо, но маловато, даже для орка. Это в нашем третьем тысячелетии религии уже отходят на задний план, а до этого тысячи лет повелевали народами. Папа римский в средние века мог сбросить с трона даже императора, не говоря уже про мелких королей, да князьков разного пошива... А тут получается такая могучая структура и не при делах.

В Ордене наверняка иначе все устроено, и у Темных... Ведь бормотал же тот рыцарь и про церковь, и сам — экзекутор, а это к инквизиции относится, что как раз и борется с инакомыслием и другими религиями. Очень удобно назвать все иное — ересью. Наверняка орки в их понимании тоже ходячая ересь. Еретики мы в общем...

Если верить Гроку, то кто первым пролил кровь, неизвестно, однако племена орков не коренные жители этого мира. Как и я, они пришли сквозь Врата. Великий Хан, объединил все кланы и племена и повел их войной на близлежащие земли. Первые годы войны орки одерживали победу за победой, многие города, той же Робары сдавались вообще без боя, когда услышали, что дадут возможность уйти с имуществом. Оркам нужны были земли, чтобы расселиться.

А вот когда Хан добрался до стольного града Робары — Вайсбурга, то уперся в неприступные стены, и закованные в латы гвардию. Столица могла находиться под осадой годами, но ни одной стороне это было не выгодно, потому Хан отступал, получив в награду богатый выкуп. Шаманы пророчили Хану победу, если решится сровнять Вайсбург с землей, но вождь всех племен отказывался, не хотел, чтобы его могучее войско разбилось о стены неприступной крепости как волна о скалы.

Потом в истории темное пятно, на десятки лет, а может и века, война окончилась, а Робара тем временем разрослась, благодаря слиянию с соседним королевством — Пранландом. К тому времени племена орков успели расселиться на Диких Землях, по ту сторону Драконьего хребта. Но горячая кровь не переносит мирной жизни... Племена объединились снова, и пошли войной теперь уже на Харнавор.

Эту войну орки проиграли, оружейники Харнавора научились делать арбалеты, которые пробивали любые щиты, и доспехи даже из стали, не говоря про сырое железо. В итоге Великого Хана, правнука того первого, что пришел сквозь врата — убили, а племена разбежались. С тех пор много воды утекло, и на месте трех государств — Пранланда, Харнавора и Робары — теперь одно. Королевство Каледония. А главная его сила — Орден сиятельного лика. Орден взял лучшее из всех королевств, дисциплину и оружие Пранланда, латные доспехи Робары, и стрелковое оружие Харнавора. Оружейники ордена сутками напролет готовят новые доспехи, куют мечи, топоры что не хуже оркских, и которыми меня едва не закололи рыцари....

Что касается событий последних десятков лет, тот тут мнения всех сходились. Не более тридцати лет тому назад с востока пришли черные рыцари, под предводительством колдунов. Они привели самое могучее войско, какое только приходилось видеть со времен оркского вторжения. Многие малые княжества пали под стальной пятой Тьмы...

Орки к тому времени раздробились на племена, каждый жил своей жизнью, одни в степи, другие в лесах, или у моря. В итоге их зажали с обеих сторон драконьего хребта. Были и такие, кто перешел на сторону Ордена, или Тьмы...

Я прервал Грока, спросил осторожно:

— А что там, за спиной у ордена и у тьмы, там ведь тоже земли?

— Должны быть, ведь знаю есть и эльфийские королевства, и другие — ответил Грок с задумчивым лицом. — Никому из наших там бывать не приходилось. Газрог вот говорит что еще до вторжения, наш народ жил там, за перевалами, куда сейчас идем. Но бежали отсюда из рабства тьмы... Не знаю верить или нет, но думаю правда.

Я одобрительно кивнул, на первое время любопытство утолил, и хватит. Все равно еще не придумал, как буду историю записывать, на глиняных табличках, или на бересте, а главное как научить орков грамоте, чтоб потом прочли...

Ближе к полудню остановились на привал, быстро закинули в рот по куску вчерашнего кабанчика, и дальше бежали уже плотной кучкой, даже Газрог перестал убегать далеко вперед. Тут, когда громадные горы нависают уже прямо над головой, могут быть засады. А как всегда никого не замечал, сколько не вертел головой по сторонам, но Чарг со своим поистине звериным чутьем все чаще твердил что чует за нами погоню.

Воздух вблизи гор становился все холодней и злей, ветер нещадно кусал за лицо и обнаженную грудь, норовил содрать кожу. Сейчас бы с удовольствием закутался в толстую медвежью шкуру, какие обычно рисуют на могучих варварах. Но из одежды только штаны из тонкой кожи да на рыбьем меху...Но если Валк и Грок лишь недовольно кривятся от холодного ветра, то я трясусь как сухая ветка.

Во все стоны простирается унылый серый пейзаж, землю покрывают низкие и колючие кустарники, похожие на гигантский мох. По таким не пройти, я пробовал зайти на несколько метров, икры сразу же покрылись мелкими царапинами и порезами, что теперь ноют при каждом шаге. Передвигаться можно лишь по желобам, что на расстоянии не менее километра друг от друга. Грок называл их ребрами. И вправду очень похоже на ребра что отходят от хребта.

Когда вечером остановились на привал, то поняли что сегодня придется ночевать у подножия гор. У всех не осталось ни сил, ни желания карабкаться в темноте по узким и опасным горным проходам.

Пока Чарг и Валк собирали хворост для костра, среди колючих и непроходимых зарослей, Грок взялся обучать меня искусству сражения. Я взял топор в обе руки, как он показал, делал взмахи сверху вниз, и в стороны, Грок показывал мен как правильно ставить ноги, чтобы не упасть при замахе тяжеленным оружием. При каждом ударе все мое тело напрягалось, мускулы на руках вздувались буграми. Сначала Грок тихо посмеивался, над моими неуклюжими атаками, но как оказалось учился я быстро. После часа тренировок, пот по спине катился градом, а с висков и лба срывались тяжелые соленые капли. Я отер лоб рукой, ладонь стала мокрая, будто в ручей окунул.

Я так увлекся ударами с разворота, что даже не заметил как Грок исчез. Я вздрогнул от неожиданности, когда его могучие руки ухватили меня сзади за плечи.

— Эй, а если бы я топором? — спросил я весело. — Ты куда пропал?

Грок взглянул на меня исподлобья, лицо было мрачное, верхняя губа нервно подрагивала. Он еще мгновение смотрел на меня как-то странно, а затем произнес:

— Давай топор, еще пару приемов покажу...

— А как это ты так исчез? — спросил я удивленно. — я тоже так хочу...

Он улыбнулся натянуто.

— Этому не так просто научится, малыш. Да и длинновата рукоять у твоего топора. Но я могу пробовать показать тебе. Давай его сюда.

— Так ведь это ты мне такую вырезал — ответил я.

— Ну, вырезал, вырезал, но надо будет укоротить — сказал он раздраженно, глаза болезненно заблестели, будто покрытые маслянистой пленкой. Грок заметил, что я пялюсь на него, губы растянулись в улыбке. — Хотя может и хватит с тебя на сегодня, вон едва на ногах стоишь.

Я ответил не сразу, в воздухе на мгновение зависла зловещая тишина, лишь вдалеке потрескивал костер:

— Так как ты все-таки исчез?

— Любопытно, да? — спросил он и хитро сощурился. — Но на самом деле топор тебе не сильно поможет. У врага есть оружие пострашней — черная магия. Но раз до сих пор не смогли заколдовать тебя, значит что-то защищает. Или кто-то.

Я удивленно пожал плечами.

— Кому я нужен?

Грок покачал головой.

— Зря так думаешь. Почему по-твоему непобедимый орден решил раздавить и без того слабый наш народ. Каменным городам нечего нас боятся. Но ведь преследуют. А значит, есть ценное. И ты ценен, и поэтому должен знать что тебя защищает от тьмы? Уверен, ты знаешь.

Я почесал задумчиво затылок, снова напряг память. Ну что меня может защищать, это в играх бывают защитные заклинания, одни от огня закрывают, другие отводят молнии, а в жизни вся защита в знании и информированности. Кто предупрежден — вооружен. А глупца ничего не защитит, сколько не бегай по всяким шарлатанам и предсказателям и космоэнергетам... За дурной головой — только карману горе.

— Да ничего меня не защищает. А если и защищает, то только я сам, — ответил я.

Грок отмахнулся небрежно:

— Ничего ты не понимаешь, малыш. Колдовство — великая сила. Ею пропитан весь наш мир. Колдовство, магия, чары, называй как хочешь... Черные и белые линии силы пронизывают мир как вены! И у всех кто пользуется силой есть обереги, или покровители что защищают их души, и жизни от посягательств других, таких же обладателей силы. Раз тьма не может схватить тебя, то у тебя есть оберег, или амулет. Может кольцо заговоренное или благословение?

Я наморщил лоб, расспросы Грока мне показались странными, хотя может просто хочет помочь.

— Ничего такого не помню, — сказал я. — Украшений у меня нет, а благословения..., так я последний раз в церкви не помню когда был.

Я не стал говорить, что когда был маленький и несмышленый, меня крестили в церквушке, что в деревне у бабушки. Тогда никто не спрашивал, хочу или нет. Да и вряд ли это имеет значение.

Взгляд Грока вмиг переменился, стал тяжелым, лицо затвердело, на скулах проступили и зашевелились массивные желваки.

— Тогда тебе понадобиться мой заговор, — произнес он сухо.

— Ты знаешь заговоры? — спросил я удивленно, — ведь ты же не шаман.

— Наш покойный шаман научил меня, — ответил Грок. — Расслабься и прикрой глаза, представь, что лег в приятную теплю постель.

— Ну и заговоры, — улыбнулся я, но веки послушно опустил.

Голос Грока зазвучал страшно и скрипуче, при первых же словах меня передернуло, тело закаменело, по венам стал разливаться омертвляющий холод. Я попытался открыть глаза, но ощутил что веки тяжелые, словно металлические заслонки. Страшный голос становился все громче, я испугано дернулся, хотел убежать, но ноги не слушались, стали тяжелыми будто стальные.

Во мне вскипел гнев, от сердца побежала волна горячей крови и ледяная корка треснула. Рука против воли сама дернулась вперед и схватила Грока за горло, под пальцами хрустнуло, в ушах зазвенело от жуткого крика.

Сковавший меня холод отступил, и наконец, смог открыть глаза. В том месте, где был Грок, стоял Трогл, с его шеи на грудь изливалась толчками черная, как смола кровь. Во все стороны от раны медленно расползались тонкие красные прожилки. Похожие на паутинку, они вспыхнули багровым огнем, так похожим на тот, что горел на моих руках, когда сражался с мертвыми... Я взглянул на ладони и едва не разинул рот от удивления: между пальцев плясали крохотные багровые язычки пламени.

Трогл отступил на шаг назад, его целая рука потянулась к поясу, где в кожаных ножнах покоится длинный, похожий на напильник, кинжал с костяной ручкой. Я не стал дожидаться, пока схватит оружие и набросился на шамана с яростным рыком.

Руки в мгновение вспыхнули, багровый огонь брызнул тонкими струйками во все стороны. Я ударил шамана в живот, под пальцами чавкнуло, тощая фигура стала оседать наземь. Я развернулся, чтобы позвать остальных. Как внезапно с земли взметнулась жуткая тень, краем глаза я уловил, как со стороны лагеря ко мне несутся две широкоплечих фигуры.

Я торопливо подхватил с земли топор и со все силы рубанул по призраку. Лезвие прошло сквозь него, не причинив вреда, и с присвистом впилось в землю, топорище больно ударило по ладоням, так что я разжал пальцы. Призрак рассмеялся злобно, черные лапы удлинились потянулись ко мне.

Я понял что сейчас разорвет, как гнилую тряпку и не раздумывая набросился с кулаками. Я орал как сумасшедший и бил руками все, что передо мной. Под руками трещало, в воздух взлетали яркие огненный брызги, призрак жутко вопил, от его визга кружилась голова, а в животе похолодело. Я продолжал рычать и бил, под руками все ярче вспыхивал огонь.

Призрак не решался бить, закрылся руками как щитом, его черное тело стало похоже на изодранную тряпку, но с каждым ударом мои руки становились тяжелей, уже как молоты. В очередной раз, когда занес кулак для удара, призрак уловил момент и черными когтями впился мне в грудь. Длинные пальцы вспыхнули как пропитанная бензином тряпка что упала в костер.

Я ударил со всей силой, ощущал что если сейчас не убью его, то сам упаду на землю обессиленный. Внутри все горело, словно облитое горячей смолой... Пальцы будто столкнулись с наковальней, руку раскаленными ножами пронзила боль. Я закричал, мир перед глазами пошатнулся. Призрак еще мгновение смотрел на меня жуткими янтарными глазами, затем затрясся и опал к ногам горстью черного пепла.

Я медленно осел на землю. За спиной слышались возгласы, топот ног. Только сейчас заметил, что камень вокруг меня почернел и обуглился, а с пальцев, вниз по кистям тоненькими ручейками бежит кровь.

Тяжелые ладони бухнули по плечам, так что из глаз посыпались искры, мир накатывал на меня волнами, и казалось я лежу на дне лодки, и небо покачивается надо мной в такт дыханию реки. Твердые, как камень пальцы впились мне в мускулы как крюки, потянули вверх. Передо мной, появилось огромное, темное от гнева лицо Газрога:

— Ты что творишь, дуралей! Ты ему не ровня! Он же...

Грок перебил:

— Вождь, а ведь он убил Трогла, так что не ровня, конечно. Он сильней!

Я как выброшенная на берег рыба испугано хватал ртом воздух, в голове все еще звучал трескучий голос шамана, и слова о магии и оберегах..., а еще шаман знал, что я прошел сквозь Врата. Значит есть путь назад...

— Он выглядел как ты Грок, — произнес я вяло.

Газрог неодобрительно рыкнул, но руки не разжал. Грок и Валк лишь пожали плечами: шаманы загадочный создания.

— Старый лис умел превращаться в животных и птиц, но чтобы вот так..., такого не слышал. Это другая сила, это морок...

Грок нахмурился, его пальцы подвинулись ближе к перевязи где в петле висел коротенький метательный топорик. Он произнес медленно, не сводя глаз с меня:

— Так лучше проверить, Дэлгор ли это, а то чем Тьма не шутит...

Теперь уже Газрог, смотрел на меня из под надвинутрых бровей с подозрением. Я оглянулся на Чарга, что уже достал из-за пояса ножи, даже в полумраке начищенная до блеска сталь отражает свет звезд. Охотник тоже смотрел на меня недоброжелательно, красные глаза превратились в щелки. Я знал, стоит мне только дернуться, тут же в горло вопьется нож... Чарг с завязанными глазами в мышь попадет, а в такого слонопотама как я, тут и думать нечего.

— Ну и как мне вас убедить? — произнес я дрожащим голосом.

— А ты про сон расскажи, — предложил Грок, — тот что снился недавно.

Я торопливо и сбивчиво пересказал о похождениях во сне, о замке и короле, и о Фальрике не забыл упомянуть.

— Верю, — кивнул Газрог, и наконец разжал пальцы. Кровь с радостью хлынула в занемевшие плечи, мышцы закололо тысячей мелких иголочек.

— Слава богу, — произнес я и блаженно прикрыл глаза, — я думал сейчас зарежете.

— И зарезали бы, — кинул Чарг. — Шаман опасней змеи.

Решили что ночевать не будем, а под покровом темноты двинемся дальше. Благо орки во тьме видят как днем, лишь цвета не различают, все вокруг зеленовато-серое, как в приборе ночного виденья. Тихо сюрчали в кустах насекомые, я думал сверчки, но когда одно из них, громадное, похожее на жука-носорога, шлепнулось почти под ноги, я понял как страшно ошибался.

Грок на ходу шмякнул древком по насекомому, послышался противный хруст, будто сломали кость.

— Дреуги, — пояснил он, — ядовитая сволочь, как сколопендра. Не заметишь, как куснет, а через часок так напухнет. Шишки с кулак размером надуваются!

Грок сжал пальцы в кулак и ткнул мне под нос, таким впору как булавой мять железо и крошить камень.

— Ну если как твой кулак, то я сдохну.

— Сдохнуть не сдохнешь, мы не человечки хилые, чтоб от жучиного укуса копыта откидывать... Но идти не сможешь, а это еще хуже! Весь отряд замедляешь. А шамана мы не бросим, и брата тоже.

Дальше шли молча, лишь изредка бурчали под нос. Все до единого устали, даже Газрог, что шагает всегда широко, с прямой спиной, сейчас согнулся, вопросительным знаком, голова устало падает на грудь. Я так и вовсе пошатываюсь как пьяный матрос, а пот по спине бежит струйками, холодный воздух обжигает влажную кожу. Грок ступает тяжело, громко, громадный топор шлепает лезвием по мокрой от пота спине.

Чем ближе к горам, тем желоб становился все шире, теперь словно многополосное шоссе. А вокруг ни души, даже дреуги перестали сюрчать в зарослях. Газрог ободрился немного, видно почуял близость гор.

Еще час мы бежали под горку, теперь дно желоба становилось корявым, то и дело ногами больно ударялся об острые камни. Ступни пекло огнем, так хотелось присесть и отдохнуть, а еще лучше окунуть израненные ступни в прохладную чистую воду. Я уже ничего не замечал, думал лишь о ночлеге и еде, в голове все чаще возникал образ горячей ванны, в которой так приятно расслабиться после утомительного дня. В теплой воде каменные мышцы размякают, усталость растворяется как мыльная пена, и через полчаса ты выходишь мягкий и довольный словно кот...

— Там впереди стан! — гаркнул Газрог.

Я вздрогнул от неожиданности, поднял голову. Далеко впереди, между высоких, похожих на башни утесов, взвивались вверх тонкие струйки дыма. Мы тихо, ступая след в след, чтобы не попасть в ловушку, пошли вверх по тропе. Извилистая дорога виляла из стороны в сторону, но уже отсюда все видели дома сложенные из камня. Они напоминали мне черепаший панцирь, круглые, массивные, с маленьким входом. На входе в селение виднелись караульные, два высоких орка, с громадными, белыми как снег псами.

Я видел, как Газрог подал Чаргу знак, и тот исчез во тьме за валунами. Стража тоже заметила нас, орк неторопливо шагнул вперед, рука легла на пояс, где поблескивала наточенная сталь. Второй часовой издал щелкающий звук, похожий на стрекотание сороки, громадный, почти с медведя размером пес послушно рявкнул и побежал вниз, прямо на нас.

Я покрепче сжал ладонями топорище, но Грок перехватил мою руку, произнес тихо:

— Не спеши, дружище. Варги чуют врага. Они не тронут нас.

Вблизи пес выглядел еще страшнее, голова крупная, как у льва, массивная нижняя челюсть выдвинута вперед, как и у хозяев, а длинные, с палец, клыки угрожающе торчат наружу. В нос ударил сильный звериный запах, все стояли недвижимо, как статуи, лишь глаза бегали оживленно. К моей руке прикоснулось холодное и влажное, я опустил взгляд и едва не вскрикнул от ужаса, черный нос пса тыкался мне в ладонь, черные губы раздраженно вздрогнули, обнажились кривые, острые как ножи зубы. Я уже распрощался с рукой, такая тварь перекусит кость как спичку. Морда зверя молниеносно двинулась вперед, я испуганно зажмурился, кожи коснулось теплое и липкое, а когда я открыл глаза, то пушистый белый хвост уже мельтешил из стороны в сторону перед самым носом.

— Ты ему понравился, — хохотнул Грок. — Теперь он от тебя не отстанет.

— Мы пришли с миром! — прорычал Газрог. — Черная лапа всегда были друзьями Снежным волкам!

Я наконец-то понял что рука на месте, радостно зашевелил пальцами. Впереди из-за скалы показалось острие толстой как копье стрелы. Похожее на клюв хищной птицы оно глядело прямо мне в грудь:

— Кто это? — спросил караульный. — Почему Прауг считает его своим?

— Это наш шаман, мудрый Дэлгор! Он умеет предсказывать погоду и будущее, — произнес Газрог важно. — Любой лесной зверь преклоняется перед ним. А птицы — замирают в воздухе, когда он поднимает свои очи к небесам!

Караульный нехотя опустил лук, я слышал как недовольно затрещала тетива, когда толстые пальцы выдернули стрелу и вернули в колчан.

В лагерь нас пропустили без досмотра, хотя я уже приготовился, даже топор сунул под нос караульному. Грок жестко одернул меня за руку, произнес строго.

— Тут тебе не север, оружие отдают только рабы!

Я отрывисто кивнул, откуда же мне знать...

По обе стороны узкого прохода потянулись приземистые каменные дома. Строили на века, камень не жалели, каждый блок весом с взрослого орка. Даже дорожки вымостили плоскими булыжниками. По ним шагать приятно, острые кончики не впиваются в ступни.

Чарг вышел из тени, когда Газрог подал знак ладонью, раз нас принимают, как друзей то таиться нет причин. Но я знал, все кроме меня, хоть и ступают легко и расслаблено, в любой миг готовы ринутся в бой, чтобы сокрушать, опрокидывать на землю, рубить на части. Среди орков считается бесчестием обманывать, или пользоваться доверием друзей. Если Снежные волки поведут себя враждебно, мы ответим топорами.

Все хранили гордое молчание. Газрог — вождь, его дело вести переговоры. А мое — шагать сзади, чтоб не заблудится, или не переломать кости на дне обрыва.

— Мы знали, что вы придете, — произнес караульный хмуро. — Шаман видел в снах. Сейчас он ждет вас.

— Мы будем рады говорить с ним!— произнес Газрог с почтением, но когда обернулся, то я увидел, как в его внимательных глазах вспыхнули яростные огоньки.

Глава 10

Полог отодвинулся со скрипом, и в глаза мне ударило яркое свечение. Ладонь сама потянулась к лицу, кожа в мгновение нагрелась, словно в лицо дохнуло жаром пламя. Запахло гарью, едкий дым сизыми клубами повалил вверх, в носу защипало, из глаз на щеки брызнули слезы.

— Что за...

— Вы не Тьма, — произнес сильный голос, — духи видят все!

Мне был очень радостно за духов, но я не видел ни зги, дым облаком завис в тесном каменном жилище. Я развернулся лицом к выходу и закашлялся, в горле дерло так, словно всухомятку сожрал громадную пачку чипсов...

Когда отдышался, то заметил что справа от меня, среди клубящегося дыма возникли странные фиолетовые искорки. Уже через мгновение там засветились крохотные фонарики, что разрастались, сбегались как капли в одну большую. Столб лилового света возник бесшумно, прямо предо мной распахнулась призрачная дверь. В воздухе вспыхнул крохотные молнии, запахло озоном. Сквозь темный проем в столбе света шагнула высокая фигура в черной мантии.

Я с испугом смотрел в его мертвенно-бледное лицо, черные как ночь глаза, что казались высеченными из камня. А, когда он сделал шаг и вышел из светящегося столба, я вздрогнул как олень, что зачуял охотника. Мертвенно синие губы незнакомца растянулись в улыбке, холодная как лед ладонь ухватила меня за предплечье.

— Погоди, — произнес он вежливо, — почти просительно. — Не спеши заходить туда. Иначе выбор будет сделан...

Я посмотрел на Грока, что нервно разминает пальцы, его глаза смотрели сквозь меня и незнакомца, словно мы бестелесные духи предков.

Моя рука инстинктивно потянулась за спину, где прямо над плечом торчит длинная рукоять боевого топора. Его таскаю на ремне с петлей, что дал мне Грок... Гораздо удобней носить тяжеленое оружие на спине, как рюкзак. Правда вытаскивать не так удобно, но жертвы есть всегда.

— Не нужно, — отмахнулся незнакомец, — оружие мне не повредит. А твои друзья меня не видят.

— Ладно. Не стану. Но скажи, кто ты? — спросил я сильным голосом.

Незнакомец задумчиво приложил пальцы к подбородку, черные глаза смотрели холодно, мертво, он сказал с некоторой долей уважения:

— Не боишься, это уже хорошо... Я Плеосин, — странник.

— Вот и странствовал бы себе, — буркнул я.

Все молча прошли рядом со мной, Чарг даже зацепил плечом, но его могучее тело прошло сквозь меня, будто я из тумана, а не плоти и крови. Я застыл, воздух пробкой застрял в легких, перед глазами поплыло, мне чудилось, что я растворяюсь среди клубов сизого дыма.

Незнакомец поднял руки вверх, с кончиков пальцев сорвались тонкие потоки колдовского огня. Струйки ударили Грока в грудь и он замер, глаза стали стеклянными, рот бессильно распахнулся, оттуда выпал черный, широкий как лопата язык. Старый вояка выглядел беспомощно и слабо.

— Хорошо, — сказал незнакомец нетерпеливо. — Я здесь для того чтобы ты мог сделать выбор... Ты в этом мире, знаешь ли, случайно, ошибка... Я предлагаю тебе вернуться обратно домой. А в замен...

— Ты хочешь мою душу? — спросил я со страхом.

Если раньше держался молодцом, то теперь при виде Грока, что пускает слюни как трехлетний ребенок, меня трясло! Я тер кулаками глаза, в надежде, что все лишь сон... не может такое на яву. Жуткий человек возник из столба света, этого нельзя объяснить умом, в уме такое не укладывается. Можно назвать, конечно, телепортацией, перемещением в пространстве и времени, междуконтинуумным переходом, умом можно..., на то он и ум — его дело растолковывать. Но нутром чую, даже волосы на теле встали дыбом как у зверя: передо мной настоящий колдун, чародей, чернокнижник, или кто-то еще... И колдун злой, у добрых не должно быть мертвенно-бледное лицо и губы как у утопленника. Про черные маслянистые глаза вообще молчу, выглядит как эльф что обкурился марихуаны...

— На кой мне твоя душа, я что демон? — колдун презрительно скривился, — я хочу, чтобы ты отдал мне то, что несете, реликвию... Никчемная безделушка, но хоть какая-то плата за мой труд. Открыть Черные врата, это тебе не два пальца об асфальт, как у вас говорят.

— Ты правда бывал у нас? — спросил я с надеждой.

— Часто бываю, часто..., — отмахнулся колдун, черные глаза алчно сверкнули, синие губы сжались в полоску. — Дела там у меня, — процедил он уже сквозь зубы.

Я смотрел на него, не мигая, руки мои била крупная дрожь. Я все-таки потянулся— ладонями к топорищу за спиной. Когда в руках сжимаешь верное оружие, то чувствуешь себя уверенней, храбрей. Пускай сейчас топор и бесполезен. Колдун лишь покачал головой, тощие руки поднялись, я видел, как на кончиках ногтей снова загорелись колдовские огоньки. Прямо под ноги посыпались святящиеся крупинки, глаза Грока стали темнеть, словно в каждое залили по бутылочке чернил.

— Я не шучу, — сказал колдун раздраженно. — Лучше соглашайся, и я верну тебя домой, а твой друг — останется жить...

Я потянул топор из за спины, оружие казалось неподъемным, мышцы тряслись от напряжения, сквозь толстую кожу проступили громадные бугры. Колдун хохотал, а я, сцепив зубы, тащил оружие, что теперь весом с гору. А меня пробрала такая злость, что я и не заметил, как на руках снова вспыхнуло то самое багровое сияние.

Огонек скользнул между пальцев как змейка, по венам мгновенно разнеслось приятно тепло, оледеневшие мышцы налились силой. Я с криком дернул топор на себя, кожаные ремешки с треском лопнули, тяжелое лезвие вынырнуло из за спины и понеслось вперед. Огонь тонкими струйками побежал по древку, топор вспыхнул словно облитый бензином. Огненная сталь с присвистом рассекла воздух, у меня перед глазами пронеслась багровая полоса, а колдун вздрогнул. Тяжелое лезвие вошло в его грудь без сопротивления, как в масло.

Глаза колдуна мгновенно затянуло молочной пленкой, он с тихи стоном сжал губы, алая струйка потекла из уголков рта по подбородку, ткань одеяние под топором потемнела.

Руки колдуна медленно поднялись к груди, пальцы ухватились за лезвие топора и вспыхнули как свечки. Крохотные огоньки побежали по сухим как ветки пальцам вверх, кожа потемнела. Глаза впились в меня с такой яростью, что ноги стали подгибаться в коленях. Я видел, как он превозмогая боль, тащит тяжелое лезвие из груди. Кровь толчками изливалась из раны, но уже через мгновение фонтанчики стали крохотными, и лишь крупные капли срывались с длинного одеяния под ноги.

Рана на груди колдуна стала уменьшаться, кровавое пятно блекло, выцветало на глазах, пока совсем не исчезло. Я со страхом понял, что сейчас меня поджарят живьем, не успею и пискнуть...

За спиной что-то глухо щелкнуло. Колдун неожиданно покачнулся, и как подрубленное дерево рухнул вниз. Из горла торчал острый металлический клюв, нет не клюю вовсе — нож Чарга. Из рассеченной вены на шее фонтанчиками била кровь, мне на лицо упали крохотные алые брызги.

— Как? Кто? — произнес я удивленно.

— Плеосин ошибся, я вижу его, — произнес Чарг довольным тоном. — Охотники видят духов. А ножи мне заговаривал еще Прагл, наш старый шаман...

— Я думал сдохну...

— Да, — сказал Чарг, широкая ладонь отерла взмокший лоб. — Еще миг и он бы тебя убил...

— А где остальные? — спросил я взволновано.

— Здесь, — кивнул Чарг. — Но ты не видишь, он навел на тебя морок.

Под руку Чарг вывел меня из дома наружу, в лицо подул прохладный ночной воздух, запахло свежестью, кожа ощутила прикосновение ветра и болезненный жар стал утихать. Глаза с жадностью впились в темное бескрайнее над головой, словно там среди облаков и звезд сокрылось что-то важное и так необходимое сейчас.

Я не знаю сколько времени стоял вот так, зашевелился лишь когда ступни стало покалывать от холода. Тело заледенело, холодный воздух пробрал до самых костей, но уходить не хотелось, я чувствовал странное, но приятнее единство с этим холодом, что с одной стороны медленно убивает, но и отрезвляет, пробуждает разум.

А ведь с нами людьми — тоже так, пока эмоции не утихнут, разум как лодка среди шторма и громадных волн. И только когда остынешь, успокоишься... Вот-вот — остынешь. Не зря рассудок называют холодным.

Судьба не ленилась преподносить мне подарки. Новый я получил, когда собрался вернуться в дом, чтобы отогреть окоченевшие ноги. Из кустов с необычайной прытью выскочил коренастый щенок, белая, густая как одежная щетка шерсть красиво поблескивала в лунном свете. Он напоминал мне комок пуха, или снега, с хвостиком. Но грудь у щенка широкая, мощная. Ею он на меня и налетел с разбегу.

Я ощутил, как в бедро ткнулось пушистое и тяжелое, колено резко подогнулось, я не удержался и неуклюже шлепнулся на землю. Оказывается, чересчур приблизился к норе, где живут псы. Хотя с виду и не нора вовсе, а берлога или пещера. В такой может уместиться даже медведь.

Я поднялся на ноги, торопливо струсил пыль со штанов. Щенок радостно бегает вокруг меня, черные глазки смотрят задорно, в них проскакивают радостные искорки.

— Играться хочешь, паразит, — сказал я ласково. — Ну иди сюда.

Я протянул щенку ладонь, крохотная пасть тут же раскрылась, я увидел, что в ней полно острых как иголочки зубов. Не успел удивиться, как зубы уже впились мне в палец. Я торопливо одернул руку, на коже остались мелкие точечки, вмиг потемнели, вниз сорвалась тяжелая капля крови. Щенок радостно возился у меня под ногами, хвостом выбивал пыль из штанов, и теперь у него на макушке появилось смешное черное пятнышко.

— О, так тебя и назову — Спот. Или у тебя уже есть имя?

— Нет, — прозвучал над ухом громовой голос.

Я резко обернулся, взгляд уткнулся в могучую грудь, похожую на те что у чемпионов по жиму штанги. Широченные пластины мускулов казались утесами, что нависают над каменными квадратиками пресса.

— У него нет имени, — повторил незнакомец.

— Я Дэлгор, мы из черной лапы, — произнес я смиренно. Руку от щенка убрал. Мало ли чего, вдруг это считается оскорблением, или еще что...

Кажется я не ошибся, руку незнакомца проворно скользнула к поясу, из ножен с тихим металлическим звоном вылетел кинжал. Острый металлический наконечник уткнулся мне прямо в грудь, а я уже знал, что орки просто так оружие не достают. Раз достал — значит пустит в дело. Размахивать железками у них не в чести...

Мне почудилось, что сейчас надавит и кожа прорвется, наружу плеснет черной, как смола кровью, но нет: острие осторожно двинулось вниз и в сторону. На коже остался аккуратны порезик, в виде перевернутой буквы Г. Это если с его стороны смотреть, а я когда опустил голову на грудь, то вижу это самое Г, это что оркский юмор, напоминание мол, кто ты такой...

Могучий орк ловким движением закинул кинжал обратно в ножны, отвернулся и ушел. Я удивленно хлопал глазами, когда щенок лихо запрыгнул ко мне на руки, я осторожно погладил по пушистому лбу, а он выкрутился, коготки заскребли по коже, а когда я приподнял его руками, то ощутил влажное касание. С улыбкой я понял, что щенок зализывает мне ранку.

— Теперь вы двое неразлучны, — произнес орк торжественно, — Ты можешь дать ему имя. Пес сам выбрал тебя, он ранил тебя и излечил. Кровь связывает вас.

— Даже так, — ответил я удивленно, — я чисто случайно...

— Да? — хохотнул орк, — он еще с момента вашего прихода из кустов на тебя поглядывал.

Чарг и Грок услышали голоса, выбежали из дома. В руках Грока уже поблескивал громадный топор. Газрог вышел из дома последним, полог отодвинулся лениво, словно вождь уже знал, что все в порядке. А может и действительно знает, ведь если Грок не рычит и не рубит на лево и направо, значит — порядок.

Газрог с прищуром посмотрел на меня, затем на щенка. Во взгляде я не заметил неодобрения, в глазах наоборот возникла какая-то тоска, а может даже радостный блеск. Он наморщил лоб, буркнул:

— Так ты еще и собаковод....

Грок хмыкнул, покосился на незнакомца, что порезал мне грудь:

— Что уже и посвятили? Когда успели?

Незнакомец окинул Грока с головы до ног внимательным взглядом, затем произнес чинно:

— Пес выбрал его... Это редкость. Я еще от деда слыхивал, что Снежные волки уходили из племени на поиски брата по крови...

Сказал и тут же развернулся и ушел, будто смутился, и решил скрыться от глаз.

Грок посмотрел на меня вопросительно, я пожал плечами, щенок продолжал мокрым теплым языком лизать царапину. Все видели мое довольное лицо, хотя наверно та еще рожа, одни клыки с палец толщиной...

Газрог скомандовал отбой, дважды повторять не пришлось, каждый давно клевал носом. Впервые за многие дни я лег спиной не на жесткие еловые ветви, и даже не на землю. По до мной настоящая кровать, на такую бы и не взглянул раньше, у меня то дома анатомически-ортопедический, с двойными рядами пружин и измерителем веса... А здесь куча соломы накрытая дырявой мешковиной, и никаких наворотов. Разве что блохи скачут как кони. Спалось на удивление спокойно, не тревожили ни злые колдуны, не смертельный холод. Проснулся я поздно, кода ощутил на лице жар.

Я лениво поднял веки, яркий свет резанул по глазам. Я оперся на локти, с наслаждением вдохнул теплый воздух. В доме пахло сухой травой и немного сыростью. В стопу ткнулось влажное, я торопливо одернул ногу, там у самого края кровати скрутился клубком крохотный снежный волк. Когда заметил меня, глаза заблестели, он сонно зевнул, нос снова ткнулся мне в ногу.

— Иди сюда, Спот. Охранял меня, так ты просто молодец!

Я потрепал его по голове, шерсть под пальцами переливалась, заблестели искорки, словно в догорающем костре. Крохотна пасть проворно распахнулась, и тут же сомкнулась на моем пальце. Спот забавно зафырчал, и принялся жевать жесткий ноготь.

— А ты еще тот чертенок, надо было назвать тебя Бесом...

По ту сторону стены зашуршало, полог отлетел в сторону и в проеме возник Грок. От его широкоплечей фигуры исходил жар, даже пар поднимался редкими струйками.

— Хватит дрыхнуть, или ты шаманишь? Так я не помешал?

— Нет, я уже встал.

— Тогда бегом на тренировку, — гаркнул он, — через час надо выступать! Я слышал северные волки пойдут с нами

— Как с нами, — от удивления я едва не вскочил. — Они что не знают...

— Все знают, — кивнул Грок. — Ты просто вчера пропустил все, с колдуном этим, да потом на улице стоял как пришибленный.

— Это я шаманил, — буркнул я смущенно. Хотя понимаю, что действительно даже себе не могу объяснить, что произошло тем вечером, загадочный Плеосин, грек что-ли..., потом пес. И что за сила просыпается во мне в минуты страха и ярости. Может я и вправду берсерк или шаман? Хотя умом ведь понимаю что все это бабушкины сказки, и что не первых ни вторых нет, как и снежного человека, и поездов смерти... Но тут, в этом мире, колдовство существует. Сразу вспомнились слова Трогла-предателя. Колдовство существует, и похоже оно существует во мне тоже...

После тренировки я едва стоял на ногах, а ведь еще целый день идти. Сегодня Грок не дал мне топора и битый час гонял по двору дубиной. Сказал, что проверит мою ловкость, и будем учиться уворачиваться. Никогда прежде мне не было так страшно, даже когда рыцари перли с мечами наголо... Громадный орк, с дубиной и сумасшедшим блеском в глазах, такое напугает многих.

Толстое бревно со свистом рассекало воздух я едва видел само оружие, как от такого увернуться? Оказалось, возможно, Грок специально оставлял мне место для маневра, хотя я все время налетал то на дом, то на валуны. Дважды досталось по ребрам. От удара в боку хрустнуло, я думал, лопнула грудная клетка, пальцы со страхом вцепились в раненый бок, но нет, кожа оказалось целой, а треснула толстая дубина.

— Я понял, — сказал мне Грок тогда, — это у тебя когда боишься, и когда злой. Точно берсерк...

Уже час я размышлял над его словами, а может и вправду берсерк? Откуда мне знать?

До перевала решили идти иным путем. В горах, как сказали разведчики Волков — уже ждут засады врага. Моего мнения никто не спрашивал, но может и к лучшему, потому что в голове одна каша. Спот тихо сидел в плетеной суме. Лишь изредка высовывал голову и поглядывал то на меня, то на мельтешащий пред глазами мир.

Мы обогнули ребра и двинулись по узкой тропе, прорубленной в зарослях колючего кустарника. Острые как иглы шипы все равно впивались в голые ступни, несколько засело глубоко в мышцах и обломалось. Пришлось звать Чарга, чтоб расковырял ножом и вытащил. Пока он осторожно разрезал кожу, мое лицо вспыхнуло: ну это ж надо так вляпаться, все бегут хоть бы хны, и один я собираю все камни, занозы, синяки... Но когда увидел как Чарг забрасывает ногу на ногу, а острие ножа погружается глубоко в кожу ступни, то от сердца отлегло. Значит не один такой, даже опытные охотники по колючкам бегают.

Впереди жидкой полосой серели рощи, деревья стояли редко, так словно их насадили искусственно. Солнце поднялось высоко, и хотя еще недавно высокие кустарники отбрасывали тень, теперь от палящего зноя не спрятаться, ну или лезть в колючие заросли в поисках прохлады... От недавнего холода ни следа, в лицо горячим потомком бьет озорной ветер, вышибает слезу из глаз. Над головой то и дело проносятся птицы, щебечут весело. Я даже как-то расслабился, но Грок то ли почуял мой настрой, то ли по привычке хлопнул меня по плечу, сказал строго:

— Закрой рот, мух наловишь.

Я замахал руками, отгоняя воображаемых насекомых, Грок расхохотался.

Наш разросшийся отряд уперся в высокий холм, дорога заканчивалась как раз перед крутым, почти отвесным склоном. Справа от холма, поближе к горам, широкая поляна, за ней целая роща приземистых сосен, что прильнули к земле, словно ища защиты от холодных и злых горных ветров. Уже здесь воздух пахнет хвоей и живицей, от приятных запахов щекочет в носу и урчит в животе.

Сразу за поляной, начиналась новая дорога, широкая и протоптанная она походила на те что видел в деревне, но ближе к сосновой роще, змеилась желтая, местам поросшая травой тропка. Туда и направилась вся наша ватага. Бежали орки на удивление тихо, мне казалось громадные волки будут выть, замедлять движение отряда. Так нет, те из женщин что поменьше, и дети, свободно ехали на спинах умных и послушных зверей. Даже воины, чьи лесные друзья размером с теленка, умудрялись ехать верхом. У них даже седла для этого есть, кожаные, добротные, но без стремян. Воевать на таком скакуне не получится, мигом свернешь шею, а вот ехать, в самый раз.

К моему удивлению, между сосен я не заметил ни единого зверька, и даже птицы здесь умолкли, вокруг мертвая тишина, раздается лишь топот ног, и хруст веток.

Мой Спот давно проголодался и жалобно скулил последний час, у меня от его писка сжималось сердце, но сделать ничего не мог, вся еда у нашего охотника, а у Северных волков даже и не знаю... Придется малышу терпеть, как и мне. Знал бы он, кого выбирает в братья — дважды бы подумал! И дело не в том, что в животе теперь урчит, словно там поселился дракон, а в том, что животных у меня отродясь не было. Только в симуляторах разных на компе..., но и тех забывал кормить, выносить горшок, так что удалял через денек другой, пока животинка не сдохла.

Еще часа через два я увидел, как справа между гор вверх уходит извилистая тропка, но склон почти отвесной, по такому карабкаться без специальной амуниции — все равно, что сразу головой о камень. Даже имея все эти альпинистские штучки я бы не полез...

Грок посмотрел на меня внимательно, обронил хмуро:

— Если то хребет Дракона, а там ребра — то здесь задница. Не знаю, как мы пройдем здесь... Не каждый сильный воин одолеет путь, а как же слабые...

Тропку называли, волоком, не знаю правда почему, не похоже чтобы там кого-то волочили, я бы назвал как-то страшно, перевал смерти, или роковая тропа. Но такие название у орков не в чести, он называют вещи прямо, по-простому, без пафоса. Раз волок, значит таки тянули. Внизу навалены целые груды острых камней, словно специально, чтоб если упадешь, то насмерть. Гладкие как стена утесы надменно нависают над головой. Кажется, если подойдёшь ближе, то груда камней зашевелится, поднимет исполинскую ногу и раздавит как жука.

Друг за другом, с тяжелым дыханием и недовольными рыками мы поползли по камням вверх. Измученные беготней по жаре и колючкам мы едва карабкались. Действительно волочились по земле, пот с меня сбегал струйками, а по спине — так рекой. Я дрожащими пальцами впивался в новую выемку среди скал, куда только что цеплялся Грок, и подтягивался выше. Тяжелый топор, как якорь тащил меня на дно ущелья, ветер все норовил оторвать от скалы, и бросить вниз, размазать по камню.

От усталости подкашивались ноги, мокрые волосы налипали на лицо, но я знал, стоит лишь немного отдохнуть, перевести дух, и смогу и дальше карабкаться, как паук, или человек-паук, тьфу-ты, орк -паук, раз на то пошло.

Но не один я от усталости еле дышу, Грок у которого спина в полтора раза шире моей, тоже дышит прерывисто, тяжко. Но у него и ноша потяжелей моей, кроме топора еще куча оружия на поясе, а еще громадная походная сумка свисает с плеча.

— Еще немного, брат, и все... — проронил Грок.

— Еще немного и мне конец, ты хотел сказать — ответил я едва ворочая языком.

— Не болтай... Береги силы, — буркнул Грок и с удвоенным усилием полез наверх. Мне оставалось лишь следовать за ним, хотя мышцы уже налились предательской тяжестью, и каждый раз норовили размякнуть в самый неподходящий момент.

Когда задница Грока внезапно исчезла, я даже глаза распахнул от удивления, оказалось, мы взобрались на небольшое плато, на котором можно и перевести дух, и даже устроить лагерь.

Усталые орки тяжело плюхались на холодный камень, но сейчас оказался приятней любого кресла с вибромассажем, мышцы радовались возможности просто ничего не делать. Руки и ноги пекло огнем, и потому прохлада камня казалась чем-то неимоверным, как излияние божественного бальзама на рану. Я блаженно распластался на камне как жаба у пруда. Но когда поднял взгляд — оторопел. Шагов за двести, начиналась новая тропа, еще круче, склоны так и вовсе лысые, даже пальцами некуда вцепиться.

— Не может быть..., я не верю..., — прошептал я мрачно. — Неужели полезем там?

— А ты видишь другую дорогу? — спросил Грок.

— Нет, но...

— Лежи, пока время есть, и силы береги. Понадобятся еще.

Далеко впереди Газрог высоко вскинул топор. Грок тут же приподнялся на локтях, пока я протер глаза, его руки взялись за толстое топорище, а мой взгляд уперся уже в спину.

Что могло случится, тут в горах на высоте почти в полкилометра? Неужели есть ещё сумасшедшие?

Оказалось — есть. В сотне шагов, на другой стороне разлома, показались закованные в шлемы головы. Эти не похожи на тех рыцарей, что видел в степи. Шлемы круглые, похожие на шапки, а у тех были полные, закрывающие всю голову, как у первых крестоносцев. Медленно головы поворачивались в нашу сторону, в лучах солнца заблестели острия стрел.

Я быстро оглянулся. Воины достали кто топоры. Кто дубины, охотники Волков вытаскивают из чехлов луки, а женщины уже подносят увесистые колчаны с тяжелыми черными стрелами. Что такая делает с людьми, я уже видел в лесу. Газрог остался стоять на краю утеса, словно бросал вызов не только неведомым воинам, но и суровым пикам драконьего хребта. В руке вождя холодно блеснул тяжелый двухлезвийный топор — подарок Снежных волков.

Глава 11

Первые стрелы ударились о камень с глухим треском, в стороны полетели тонкие щепки. Видно лучники еще не пристрелялись, но и отсюда вижу, как луки снова поднялись вверх, тетивы натянуты и в небо взлетают сотни черных точек. Точки быстро разрастаются, превращаются в железные смертоносные клювы. Большая часть стрел не долетела, правда всего метров десять, остальные снесло мощным порывом ветра, и я следил за тем, как целое облако низринулось вниз, к подножию ущелья.

Я быстро зыркнул на наших охотников, луки уже расчехлили, но тетивы не натянуты, висят как хвосты у быков, в то время как враги снова заряжают. Я грамотный, как говорится гугл в помощь, знаю, что даже хороший английский лучник не выпускал в минуту больше шести стрел. А те, что по ту сторону расщелины, на хороших не похожи. И заряжают долго, и стреляют неправильно. Даже я, нуб в стрельбе, знаю что луки лучше держать под углом в сорок пять градусов, чтоб били дальше. Я еогда в "Наварре" за лучника играл, то даже там мой охотник луки держал правильно, под наклоном, а не как те неуки — прямо.

Третья волна стрел как и первая расщепилась о камни, снова над головой затрещало и вниз посыпались обломки. Луки наших охотников поднялись разом, как по команде. Толстые стрелы легли а тетиву, тугие дуги со скрипом выгнулись дугой. Стрелы взмыли в небо стаей черных птиц. Я смотрел им вслед заворожено, с разинутым ртом. На той стороне расщелины послышались предсмертные крики, не меньше десятка воинов упали на землю, но я видел что и дальше количество железных шапок поредело. В первые ряды и вовсе осыпались в пропасть, как карточный домик.

Даже Грок ухватился за лук, с бедра вних свисает громадный колчан, а пальцы берут стрелы быстро, со знанием дела. Это то кто мне рассказывал что Черная Лапа не стреляет ид луков, а арбалеты так вообще презирает и разбивает о головы врагов. Я видел, как рывком натянул тетиву, левый глаз прищурен, нос сморщился, а громадные клыки угрожающе выдвинулись наружу, будто не стрелять собрался, а грызть врагам глотки.

Я стиснул челюсти от невольной зависти, когда на противоположном краю ущелья, медленно пошатнулся высокий воин. Скорее всего предводитель, или командир, в такие всегда выбирают рослых, их и боятся и уважают.

— Ну и выстрел, как ты в него попал? — спросил я удивленно.

— Да я в того, крайнего целился, что подтягивает баллисту, — буркнул Грок виновато. — Но рад, что тебе понравилось!

Все видели, что из-за валунов на плато выскакивали еще и еще воины, вооруженные короткими луками, некоторые с копьями и топорами, хотя от них толку нет, как и от наших. А вот те двое, что вытащили на передовую баллисту — действительно опасны. Как в жизни эта громадина стреляет я не видел, но по играм и статьям могу сказать что хорошего мало. Одна баллиста может за раз выплюнуть до двухсот стрел, правда долетят ли до нас — другой вопрос.

Газрог как и прежде стоял на утесе, в руке красиво поблескивает грозно оружие, на второй руке — плетеный щит, его принесли женщины. От топора и копий такой не спасет, а от стрел — в самый раз. Над ухом просвистела стрела, я развернулся и ахнул. Руки Чарга слились в одну зеленую полосу, а стрелы летели одна за другой с такой скоростью, что я не успевал мотать головой.

Разбойники падали один за другим, ведь как и орки — все без доспехов, а шлем-мисюрка на голове — не шибко хорошая защита. Только на пузе их старшего поблескивают железные бляшки, а на голове — конический шлем с поносью, и защитной бармицей.

Черные стрелы Чарга разили насмерть, двое упали с пробитыми шеями, третьему стрела угодила точно в грудь. Наши подняли луки, снова зазвенели тугие тетивы, и стрелы смертоносным градом обрушились на разбойников. Предводитель успел закрыться щитом, но другие падали как подрубленные, тяжелые оркские стрелы могли пробить даже железный панцирь, что для них какие-то кожаные или суконные одежды. Возле баллисты тоже попадали на землю, то-ли спрятались, а может, поймали черную стрелу в грудь.

Внезапно с той стороны донесся отчаянный вопль:

— Не стреляйте! Мы лишь охранники каравана!

Газрог поднял топор вверх, и все лучники медленно с явной неохотой опустили оружие. Медленным уверенным шагом вождь подошел к краю пропасти, на лице играла довольная улыбка. Он прокричал громогласно:

— Ты выпустил первую стрелу! А значит, мы убьем столько твоих воинов, сколько пожелаем!

Я с прищуром рассматривал врагов. Их лиц не вижу, но издалека выглядят злобными убийцами, стоят гурьбой, как сброд, а не войско. Такие убивают не мастерством, а подлостью. С них станется затянуть время разговором, а тем временем зарядить баллисту. И в голосе их старшего, звучат нечестивые нотки. Даже я, ни разу не эмпат различаю...

Я дернулся вперед, чтобы предупредить Газрога, но Грок преградил дорогу. Широкая как бревно рука уткнулась мне в живот, он сказал тихо:

— Вождь знает, глянь на Чарга...

Чарг засел между двух валунов и со злобным оскалом следил за каждым движением в стане врага. Мускулистые руки красиво держали лук, на кончике стального клюва стрелы горел солнечный зайчик, настолько яркий, что зажмурился.

— Пусть только дернется, тут же получит стрелу в брюхо! — хохотнул Грок

Я залюбовался блеском оружия и не сразу понял, что женщины за спинами наших воинов уже наложили стрелы на тетиву, а сами улеглись на спину, в дуги луков уперлись ногами. Похоже, вот так и будут стрелять, лежа на спине. Н оно и не удивительно, у взрослого мужчины еда хватает сил натянуть тугую тетиву, Грок и Чарг не в счет. Эти посылают стрелу за стрелой, так что вторая догоняет первую...

— Мое имя Горан! — выкрикнул он поспешно. — Да, мои воины были не правы... Я сурово накажу тех, кто еще жив!

— Чтоб до того как я опушу руку, вас не было! — гаркнул Газрог.

Вожак торопливо махнул рукой и те двое, что лезил к баллисте отбежали назад. Оставшиеся воины также торопливо отступили с плато к узкому проходу между скал-исполинов.

— Ты справедлив и милостив, великий воин! — ответил Горан наконец. — Позволь нам удалиться, и я обещаю, что в этих горах ни один из моих воинов никогда не потревожит тебя!

Грок кивнул, но руку медленно двинул вниз. На вожака это подействовало лучше любых слов, он попятился как рак, не разбирая дороги, дважды споткнулся об трупы, и едва не упал.

Грок посмотрел на усеянную трупами скалу, буркнул:

— Думаешь, не вернутся?

— Это не рабы черных рыцарей, простые разбойники. Мы перебили половину, — ответил Газрог. — Он понимает, что еще одного боя не выдержать. Стрелы у них легкие, а луки слабы даже для леса, где нет ветров!

Грок кивнул, но по лицу пробежала тень сомнения. Я оглянулся на трупы, подумал, что, Газрог по своему прав, разбойники не отважатся нападать, теперь их меньше, а оружие — в разы хуже оркского. Но как по мне, то вернее перебить всех до единого. Хотя понимаю, что и там люди, но жестокие, подлые убийцы. Таких чем меньше — тем лучше.

Газрог похоже уловил ход моей мысли, наверно на лице все написано...

— Если орден пойдет там, а в доспехах они сюда не полезут, то Горан еще послужит, — произнес он с ухмылкой. — Вот увидишь Дэлгор. Поверь моему опыту.

С нашей стороны никого не убили, лишь нескольких ранили стрелы, что отскочили от скал. Женщины перевязали раненых и уже через четверть часа мы вновь висели как гирлянда на отвесной скальной стене.

Солнце в горах пропадает быстро, я и не заметил, как стемнело, руки уже машинально выискивали трещины и уступы, я уже не глядел куда ставит ступни Грок. Тем более что ноги то он ставит на одни уступы, а руками берется за другие, что пошире, да поудобней. А я как дурень карабкался по тем, мелким... Все приходит с опытом.

В ночной тиши звуки разносятся далеко, я слышал как сверху и снизу доносится тяжелое дыхание, крепкое словцо, скрежет металла по камню. Иногда долетали целые тирады, но слов я не разбирал. Воздух пропитался тревогой и страхом, после того как один из Волков сорвался вниз. Как я понял, один из раненых не удержался когда подул ветер. Меня и самого чуть не оторвало от скалы, но я впился всеми пальцами как краб, и устоял. А он видимо не справился, разрезанные мускулы подвели...

Мы разбили лагерь на узком плато уже поздним вечером, когда среди хмурого неба заблестели крохотные звездочки. Я уселся вместе со всеми у костра, по рукам пошла фляжка с крепким кисловатым на вкус напитком. Я отхлебнул немного огненного сока, во рту словно вспыхнул огонь, в уголках глаз мгновенно проступили слезы.

— Ну и яд, — произнес я сдавленно.

— Это из корней лопуха, — пояснил Грок. — Хорошо снимает усталость. Но много не пей, а то на утро будешь как вяленое мясо.

— Нет, к такой гадости не пристращусь..., — буркнул я, — я пивком увлекался одно время, но у того хоть вкус приятный, не то что это, моча со спиртом...

Но усталость, действительно, словно ветром сдуло, мышцы заполнились горячей силой, вены на руках набухли от прилива крови, словно только что таскал тяжести. Кроме того отвар развязывал языки, воины с громким хохотом рассказывали разный байки у костра. Я тоже подсунулся поближе к огню, там и теплее, и слышно лучше о чем говорят.

Я и сам брякнул парочку банальных фраз, даже не вдумываясь, что говорю. Грок воздел руку к небу, произнес важно:

— Нашего шамана обучали лучшие учителя! Даже молодой он знает столько же, как и укрытый благородной сединой старец!

Столько лиц мгновенно обернулось в мою сторону, что мне стало неудобно, щеки потемнели от прилива крови. Больше сотни глаз следили за каждым моим движением, будто я рок звезда. Я понял, что придется что-то сказать. И не просто брякнуть глупость, от меня ждут мудрых слов, наставления. Я задумчиво провел пальцами по подбородку, ответил уклончиво:

— Младенец, родившись, имеет глаза, чтобы видеть, уши чтобы слышать. Но не умеет говорить. Потому прежде чем говорить, всегда смотрите и слушайте. Такими вас создали боги!

Тяжелые складки на лбу Грока сдвинулись, стали еще глубже.

— Видите, какой мудрый, — сказал он после паузы. — Это вам не топором головы трощить.

— Но если честно, то ничего особенного, — ответил я тихо, так что даже Грок едва расслышал — В школе я на тройки учился, так, Википедию читаю, да, двор, школа, друзья... Обычный человек в общем.

— Какие ж тогда у вас волхвы, если ты обычный? — спросил Грок шепотом.

— Чудотворцы, — ответил я. — не такие как здесь, но тоже творят чудеса. Правда это не делает их ни счастливее, ни лучше вас. Такие же..., почти такие.

Позже, когда все разошлись, я прилег у тлеющих углей, хоть уже и черные, но еже дышат жаром, изредка подмигивают яркими красными глазами, в воздух влетают искорки, и седой пепел. В голове слегка шумело от выпитого, я подложил ладони под голову и безуспешно старался заснуть покрепче. Но как только опускал веки, перед глазами оживали жуткие картины с Плеосином и черными рыцарями, за ними чередом и другие, кого не знаю, но тоже кошмарные и свирепые.

Я часто просыпался, волосы на теле стояли торчком, прикладывал ладонь к груди, сердце казалось, проколотит дырку и выскочит прямо в дрожащие пальцы.

В очередной раз проснулся, от влажного толчка в лицо. Несколько мгновений лежал на боку, с закрытыми глазами, не мог понять что разбудило так внезапно, ведь на душе спокойно, а лоб не взмок от пота. И комары не грызут, туд возле костра все просякло дымом, они на милю не подлетят. В щеку снова ткнулось влажное холодное. Я развернулся, передо мной сидел на задних лапах Спот. Уши испугано прижал, голову нагнул... Может и ему снятся кошмары, врде бы ученые доказали что и собаки сны видят, даже бежать могут во сне, или лаять тревожно...

Раз уж проснулся, то схожу отолью, решил я после не долгих размышлений. Терпеть не полезно, и даже вредно, это тоже прочел где-то в и-нете. Пришлось осторожно переступать через спящих, орки тесно лежат друг к другу, негде и ногу поставить, тем более если ступни широкие как у слона. С горем пополам я добрался до края обрыва, авльцы уже развязывали шнуровку на штанах, когда услышал внизу подозрительный шорох, следом донесся звук осыпающихся камешков.

Звезды на черном небе блистали ярко, куда и девались обрывки облаков, а вот луна едва светит, щербатый серпик уныло поглядывает из-под туч на гордо воздетые пики драконьего хребта. Даже ночью, среди черноты серебрятся в лунном свете снежные шапки. Но там, среди звезд опасности нет, а вот внизу...

Я осторожно отошел от края пропасти и лег на землю. Там в темноте что-то метнулось. Тихо, и почти незаметно, хотя глаза у орков к мраку привыкшие, и видят в разы лучше человека. Я непроизвольно откатился в сторону, чтобы потом опереться на локти и встать. Плечо полосонуло болью, я инстинктивно ударил кулаком с разворота, рука налетела на что-то упругое, под пальцами хрустнуло, на кожу упали теплые капли.

Под ноги мне шлепнулся низкорослый человечек с раскосыми глазами и страшной раной на шее, из которой толчками льется кровь. Широкий нож лежал рядом, в шаге от меня, чуть дальше от него отбитая нижняя челюсть. К ступням подступили темные струйки, пальцев коснулась липкая влага. Я уже понял что кровь, и человек что под ногами уже не шевелится, лежит без движения, словно уснул.

— Враг в лагере! — проревел я так громко, что заложило в ушах.

Из тьмы тут же выскочило еще двое, в глазах сумасшедшие огоньки, ножи зажаты в зубах, но кроме того в руке у каждого по тяжелой дубине.

Я ударил кулаком прямо в лоб, хотя знаю что так нельзя, пальцы сломаешь, но в другие места не достану. Руки двигались так быстро, что бандит не успел удивиться, как уже раздался треск лопающегося черепа, а под ноги мне брызнуло серое и склизкое.

Второй замахнулся дубинкой, но я перехватил кисть, как заправский дзюдоист, и резко дернул вверх, рука с противным хрустом вывернулись, сквозь прорванную кожу прыснуло кровью, наружу выглянули желтоватые кости. Из горла бандита вырвался крик, что сменился хрипом, когда я ударил им как тряпкой о землю.

Пока я разделался с двумя, на краю обрыва уже возник целый десяток. Я зарычал страшно, мышцы вздулись буграми, глаза снова заслала кровавая пелена, мир словно залили, багровы светом. За спиной раздались яростный возглас, среди них я узнал и голос Грока. Они придут на подмогу, но сейчас я один, а передо мной не меньше пятнадцати воинов с мечами и дубинами. А снизу видны еще головы карабкающихся...

Я зарычал еще громче, страшно оскалился, врага надо ошеломлять, пусть дрожит в страхе, промахивается. Низкорослые бандюги уже переглядывались испугано, не могли решить, кто пойдет первым на страшного орка. Я не стал ждать, пока наберутся смелости, сам шагнул вперед. Хоть их намного больше, и могут навалиться скопом, но в отличие от меня не видят ни зги, и мечем не размахнешься всласть, надо присматриваться, чтобы не зарубить своего, а я могу мочить без разбору все, что перед глазами!

Первым же ударом уложил сразу троих, от мощного удара бандит отлетел, но вцепился руками в двоих товарищей и исчез за краем пропасти вместе с ними. Слева тут же набросились, я одного пнулв живот, раздался гулкий шлепок, коротышку согнуло пополам, я добавил кулаком сверху, позвоночик с треском лопнул как от удара молотом. От второго отмахнулся как от назойливой мухи, зацепил лишь кончиками пальцев, но тому хватило. Будто лихой акробат он сделал сальто черх спину и с громким треском шлепнулся на камень, где и остался лежать без движения.

Я замахнулся на следующего, когда над головой просвистело лезвие ножа. Другие тоже выхватили ножи, и видно собрались метать, я проворно перехватил руку ближнего, рванул на себя, стиснул. Под пальцами захрустело, будто сжал пакет с поп-корном. В темноте истошно завыли.

Грок и Чарг как всегда подоспели первыми. Не успел я добить того, чью изломанную руку до сих пор сжимаю в кулаке, как на плато не осталось ни одного бандита. Грок с любовью отирал клочком одежды алый от крови топор, а Чарг хладнокровно выдергивал ножи из лежащих на камне трупов.

Газрог, который подоспел уже к концу сражения, буркнул:

— Молодец, Дэлгор.

Грок произнес недовольно:

— Молодец то молодец, но я ведь говорил: надо добить бандитов. Еще там, днем.

Газрог не ответил лишь мрачно сдвинул брови. Я только сейчас заметил, что вся грудь у меня покрыта порезами и кровоподтеками, так словно по ней табун лошадей пробежал. Кровь тонкими струйками солчилась из ран. Ко мне подошла девушка, стройная, высокая, с развитой мускулатурой, похожая на тренера по фитнессу в спортзале куда я изредка заглядывал.

Она молча отерла мягкой тканью кровь с моих ран, а затем принялась намазывать чем-то липким и холодным. Я вздрагивал как кот, на которого брызгают водой, а она сдержано улыбалась. Мне понравилась ее молчаливость, и сдержанность, не то, что Алка, та стрекочет без умолку, Хотя и за ней скучаю...

— Меня зовут Чиар, — сказала она, когда закончила обрабатывать раны. — Ты дрался как настоящий воин. Уверена, ты снищешь славу героя.

Она развернулась и ушла, а я еще долго наблюдал за ее грациозной пружинистой походкой. Пришел в себя лишь, когда на плечо опустилась тяжелая ладонь.

— Дочь вождя, — сказал Грок с улыбкой. — Шаман учит ее целительству. Руку даю на отсечение, ты ей понравился.

— С чего ты взял? — буркнул я.

— Она второй день глаз с тебя не сводит. А когда спал, дважды подходила к тебе.

— Чего ж ты мне не сказал? — спросил я возмущенно, даже глаза округлил.

— Я думал, ты знаешь, — хмыкнул Грок. — Пошли, надо развести костер, и выпит еще по глотку того, что Волки варят из лопухов.

Вместе с Гроком мы натаскали еще веток, а женщины уже разломали и набросали на тлеющие угли. Газрог с Чаргом, ходили вдоьл лагеря оба мрачные как грозовая туча. Вождь что допустил ошибку, а следопыт — что проморгал врага.

Когда завершили обход, Грок подошел ко мне, посмотрел очень внимательно.

— Откуда ты знал о них? — спросил он тихо. — Видение, или колдовство?

Чарг стоял неподалеку, быстро посмотрел в мою сторону, на Грока, произнес сурово:

— Ты спас много жизней. И мне стыдоно что я не заметил их. Думаю коду навел морок.

— Не иначе, — подтвердил Грок хмуро. Оглянулся на меня. — Что скажешь, шаман?

Я пожал плечами:

— Не знаю. Давайте лучше поспим, а то наутро снова лезть как жук по стенке.

Грок отмахнулся небрежно, а Чарг сказал задумчиво:

— Думаю, завтра будет хуже.

— И не сомневайся, — ответил Грок, не оборачиваясь.

Вместе с другими воинами он уже уселся поближе к костру, где по кругу снова пустили фляжку с колдовским настоем.

Я решил, что и мне пять капель не помешает, зашагал к костру, где уже радостно трещал огонь, оранжевые языки поднимались над головой почти на рост человека, в лицо дышал приятный жар и густой молочный дым.

Второй раз пилось уже легче, и хотя сначала во рту и в желудке жгло, на душе стало легче, по венам стало растекаться нежное тепло. Интересно, Чиар и сейчас на меня смотрит, мелькнуло в голове. Сейчас, после огненного напитка я осмелел, так даже смотреть в ее сторону стеснялся. А сейчас обернулся, и глянул украдкой.

По телу пробежала дрожь, а внизу живота укололо, будто туда засадили нож. Ее янтарные глаза смотрели прямо на меня, а во взгляде читалась и нежность, и какая-то скрытая печаль. У меня в горле задергалось, я торопливо развернулся обратно к костру. Лицо вспыхнуло, благо сейчас у всех морды потемнели от жара и выпитого. Рука сама потянулась к Гроку, что вертел в пальцах фляжку с настоем.

— Ану, дайте герою еще глоток, — сказал я. — А то озноб пробирает.

— Ага, — рассмеялся Грок, но фляжку дал. — Молодежь.

Вскоре к нам подсел и Валк, в его руках я заметил маленький круглый барабанчик, похожий на те, что продают в магазинах для растаманов, хиппи, и прочих любителей экзотики. Оказалось, что даже такой крохотный инструмент может издавать целую гамму разных звуков, от гулких до звонких. Все заворожено слушали вдохновленную игру, я едва успевал следить за шустрыми движениями пальцев. И верно, ведь если можешь сильно и быстро размахивать топором, то и на барабане должен играть не плохо.

Спать легли поздно, когда стали догорать угли в костре. К тому времени край неба запылал алым, будто подсвеченный пламенем. Я по привычке свернулся калачиком, широкие ладони подложил под голову и заснул так быстро, что даже не успел удивиться.

Глава 12

Утром пробудился под радостный визг Спота. Глаза открывались тяжело, веки набрякли и поднимались со скрипом, как железные ворота. Так показалось, оказалось, скрипят зубы, от недовольства, что разбудили так рано. Воздух был еще влажным, ближе к рассвету с гор спустился туман и теперь одежда неприятно липнет к телу, штанины холодные будто в каждую вбросили по пригоршне снега.

Вчерашний день казался кошмарным сном, я сперва и решил так, но затем заметил свежие струпы на груди, и на костяшках кулаков кожа содрана до мяса, боль впивается острыми зубами при каждом движении пальцев. Да и камень до сих пор скользкий и темный от крови. Яркий свет солнце поблескивает в багровых лужицах, что собрались там, где на гранитном плато выямки и выбоины.

Над головой, на высоте не менее ста метров, по гладким камням скользила сверкающая лента ручья. Доносилось умиротворяющее журчание воды, я пошевелил пересохшим языком, в горле сразу запершило, захотелось припасть губами к воде, и лакать пока в животе не потяжелеет и не станет холодно.

Пока я раздумывал, ко мне подошел Грок и без слов ткнул в руки громадный бурдюк. По плотной коже сбегают вниз крупные капли влаги, вспыхивают на солнце как драгоценные камни. Я готов был расцеловать здоровенного орка за столь прекрасный подарок. Лучше чем глоток воды сейчас было лишь два глотка.

— Спасибо, — произнес я слабым голосом.

— Пей, пей, — отмахнулся Грок. — Знаю как оно, у самого в горле пекло.

Я проворно выдернул крышку, хотя на руке тут же лопнула корка струпа, наружу проступили жирные черные капли. К бурдюку припал жадно, вода стекала с уголков рта струйками, бежала по груди, а я все поднимал дном к небу, пока не ощутил что скоро лопну.

Чарг за моей спиной удивленно хмыкнул. Я обернулся, думал его удивила моя жадность... Но нет голова охотника повернута совсем в другую сторону. Я присмотрелся, там у самого края пропасти в воздухе, как шмель, завис худощавый седой орк. Ноги скрестил, как любят делать на востоке, лицо умиротворенно поднял к небу, широкие ладони покоятся на коленях. Я плеснул воды в глаза, вытаращил их, чувствуя, вот-вот вывалятся наружу.

Воздух вибрировал и подрагивал под ногами шамана, как над асфальтом в сорокаградусную жару,... нет, как под турбинами шатла! Мне даже захотелось подбежать и глянут нет ли у стрика за спиной ракетного ранца, и почему вот так как вертолет завис над пропастью?

Но у вертолета есть как минимум два винта, а шаман висит словно та тросике без каких либо приспособлений. Меня раздирало любопытство, я успел подумать: а вдруг упадет? Вспорхнет ли как птичка обратно на утес, или, как и все смертные, размажется по камню?

Мне стало стыдно от таких мыслей, хотя раньше подобного не стыдился, не замечал даже. Наоборот, с любопытством просматривал подобные ролики в ю-тьюбе. А сейчас в груди какое-то невыразимое чувство, уважения и другое, тоньше, чище...

Грок, Чарг, и даже Газрог смотрели с восторгом. Северные Волки и вовсе взирали с благоговением, подносили руки ко лбу в священном жесте. Я тоже перекрестился, по памяти, как еще бабушка в детстве учила, сверху вниз, с лева на право, или с права на лево. С левой католики крестятся вроде бы... За подобное меня бы уже сожгли в средние века. Но тут такого нет, у орков полная свобода вероисповедания. Кто в каких богов хочет, в таких и верит. Главными все равно остаются стихии и духи предков.

— Что он делает? — сказал я вполголоса, — и главное как?

Грок ответил не сразу, шепотом, глаза не отрывались от шамана:

— Ты же шаман, тебе лучше знать...

Я поджал губы, нахмурился задумчиво.

— Линии силы, — пояснил Газрог. — Он нашел одну из линий, и видно проверяет на что способна.

— А-а, — произнес я с умным видом, — понятно.

— Не хочешь попробовать?

— Нет, я и отсюда чувствую, — буркнул я, и только потом заметил что ранки на руках почти затянулись, а там где были уродливые толстые струпья проскакивают крохотные багровые искорки, как на углями в угасающем костре.

— Ну нифига ж себе, — прошептал я восторженно. — Выходит и я могу...

Газрог одобрительно кивнул, уголки губ легонько вздрогнули, но он подавил улыбку и по обыкновению сдвинул брови на переносицу. Произнес гулким басом:

— Конечно. Ты же наш шаман. Иначе и быть не может!

— Не может, — пробормотал я. — Конечно не может...

А вот Грок радостно треснул меня кулаком по спине, загудело будто вдарил в барабан, а мои глаза не отрывались от шамана что поднялся в воздух еще выше. Длинная кожаная бахрома на штанах развевалась на ветру, седые волосы трепетали как знамя, даже птицы заворожено следили за полетом чудотворца, что скользит по воздух не хуже их самих.

Шаман пошатнулся, толпа ахнула, я и сам схватился рукой за грудь, сердце сильно стукнуло мне в пальцы. Неужели упадет? Но нет, шаман осторожно наклонился, зашелестело — в руках возникла кожаная трубка, с дырочками. Свирель, сообразил я, или другой духовой инструмент. У меня тоже такая было, правда давно, в те года когда едва доставал до дверной ручки в туалете...

— Может увидит путь в Каларог, — прошептал Газрог с надеждой, — может узнает...

— А мы разве не знаем? — хмыкнул я удивленно.

— Не совсем, — проворчал Грок. — Никто не знает, на самом деле. Туда не ходили уже сотни лет.

Шаман еще мгновение повертел кожаную дудку в руках, а затем спрятал за пазуху. Я уж думал приложит к губам, и польется музыка. Ну, или хотя бы звук какой... Толпа стала понемногу расходится, среди множества лиц я разглядел и одно знакомое. Чиар, я снова вздрогнул от ее взгляда, внимательно и острого, почти как у Чарга, когда выслеживает врага. Неужели я для нее тоже нечто вроде дичи?

Прибежал Валк, лицо сияло торжеством, в руку мне ткнулся увесистый сверток.

— Это для пса, требуха и прочее, чего не ем, — сказал Валк отдышавшись. — Ему сырое есть надо, чтобы рос.

Я тихонько спросил:

— Ты где это взял?

Валк удивился, брови поползли вверх:

— Так ты же вчера вон их сколько почавил...

— А-а, — сказал я многозначительно, — понял.

Сверок хотелось поскорее вышвырнуть, а затем тщательно с мылом вымыть руки. Только подумать, принес мне сверток человеческих внутренностей! У меня в животе похолодело, отчаянно задергалось, как зверек угодивший в петлю.

— Спасибо,— выдавил я из себя, улыбнулся натянуто. Не мог выбросить, ведь как только глянув его честные глаза, что сияют радостью... Ведь он для меня старался, для моего Спота, чтоб не скулил жалобно. Псу ведь какая разница, чьи потроха...

— Да козла мы подстрелили с утра с Чаргом, — рассмеялся Валк, — видел бы ты свое лицо! Что поверил?

Я едва пришел в себя, руки успели стать влажными от пота. Но на сверток пока посматривал с недоверием, казалось, оттуда выползет нечто склизкое и мерзкое, вцепиться в руку.

Пока собирали пожитки и спорил каким путем идти дальше, я вытряхнул содержимое свертка на землю, прямо перед носом Спота. Мой щенок радостно завилял хвостом, влажные черные глаза смотрели преданно. Спот сначала тщательно обнюхал угощение и только потом стал жадно хватать зубами. Тут все собаки одинаковы, на еду набрасываются жадно, прямо как я к бурдюку утром.

Решили не карабкаться вверх, а пойти в обход, минуя тот ручей из которого утром черпали воду. Солнце поднялось уже высоко, еще не над макушкой, но горячие лучи уже поблескивают в кусочках слюды на скалах, жар волнами расходится по телу, особенно хорошо чувствуешь затылком и на плечах.

Я посмотрел на светило с прищуром, а ведь не зря язычники считают его богом, ведь одинаково светит и добрым и злым существам. Хотя если верить легендам, то нечисть от солнца прячется, как шкодливый ребенок от родителя с ремнем...

Впереди раскинулась долина, кое-где понимаются высокие, похожие на копья каменные штыри, дальше за ними земля пористая, кое-где прорехи размером с кулак. Наверно магматическая порода, или что-то похожее. Как сказал мне Грок, шаман учуял, что в той стороне путь уже чистый... Мне не понравилось "уже", ведь не дурак, понимаю что "уже", это следствие...

Небо снова чистое, ветер за ночь разогнал все облака, и теперь синева яркая, незапятнанная. Когда мы огибали очередной каменный штырь, я видел, как из пещеры в нашу сторону выбежал Чарг, в руках зажат лук, за плечом колчан, а по бедру негромко шлепает широкий кинжал.

Я внимательно следил, как его проворные руки натянули лук, дуги выгнулись, тетива легко натянулась, словно и не надо быть сильным как бык, чтобы хоть немного сдвинуть ее с места. Метательные ножи выглядывают из-за голенища сапог, и на груди также тускло поблескивают их костяные ручки.

Топора в отличии от того же Грока, Чарг не носит Только метательный на поясе. Но и его пускает в ход неохотно.

Из пещеры следом за Чаргом вылетело с грохотом громадное животное похоже на буйвола, такая же могучая грудь, копыта размером с голову, только когда взгляд скользнул вверх, я понял что передо мной кентавр! Там где у буйвола должна быть голова, начинался мускулистый мужской торс. Особенно удивляли громадные предплечье, широкие и плоские, похожие на ласту. От них, там, где у нормальных существ кисти, вырастал длинный костяной шип, и только потом начинались пальцы, узловатые, длинные. Голова у кентавра напоминала человеческую лишь отдаленно. Хищные клыки, и массивные надбровные дуги делали похожим больше на примата, или того древнего, неандертальца.

Прямо над плечом, почти из шеи, у кентавра торчит древко толстой стрелы. Темно-красная кровь струйками бежит по рифленому торсу, в черных, словно подернутых пленкой глазах сверкает яростный огонь. Я видел, как Чарг на бегу натягивает лук, стрела с присвистом срывается с дрожащей тетивы.

Кентавр собирался налететь на охотника, растоптать копытами, а затем добить костяными кинжалами, что растут прямо из рук. Судьба распорядилась иначе, черная стрела впилась точно под бровь, из глазницы вырвалась толстая струя темно-алого. Со страшным ревом зверь повалился на землю, в воздух поднялось целое облако пыли, а когда осело, то на трупе поверженного зверя уже стоял довольный собой Чарг.

Охотник радостно скалился, выставлял на показ громадные клыки, широким кулаком радостно бил в грудь: вот он я настоящий воин, сразил кентавра, в одиночку, без помощи.

Дальше, за каменной долиной снова началась узкая тропка, благо ползти вверх не пришлось, но камешки под ногам постоянно подрагивали, вниз осыпалась мелкая крошка. Я старался не смотреть вниз, но поймал себя на том, что то и дело скашиваю глаза, чтобы увидеть что там, под ногами. Покрытая трещинам скала уходила вниз на сотни метров, совсем близко клубился молочный туман, густой, непроглядный похожий на взбитые сливки. От высоты мир перед глазами завращался, я судорожно вцепился пальцами в скалы, подождал, пока сердце перестанет выпрыгивать наружу, и лишь тогда продолжил путь.

Почти на горизонте толстой полосой поднимался к небу дым — вскоре разросся, превратился в столб: черный, зловещий, вовсе не похожий на тот сизый что бежит от костров в лагере.

Грок недовольно покачал головой, и чем ближе мы подходили к островерхим скалам, тем мрачнее становилось его лицо. Газрог и Чарг угрюмо переглядывались, только я шагал как всегда спокойный. Но что с меня дурака возьмешь...

Шаман Волков, его имени так и не узнал, тоже шагал вперед невозмутимо, будто прогуляться вышел, темно-синие глаза холодно осматривали горизонт. Я был уверен, что глаза как сканеры улавливают движение самой маленькой травинки, хотя он не вертит как Чарг головой по сторонам, а смотрит всегда прямо, с ровной шеей. Но такое впечатление, что глаза у него и на затылке, и на висках.

Мы одними из первых забрались на разломанную скалу, похожую на расколотое полено. Я поправил плетеную суму, где у меня сидит Спот, спина и лоб давно стали мокрыми от пота, я предплечьем отер капли со лба и застыл.... Прямо в расщелине догорали сваленные в кучу тела, именно от них шел тот черный дым. Куча выглядела жутко, такую громадную видел разве что на фотографиях со времен второй мировой.

Газрог взглянул из под надвинутых бровей, рыкнул раздраженно:

— Не останавливаться! Вперед!

Грок осторожно втянул ноздрями воздух, произнес с холодным безразличием:

— Это люди. Пахнут как люди.

Я остановился на мгновение. Воины уже сбегали со скалы вниз широкой колонной, за ними поспешали женщины с детьми и старики, что отличаются от воинов лишь седыми волосами, а в плечах такие же широкие, правда мускулы не такие литые, и шкура покрыта темными пятнышками, как у леопарда.

Я снова застыл у края расщелины, шея сама выворачивалась в сторону. Кто-то из идущих толкнул меня плечом, но я не пошевелился, глаза словно прикипели к жуткой картине. Я видел обожженные и изуродованные тела, вороны первыми слетелись на пир... Острые клювы впиваются окровавленные глазницы, чуть поодаль на еще дымящемся трупе сидит и вовсе громадная птица, с лысой головой и шеей. Наверняка падальщик, их видел только в фильмах... У этого клюв толстый, и мощный как плоскогубцы, кости под таким хрустят словно чипсы.

Не всех сожгли в том жутком костре, как и не все пали в бою. Криминалист из меня мягко говоря — аховый, но даже я понимаю что тех что лежат в сторонке, на камнях взяли еще живыми. Я перекрестился, видя вывернутые в другую сторону конечности, распоротые животы, оголенные полоски мускулов, и содранную кожу. Рядом лежали сложенные пирамидкой отрубленные головы, еще нескольких насадили на острые скальные пики, что теперь багровые от крови. И зачем бедолаг раздели, оставалось лишь догадываться.

Даже детей не помиловали, звери... чуть поодаль лежали залитые кровью крохотные тела. У меня в животе содрогнулось, руки задрожали, как у лихорадочного. Но когда взгляд скользнул дальше, туда где среди грязи лежали женщины, то меня согнуло пополам, а наружу выплеснулся весь скудный завтрак.

Я отвел взгляд от сизых кишек, что как змеи тянутся во все стороны из распоротых животов. Многим в рот и в раны насыпали камней и земли, на теле множество кровоподтеков и ожогов, видно пытали...

Я пошатывающимся шагом поплелся в хвосте колонны, пред глазами все еще стояли искаженные агонией лица, закатившиеся глаза...

— Кто их так? — спросил я Грока, когда наконец пришел в себя и догнал своих.

— Черные рыцари, или их слуги. А скорее все вместе, — ответил Грок мрачно. — Плохо дело, значит враг рядом.

Дальше тропа стала шире, а с обеих сторон обступили высокие скалы, так что теперь можно идти расслаблено, без страха свалиться в бездну. Все шагали достаточно бодро, похоже одного меня так поразила та гора трупов. Наверно для остальных обычное дело. Солнце весь день палило нещадно, а на голых скалах даже укрыться негде, правда, чем дальше на север, тем воздух холодней и сырей, , а солнце жжет плечи все слабее.

Я бежал трусцой, следом за Гроком, не забывал вертеть головой по сторонам, чему научился у Чарга. Оказалось, весьма интересно разглядывать мир вокруг, я стал замечать и разноцветные прожилки на камнях, и шустрых ящериц, что прятались среди камней да в трещинах. Пару раз попадались норы, из которых вылазили забавные зверьки, и осторожно, с любопытными мордами поглядывали на нас.

Этой ночью удалось заснуть сразу, я боялся снова увидеть кошмарные лица погибших, но нет... Как только прикрыл глаза, тут же воспарил в небе, как шаман Волков. Я даже ноги сложил как он, по-турецки.

Я взлетел в темное, усыпанное звездами небо, кожей ощущал леденящее дыхание ветра, а когда стал весело, как летчики-асы кружится над землей, то заметил между гор в сизой дымке странную разрушенную крепость. Ворота выдолблены прямо в монолитной стене, и таким же образом и башни, мне почудилось: весь замок под землей, а на поверхности только макушка, как у бомбоубежища, или станции метро.

Я ринулся к замку со скоростью реактивного самолета, облака за мной завертелись, вытянулись длинной полосой. Но стоило лишь подумать о том чтобы остановиться, как тело застыло перед стеной замка и я стал разглядывать перекошенную раму ворот. Створки уныло повисли на разбитых петлях, между ним темнеет громадная щель, но пройти сквозь них не получится. Прорубленные в стенах бойницы тоже прикрыты наглухо железными ставнями. Мне подумалось, что крепость строили гномы, те большие любители

Я взлетел повыше, где видел щель пошире, оттуда вырывалось теплое дыхание костра. Казалось, даже прорываются багровые отсветы пламени. Я постарался протиснуться сквозь узкий проем, затем вспомнил, что на самом деле сплю в лагере возле костра, рядом со Спотом. Тело сразу стало мягким, как растопленное масло, и протиснуться оказалось секундным делом.

Я не ошибся, когда решил что крепость напоминает станцию метро. Подземный зал оказался огромен. Вниз на многие этажи уходили приземистые строения, круглой и квадратной формы. Строгая геометрия, и искусно обтесанный камень еще раз подтверждали, что строили мастера.

В самом центре — воздвигнут похожий на свечу обелиск, сверху вращается крохотная перевернутая пирамидка, сотканная из лучей серебристого света. Отблески бегут по черному камню как капли росы по листьям, в глубине обелиска тоже что-то светится, словно зажжен светильник, но наружу вырываются лишь волны мягкого сияния.

Дальше ближе к стенам видны четыре высокие фигуры в черных плащах до самого пола. Я поплыл к ним ближе без страха, ведь знаю — не заметят, я лишь бесплотный дух. Широкие капюшоны надвинуты на лицо, тень закрывает до самого подбородка, так что разглядеть сложно.

Первого узнал сразу, бледное лицо, пустая глазница с колдовским камнем. Фальрик, советник короля и колдун, черный колдун. Напротив него женщина, я догадался по фигуре, и длинным вьющимися волосам, что ниспадают мягкими волнами на выпуклые полушария груди. На остальных не смотрел, так заинтересовался женщиной. Мне всегда нравились блондинки, а у этой волосы не просто золотистые, а сверкают так, словно отлиты из драгоценного металла.

Я улегся на самый пол, чтобы подробней рассмотреть лица, но и отсюда виден лишь кусок подбородка и нос. Двое других ростом не меньше Фальрика, но в плечах шире, почти как орки. Длинное одеяние скрывало все кроме кистей рук и ступней, что закованы в черные латы. На перчатка и сабатоннах такая толстая сталь что даже не догадываюсь сколько весит весь доспех.

Ткань на спине и плечах топорщится от массивных наплечников, наружу выткнулись острые иглы шипов. Я сразу догадался что те самые черный рыцари.

Внезапно в спину мен дохнуло холодом, я развернулся и увидел как к четверке тяжелым шагом направляется громадный, в два человеческих роста воин. Этот не прятал латы под балахоном, вороненая сталь доспехов изнутри сияет чернотой. Никогда прежде не видел такого, даже глянцевые корпуса автомобилей не сверкают так... Тяжелая сталь глухо звенела при каждом шаге, земля млеко вздрагивала под тяжелым кованым сабаттонами. На голове рыцаря овальной формы шлем, с бараньими рогами, острые концы яростно устремлены вперед, в глазницах горит яркое алое пламя, сквозь прорези наружу льется мягкое сияние, хотя должны бить лучи , как от фар.

Четверка мигом умолкла, женщина подняла руки к лицу, показались красивые кисти с длинными ухоженными пальцами, будто только что от маникюрщицы. Капюшон опал на плечи, и я оторопел. Таких женщин чаще встречаешь на картинках модных журналов, но те ведь прошли сквозь фоторедактуру и прочие подрисовки. А эта выглядит так же молодо и сочно, но тут подрисовывать некому. Правильные и четкие линии, так не свойственные человеку, здесь тоже видна рука мастера, пластического хирурга, или может пластического чародея раз на то пошло. Но вот глаза, таких не видел нигде: большие, черные как ночь, с тяжелым золотым блеском.

— Приветствую вас, владыка, — произнесла она елейно. — Как я рада что вы почтили нас своим присутствием.

— Фоганда, — пророкотал исполин страшным голосом. — И Фальрик здесь..., хорошо. Я давно собирался поговорить с вами обоими.

— Вовсе незачем было тревожиться, ваше всемогущество, достаточно вашего слова, чтобы мы явились к вам сами — возразил Фальрик тихо. Он смиренно склонил голову, двое остальных и вовсе упали на одно колено, и только Фоганда осталась стоять, ровно как статуя. Наверняка из всей четверки она на лучшем счету. Что не удивительно с ее внешностью. В моем мире тоже так..., наверно во всех из миров.

— Ваше всемогущество, — произнесла она звонким сильным голосом, — мы ваши покорные слуги и явились по первому зову, но прошу вас, скажите, зачем такая спешка, неужели никчемный артефакт каких-то дикарей так важен для вас?

В воздухе повисла тишина, Фальрик еще ниже нагнул голову к земле. Я видел как его тонкие синие, словно у мертвеца губы зашевелились, с низ сорвались слова проклятий. Фоганда расслышала, но смолчала, лишь повыше вздернула гордый подбородок.

Оба черных рыцаря тряслись как на морозе, втягивали головы в плечи. Один я смотрел и слушал невозмутимо, в моем мире красным словцом никого не удивишь, им пользуются все, начиная от моделей на подиуме, и заканчивая политиками. А страшилищ в фильмах и не таких видел, правда, сейчас ощущаю все, как наяву, но по сути тот же зритель. Кто я для них — бесплотный дух, зритель то есть.

Я отлетел от четверки обратно к загадочному обелиску, земля воле него растрескалась, проступили красные прожилки. По сухим канальцам в стороны расползалась горячая лава, в нос мне ударил противный запах, так еще пахнут яйца, когда протухнут... Или сера... Перевернутая пирамида на верхушке обелиска завращалась, только сейчас замели что у нее есть стенки, прозрачные настолько, что я сперва видел только грани, и чистое серебристое сияние похожее на отблеск снега в лунном свете.

Голос из-под шлема прозвучал подобно взрыву:

— Безделушка!

Женщина резко пошатнулась как от удара, ее лицо за мгновение стало бледнее луны, громадные глаза распахнулись еще шире.

— Зуб Посейдона не безделушка... Хорошо, что Владыка Бездны не слышит ваших комариных голосочков! Посейдон ему родной брат!

Фальрик снова выругался грязно, не забыл вспомнить мать Фоганды. Та слышала, но сцепила зубы, застыла, как статуя.

— Прошу прощения, ваше всемогущество — прошептала она виновато, пушистые ресницы опустились до самых щек. — Не подумала...

— За прощением можете сходить в церковь, — рассмеялся великан.

Из прорезей шлема вырвались языки багрового пламени, так похожие на те, что появлялись на моих руках не так давно.

— Я и вы несем возмездие!

Один из черных рыцарей громко бухнул кулаком по груди, Фальрик тоже что-то зашептал самозабвенно. Никто не поднимал головы, не смели взглянуть в глаза дышащие пламенем. Я и сам старался не вглядываться, есть в них что-то нечистое, мерзкое и страшное как та гора трупов между расколотых скал...

Рыцарей трясло, словно сухую ветку в грозу, я слышал их сдавленные стоны, словно каждому зажали пальцы в тиски, а теперь медленно крутят ручку.

— Владыка, — сказал Фальрик мягко, — я веду с собой множество воинов, вскоре мы настигнем врага. Эти два рыцаря: Абадрон, и Зетхаг, мои племянники. Орки не смогут уйти от нас. Вскоре мы загоним их в глухой угол.

— Хорошо если так, — кивнул владыка. — Бергзиол заигрался в войну. Жертвы, и смерть это хорошо, но это не цель!

На этот раз ответил один из рыцарей. Капюшон откинулся назад и я увидел молодое красивое лицо. С виду такое же бледное как у Фальрика, но кожа холеная, гордый подбородок выпирает вперед, а взгляд синих глаз холодный и злой.

— Среди них есть наши люди, о владыка, — произнес он мрачно, — орки не так честны, как им хочется.

— Честны? — расхохотался великан, пламя снова полилось из раскаленных глазниц. — Их род служил мне веками! Веками, юнец! Многие до сих пор помнят мое имя, и пугают им детей!

— Владыка, почему, вы доверяете такое важное дело юнцам! — произнесла колдунья яростно, — не лучше ли доверить тому, кто служит вам многие годы! Вы же знает что я ни разу не подвела вас, ни разу не промахнулась...

— Помолчи Фоганда! — рыкнул великан. — Для тебя есть другое дело, — об этом поговорим наедине, в моих покоях!

В глазах колдуньи появились холодные искорки высокомерия, чувственные губы раздвинулись в обворожительной улыбке.

— Как скажете, владыка, — произнесла она елейно.

Крепость уже не казалась мне зловещей. Я быстро привык к тому, что незаметен и даже гордость в груди возникла, вот он я какой, тут шабаш собрался, колдуны всякие, а ни один меня не видит. Или делает вид что не видит... Может знают что я здесь, и специально весь цирк устроили? Откуда знать, с этих темных станется, у них что не слово — ложь. Это и мне понятно, где вы видели честно политика? А по сравнению с черным магом любой политик — невинный ребенок.

— Фальрик, зуб предашь мне лично. Не позже новой луны! — пророкотал великан гневно.

Не успел колдун кивнуть, как земля под ногами великана разверзлась, сквозь уродливую трещину наружу плеснуло раскаленной лавой. Рыцарь исчез в огненной бездне бесшумно, лишь тонкие струйки черного дыма побежали проворно вверх из разлома в земле. Раскаленная пасть медленно захлопнулась, будто ждала, что внутрь запрыгнет еще кто-то... Я не рискнул, сердце внутри испугано запрыгало, к горлу подступил комок. Откуда знать что там?

Колдунья коснулась своей груди, ткань одеяние расступилась под пальцами как лед под раскаленным ножом, ниточки темного огня пробежались по кончикам пальцев и те превратились в дым. Ее красивое стройное тело вздрогнуло, глаза расширились, в них снова появился тяжелый золотой блеск. Через мгновение на том месте где стояла Фоганда осталось лишь облачко дыма.

Второй рыцарь поднялся с колен, капюшон упал с головы, я увидел серое покрытое складками лицо, кожа напоминает размазанное по тарелке картофельное пюре. Наверняка ожог, или болезнь, смотреть было противно, я отвел глаза.

— Учитель, — произнес он противным хриплым голосом. — Мы должны напасть на них сегодня. Еще сутки — и доберутся до врат Калагора. А тогда за ними не пройти.

— Старайтесь, ученики — ответил он задумчиво. — Старайтесь, и достигните многого. Абраксис могучий союзник, вы многому научитесь и у него.

— С радостью, — ответил первый рыцарь. — Дядя, а ты в самом деле собираешься отдать им зуб?

Фальрик усмехнулся.

— Абадрон, подумай сам!

Рыцарь почесал затылок, кивнул.

— Выходит, мы лжем даже владыке...

— Ты совершенствуешься быстро, ученик. Ложь — это и есть единственная непреложная истина. Все лгут, всегда и везде.

— Да учитель.

— Слова лишь пустой звук, мы же выше этого, мы живем умом. А где властвует ум — не доверяют слову. Даже клятве!

Глава 13

Утром я без лишних деталей рассказал про крепость и шабаш, но мне не поверили. Газрог отмахнулся, сказал угрюмо, что сейчас не до экспериментов, и пойдут как и задумали через перевал Ун-гош. Грок правда начал расспрашивать, где находится странный замок, но я не помнил. Когда летишь по воздуху, то как-то не разглядываешь горные тропки. Кажется летел на юг, или может на запад...

Я сбивчиво и жалко мямлил что-то про серебристые облака, про звезды. Гроку надоело слушать, пошел точить топоры, а Валк, хоть и выслушал до конца лишь пожал плечами. Похоже поверил мне лишь Спот, сидит у ног, смотрит как всегда преданно, даже как-то виновато себя чувствуешь. Существо к тебе с такой третной нежностью относится, а я даже покормить забываю иногда...

Уже не помню, как прошла первая половина дня, просто шагал вслед за Гроком, обливаясь потом. Дорога уныло тянулась по каменному плато, тут даже кусты растут редко, а скалы вокруг одноцветные, бурые, такие и рассматривать скучно. С каждым шагом я все больше ощущал тяжесть внутри, живот становился холодным и тяжелым, в груди появилось гадкое чувство словно предал кого-то.

В полдень остановились на короткий отдых, возле ручья. Вода выплескивается из трещины в скале вокруг нее жмутся изодранные ветром кусты. Воины устало попадали на землю, как мешки, все принялись разминать ступни и икры. Я тоже присел на плоский камень, что похож на табурет, со стыдом смотрел на шамана Волков, тот настоящий колдун, не то что я. Одно название, и зачем назначили шаманом? Мне только сны снятся, и те бестолковые. А я всему как наивный поверил. Прав Газрог, просто насмотрелся, как шаман над землей парит, вот и приснилась муть.

На измученных женщин жалко смотреть, если мужчины едва волочат ноги, то что говорить о слабых. Мне даже захотелось взять Чиар на руки, или на спину, она у меня широкая, места хватит. Но как-то неудобно подходить, а вдруг задену гордость.

За время путешествия я привык бежать целый день как беговой конь, человек ко всему привыкает, усталость уже не ломает тело, так лишь немного ноги гудят. А в первые дни, я плелся в самом хвосте и глаза заливало потом.

Чарг как всегда не сидел на месте, я не видел его не сидящим, ни спящим, будто все время рыщет по окрестностям, выискивает врагов, дичь, и одному богу известно что еще. Сейчас вижу его коренастую фигуру на одном из пригорков, откуда наверняка всматривается в даль. Кода спустился то сообщил, что впереди ущелье и горная река. В лучшем случае успеем перейти на тот берег, в воде полно порогов, вода между ними вскипает, брызжет пеной, а могучий поток легко расшибет о скалы даже сильного воина.

Пока мы спускались к реке небо на западе медленно багровело, солнце тоже раскалилось, стало похожим на кровавые пятна, что темнеют на наших плечах и спинах, истертых ремнями пудовых сумок и мешков.

Газрог уверенным шагом повел нас к руслу реки, там все остановились. Уже думали переходить в брод в месте, где течение не такое сильное и поменьше острых как нож камней. Я даже ношу над головой поднял, Спот взволновано запищал. Внезапно со стороны ущелья раздался громкий возглас. Голос был страшный, нечеловеческий. У меня мигом волосы на затылке превратились в иглы, Газрог обеспокоенно развернулся на звук, кровавое сияние заходящего солнца озарило его лицо недобрым светом. Грок крикнул:

— К оружию! Топоры наголо!

Газрог обернулся, я увидел в его глазах сожаление, и тяжелый блеск боли:

— Нет, — сказал он резко. — Все назад! Бегом назад!

— Ты чего? — изумился Чарг. — До Ун-гоша еще пять миль.

— Дэлгор был прав... теперь поведет он!

Он взглянул на меня коротко, тут же развернулся и побежал в сторону ущелья. Громадный и грозный воин, настоящий герой, что дает возможность всем спастись, пока он задержит врага. Еще пятерка сильных бойцов без единого слова ринулась вслед за Газрогом. Все как один широкоплечие, черные волосы заплетены в тугие косы, в каждой руке по тяжелому топору.

Я дернулся следом, ведь надо спросить, что дальше делать, как я могу вести людей, и главное куда? Но Грок грубо преградил путь толстой как бревно рукой, сказал мрачно:

— Не сейчас, Дэлгор. Твой рог еще не вострубил. Ты должен увести людей в ту крепость.

— Но ведь вы говорили, что лишь сон...

— Теперь уже нет, — рыкнул Грок, — теперь кошмары ожили!

Снова донесся страшный нечеловеческий визг, от которого кровь в жилах становилась вязкой, сердце замирало. Грок мгновенно треснул меня ладонью по лицу, перед глазами вспыхнули тысячи солнечных зайчиков.

— За мной! — проревел я не своим голосом, — уходим! Уходим!

Я первым рванул от реки обратно у каменным лесам, в мозгу уже вырисовывал путь к загадочной крепости. Сейчас от моей памяти зависит жизнь сотни людей..., пускай не людей, орков, но и я зеленокожий и клыкастый. Свои одним словом, и все смотрят на меня кто с надеждой, а кто и с верой, как те молодые воины, что слева от меня...

Грок бежал рядом со мной плечо к плечу, хотя знаю, может бежать быстрее, так что только пятки засверкают на солнце. Чарг бежал далеко впереди, по обыкновению высматривал, заглядывал за каждый угол. Меня удивило что не пошел вместе с Газрогом, похоже мудрый вождь предвидел многое... Даже то что придется доверится сопливому юнцу, а самому быть изрубленным мечами черных рыцарей.

Меня немилосердно трясло, зуб не попадал на зуб, будто вышел голышом на мороз. Но внимательный взгляд сосредоточенно искал выхваченные из памяти картинки. Ночью, при мертвом свете луны мир выглядит иначе, холодный зловещий. Я не мог узнать местность, но внезапно, когда пробегали между высоких кустов позвоночник словно пронзила холодная сталь. Я остановился как вкопанный, Грок в миг оказался впереди.

— Что застыл, как пень? Веди! — гаркнул он в сердцах. — За ним все племя, а он мух ловит!

— Здесь, — промямлил я, — кажется сюда...

— Все сюда! — рыкнул Грок, — Шаман говорит сюда все!

— Не жуй сопли, ты же лидер, говори громко, потом сомневаться будешь, — шепнул он мне на ухо.

Я набрал полные легкие воздуха, так что в глазах потемнело, а когда рявкнул, то казалось в ушах зазвенели тысячи колокольчиков.

— За мной!

Я проворно перепрыгнул через кусты, ступни больно ударились об острые камни, так что захотело матернуться, но я сдержался, с треском сжал кулаки и побежал вниз по склону. Ноги погружались в зыбкий грунт по щиколотки, с каждым разом приходилось выдергивать. Я оглянулся и увидел, как за мной прямо из земли начал подниматься бурый туман. Пыль целым облаком зависла над нашим племенем. Я ощутил странную силу, так словно я локомотив, что мчится по рельсам, а там сзади — мои вагоны.

Но там следом за нами, в небо поднималась еще одна полоса, сперва она казалась мне хвостиком от нашего облака, но затем среди бурых клубов заблистали серебристые искорки. Так сверкает зеркальце на солнце, или ледяные шапки гор. Но я знал, там не горы — закаленная сталь доспехов и острых мечей. Отряд рыцарей...

Вражеское облако быстро разрасталось, ширилось и бежало по склону вниз, как вода по стеклу.

Орки неслись вслед за мной, словно мустанги. Грок громко покрикивал, Валк сзади подгонял отстающих, один ребенок разбил об острые камни колено, так Валк взвалил его на плечо как мешок, и теперь бежит с ношей, но скалиться во весь рот, хотя вижу, как пот течет струями по широкой спине. Сзади мчатся остальные воины, с оружием наголо, сталь победно блещет на солнце. Орки не привыкли отступать, у них не в чести драпать с поля боя, но мы и не говорили что отступаем. Грок сказал — нападаем на крепость!

Руки Чарга мелькали с такой скоростью, что я нескоро понял, что он выхватывает из-за спины стрелу за стрелой, а как натягивает тетиву и целиться, я до сих пор не заметил. Казалось, просто вышвыривает стрелы на землю, но зная Чарга, в такое никогда не поверишь..., он за стрелу придушить может.

Широкая бурая стена приближалась чересчур быстро, хотя мы бежали на пределе, земля содрогалась от могучего топота ног, а тело неслось вперед с такой скоростью, что мир сливался в единую полосу. В лицо нещадно хлестал горячи ветер, швырял пыль в глаза. Наконец я сообразил, что рыцари в тяжелых доспехах никогда не смогут догнать быстроного как конь орка. Но почему тогда облако, надвигается прямо на нас, не иначе как колдовство!

Я на бегу торопливо зыркнул через плечо и едва не грохнулся со всех ног, пальцы больно ударились о камень. Мир за спиною исчез, с той стороны мир перегородила стена бурого тумана, теперь похожего на густой дым. Хоть мельком, но я видел как клубья дыма свиваются в страшный исполинский череп, с разинутым ртом. Длинные струи тумана выстрелили вперед, похожие на щупальца смертоносного спрута. Все видели, как туман нагоняет нас со скоростью лавины, и что темнеющий вереди проход под горами наше единственное спасение.

До широкой дыры прорубленной в камне оставались считанные метры, я уже видел засечки и сколы на прочном граните, когда весь мир накрыла бурая волна пыли. Женщины и старики первыми столкнулись с зловещим облаком, послышались испуганные возгласы, я вздрогнул, в живот словно ударили холодным молотом. Мне чудилось сейчас закричат истошно, услышу страшны к предсмертные вопли, а бурое облако превратиться в кровавый туман войны... Но нет, тишина, лишь едкая пыль набивается в ноздри и под веки, от не уже режет в глаза. Я задержал дыхание, вдруг ядовитая, как внезапно послышался громкий лязг металла, словно высыпали на кучу целый вагон стальных рельс.

Прежде чем мир окончательно растворился в буром тумане, я услышал впереди истошный нечеловеческий вопль, звон металла, и конское ржание. Конская морда закованная в металл вынырнула так быстро, что я едва успел вскинуть топор. Скорее инстинктивно, чем умышленно... К моему удивлению, не растоптали копытами, и даже не огрели мечом. В тумане кто-то тихо застонал и с грохотом повалился на землю, мне прямо в ноги уткнулось тяжелое и холодное.

Я размахивал топор и стороны в сторону, рубил яростно, как учил Грок. Сердце сжималось при мысли, что и старый рубака лежит где-то там, среди камней, растоптанный копытами колдовских коней, или другой мразью. Лезвие рассекало туман без сопротивления, вокруг меня воцарилась мертвая тишина, будто внезапно туман перенес меня на кладбище. Потом зашелестело, я ударил на звук, успел увидеть черное закованное в сталь, на душе посветлело — значит я еще здесь. Рыцарь умело принял удар на щит, на прочном металле возникла лишь крошечная заруба, и тут же в тумане возникла черная полоса, я уже знал — меч, тяжелый из необычно стали, по которой словно вода сбегают потоки колдовства. Еще во сне, у разрушенной крепости заприметил. Значит это один из тех рыцарей, Абадрон и Зетхаг, кажется.

Рыцарь атаковал напористо, быстро, хотя оружие в руках тяжелое, едва ли легче моего топора, который держу в обеих руках. Я лишь успевал отбивать в стороны умелые удары. Но когда увидел как размахивается от плеча, со всей силой, то вместо того чтобы ловить меч широким лезвием топора, я проворно юркнул в сторону как учил Грок.

Меч со свистом прошел мимо, в стороны, будто искорки, брызнули осколки камней. Я зарычал яростно, топор с грохотом обрушился на незащищенный затылок рыцаря, металлический шлем разошелся под ударом как консервная банка, мне в лицо плеснуло горячей кровью. Она продолжала бить фонтанчиками, когда рыцарь с металлически лязгом упал на камни. Он закричал громко и страшно, руки яростно колотили землю, словно она, не я, раскроила ему голову.

— Дядя! Отомсти за меня дядя! — орал он жутко.

У меня все тело ослабло, сжалось будто от при виде ванны с водой, теперь тот одноглазый буде тискать меня, и наверняка найдет, ведь этот, залитый кровью — его племянник. Я размахнулся и сильно ударил лежащего по голове, то топором противно захрустели кости, тяжелое и круглое уткнулось мне в ноги, на ступни плеснуло теплым. Я с омерзением тряхнул ногой, отрубленная голова отлетела в сторону как футбольный мяч.

Тело на земле наконец затихло и я увидел как черные доспехи медленно превращаются в прах, металл покрывается бурой коркой, в стороны расходятся тонкие, как волосинка трещинки, ширятся, вот уже с палец... Толстая сталь истончалась как лед на солнце, на землю упали первые седые хлопья пепла, я не успел разинуть рот от удивления как на месте мертвого рыцаря остался лишь серый след на камне.

Слева в тумане что-то дернулось, я бросился очертя голову, рубил без разбору, топор натыкался на жесткое, звенела сталь, топорище стало скользким от крови. Я дышал тяжело, горячий воздух обжигал ноздри, руки налились тяжестью. Дважды топор едва не вылетал из рук, я покрепче сжимал ослабшие пальцы и с еще большей яростью бросался на врагов, что выныривали один за другим из тумана. Благо рыцари видели так же плохо как и я, а древко у моего топора длинное, а самое главное щитом от него не укрыться, хоть топорище налетает на щит, но лезвие то бьет в голову. Тут у секиры над мечом явное преимущество.

Солдаты падали один вслед за другим. Туман стал рассеиваться, внезапно справа и слева зазвучали крики, лязг, зычные голоса орков.

Морок отступал, издали донесся громкий голос Грока. Я попытался бежать в ту сторону, звал до хрипа в горле, отмахивался топором от идущих на меня умертвий...

Сверху обрушился ледяной поток, в макушку словно вонзили сосульку, в груди перехватило, тело моментально покрылось мелкими пупырышками. Ноги хлюпали по воде, пальцы сводило от холода, гладкие камешки тихо похрустывали и расползались под тяжелыми ступнями в стороны. Ну точно крабы...

Я не успел подумать, что ручей может быть глубоким, обычно мелкие, едва до колен, как ноги провалились, а холоднющая вода обхватила со всех сторон, уже и голова в этом жидком льде. Сзади захлюпало множество ног, орки перли, как обезумевшие, я едва успел вынырнуть на поверхность чтобы выкрикнуть:

— Ни шагу больше! Тут обрыв!

— Слышите, что шаман сказал, — услышал я гулкий бас Грока, — ни шагу. Под ноги смотрите!

Я готов был набросится и расцеловать его, но вместо этого буркнул слабо:

— Как вы там? Все живы?

— Если бы, — ответил Грок мрачно. — Многие останутся сегодня кормить воронов.

Я вылез из ручья на каменистый берег, холодный камень неприятно обжигал босые ступни. Оглянулся, стена бурого тумана уже почти истаяла, теперь выглядит лишь тонкой паутинкой. Теперь я увидел что земля за нами услана мертвыми телам как ковром, по камням бегут целые ручейки алого и черного, сливаются вместе, образуют озерца.

Среди этих лужиц десятки изрубленных тел, и орочьих и человеческих. Я поднял глаза к небу, чтобы не видеть обезображенных лиц, залитых алым доспехов, рук, что до сих пор сжимают окоченевшими пальцами оружие, сизых потрохов, и облачков пара что поднимается над ними, словно душа, что зависла над погибшим телом.

Я едва не разрыдался, пока Грок не подошел ко мне, на широкой груди две больших, размеров с кулак раны, тоненькие струйки чёрной крови бегут по рассеченной коже как по желобку. Чарг стоит рядом, прижимает ладонь к уху, из под пальцев брызжет черный фонтанчик, сам охотник покачивается как молодое деревце на ветру. Валка нигде нет, у меня внутри похолодело, сердце упало. Но нет вот вижу, среди воинов стоит целый и невредимый, но без топора, в руке трофейный меч, на лице и груди следы крови, благо алой....

Грок вышел вперед, похлопал по плечу одного из воинов что угрюмо смотрел под ноги. Сейчас лица многих омрачены печалью, кто-то потерял друга, а кто-то родителей или мужей. Жен, детей... У меня и у самого наверняка лицо такое же бледно-серое, как у Грока. Его внимательные глаза пробежались по мне.

— Не ранен, ну и слава предкам! Я видел как ты размазал того черного по камню. Не думал, что ты так хорошо усвоил уроки. Я тобой горжусь!

Я кивнул, говорить не было сил, перед глазами возникло залитое кровью лицо, синие губы шевелятся, изрыгают проклятия. Позвоночник сковало морозом, я ощутил запоздалый ужас. Если бы рыцарь попал по мне, ведь удары сыпались градом, и как я только успевал отмахиваться тяжеленым топором...

— Куда теперь? — спросил Чарг тихо. Он подошел совсем близко, и я увидел что над виском у него широкая рана. Из толпы вышла Чиар, в ее янтарных глазах стояли слезы. Она ничего не сказала, лишь крепко обняла меня. Я осторожно, приложил ладонь к ее длинным волосам, те жесткие на ощупь, но не такие как моя свиная щетина.

Чарг усмехнулся краешком рта, зубами отодрал кожаный ремешок от доспеха. Я догадался — будет перевязывать рану.

— Мы пойдем под землей? — спросил Чарг осторожно. — Не лучший выбор.

Чиар развернулась к нему, я, пребывая в оцепенении, смотрел, как ее ловкие быстрые пальцы перевязывают ему рану, поправляют неаккуратный узел, черные капли теперь срываются и с ее рук. Свод пещеры дрогнула и всколыхнулся, я испугался что случится обвал, не сразу сообразил, что просто свалился с ног от усталости. Широкие сильные ладони подхватили меня под руки, бережно опустили на землю.

Над головой раздался гулкий бас Грока:

— Некогда спать..., но минутку посиди, переведи дух.

Туман на глазах таял, ветер подхватывал еще плотные слои и нещадно разрывал на тонкие линии. Они еще мгновение клубились, подобно табачному дыму и растворялись в воздухе. Тугие, тяжелые комья, медленно, как снег, опускались к земле, где расстилались непроглядным ковром.

Ручей весело сбегал по камням в пещеру, холодные капельки разлетались в стороны, целый град их обрушился на меня когда мимо пробежал озорной малыш. И хотя орк еще маленький, но в руках уже сучковатая палка, ею размахивает со знанием дела. Такой малыш хоть и ростом до середины бедра, а с легкостью скрутит в баранку любого из гопников, что шастают у нас возле ларьков по вечерам...

Туннель впереди может быть опасен, тем более не знаю куда ведет, но возвращаться обратно к ущелью не хочется. К счастью, припоминаю, как из этой долины идти дальше. Правда хорошо бы по воздуху, как во сне... А так придется на своих двух шлепать по сырому камню. Впереди лишь чернота, и хотя в темноте вижу сносно, но тусклые стены и кислый запах сырости не добавляют уверенности.

Сразу от входа туннель расходился на два направления, правый шире, с гладкими, словно вылизанными стенами, а левый узкий, сколы на камне новые, еще с острыми гранями.

Я поднялся на ноги и осторожно шагнул в темноту. Воздух тут еще больше пах кислятиной. Свет изнутри сюда почти не проникал, скала, нависшая над входом в пещеру, будто козырек закрывала от лучей светила. Око богов уже скатилось к горным вершинам, острия гор вспыхнули как раскаленные клинки в горне, облака торопливо меняли цвет с радостно-оранжевого на страшный — кровавый.

Теперь я видел, как из земли, где разбросаны тела погибших, стремительно взлетают к небу тонкие сизые дымки, похожи на те что вьются над угасшим костром. Там, высоко в небе, над полем боя вращается громадная призрачная воронка, дымки исчезают в ней как мыльная пена в раковине.

Время словно бы замерло, небо внезапно потемнело, солнце словно провалилось за горы, а наружу выскочила громадная, бледная луна. Я попятился в испуге, ступнями ощутил как земля зашевелились, будто исполинский змей, с грохотом стала опадать вниз, словно и не камень вовсе, а зыбучий песок. Я вскрикнул, но голос прозвучал тихо, будто бы шепот. Происходящее казалось мне сном, песок струйками сыпался мне за шиворот, набивался в ноздри и рот. Я изо всех сил хотел проснуться, но скрипящее на зубах песчинки и резь в глазах еще раз подтверждали что кошмар происходит наяву.