Р.А.Ц.-2 Танец

— Да, у Савельева и Рошко. Первый пытался применить лазер, но автозахват не сработал, противник использовал дымовой аэрозоль и светошумовые гранаты. Ну и схлопотал прямиком в фасетку, осколками ему посекло шею, лицо шлем спас. Ничего, говорить сможет. А Рошко собрался из РПО в туннель засадить, и тут он действовал уже по-настоящему — отстрелил ему большой и указательный пальцы вместе со скобой.

— Гм, при таком уровне он мог свободно и в боеприпас попасть?

— Наверняка, просто...

— Не хотел лишних потерь. Заткнул все три пулемета и ушел.

— Кто же ты такой?.. — задумчиво протянул себе под нос майор. — Прямо кошмар и ужас.

— Я кое-что слышал о подобных случаях... И сдается мне, нас просто подставили. Нужно задать кое-кому парочку неприятных вопросов. — недобро оскалился полковник.

— Зададим. Сейчас ребятам скажу, и...

— Нет, Гром, не твой уровень. Туда ходят в костюме и галстуке, не в броне. Но у меня найдутся несколько рычагов. Найдутся.

7.

Орхэи постепенно вновь начинала выбиваться из сил. Они уже несколько часов блуждали в хитросплетениях непонятных ходов, в систему которых попали через отнорок технического тоннеля. Рукотворное здесь беспорядочно мешалось с естественным, природные каверны лишь кое-где были подправлены и расширены, в целом сохраняя свой первозданный вид. Фонарей они не включали, ради маскировки и для экономии заряда, но не слишком от этого страдали — Рагн, похоже, прекрасно видел в темноте, ну а онна шла позади, ориентируясь по оставляемому специально для нее слабому тепловому следу. Кстати, кроме ровного тока тепла, Орхэи ничего более от спутника не воспринимала — ни запаха, ни ауры, ни тонких компонентов пси, в сумме обычно дающих ощущение разумной жизни. Да что там, она даже биения его сердца не слышала, и это уже понемногу начинало действовать ей на нервы. Порой ей казалось, что рядом двигается какая-то искусная голограмма. Только едва уловимый шелест одежды и иногда трущегося об нее оружия развеивали наваждение.

Девушка насторожилась. Что-то было сзади... далеко... пока еще далеко... Да. Почти то же самое, что и перед сегодняшним боестолкновением, с той лишь разницей, что те были профессиональными солдатами, и от них веяло даже чем-то приятным — никто из них не испытывал к ней негативных эмоций, они просто исполняли приказ, руководствуясь чувством долга, верностью, бились искусно и стойко, терпя наносимые раны и непреклонно стремясь достичь поставленной цели. А это... Вернее, эти — она уже могла различить примерные групповые характеристики, преследователей было около двадцати, и в каждом из них костром полыхала жуткая ненависть! Они одновременно истово ненавидели, причем, кажется, лично Рагна, не ее, и боялись. Но страха было немного, его практически полностью задавила достаточно высокая выучка преследующих. С теми, с армейцами, их роднила разве что такая же непреклонная решимость — но вот ее качество было принципиально иным. Те были солдатами, они были готовы убивать — но и быть убитыми сами, наносить и получать удары, а эти же... В ощущениях от них струилась мутная черно-коричневая гнилость заугольных бойцов, стремящихся исподтишка ткнуть жертву заточкой в спину, и... догматичная упертость религиозных фанатиков.

— Они ближе, чем ты думаешь, — внезапно произнес Рагн. — Камень здесь несколько необычный, он приглушает, экранирует.

— Не уйдем...

— Уйдем. — твердо сказал он. — Я их повожу туда и сюда по ходам, а ты за это время должна дойти.

— Но куда? — почти простонала Орхэи, — ты же так и не соизволил сказать, куда мы направляемся!

— Прости, я вправду должен был объяснить раньше, просто... хотелось тебя удивить. Там и впрямь необычное место, и очень красивое притом. Так, давай-ка, резонируй.

Рагн развернулся, быстро схватил девушку ладонями за виски и прижался лбом к ее лбу. Они стояли так примерно минуту, после чего он оторвался от нее, как-то ловко переместил себе за спину, навьючил на онну свой гидратор, явно лишний в предстоящей схватке, и шлепнул ее пониже спины.

— Иди давай. 'Ч' минус сорок. — после чего мгновенно исчез, растворился в переходах.

Орхэи заторможенно пошла вперед, кое-как переставляя непослушные ноги. Оглушенный резонансным контактом мозг понемногу приходил в себя. Трехмерная карта запутанных тоннелей и пещер ярко горела в сознании, сравнительно безопасный и краткий маршрут буквально отпечатался на ней, и заблудиться теперь она не могла даже специально. Но вот все остальное... Она сильно подозревала, что Рагн способен к прямой мыслепередаче, по крайней мере, с представителями своей расы, взять хотя бы недавнюю стычку — он сумел, пусть и с ее помощью, на несколько секунд отвести глаза десятку тренированных, ждущих боя солдат — и такому же количеству боевых дронов, что вообще не умещалось в голове. Контакт же оставил по себе двойственное впечатление. Рагн мастерски подстроился к ее резонансной частоте, пожалуй, даже слишком быстро, такое демонстрировала только ее венценосная бабка... хотя ранее замеченные мгновенные смены психических состояний как бы намекали... но главное — когда их разумы на миг стали единым целым, а пакет подготовленной картографической информации дрогнул и раздвоился, игнорируя любые ментальные щиты, кое-чего в этом разуме не хватало. Эмоций. Рагн не испытывал ровным счетом никаких эмоций — эта сфера его сознания не то что была пуста или заторможена, она попросту отсутствовала. Вообще. Еще садняще-свежи были воспоминания, как она на миг превратилась в нечто, определения чему не могла дать, да и не стремилась, напротив, желая забыть, затереть, отгородиться... тщетно.

...словно бы шкура мира натянулась, четко обрисовывая скелет определяющих его бытие правил. Теперь до смешного легким представлялось ранее казавшееся невозможным. Определить траекторию полета пули с деформационным рикошетом от трех препятствий? Запросто — только коснись нескольких ребер Великой Конструкции, отвечающих за взаимодействие условно-твердых тел...

...словно бы ее с содранной кожей окунули в буранные вихри стеклянно-острых льдинок нестерпимой, беспощадной, чужой логики. Морозный разум не испытывал абсолютно никаких иллюзий по поводу реальной действительности, сами понятия 'розовых очков' и 'шор' представлялись некими концептуальными фикциями...

...словно бы она обратилась в странную мыслящую равностороннюю пирамиду, многоуровневую, идеально иерархически стройную, окруженную роем туманных облачков фрагмов — выделенных фрагментов единого самосознания...

...словно бы пульсирующие корни этой пирамиды уходили еще глубже и глубже, куда-то в самые основы мироздания, а то и вовсе за его грань... за грани — потому что корней было много, очень много...

Нет! Забыть! Все потом — сейчас нужно идти. Идти. Идти. Орхэи с великим трудом выдралась из пропасти воспоминаний о недавнем слиянии, только чтобы немедленно упасть в форму легкого самогипноза. Идти, — она повторяла это слово до тех пор, пока оно не заняло весь ее разум, приобретя идеальное равенство с выполняемым действием. Лишь так она могла спасти себя от растворения в тени памяти о том. Имя Рагн теперь вызывало неконтролируемую дрожь сознания и тела, даже учитывая то, что он дал Слово Тиру Сварщику в отношении нее.

Прервав сумбурный поток мыслей, позади многоголосо взлаяли автоматы.

Универсальный стрелковый комплекс 'Шелест' являлся грозным оружием. Калибр шесть с половиной миллиметров, начальная скорость пули свыше километра в секунду, сама пуля — плакированный медью стержень из обедненного урана, система электроинициации вместо ударника, двухканальный прицел с возможностью вывода на нашлемный указатель и дополнительным лазерным излучателем, служащим одновременно датчиком ветра и дальномером. В штурмовом исполнении 'Шелест' был укомплектован толстой трубой укороченного ствола с интегрированным глушителем, а главное — системой питания из наспинного РД, ранца десантника. Потому комплекс не нуждался в смене магазинов и мог отстрелять хоть все шесть сотен безгильзовых патронов сразу, без каких-либо пауз. Грозное оружие. Но еще более грозными были возможности его владельца. Регулятор темпа находился в положении 'АВ' — но 'Шелест' стрелял исключительно одиночными! Рагн успевал крошечными перемещениями спусковой кнопки отсекать очередь после первого же выстрела, а общий темп прицельной стрельбы мало уступал таковому в автоматическом режиме. Именно поэтому Рагн мог противостоять сразу двум десяткам умелых бойцов, к тому же, экипированных далеко не самым худшим образом.

Бой был жарок. Метались в дыму громоздкие, но невероятно ловкие и быстрые фигуры, стучали короткие двух-трехпатронные злые очереди, точные настолько, что рвали воздух или кололи камень на жалящие иголочки осколков буквально в паре сантиметров от цели. Это было сбитое, спаянное подразделение, тренированное по самым высшим стандартам. Бойцы его согласованно и умело применяли все наличные виды оружия, были невероятно мотивированы и хотели победить гораздо больше, чем выжить! Последнее доставляло проблем больше, чем все остальное, вместе взятое. Рагн стрелял и стрелял, попадал каждым выстрелом — но сбитые наземь бойцы снова поднимались и шли вперед. Штурмовые средства бронезащиты в проекциях ЖВО, жизненно важных органов, не пробивали даже пули 'Шелеста', а на ранения конечностей противники обращали мало внимания. Собственно, не обращали вообще, просто немного снижались их двигательные возможности. Лишь ранение в голову надежно прекращало активность единицы — но для этого нужно было сильно постараться. Титановые шлемы без забрал, с компьютерным синтезированным зрением, давали почти стопроцентную защиту. Даже откинувшаяся от попадания голова не делала уязвимой шею — воротник бронежилета сокращал открытое место до узенькой, в палец, полоски. Выцелить ее на хитроумно и очень быстро двигающемся бойце, да к тому же, остервенело огрызающемся в тебя точным огнем, представлялось делом малореальным.

Тем не менее, Рагн держался. Это казалось почти чудом — он уже полчаса водил по лабиринту тоннелей двадцать, нет, уже шестнадцать разъяренных солдат с тяжелым вооружением, каждый из которых как минимум был равен бойцу осназа. Если бы кто-то мог взглянуть на Рагна в этот момент, то увидел бы странную картину. Он как-то потемнел, почти почернел — даже под слоем боевой раскраски на лице, щеки ввалились, глаза запали, остро выступили скуловые кости, зримая худоба иссушила тело — однако моторика осталась той же. Этого не заметила Орхэи, попросту не могла, не имела достаточной подготовки, но вот какой-нибудь мастер спорта по самбо мгновенно оценил бы эти тягучую расслабленную пластику, птичью легкость движений, начало которых практически невозможно было отследить, невероятную координацию и независимые амплитуды всех частей тела...

Рагн хмурился. Противник уступал ему, но совершенно явно значительно превосходил человеческие возможности, причем сразу во многих областях — от поразительной живучести и нечувствительности к боли до той самой скорости перемещений, от которой должны были бы рваться мышцы и связки. Впрочем, сейчас определенно было не время для любопытства, исследования можно провести и на трупах. По внутреннему взору, Орхэи вышла из радиуса наблюдения, а потому не могла засечь то, что он собрался сделать — наконец скинуть приросшую маску, хотя бы на время. Рагн замер за очередным углом тоннеля, произвел некое усилие в глубине самого себя, и зрачки его внезапно налились грозовой чернотой... Он легко поднялся и бестрепетно шагнул за угол, навстречу раскаленным шквалам свинца и стали. Первый встреченный солдат не успел сделать ничего, смутная черно-серая полоса устремилась к нему, сшибла с ног и откинула на стену. От страшного удара сломался позвоночник, был размозжен затылок, но солдат почему-то еще был жив и даже оставался в сознании. Он взглянул на застывшую перед ним фигуру — и вот тут-то, наконец, пробрало даже его. Солдат глядел еще секунду, потом молча закрыл глаза и умер.

Незавидной вышла участь и почти всех остальных. Рагн быстро убил еще десятерых, перемещаясь так, что на него не успевало реагировать даже автоматическое целеуказание, потом оставшиеся грамотно перегруппировались, выделили заслон из трех явных смертников, а двое начали очень быстрое отступление, спасая драгоценную информацию. И как ни рвался Рагн вперед, как ни использовал все свои разрешенные возможности, разметать заслон ему удалось ровно с такой задержкой, чтобы парочка беглецов стала уже недосягаемой.

Он остановился над телом последнего оставшегося в живых преследователя. Тот дышал с бульканьем и хрипом из пробитых легких, на груди пузырилась розовая пена, перебитые в коленях ноги странно выгнулись в обратную сторону и периодически подергивались. По сути, это была уже агония.

— Э, не-ет, рано ты собрался, дорогой. — сказал Рагн, присел и положил ладони ему на виски. Неожиданно тот дернулся, раскрыл глаза и ясно произнес сведенными от ненависти губами:

— Ничего ты не получишь, тварь! — но при этом старательно смотрел мимо, всячески избегая пистолетных дул черных зрачков, окруженных изумрудно-зеленой радужкой невероятно насыщенного цвета. Рагн пожал плечами:

— Суждение неверно. — после чего весь напрягся, закатил глаза до сплошных белков и резко свел ладони. Это походило на какой-то фокус, руки сошлись в усилии, достаточном, чтобы сминать металл, но вместо ожидаемых красно-белых брызг раздался громкий хлопок, и на пол осыпалась кучка мельчайшего пепла. Одновременно в лицо Рагну, прямо в глаза, из-под рук бесшумно ударила толстая черная молния, похожая на негатив дугового разряда. Две секунды, три, четыре... наконец, молния угасла так же мгновенно, как и появилась. Он пошатнулся и неловко сел на пол.

— Во-от оно как. Принято к сведению, стратегия нуждается в корректировке.

Затем он вытянулся на полу во весь рост и приказал себе погрузиться в пятнадцатиминутный сон для фильтрации и усвоения полученного массива.

8.

Огромный комплекс высокопрочных сооружений, скрывавшийся под коротенькой аббревиатурой РАЦ, спал. Закончился очередной долгий день, заполненный изнурительным трудом, медленно остывала техника в ангарах, люди недвижно лежали на койках, погруженные в глубокий сон без сновидений. Их покой хранили чуткие датчики автоматических систем обороны, продолжавшие неустанно бдить и наблюдать, вливая в бездонные закрома n-домена потоки собранной информации. Бодрствовали лишь немногочисленные дежурные смены операторов за пультами ЦБУ, реакторной, контроля периметра и прочих мест, где служба не могла быть прекращена ни на секунду. В зале боевого управления неторопливо коротали время за разговором несколько дежурных.

— Самый суровый из добытчиков — это Егор Зароев.

— Что, даже суровей Мокрецкого?

— Гораздо. Понимаешь, Мокрецкий и все остальные — они охотники-таежники. Инстинкты еще от кроманьонцев, теплая кровь, сырая печень с ножа и все такое. А Егор не охотится, он ходит в лес убивать. Смотрит через спутник в ИК-диапазоне, где слоси потолще ходят, потом берет 'Взломщика' с тепловизором, едет туда, убивает одной пулей и сдает на кухню. И все это быстро так, по-деловому, без пауз. По-моему, он просто ставит в уме галочку 'норма выполнена', после чего занимается дальше. С ним уже никто не ходит, народ побаивается. Вдруг р-раз — и тебя так же, без эмоций?